- Брат Тиро, я был бы рад поприветствовать твоих воинов в своих рядах, но ты должен услышать еще кое-что, прежде чем примешь решение. Я собираюсь выступить против примарха. Да, говорят, что он самый мелкий щенок из помета, - но он все же примарх.
- И что же я должен услышать?
Медузон постучал пальцем по подбородку.
- Ты когда-нибудь слышал термин "доппельгангер"?
- Нет.
- Я слышал, - подал голос Шарроукин. - Это тевтонское слово со Старой Земли. Оно означает "бродячий двойник". Близнец. Мы использовали доппельгангеров в шахтах, когда хотели обмануть ударные группы надсмотрщиков. Благодаря этому они не могли знать точно, куда был направлен главный удар примарха Коракса.
- Именно, - подтвердил Медузон и щелкнул железными пальцами с такой силой, что высек искру. Он подошел к стойке с подвешенными на проволоке боевыми сервиторами - безжизненными манекенами из плоти, которые были вооружены различными клинками и бластганами для ближнего боя. Завершая обход вокруг дуэльной клетки, он потянул одно полуорганическое, полумеханическое существо за собой и выставил его перед собой, как доказательство.
- Одной из последних вещей, которые мы узнали от Криптоса перед тем, как он взорвался, была привычка Альфария использовать доппельгангеров, чтобы сбивать охотников вроде нас со следа, - сказал Медузон. - Он пытается скрыться за сетью тайн, как за плащом-невидимкой.
Медузон опять издал смех, похожий на предсмертный хрип.
- Говорят, даже его собственный легион не знает, где он сейчас.
Тиро чувствовал тяжесть надежд, которые возлагали на него Железнорукие, стоявшими в тренировочном зале. Они этого жаждали. Они в этом нуждались.
Медузон постучал по клятвенной печати на своем наплечнике, и Тиро обратил внимание на символ гидры, оттиснутый на воске. Одна из ее многочисленных голов была отрублена.
- Я поклялся завершить эту миссию, - добавил Медузон, - но нет ничего постыдного для тебя и твоих воинов в том, чтобы продолжать сражаться как раньше.
Тиро понимал, что это так, но когда еще представится такой шанс навредить предателям? Но когда он уже составлял фразу, которая свяжет его с Медузоном, предостережение Шарроукина впилось в сознание, как шальной осколок металла впивается в руку кузнеца.
Нет, для этого решения требовалось мнение кого-то более опытного, чем любой из присутствующих здесь.
- Я сообщу о твоей миссии капитану Брантану, - сказал он.
- Это совсем не обязательно, - говорил Сайбус, пока они шли к криоусыпальнице капитана. - И так ясно, что нам следует делать. Ты же знаешь, что я прав. Таматика, скажи ему.
Услышав свое имя, Железорожденный поднял взгляд.
Он кивнул, и Тиро понял, что Тоик и Нумен тоже поддерживали Сайбуса.
- Ты наверняка действительно прав, Вермана, - ответил Таматика, - но Ульрах Брантан - все еще капитан этого корабля. Он обязан знать, что на кону.
- Ты знаешь, что он скажет.
- Да, думаю, что знаю, - сказал Тиро. - Но услышу я это от него, а не от тебя.
Сайбус погрузился в задумчивое молчание, когда перед ними раскрылись противовзрывные двери. Гаруда, следовавший за ними на всем пути, влетел в выкатившееся на них облако ледяного тумана.
Тиро последовал за птицей, и удар холода показался физическим.
Ему подумалось, что таким должен был быть Фенрис. Лед на Медузе не был редкостью - но ничего, похожего на условия, которыми бахвалились сыны Русса.
Хотя, по правде говоря, холодный воздух Тиро уже не беспокоил. На его теле оставалось слишком мало плоти, которая могла мерзнуть. Многочисленные химерические аугментации, которым он и Вермана подвергли себя за десятилетия, сделалиих неуязвимыми к большинству слабостей плоти.
Но даже столетия тренировок, дисциплинированности и биоулучшений не могли полностью выжечь слабость духа.
Гаруда сидел на увешанной сосульками трубе под потолком и смотрел сверху вниз на Тарсу, согнувшегося над открытой панелью в стене покрытого инеем контейнера, в котором лежал Брантан. Зубчатые зажимы связывали пучки мигающих светодиодов и оголенных проводов.
- Какая-то проблема? - спросил Тиро.
Тарса поднял взгляд на вошедших Железных Рук и пожал плечами.
- Не больше, чем обычно, - ответил он, вытягивая из механизма под контейнером многочисленные тяжелые кабели. - Нужно наполнить резервуары с жидкостью, зарядить конденсаторы и заменить сгоревшие провода. На поддержание в капитане жизни уходит много сил и ресурсов.
- Цена не имеет значения, - сказал Тиро.
Апотекарий кивнул и воткнул кабели в устройства, назначение которых Тиро себе даже представить не мог. Показалось, что гул контейнера сменил тональность, но он не мог быть уверен.
Однажды, в редкую минуту самокритики, Тиро рассказал неподвижному телу Брантана о своих сомнениях. О том, что считал себя недостойным командовать экипажем "Сизифея". Воспоминание о разговоре до сих пор преследовало его, и каждое мгновение с той поры было посвящено попыткам доказать ошибочность тех полных жалости к себе слов.
Септ Тоик прошел мимо Тиро, встал к ногам заледеневшей тюрьмы Брантана и взглянул на капитана. Кожа на его лице была красной и блестящей после воздействия радиации. Шрамы, оставленные ему мечником из Третьего легиона, до сих пор выглядели болезненно. Он стоически сносил повреждения, однако напряженное выражение и налитые кровью глаза выдавали его страдания.
- Ты должен мне показаться, Септ, - сказал Тарса.
Тоик кашлянул и покачал головой, словно та кружилась.
- Нет нужды, апотекарий, - ответил он, выпрямившись и взмахом руки отсылая Тарсу прочь. - Я достаточно здоров, чтобы исполнять свои обязанности.
- Оставь его, - сказал Сайбус. - у нас есть дела поважнее ожогов Тоика.
Вермана Сайбус был умелым и отважным воином, превосходно показывавшим себя в боях, но между сражениями в нем не находилось и следа эмпатии.
Однако в данном случае Сайбус был абсолютно прав.
- Сколько у нас будет времени, апотекарий Тарса? - спросил он.
- Две минуты, - ответил Саламандр. - Плюс-минус.
- Это больше обычного.
- Вопреки здравому смыслу, все приборы показывают, что повреждения капитана Брантана излечиваются, - сказал Тарса. - Похоже, он начинает выигрывать в битве за жизнь.
- Железное Сердце? - спросил Тиро.
- Возможно.
Тиро заглянул под сеть изморози, покрывавшей изогнутое стекло. Лицо Ульраха Брантана замерло в последнем мгновении бодрствования. В нем не было ничего живого - как у восковой фигуры или у сервитора, которому выдрали из головы дата-диск.
- Ты же говорил, что оно его убивает?
- Оно убивало. Во всяком случае, я так думал.
- Но ты не знаешь? - спросил Сайбус. - Ты ведь чертов апотекарий!
Для воина, в чьих венах текла раскаленная кровь Ноктюрна, Атеш Тарса отреагировал на враждебность на удивление спокойно. Он ответил на взгляд ветерана собственным кроваво-красным взглядом, и первым отвел глаза Сайбус.
- Железное Сердце старше Империума на тысячи лет, - ответил Тарса. - То, как оно взаимодействует с организмом легионера, - тайна, раскрыть которую способен лишь Император, возлюбленный всеми.
Но Сайбус не собирался оставлять неопределенность касательно судьбы капитана.
- А ты что скажешь, Таматика? - поинтересовался он и указал на кибер-орла. - Ты и раньше сталкивался с артефактами из Земли Теней.
Таматика посмотрел на птицу, после чего вернулся к изучению Брантана. Он сжал губы и задумчиво постучал пальцами по подбородку.
- Сталкивался, да, - отозвался он. - Но тут даже мой опыт ничего не подсказывает.
Таматика повернулся к Тарсе:
- Возможно, раз капитан излечивается, получится отсоединить устройство и изучить его.
- Отсоединить? Исключено. Вы его убьете.
Таматика пожал плечами:
- В таком случае я не могу предоставить никакого объяснения.
- Забудьте про объяснения, - бросил Тиро. - Мы пришли сюда, чтобы поговорить с капитаном. Разбуди его.
Тарса наклонился к контейнеру и вставил активационный ключ из нартециума. Из бока криокамеры выдвинулась панель с несколькими костно-белыми бегунками и зубчатыми круговыми шкалами из черного пластека.
- Отключаю стазис-поле, - произнес он, ставя ручку крайней левой шкалы на нулевое значение.
Поле, удерживавшее Ульраха Брантана в закрытом пространстве вне времени, было невидимым, но Тиро сразу понял, когда его отключили. Наружу хлынул воздух из прошлого - холодный, застоявшийся и наполненный вонью разложения. Хоть Тарса и говорил об излечении, тело капитана оставалось искалечено.
- Поднимаю центральную температуру тела.
Иней на коже капитана растаял, и вода побежала по щекам, как слезы. Черты лица смягчились, а коже частично вернулся цвет, когда по телу снова потекла кровь. Эта же кровь вязкими сгустками сочилась из ран на груди и культей, оставшихся от бедер.
Глаза под веками задвигались. Он приоткрыл рот, и воздух над лицом заволокло зловонным паром.
- Мозговая активность возрастает, - произнес Тарса, следя за потоком данных на экранах, вставленных в стальные бока контейнера. - Амплитуда альфа-волн в пределах нормы. Активность тета-волн увеличивается. Нейронная осцилляция стремительно ускоряется. Можете говорить, он вас услышит.
- Ульрах, - заговорил Тиро. - Кое-что произош…
- Мы потерпели неудачу.
Отфильтрованный голос Ульраха Брантана вызывал у Тиро неизменную дрожь ужаса. Он шел из места, полного боли невообразимой, всеохватной и, как ему, должно быть, казалось, засевшей внутри на целую вечность. Он говорил о пытках, с которыми никто не должен сталкиваться.
Тиро знал с прошлых сеансов, что первые мгновения пробуждения часто были для Брантана тяжелыми: его разум восстанавливался из беспорядочных фрагментов, борясь с агонией, путающей мысли. Тиро мог только продолжать.
- Капитан, мы вышли на связь с Медузоном из клана Сорргол, - сказал Тиро. - Он планирует миссию и нуждается в нашей помощи.
Голова Брантана металась на заляпанной кровью циновке. Поток крови из искалеченных конечностей не ослабевал.
- Мы потерпели неудачу. Сперва на Исстване, а потом на Йидрисе.
- Нет, нас предали, - ответил Тиро, хватаясь за край контейнера. Жар от его железной руки проплавил во льду глубокие борозды. - Магистр войны всех нас предал.
- Мы больше не достойны. Ангел Экстерминатус родился, и бессчетные поколения будут вечно проклинать наши имена.
Тиро и Сайбус обменялись взглядами. Они ожидали от своего капитана чего угодно, но не самообвинений. Может, ярость и жажду возмездия - только не зловещих пророческих слов.
- Медузон считает, что нам следует объединиться, - сказал Тиро. - Я хотел бы услышать ваше мнение.
Брантан повернул голову к Тиро.
- Объединиться? Зачем?
- Он верит, что мы можем убить Альфария.
- Убить Альфария?
- Да.
- Убить примарха…
- Мы отомстим, - сказал Сайбус, вставая у контейнера рядом с Тиро и вкладывая в слова всю свою ненависть и боль. - Не Фениксийцу, но придет и его время.
Брантан открыл глаза: ввалившиеся и мутные, с красными прожилками от лопнувших сосудов и некрозной желтизной. Тиро увидел в них безумие и отшатнулся. За ввалившимися глазами царило помешательство.
- Отомстим… Да, отомстим. Наше спасение - в крови.
- Тридцать секунд, - напомнил Тарса.
Тиро собрался с мыслями. Он видел в Брантане боль и отчаянную жажду мести и не хотел следовать мнению человека, чей разум был разрушен мучениями и вечностью самообвинений.
Он почувствовал на себе взгляд Тарсы и заметил, что ядовитая ярость в глазах Брантана ужаснула его не меньше.
Между ними возникло молчаливое взаимопонимание.
Слезы на щеках Брантана замерзли мгновенно, но перед тем, как его поглотила ледяная вечность, он успел отдать последний приказ:
- Сделайте это. Убейте Альфария и выжгите слабость, приведшую нас к поражению.
Глава 6
Цель / Расследования / Растворившийся во тьме
Воздух кузницы дрожал от жара и сверкал ярко-оранжевыми огоньками искр. В адском пламени горнов перерабатывали сталь, снятую с "Зета Моргальда".
Ручьи расплавленного металла стекали в литейные формы для оружия, и обнаженные по пояс Железнорукие работали кузнечными молотами у почерневших от огня наковален. Дым с шипением поднимался от воды, которая была слишком несвежей для закалки, отчего опытные мастера говорили, что в металл подмешивается слабость.
Грязные от копоти знамена, на каждом из которых красовались символы мастеров-оружейников, трепетали в восходящих потоках горячего воздуха. Когда-то кессонные стены кузницы были увешаны великолепными работами этих мастеров - воинов, создававших в этом обжигающем жаре настоящие чудеса из металла. Когда-то в этих стенах гремели песни, становившиеся частью каждого шедевра.
Теперь не было ничего, что могло бы стряхнуть со знамен копоть; песни умолкли, а чудес почти не осталось.
Позади грохотавших молотками кузнецов у наковальни работали двое, окруженные ореолом красноватого света. Как и Железнорукие, они были обнажены по пояс, но на этом сходство заканчивалось.
У Никоны Шарроукина была алебастрово-белая кожа, и только прядь блестящих черных волос, собранная в короткий хвост, показывала, что он не альбинос. Миндалевидные глаза на орлином лице почти не отражали свет горна и летящие искры.
Атеш Тарса был его полной противоположностью, с темной кожей, красными глазами и бритой головой, напоминающей шар из черного обсидиана. И в отличие от Шарроукина, сын Ноктюрна в этой обстановке чувствовал себя как дома.
Два дня оставалось до прибытия Железных Рук в пункт, найденный Сабиком Велундом в астронавигационном журнале "Моргельда". После встречи "Железного Сердца" и "Сизифея" Шарроукин и Тарса проводили время за тренировками, спаррингами и, как теперь, ковкой.
Тарса держал на наковальне светящийся оранжевым клинок меча, в то время как Шарроукин обрабатывал металл молотом.
- Осторожно, - предупредил его Тарса. - Не погни края. Ты потратил два дня на то, чтобы прокалить и выпрямить сталь. Жаль будет ее выбрасывать.
- Как получилось, что апотекарий разбирается не только в тайнах плоти, но и в тайнах стали? - спросил Шарроукин.
- У всех сынов Ноктюрна есть тяга к кузнечному делу. Мои умения достаточно посредственны.
Ограниченность познаний в металлургии не мешала Шарроукину понимать, что Тарса к себе несправедлив. Но он не видел смысла спорить. Саламандр был скромным воином и предпочитал, чтобы его способности говорили все сами.
- Лучше, чем у меня.
- Они у наковальни лучше, чем у тебя, - ответил Тарса, но желания обидеть в голосе не было. Он покачал головой. - А ведь в шахтах родился.
- Я был из соляных, - ответил Шарроукин. Его челюсть напряглась, а молот говорил о глубоко укоренившейся злости. - Как только я научился ходить, меня отправили в приливные бассейны в самых глубоких пещерах Ликея. Я и еще сотня детей целыми днями соскребали с камней кристаллы с помощью затупленных кирок. Фабрики по производству инструментов добавляли эту соль в воду для закалки.
Тарса кивнул, переворачивая клинок.
- Соленая вода лучше проводит тепло, и сталь с ней получается тверже, чем с чистой. Однако немногим инструментам нужна подобная твердость. Работа, должно быть, была опасной.
- Да, - сказал Шарроукин. - Дети постоянно тонули. Порой вода внезапно возвращалась в пещеры. И была поговорка, что лучшая соль получается из костей.
- Довольно обработки молотом, - сказал Тарса, убирая клинок из-под ударов Шарроукина. - Иначе лезвие затупится.
Саламандр поднял клинок за стержень и осмотрел кромку лезвия.
- Симметрия не идеальна, но деформации нет.
- Пойдет?
Тарса опять кивнул и передал клинок Шарроукину, который вытер его начисто, после чего принялся шлифовать мелкозернистой пемзой.
- Полируй клинок, пока он не начнет блестеть синим, как летний вечер.
- Я не видел солнца до тринадцати лет, - сказал Шарроукин.
- Тогда представь синюю броню Восьмого легиона.
- Мне больше нравится представлять ее красной от их крови.
- Красный ты получишь при закалке.
Шарроукин положил клинок на наковальню.
- Один выпад - и лезвие становится красным. Мне это нравится.
- Если хочешь, я могу изготовить тебе рукоять.
- Это будет честью для меня, Атеш, - ответил Шарроукин.
- Нет, для меня, Никона, - сказал Тарса.
- Только что-нибудь простое. Я не любитель вычурного оружия.
- Две пластины из лакированного черного дерева?
- Отлично, - ответил Шарроукин. - Прости, сегодня душа к ковке не лежит.
- Тебя все еще беспокоит миссия?
Шарроукин посмотрел через плечо на трудящихся Железноруких. Под покровом пара и на фоне пламени из горнов они казались какими-то гротескными чудовищами, ограми из пещер.
- Да, она меня все еще беспокоит.
- Ты не считаешь ее хорошей? - спросил Тарса, беря пемзу и придавая лезвие еще большую остроту.
- В том и проблема, она слишком хорошая, - ответил Шарроукин.
- "Око за око" - подход древний, как само время, - заметил Тарса. - И согласись, есть в нем некое оперное величие.
- Оперное? - приподнял бровь Шарроукин.
- Среди летописцев Сто пятьдесят четвертого экспедиционного флота было немало драматургов и поэтов. Я имел честь присутствовать на постановке "Симфонии изгнанной ночи". Сцену, в которой кардинала Танга отправляют в заключение на Нуса Камбаган, и его убивают те, кто когда-то пострадал от него, многие считают ярчайшим примером ранней имперской политики.
- Я рад, что ты любишь оперу, но суть в том, что миссия дает Железным Рукам именно то, что они хотят, - сказал Шарроукин. - А возможность убить Альфария? Едва ли перед Десятым когда-либо встанет лучшая задача, если только Фулгрим не окажется опять на перекрестии моего прицела.
- Она дала цель нашим собратьям, - заметил Тарса. - А воин без цели опасен. Жестокость должна получать выход, иначе люди, созданные ждя убийства, обратят ее против самих себя. И ведь мало кто склонен самокалеченью так, как сыны Ферруса Мануса.
- У нас была цель, - ответил Шарроукин. - И есть до сих пор. Не недооценивай урон, наносимый нами и нам подобными. Сражающиеся за Медузона - это больше, чем сумма отдельных воинов.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что именно так мы победили в войне с Смотрителями. Крысы кусают монстра за пятки, пока он больше не может идти вперед. Он вынужден повернуться, и тогда-то на него обрушивается завершающий удар.
- Но разве объединение с Медузоном не усилило нас?
- Нет. Будучи малочисленными, мы не становимся сильнее, когда собираемся вместе. Мы становимся уязвимее.
- И что ты предлагаешь?
Шарроукин вытер лоб и повел плечами.
- Я взгляну сам.
- На что?
Шарроукин улыбнулся.
Третья планета системы в имперских картографических справочниках не значилась, что Сабика Велунда не удивляло. Это было в духе Альфа-Легиона: выбирать для встречи место, столь далекое от проторенных путей, что оно даже не имело имени.