– Фу-у-у… – потряс он головой, сел и тут же охнул.
Болело все: бока, спина, ноги, руки, даже задница.
– Сейчас пройдет, сейчас пройдет… – суетился Чачич, делая ему укол.
Калита задышал ровнее. Боль отступала. "Если бы не броня "булат", – подумал он, – от меня бы ничего не осталось", и спросил первым делом:
– Где Дубасов?
– Живой Дубасов, живой, – ответил Чачич. – Со старухой разбирается.
– С какой старухой? – удивился Калита.
– Старуху не убило… – потерянным голосом сообщил Жора.
– Значит, это не старуха! – Калита попробовал было подняться. – Черт знает что, из огня да в полымя!
– Правильно, не старуха, – согласился Чачич, поднося к губам Калиты фляжку с водой. – Скорее всего, "трикстер". Я сталкивался с ними еще вовремя аварии на ЧАЭС. Один из них возник у нас даже на борту вертолета. Мы тогда посчитали это галлюцинацией. Фотонная штучка. Их тогда много было, этих проявлений. Никто их не изучал.
Калита заставил себя подняться. Постанывая, то и дело замирая, он утвердился на ногах. Промедол слабо действовал. Утихшая было боль снова дала о себе знать.
Улицу трудно было узнать. Она попросту исчезла, так же, как и вышки – все вымело взрывами. А черная стена стояла по-прежнему. Между глубокими воронками, над которыми курился дымок, торчали "старуха-трикстер" и Дубасов.
– Что он там делает? – с тревогой спросил Калита.
– Выспрашивает, – пояснил Жора.
– Что он может выспросить у фантома? – удивился Калита.
– Не скажите, Андрей Павлович, эти "трикстеры" вполне разумны. Лучше спросите у меня, что я увидел на вышке. – Жора выжидательно улыбнулся.
– Жора, что ты увидел на вышке? – с невольной улыбкой поинтересовался Калита: уж слишком восторженным выглядел Жора.
– Есть такая ловушка "красная зарубка" или "зарубка судьбы". Очень редкая штука. В основном она окружала реактор.
– Ну и-и-и?.. – нетерпеливо спросил Калита, чтобы прервать его занудную лекцию.
– А то, Андрей Павлович, что ловушка есть, а реактора нет.
– Да, странно, – согласился Калита, со все нарастающей тревогой наблюдая за Дубасовым.
""Красная зарубка", "зарубка судьбы"", – вспоминал он. И вдруг его осенило: это же знак опасности. Все, кто ее видел, погибли. Она появилась минут за сорок до Выброса. В воздухе возникли кровавые зарубки. "Я тогда думал, что это галлюцинации. Теперь-то с появлением Дыры, мы сообразили, что это вневременные проявления, связанные с черной материей, капли которой просачивались в нашу реальность. Может быть, из-за этого и произошла чернобыльская катастрофа? А мы – реактор! Реактор!"
– Но это еще не главное, – сказал Жора, припасая что-то напоследок.
– А что главное?
– Охранник-то был американским морпехом.
– Да ты что?! – удивился Чачич.
– Видать, они эту стену обложили по всем правилам, а потом что-то произошло, и появились "красные зарубки".
– Наверное, и техника от этого взбесилась? – предположил Чачич.
– Ну да, – согласился Калита. – Очень похоже на катастрофу четвертого реактора. Получается, что техника сбежала и стала воевать сама с собой?
– Что-то вроде того, – согласился Калита.
Но тему они развить не успели. Дубасов махнул рукой: мол, все нормально.
– Командир, – услышал в наушниках Калита, – все нормально. Баба-яга приглашает нас в гости.
– Какая баба-яга? – безмерно удивился Калита.
– Да вот она стоит.
Калита издали увидел, что Дубасов показывает на старуху.
– Собирай-ка манатки и мотай оттуда! – приказал Калита.
Сколько раз его спасала казалось бы излишняя осторожность. Но ведь спасала! Значит, кое-что понял и кое-чему научил.
– Командир, ты не понял: она нас проведет в Сердце Дыры.
– Куда? – еще больше удивился Калита.
– Ну мы же хотели найти "шар желаний"?
– Ладно, поменьше болтай. Я не знаю, что такое Сердце Дыры.
– А вот она, – Дубасов показал на черную стену. – Сквозь нее мы не пройдем без помощи бабушки.
– Не пройдете, милок, – услышал в наушниках Калита старушечий голос и обернулся за советом.
Дубасов и Жора, конечно же, все слышали.
– Налет может повториться, – тихо предупредил Чачич, оглядываясь туда, откуда прилетели вертолеты, а потом и ракеты.
– Все равно нам нужно туда попасть, – добавил Жора. – Какая разница, с кем?
Жоре Калита доверял меньше всего. Интуиция у него была под пятой секса и импульсивности суждений. Молод еще был Жора для принятия взвешенных решений. Но на этот раз Калита его послушал. "Устами младенца глаголет истина", – подумал Калита и стал выбираться из развалин.
– Вот это по-нашему, вот это хорошо, – прокомментировал Жора.
"Ох, и рано радуешься, ох, твоими бы устами да мед пить", – подумал Калита, но ничего не сказал. А еще он подумал, что они этот вход сами бы нашли. Правда, американцы тоже не нашли, а только понаставили вышки. Так что Жора, похоже, прав.
– Не нашли, – словно угадав его мысли, ответил Дубасов. – Эта штука непроницаема. Даже американские ракеты с ней ничего не могли сделать.
– Нечего меня уговаривать, – буркнул Калита. – Все это попахивает большой авантюрой. Держите уши на макушке, крутите головами и думайте. Учил я вас интуиции или нет?
– Но вы же сами говорили, что интуиция не терпит догм? – напомнил Жора, помогая Калите преодолеть последний кирпичный завал перед дорогой, выметенной взрывами.
"Я просто за вас всех боюсь", – подумал Калита и ничего не ответил.
– Между прочим, – сказал Дубасов, – следы экспедиции, которые мы искали, вели именно сюда.
– Это ничего не значит, – сказал Калита. – Сердце Дыры могло возникнуть уже после экспедиции. Может, это и есть та Глобула, о которой так спорили наши ученые? И она не за миллиарды солнечных лет от нас, а здесь, рядом.
Старуха оказалась классической бабой-ягой: в платке, из-под которого торчали седые лохмы, в длинной развевающейся юбке и почему-то в солдатских ботинках времен НЭПа. Вот блузка на ней была странная – словно из какого-то модного бутика, с блестками и яркой расцветки.
– Здравствуй, красный командир, – сказала она.
У Калиты глаза полезли на лоб. Дубасов за спиной бабы-яги подавал ему знаки, чтобы он ничему не удивлялся. "Должно быть, бабуля из той, коммунистической эпохи, или даже из времен Гражданской войны", – решил Калита и ответил:
– Здравствуйте, здравствуйте. Извините, как вас по имени-отчеству?
– Марья Ивановна, – прокаркала старуха.
– Очень приятно, – сказал Калита. – А где же вы живете, Марья Ивановна?
– Как где? Вестимо! Вот там и живу, – старуха показала на стену. – Я вас сейчас накормлю горячей картошечкой, и первачок у меня есть, и баньку сварганю.
– Баньку – это хорошо! – воскликнул Дубасов и оглянулся на Калиту, мол, как я все организовал!
И так он это здорово сделал, и так было заманчиво попариться, что даже недоверчивый Калита расслабился. Перспектива смыть с себя грязь и пот показалась ему очень даже привлекательной.
Марья Ивановна подошла к черной стене. Они, как цыплята, – за ней. Калите это все страшно не нравилось. Не любил он непонятных вещей, когда от тебя ничего не зависит. "А кто любит? Покажите мне этого человека", – думал он.
– Вы, соколики, не бойтесь, – сказала старуха. – Я вас своим пояском повяжу, а то как бы чего не вышло.
С этими словами она сняла поясок. Жора едва не брякнул, мол, короткий же! Но она этим коротким пояском их обвязала и повела, бормоча что-то себе под нос. Калита прислушался. "Наш просветленный взор проникнет в самую природу вещей, которые отныне станут для вас подобием множества сказочных миров, воздушных и неосязаемых. Так проявляется наш выбор сущего, истинная цель нашего желания. Да сбудется оно!"
"Да это же классическое заклинание для прохода сквозь", – сообразил Калита в тот момент, когда стена раздвинулась, пропуская их через свое нутро.
То, что не могли пробить американские ракеты, разрушить танки и продырявить вертолеты, они с легкостью прошли, обвязанные пояском бабы-яги по имени Марья Ивановна. Стена показалась Калите до неприличия тонкой – как оконное стекло. Позже выяснилось, что Жора шел через длинный туннель, а Дубасов вообще почему-то считал, что они высоко-высоко прыгнули и плавно приземлились.
За стеной простирался все тот же пейзаж разрушенного города, только чувствовалось присутствие людей, потому что тянуло гарью, слышались глухие разрывы, на горизонте до самого неба поднимались дымы. Вдалеке пролетели три МИ-24, строча из пушки и выпуская неуправляемые ракеты. Чачичу захотелось сделаться маленьким и незаметным, потому что он один знал на собственном опыте, что такое вертолетная атака.
– Бабушка, у вас что война здесь? – спросил Калита.
– Так война у нас, почитай, сто лет. Мы на нее уже внимания не обращаем.
– А кто с кем воюет и из-за чего? – спросил Дубасов.
– Вестимо кто. Энти, как их? Пришельцы с коммунистами. Вы тоже коммунисты?
– Нет, Марья Ивановна. Мы были коммунистами, – сказал Калита, невольно припомнив, как его принимали в партию. Было эти черт знает когда. "Когда я был зеленым и глупым, как Жора, – подумал он. – И когда я только-только пришел на ЧАЭС".
– А воюют за "шар желаний".
– А какой сейчас год? – спросил Калита.
Его осенила страшная догадка. "Неужели мы попали в прошлое? Ну да", – подумал он, оглянувшись: стены как не бывало. Изнутри ее видно не было. Изнутри стена казалась прозрачной. Он потрогал ее. Действительно, на ощупь она оказалась, как холодное стекло.
– Так у нас же нет времени, – прошамкала старуха. – Отменили его давным-давно вместе с продналогом. Вот мы и пришли!
"Ну да, – подумал Калита с удивлением, – чего еще можно было ожидать?" Они стояли перед классической избушкой на курьих ножках. Избушка эта переминалась с ноги на ногу и даже, кажись, добродушно кудахтала.
– Вы не смотрите, что она неказиста. Внутри она даже очень уютная, – пояснила Марья Ивановна, поднимаясь по скрипучей лестнице, а они вчетвером – за ней.
Поясок, между прочим, она с них так и не сняла. Калита потом долго гадал, было ли это главной причиной их безропотного подчинения, или нет.
– А почему избушку не разбомбило? – не очень вежливо поинтересовался Жора, оглянувшись на унылый пейзаж, который на горизонте украсила парочка-другая огненных разрывов, и пронеслись какие-то черные самолеты.
Вокруг, сколько хватало глаз, тянулись дымящиеся развалины. Только избушка торчала у всех на виду.
– Кто ж ее разбомбит? – удивилась старуха. – Она ж волшебная, – и распахнула скрипучую дверь. – Проходите, гости дорогие, проходите. Стол уже накрыт. Скатерть-самобранка расстелена.
Они шагнули в темную прихожую, а когда дверь за ними захлопнулась, то поняли, что очутились в каком-то овраге. Была ранняя осень, и татарник, росший поверху, краснел фиолетовыми цветами. И было утро, потому что на траве лежала холодная роса. "Трикстера" по имени Мария Ивановна, конечно, рядом не было и в помине, и избушки на курьих ножках тоже.
– Ты о чем расспрашивал старуху? – поинтересовался Калита.
– Ни о чем… – упавшим голосом ответил Дубасов. – Спросил, далеко ли до "шара желаний".
– Далеко? – иронически спросил Калита, взглянув еще раз на гребень оврага.
– Андрей Павлович, ты же понимаешь… – начал оправдываться Дубасов.
Жора тоже добавил:
– Шли себе мирно, шли… А теперь?!
* * *
Первым проснулся Гайдабуров и потянулся к "лекарству":
– Голова болит…
– А рецепт у тебя есть? – ухмыляясь, спросил Березин, налил ему полстакана спирта и себя, любимого, не обидел.
– Хорошая у меня болячка, – пошутил Гайдабуров, чокаясь, а потом закусывая тушенкой. – Век бы так болеть, – и взглянул в зеркало: уменьшилась или не уменьшилась тень на лице? Но лицо, конечно же, не посветлело. "Хорошо, хоть не потемнело", – успокоил он себя, потому что видел людей в последней стадии заболевания. Лица у них были абсолютно плоскими, черными и бездонными. И были эти люди не умнее травки, но генерала Лаптева слушались беспрекословно.
Был он женат. Хорошо, хоть жена верной оказалась и ждала, как правильная армейская подруга. "Мне бы только вылечиться, – мечтал он. – Уйду из армии, стану фермером. Буду работать на земле. Лошадей заведу, кур. Буду холостить хряков и стричь овец. Чем не жизнь после такого кошмара? А?"
– Типун тебе на язык, – Березин влил в себя, как в цистерну, спирт, вздрогнув от пяток до макушки. – Не обязательно. Я вот пью, и не болею.
Спирта у них было немерено. Таким количеством спирта можно было напоить средний городок, и еще бы осталось на опохмелку. Тушенка, рыбные консервы всех видов, масло в банках, колбаса, сгущенка, вобла и много еще чего – всем этим было завалено полмашины.
Березин просто засовывал руку в эту кучу, что-то вытаскивал, а потом восторженно кричал:
– Оба-на! А это мы еще не пробовали!
Богатство досталось им очень просто. Перед тем, как покинуть военный городок, они ворвались на территорию складов и не разбирая, хватали все, что попадется под руки, пока не опомнились синие человеки и не стали палить почем зря.
– Все равно все разбомбят, – сказал Бараско, забрасывая в кунг последний ящик с баночным пивом.
Он вел вездеход РПН. Они менялись с Березиным через каждые три часа. Костя после всех приключений спал часов двадцать кряду. Они уже раз пять останавливались "до ветра", раза два бегали за водой к ближайшей речке или ручью. Даже сварганили жирный и густой, как оконная замазка, суп. И тут же сожрали его. А Костя продолжал спать.
Дорога становилась все паскуднее. Не дорога, а сплошные зубы дракона. Поэтому скорость была черепашьей. К тому времени, когда они взобрались на перевал, солнце два раза присаживалось над горизонтом. Заметно похолодало. Дорогу перегораживали языки грязного льда. В пропастях голубели озера. Снежные заряды прилетали все чаще и чаще. Внезапно на севере до небес поднялось зарево. Земля под ногами вздрогнула. Через минуту донеслись раскаты, похожие на гром, а потом пришла ударная волна вместе со снегом.
– Капец комплексу… – прослезился Березин и капнул себе спирта, не запивая, прямо в рот.
Бараско остановил вездеход РПН, и они выпили. Наконец проснулся Костя. Сел, посмотрел на их печальные морды и спросил:
– Про меня забыли? За что пьем?
Ему тоже налили, объяснив причину застолья.
– Хороший был генерал, – весело заметил Костя, но сразу помрачнел, вспомнив о своем горе.
– Хороший, – согласился Березин, – только долго меня жизни учил.
– А меня… а меня… – Костя всхлипнул и схватился за раненую руку, – а меня в зомби превратил. Что я теперь маме скажу? И на работе не признают.
Он даже подумал об Ирке, которой пренебрегал два года и у которой были обалденные ноги. И понял, что для Ирки он теперь не то что не жених, а она с ним даже на самую туфтовую тусовку не пойдет. Хотя, с другой стороны, у кого есть жених без лица? В этом вопросе следовало еще разобраться.
Костя с надеждой посмотрел на себя в зеркало. Березин с Бараско тяжело вздохнули и тактично потупились.
– Костя, ну чего ты волнуешься? – успокоил Березин. – Вот майор уже белеть стал.
– Да, – согласился Гайдабуров. – Говорят, что эта болячка теперь в Европе лечится, называется то ли туляремия, то ли тулямия, не помню.
– Чем лечиться-то? – неудачно пошутил Бараско. – Спиртом?
– А-а-а… – вздохнул Костя, – вам-то хорошо говорить…
И такая у него тоска прозвучала в голосе, что Березин воскликнул:
– Ну хочешь?! Хочешь?! Обними меня! Черт с этой душой, и я тоже буду монстром!
– Иди ты к черту! – сказал Костя и посмотрел в окно, где до горизонта простилалась холодная унылая пустыня.
Они выпили еще: Бараско и Березин – для профилактики, Костя и Гайдабуров – в лечебных целях.
Костя отвернулся к стене и стал ждать, когда у него возникнет непреодолимое желание обнять кого-нибудь. Но в организме ничего не происходило, только в носу чесалось, и Костя пару раз чихнул. "Интересно, Гайдабуров чихает?" – подумал он и прислушался. Нет, не чихает, а храпит, как пожарник, демонстрируя железную психику. Костя даже позавидовал ему. "Мне бы такую", – подумал он, и постепенно от спирта и монотонности движения уснул.
Через час Березин сменил Бараско и спросил:
– А куда мы, собственно, едем?
– Как куда? – удивился Бараско. – Мы же все время об этом говорили. За "шаром желаний".
– Это неплохо, – быстро сообразил Березин. – Попрошу всемирной славы, – принялся вслух мечтать он. – Пусть меня переведут на сто двадцать пять языков мира, включая папуасский. А? Ха-ха-ха! – и сам же удивился собственным фантазиям.
– Кто ж спорит, – добродушно хмыкнул Бараско.
– А они?.. – мотнул головой Березин в сторону кунга.
– А что они?..
Бараско на мгновение заподозрил Березина в намерении зарезать обоих. Но тут же прогнал эту мысль. Все-таки как-никак Гайдабуров – друг Березина.
– Спирт рано или поздно кончится. Озвереют на пару, мало не покажется.
Бараско удрученно вздохнул:
– Черт его знает. Может, как раз "шар желаний" и спасет?
– Тоже правильно, – согласился Березин. – Значит, за "шаром желаний"?
– За ним, родимым, – сказал Бараско и велел переключить на третью передачу, потому что дорога стала лучше.
За перевалом начался спуск. Если бы Березин в свое время не попотел на полигонах, если бы не крутил баранку до мозолей, то не справился бы с вездеходом РПН. Было это, когда Березин ходил в лейтенантах, а генерал Лаптев не слезал с него живого, пока Березин не сдал все нормативы по вождению. Так что Федор Дмитриевич знал возможности машины, как хороший батюшка – требник.
После перевала дорога стала еще лучше, и пейзаж изменился. Появились ели, правда, убогие, как вся природа вокруг. Но зато берега горной реки сплошь были покрыты стлаником.
В виду морской базы Березин выскочил на трассу и выжал из вездехода РПН все, на что тот был способен. Костя проснулся оттого, что трясти перестало, и сел на место пассажира.
– О! – удивился Березин, – Да ты вроде как посвежел.
Костя посмотрел на себя в зеркало заднего обзора. Действительно, сон пошел ему на пользу. Пропали темные круги под глазами, да и сами глаза стали яркими и блестели. Лоб посветлел, и усы, которыми Костя так гордился, воинственно торчали в разные стороны. Костя их пригладил и отвернулся, боясь сглазить судьбу.
В этот момент они и влетели на всем ходу в черный "аттракт". Удар был смягчен тем, что вездеход РПН протащило еще метров тридцать.
Костя повис до пояса в люке стрелка. Березин едва не сломал себе руку, но сумел вытащить Костю за волосы, к счастью, не коснувшись поверхности "аттракта", с виду совершенно не похожего на опасную субстанцию.