Он резко обернулся. Кошки уже не было. А была сгорбленная старуха, такая дряхлая, что выглядела ровесницей Миллионки. Седые непокрытые космы паклей свисали вокруг худого лица. Крупный крючковатый нос, маленькие, глубоко посаженные тусклые глазки и склоненная набок голова делали бабку похожей на старую больную ворону. Наряжена она была на манер капусты: несколько выглядывающих одна из-под другой разноцветных юбок, спортивная куртка, поверх нее - щегольская жилетка, отороченная по вороту облезлым мехом. На плечах лежала цветастая шаль. На скрюченных артритом руках красовались водительские кожаные перчатки без пальцев.
- Смертью пахнет, - громко повторила старуха неожиданно сильным, басовитым голосом. - Умерла девка-то…
- Вы что-то видели, бабушка? - осторожно спросил Сергей.
Он боялся поверить такой удаче: нашлась свидетельница преступления! Правильно боялся.
- Почему видела? Я и сейчас ее вижу, - заявила бабка, подходя ближе.
От нее пахло пряными специями, плесенью и тленом.
- Вот же она лежит, - старуха ткнула корявым пальцем себе под ноги. - Че-о-о-о-рная… и одежа на ней черная. И волосы черные, и кожа смуглая. Только душа светлая, ходит вокруг, плачет, мается. А девка лежит. Голова закинута, горло разорвано. А лицо-то скривила… в страхе померла. Видела она, видела. Другие тоже видели, да не поняли. А эта сильная была, наша… Потому и поняла, и дралась даже. Да поздно. Не сразу освободилась душенька, а когда освободилась, уж поздно было.
Опять сумасшедшая. Не много ли их вокруг этого дела? Тем не менее, Сергей внимательно слушал старуху. Может, та и была не в себе, но совершенно точно описывала жертву. Значит, свидетельница. Но как такую опрашивать? Слово правды - три слова бреда. Он честно пытался вычленить из потока бессмыслицы крупицы информации.
- Много смертей. Еще больше будет. Он во вкус вошел, зверь-то. А ты его не ищи. Все равно не найдешь. Ты вон какой: плечи широкие, лицо доброе, глаза светлые. Красивый… другую встретишь. А ту отпусти, красивый. Беду накликаешь.
- Какую беду?
- Охо-хо… - вздохнула бабка, и ее глаза вдруг молодо блеснули. - Что было, что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоится… Пойду я, красивый. Пойду себе потихоньку.
Шагнула назад - и растворилась в облаке невесть откуда набежавшего серого тумана. А на ее месте материализовалась черная кошка. Сидела, прищурив на Сергея наглые зеленые зенки. Все это напоминало сон - не кошмарный, но неприятный, вязкий, из которого хочется вырваться, да никак: затягивает, точно в болото.
- Ну, бабка, фокусница… - пробормотал Сергей, изо всех сил борясь с ирреальностью происходящего. - Погоди…
Он шагнул туда, где исчезла старуха. Кошка подскочила, выгнула спину, хищно раззявила пасть и зашипела, показывая маленькие острые зубы.
- Пошла вон! Я тебя!
Сергей замахнулся, кошка вдруг успокоилась, развернулась и грациозно пошла впереди, время от времени оглядываясь, будто желала удостовериться, что он идет следом. Решив принять правила этой непонятной игры, Сергей спокойно шагал за животным.
Поплутав по переулкам, кошка шмыгнула в распахнутую неказистую дверь, над которой висела потертая вывеска: "Гадания по руке, кофейной гуще, предсказание будущего, снятие порчи". Сергей тоже вошел и оказался в небольшом коридорчике, заваленном горами пыльного хлама. Отсюда вела только одна дверь, обитая подранным дерматином. Она была приоткрыта. Сергей толкнул и остановился на пороге небольшой комнаты.
Плотно задернутые шторы почти не пропускали дневной свет. Здесь царил полумрак, в котором загадочно светились желтые, зеленые, серые кошачьи глаза. Кошки были повсюду: восседали на продавленной кровати, на покрытом вязаной скатертью круглом столе, выглядывали из-за шкафа, наблюдали за Сергеем с высокого комода. В спертом воздухе смешалось множество запахов: острая кошачья вонь, пыль, плесень, специи. К этому букету добавлялся аромат благовоний, горевших в курильнице на столе. Но ни перец, ни сандал, ни даже кошачья моча не могла заглушить сладковатого душка тления.
Старуха сидела в кресле-качалке лицом к занавешенному окну. Поверх высокой гнутой спинки был виден только пучок седых волос.
- Зачем пришел, красивый? - не оборачиваясь, спросила она. - Или хочешь, чтоб старая Глаша тебе погадала?
Сергей молчал, надеясь, что на бабку снова нападет говорливость, и она скажет что-то такое, за что можно будет уцепиться и начать расспросы. Но Глаша не торопилась поддерживать беседу, тихо напевала себе под нос. Сергей продолжал разглядывать комнату. На стенах, оклеенных даже не выцветшими, а уже пожелтевшими обоями, висели дешевые бледные репродукции, засиженные мухами, обтрепанный коврик с вышитыми лебедями у пруда. Потертая, некогда черная растрескавшаяся гитара на широкой ленте. Старинное зеркало с помутневшей амальгамой, в бронзовой раме. И - ярким всполохом - большая картина: на фоне темного неба, подсвеченного заревом костров, пляшет красивая молодая женщина в алом платье. Развевается широкая юбка, перехваченная вместо пояса пестрой шалью, длинные черные кудри выбиваются из-под алой косынки, поблескивают многочисленные браслеты на гибких руках. Алое на черном, черное на алом… в лице девушки, во всем портрете - первобытная, звериная страсть и сила.
- Нравится, красивый? - старуха безошибочно угадала, чем занято внимание Сергея. - Когда-то и баба Глаша была молодой, когда-то ходила с табором по миру, у костра плясала, песни пела.
- Это… вы? - изумился Сергей, в сознании которого образ юной красавицы никак не хотел монтироваться с действительностью в лице старухи.
- Я. Много покочевала. Потом ушла, осела. Не хотела больше ИМ служить.
- Кому им, бабушка?
- Им… все цыгане им служат. Только многие о том и не догадываются. Не все их видят, только посвященные, малые дети и блаженные. А знают бароны да подручные. Я была женой барона, потому тоже знала.
- И как вы служили? - спросил Сергей, отчаявшись узнать, кто такие загадочные "они".
- Как положено, так и служила. В том беда нашего народа. Проклятие Сары Кали. Это мы привели ИХ к людям и за это обречены вечно служить ИМ.
Старуха все глубже погружалась в непонятные легенды, и Сергей попытался вернуть ее к реальности:
- Скажите, бабушка Глафира, вы видели, как убивали ту девушку?
- Видела, красивый. Я видела много убитых девушек. Тебе про какую рассказать?
Сергей глубоко вдохнул, призывая себя к терпению:
- Про ту, которую позапрошлой ночью убили. На Миллионке. Помните?
- Помню. Наша девочка, сильная. Видела, да не сумела спастись…
Цыганка вернулась к тому, с чего начала, слово в слово повторяя уже сказанный бред. Сергей попытался зайти с другого конца, разомкнуть круг:
- Бабушка Глафира, погадайте мне. Я вам хорошо заплачу.
- Н-е-е-е-ет, - хрипло рассмеялась она. - Как ни золоти гадалке ручку, судьбу не купишь. Уходи, красивый. Уходи и забудь обо всем, пока не поздно.
- Но…
Тихо приговаривая, старуха принялась раскачиваться в кресле, которое вторило ей мерным скрипом:
- По ночам приходит страх… - скрип-скрип… - Что-то бродит в зеркалах… - скрип-скрип… - Дети ночи, дети тьмы… - скрип-скрип… - Вам до гроба служим мы… - скрип-скрип…
Монотонное бормотание, незамысловатые слова, похожие на детскую считалку и стон рассохшегося дерева опять погружали сознание в подобие сна, одновременно навевая безотчетный ужас. Казалось, с каждым словом стишка приближается что-то неотвратимое, непонятное и оттого еще более жуткое. Разозлившись в первую очередь на себя, Сергей с силой вырвался из холодной полудремы, решительно подошел к бабке и развернул кресло:
- Хватит! Расскажите, что видели!
Старуха, ничуть не возмутившись такой бесцеремонностью, уставилась ему в лицо. Черные бусины птичьих глаз потускнели, нижняя челюсть мелко затряслась, и без того морщинистое лицо съежилось в испуганной гримасе. Дрожа, бабка размахивала руками, указывая на что-то, видимое ей одной:
- Мертвые… мертвые вокруг тебя… они идут… близко уже… спаси и сохрани, Сара Кали!
Глафира резво, как молодая, соскочила с кресла, подбежала к комоду и принялась рыться в ящиках. Вскоре вернулась, сунула в руки Сергею небольшой узкий сверток из черного бархата:
- Вот! Возьми. Только уходи и не приходи больше. Не хочу, чтобы мулло нашли меня через тебя. Уходи.
Она снова опустилась в кресло, отвернулась и застыла, неотрывно глядя в занавешенное окно.
"Черт, придется оставить бабку в покое. А то еще кондратий хватит", - подумал Сергей, машинально опуская сверток в карман. Громко поблагодарил за подарок и, не дождавшись ответа, двинулся к двери.
- В доме обязательно должна жить кошка. Она чувствует приближение мулло. Следи за кошкой! - донеслось до него на прощание.
"Сюр какой-то, - думал Сергей, выбираясь из узких переулков, - хватит с меня на сегодня чудес Миллионки". Усевшись в машину, он достал из кармана сверток, откинул ткань: на черном бархате покоился небольшой кинжал. "Нет, - поправил сам себя Сергей, - скорее, это стилет". Длиной не более тридцати сантиметров, с прямой крестовиной, тонким трехгранным клинком, он выглядел одновременно изящно и угрожающе. Судя по черноте, покрывавшей резную рукоять, и тусклому клинку, стилет был серебряным. Хотя Сергей мог и ошибаться. Но вещь явно была старинная и, наверное, стоила немалых денег. "Получается, ограбил старушку, - расстроился Сергей, - она ж не в себе была, когда отдавала". Но при мысли о том, что придется вернуться в странный дом и снова выслушивать бредни сумасшедшей, его передернуло. "Завтра приеду и отдам, - решил он, опуская стилет в карман куртки. - К тому времени, может, и бабка в себя придет, получится ее разговорить".
Он и не подумал сообщить о новой свидетельнице в милицию. Старуха могла испугаться и вообще отказаться разговаривать. Сергей не хотел в этом признаваться даже себе, но та мистическая чушь, которую несла цыганка, оставила на душе неприятный осадок. Было тревожно и тоскливо, как будто одолевали неясные предчувствия. Он мысленно приказал себе не раскисать и не поддаваться мистической атмосфере, сгущавшейся вокруг этого дела. Старуха, бомж, отставной опер Николай Григорьевич - все они утверждали, что убийства совершены каким-то сверхъестественным существом или существами. "А еще все они чокнутые", - зло усмехнулся Сергей. А бомж ведь тоже предполагаемый свидетель убийства! Вовка говорил, его так и не смогли толком допросить.
Сергей позвонил другу. Ему повезло: Вовка был "в поле", поэтому мог говорить.
- Отпустили бомжа, - угрюмо произнес он, приправив заявление заковыристым матерком. - Сегодня утром отпустили. И не спрашивай меня, почему! Высокое начальство приехало и разоралось. Мол, у вас по подозрению сидят невиновные, а в это время настоящий маньяк продолжает убивать. Выпустили сразу же.
- Но он же свидетель!
- А чем это подтверждается? Старик невменяемый, показаний от него не дождешься. Молится да про чертей рассказывает.
- Хорошо, но у него был крестик Алисы.
- Говорит, что нашел рядом с трупом. Что взять с сумасшедшего? Остальные вещи нам отыскать не удалось. Доказательств о том, что он обобрал тело и сдал краденое, нет.
- А экспертиза на невменяемость?
- Кому она, факофф, нужна, если он уже не подозреваемый? В общем, турнули его из изолятора.
Плохо. Очень плохо. Или… нет? Теперь можно будет разыскать бомжа и потолковать с ним. Денег предложить, бутылку. Вдруг да расскажет чего. Сергей был почти уверен, что старик вернется в тот же заброшенный дом на Маяке. Зима на носу, с жильем у бездомных плохо, все теплые местечки заняты. А там у него вещи какие-то остались. Так что днем бомж, возможно, походит по городу, а к вечеру отправится на ночлег в свое логово.
- Ты представляешь, - говорил между тем Вовка, - наш экспертный отдел на ушах стоит. Сказано же бросить все силы. Вот они и бросили. Всем составом корпели над анализами крови и кожи с кольца девчонки. Сделали заключение. И вот какая штука: выяснилось, что кровь принадлежит животному.
- Опять?
- Ага. Только на этот раз эксперты мнутся. Говорят, ни фига не собака это. А что за зверь - не могут определить. Да, а кожа с того же кольца вроде человеческая.
Это уже не укладывалось ни в какие рамки.
- Напортачили что-то твои эксперты.
- Может быть, - легко согласился Вовка. - Теперь повторный анализ делают. Ладно, я уже на месте. Будут новости - перезвоню.
Несмотря на то, что до конца отпуска оставалось еще три недели, Сергей поехал на работу. Возникла у него одна идея…
Проходя мимо отдела кредитования, он увидел за столом Алисы незнакомую молодую женщину. Сердце болезненно сжалось. Сидевшая рядом с новым менеджером сотрудница, поймав его взгляд, кивнула в знак приветствия и виновато улыбнулась.
Сергей зашел в отдел безопасности, поздоровался.
- Решили выйти пораньше? - спросил начальник. - Можем устроить. Работы много, ребята зашиваются. А вам, возможно, на пользу пойдет.
- Нет, я так, проведать, - отговорился Сергей.
Он немного посидел с ребятами, попил кофе, поговорил. Дождавшись момента, когда Михаил Александрович выйдет, включил компьютер, быстро отыскал папку с нужным личным делом, взглянул на указанные в ней телефоны.
Спустя час Сергей вышел из банка и отправился домой. Мурза пушистым комком подкатился к ногам, жалобно заорал. Даша еще не пришла с учебы. Сергей позвонил сестре.
- Я в библиотеке, - сказала она, - буду ближе к вечеру.
- Дашка, только вернись дотемна.
Происходящее в городе заставляло нервничать за сестру. Сергей изо всех сил старался не показывать этого, сдерживался, чтобы не контролировать каждый шаг Даши. На самом деле больше всего ему хотелось запереть сестренку дома и никуда не выпускать, ну, или хотя бы ежедневно возить ее в универ и обратно. Но такое пристальное внимание вряд ли понравилось бы самостоятельной и несколько замкнутой девушке. Скорее, она могла расценить его как недоверие со стороны брата. Вот Сергей и ограничивался периодическими звонками по телефону и превентивными мерами в виде лекций о криминальной обстановке в городе.
Даша вернулась, как и обещала, до темноты. Как всегда, при виде сестры на сердце отлегло.
Под вечер позвонил Вовка:
- Из лаборатории пришли результаты повторного анализа. Все то же. Кожа человека, кровь - неизвестного науке животного.
- Вов, а если независимых экспертов подключить? Во Владивостоке есть серьезные ученые.
- Как ты это себе, факофф, представляешь? - фыркнул друг. - Такие анализы серьезных денег стоят. Кто их выделит, бюджет, что ли? Да и потом, результаты независимой экспертизы не считаются доказательством в суде, если помнишь.
- Зато будете знать, куда двигаться и какого зверя искать.
- Все равно денег никто не даст, так что и говорить не о чем, - обрубил Вовка.
- А если я договорюсь с генетиками, чтобы сделали экспертизу бесплатно?
- Серега! Ты перестал бы уже лезть в это дело, а? Я все понимаю, но это уже перебор. Как я должен с ней объясняться?
- Скажешь, что это твои знакомые.
Вовка замолчал и сердито сопел в трубку, очевидно, прикидывая, поверит ему следователь, или нет. Наконец пробурчал:
- Ладно, договаривайся со своими генетиками. Там посмотрим, - и бросил трубку.
Сергей набрал номер, ради которого и ездил сегодня на работу.
Два года назад в банк обратился за кредитом ученый-генетик. Тридцатилетний доктор наук, устав получать копейки в разваливающемся НИИ, собрал группу молодых амбициозных ученых и врачей и открыл клинику под названием "Доктор Силантьев. Центр здоровья и красоты". Денег у доктора не было, зато имелось умение работать и способность рисковать. Он явился в банк с готовым бизнес-планом, предложил в качестве обеспечения свою квартиру и квартиры персонала. Проверкой его благонадежности занимался Сергей. Кредит Силантьеву все же дали, и не ошиблись. У генетика оказалась недюжинная деловая хватка. Он сделал ставку на новомодные течения в медицине. Главным направлением центра было составление индивидуальных диет по геному человека. Еще здесь определяли отцовство, генетическую совместимость супружеских пар, склонность к наследственным заболеваниям. Услуги были дорогими, но пользовались спросом. Постепенно дела клиники пошли в гору. Теперь уже в центре могли себе позволить не только составлять диеты, но и вести научные разработки. Силантьев выплатил кредит и взял новый, на развитие. Приезжая в банк, он не уставал повторять: "Если понадобятся какие-нибудь исследования по нашей части, обращайтесь. Для ваших работников проведем бесплатно".
Вот к нему-то и обратился Сергей. Изложил проблему в общих чертах, не вдаваясь в подробности.
- Пусть привозят материал, - тут же заинтересовался Силантьев. - Сделаю все, что могу. А могу я многое.
Сергей поблагодарил, перезвонил Вовке, сказать, что договорился с экспертом.
- Я тоже со Свириденко перетер, - сообщил друг. - Она покочевряжилась, но согласилась. Сверху слишком давят, сейчас не до политесов.
Сергей продиктовал Вовке телефон Силантьева и посмотрел на часы. Девять. Пора было наведаться на Маяк. Наверняка бомж уже вернулся и устроился на ночлег. Ноябрьская погода не располагает к долгим прогулкам под открытым небом.
Желтый свет фар взрезал ночную темноту и увязал в густой дымке. "Откуда только вылезает? - досадливо думал Сергей. - Вроде бы уже холодно, а все туман…"
Маяк тонул в кисельном облаке, которое не в силах был разогнать даже дувший с моря ветер. Дымка клубилась над водой, выползала на мыс, делая его загадочным и неузнаваемым, скрывая и старый дом, и тропинку к нему. В прошлый раз берег казался огромным, уводящим в бесконечность, сейчас почему-то создавалось впечатление закрытого пространства и липкой, опасной тесноты. Сергей вышел из машины, включил фонарик и окунулся в туман.
А вот дом не изменился, как и в прошлый раз, встретил его мусорной вонью, крысиным шуршанием и скрипом половиц. Только собаки не было. Сергей поднялся на второй этаж и прислушался: из комнаты, где жил бомж, раздавался тихий храп. Хозяин был на месте.
Свет фонарика выхватил из темноты кучу тряпья в углу и скрюченного старика. Он сидел с закрытыми глазами, облокотившись на стену и схватившись за живот. На коленях у него лежал какой-то странный поблескивающий клубок. К запахам испражнений и помойки примешивался еще один - протухшего мяса. Сергей подошел ближе, вгляделся: между пальцев бомжа сочилась кровь. То, что издали казалось непонятным клубком, было кишками, вывалившимися из разверстой раны на животе. Нож, которым его изуродовали, лежал тут же.
Бомж с трудом открыл глаза, страдающие, мутные, как у больного животного. Сергей достал мобильник:
- Потерпи, дед. Сейчас "скорую" вызову.
- Не… надо… - едва слышно проговорил старик. - Поздно… мне…
- Кто тебя так? - спросил Сергей, наклоняясь над ним и стараясь не вдыхать тяжелую вонь.
Из беззубого рта вырвался мучительный предсмертный хрип. Собравшись с силами, бомж прошептал:
- Сам я… сам себя… - и, дернувшись, почти беззвучно добавил: - Он пришел за мной… зверь…
Агония была короткой. Спустя несколько секунд старик умер.