- Истинная правда, - вскинулся Онтей, - видал. Близко, вот как вас всех. Почитай у самой околицы его и видал, чудище-то это невиданное. А уж страху натерпелся, ни в жисть такое больше видать. Дело-то оно как было. Ведь бабы-то теперь без мужиков, что к озеру, что к реке, ни ногой, а уж в лес-то и вообще ни-ни. Ну а я тогда, помню ещё, приболел слегка. Да сам виноват. Верши намедни ставил, а вода-то уже дюже студёная, чай не лето на дворе. Ну вот, пока день провозился, пока рыбу выбирал, видно и прихватило спину-то ближе к вечеру. Скрутило, свербит, ажно зубы сводит. Ночь промаялся кое-как, думаю, ладно, денёк отлежусь, к вечеру, глядишь, и отпустит. А моя, как на грех, наутро бельё стирать затеялась. Пойдем, говорит, до реки проводишь, посторожишь. Боязно дюже, мол, мне одной. А я ей, куда сторожить, баба глупая, не видишь, я разогнуться не могу? Потерпит твоё бельё день-другой, ничего с ним не станется. А ей как приспичило. Слово за слово, так и побрехали мы с ней. Схватила она корзину, нос задрала да и шасть за дверь. Ну думаю, ладно, баба глупая. Что с тебя взять. Пойду как-нибудь, заодно и проучу тебя, дуру сварливую, самую малость. Топорик прихватил, да и за ней тихонько, значится, чтоб не увидала ненароком. Прокрался как тать на реку, глядь, а она уже на мостушке, знай себе плещется, словно та утка. Шваркает своими тряпками об воду, ажно рыба со страху на берег выпрыгивает. И куда только сразу вся боязнь подевалась. Ну я сижу себе тихонько, посмеиваюсь. Думаю, ишь баба как расхрабрилась. Пугануть тебя, что ли. Дождался, значит, когда она стирать закончила, тряпки в корзину побросала, ну и как волком завою. Она как завизжит, и в чём была, так в реку и кинулась. Я выскочил, и смех и грех. Чего орёшь, говорю, руку давай. А она знай себе визжит, плавать-то не умеет. Я её хвать за химок, вытащил кое-как. Смотрю, зубы стучат, губы синие. Ну думаю, замёрзла совсем баба. А ну беги, говорю, шибче до дому. А она уже и совсем ничего не соображает, в корзину свою вцепилась. Я уж осерчал, прикрикнул. Беги, говорю, скорей, лезь на печь, донесу уж твою корзину. Вроде поняла она, подол отжала, да и как домой прыснет. Да быстро так, аж позавидуешь, обычно не расшевелишь её, а тут как заяц пуганый скачет. Наверно, кунать её надо почаще… Ну так вот. Посмеялся я, посмеялся. Думаю, ладно. Домой идти надо. Хвать корзину, а она и вовсе неподъёмная. Пока она там барахталась, значит, воды-то дюже набрызгала. Тьфу, думаю, баба глупая. И напугать-то тебя нельзя по-человечески. Делать нечего, отжал всё бельё заново. Попробовал, поднял, вроде идти можно. Ну кое-как на пупок пристроил, чтобы спина не болела, значится, топорик за пояс, и поковылял себе наверх тихонько. Поначалу-то вроде ничего, шибко шёл, а потом спина как засвербит. Что делать, идти как-то надо. Остановился, малость передохнул, опять пошёл. Слышу, вроде как шелестит что-то за спиной. Обернулся, никого. Думаю, может, показалось, или леший балуется. Взял корзину, опять пошёл. Уже и околица вскорости показалась. Тут сзади как что-то хрустнет. Я как глянул, так и обмер, страсть-то какая! Стоит курица не курица, тело в чешуе змеиной, пасть длинная, как у щуки. Стоит, голову склонила набок, лапки с когтями к груди поджала и смотрит на меня так, моргаючи по-ящериному. А я стою, и шевельнуться не могу. Внутри ажно захолонуло всё. Сразу пастушок наш пропавший вспомнился. Ну, думаю, всё, Онтей, вот и смертынька твоя пришла. Она вдруг как пастью на меня клац, а я, не будь дурак, корзину ей в морду швырнул и бежать. Она, видно, поначалу замешкалась, в тряпках запуталась, потом чую, опять догоняет. Я ей топориком-то на бегу хрясь за спину, да не попал, видно, не с руки ведь. Она снова клац, кацавейку мне порвала и плечо чуток расцарапала. А деревня-то уж вот она, рукой подать. Собаки как залились. Навстречу мне бросились. Клычищи оскалили, брешут, ажно захлёбываются. Ну думаю, всё, не она, так они порвут нас сейчас под горячую руку на клочки с чудищем этим. И видно, напужали они её здорово лаем-то своим, а может, и ещё что, да только когда я оглянулся, её уже и след простыл. Ну я ни жив, ни мёртв, мужиков кликнул, собрались они, кто похрабрей, кто с дрекольем, кто с рогатинами, и пошли мы всем миром искать её, значит. На место пришли, где она отстала. Собаки-то уже почти успокоились, только шерсть дыбом. Рыщут, землю нюхают, а след никак не берут. Тут Гордой вперёд вышел, а охотник он знатный, мало кто ему из нас ровня. Присел вот так, тропку посмотрел, понюхал и говорит, нет, не пойму. Что-то тут нечисто. Обрывается след и всё тут. Как сквозь землю чудище провалилось. Тут уж мы и смекнули, что не простой тот зверь, и подход к нему совсем другой нужен. А намедни ешё Кривой Ларья у соседей был. Слух до них дошёл, что объявился в наших землях ведун молодой, что нурманов поганых громом разит. Покумекали мы, поговорили всем миром, да и решили сходить, попытать, значится, вдруг и согласишься ты, Олекший, - поднял выразительный взгляд, - помочь нам в беде нашей. А мы уж в долгу не останемся. Хочешь, зерна дадим, хочешь серебром возьми, только избавь от напасти лютой, - тяжело вздохнул, - потому как не будет нам теперь никакой жизни. Ведь не отстанет оно подобру-поздорову, пока нас всех не переведёт. Уж очень мы надеемся на тебя, да и на тебя, хозяйка, потому как если не вы, то больше нам и надеяться не на кого…
Мужики одобрительно загудели, с надеждой поглядывая на задумавшегося ведуна.
- И что вы на это скажете, Алексей? - тихо спросила Гертруда. - Поможете людям?
Алексей растерянно потёр подбородок.
Рассказ с изобилием подробностей, конечно, потряс до глубины души, но привитый врачебный скепсис, склонный подвергать сомнению любой факт, взял верх.
- Даже и не знаю, что сказать… Жуть какая-то. А может, ему это всё со страху почудилось? Поймите меня правильно, ни в коей мере не подвергаю сомнению все эти убийства, но обстановка в деревне уже и так располагает к всеобщему страху. Давайте взглянем на это дело с другой стороны. Люди там пропадали и раньше. Сам же говорит, волки всякие, медведи. А он перед этим ещё и простыл, наверняка принимал какое-нибудь спиртное или обезболивающее. Вот и почудилось чёрт знает что. Поймите, то, что он сейчас так красочно описал, это же форменный динозавр! Ящер то есть. Ну нет сейчас таких зверей, понимаете, нет даже при всём желании, вымерли они миллионы лет назад.
Гертруда загадочно усмехнулась.
- Экий вы скептик, право… Пожалуй, я бы тоже так думала, если бы жила там, в вашем сугубо прагматичном и рационалистическом веке. Однако в ваших вполне логичных рассуждениях есть одна существенная неувязка. Вот сами подумайте, как же тогда Онтей смог столь подробно описать такого зверя, даже не зная о существовании этих самых якобы давно исчезнувших ящеров?
- Ну не знаю, - засомневался Алексей. - Какие-нибудь местные мифы, легенды. Тот же самый Георгий-Победоносец, убивающий змия, помните? Наверняка и тут что-нибудь наподобие есть.
- Георгий-Победоносец… Эх, если бы. Что ж, раз вы такой закоренелый скептик и верите только своим глазам, соблаговолите взглянуть на его спину иным зрением.
- Спину? - заинтересовался Алексей. - А чего там такого особенного?
- А вот сейчас сами всё и увидите… Онтей, будь добр, повернись-ка к нам спиной, - попросила Гертруда. - Хотим рану твою посмотреть.
- Зачем? - удивился Онтей. - Так неча там смотреть уже. Разве что поцарапано малость. Подсохло давно уже.
- Ничего, что надо, увидим.
- А-а-а… Рубаху сымать?
- Не надо.
Недоумённо переглянувшись со спутниками, Онтей повернулся спиной.
- Итак, Алексей. Взгляните, - Гертруда торжествующе кивнула. - И что вы скажете на это?
Алексей сосредоточился. Реальность привычно поменялась. Чеширский переместился с печи на пол. Сидя в двух шагах за спиной Онтея, заинтересованно поглядывал наверх. Карлуша настороженно поглядывал вниз, явно сокрушаясь чрезмерной кровожадности коллеги.
- Ох, ужо я тебе, негодник! - Гертруда укоризненно погрозила пальцем. - Опять худое замыслил? Али веником тебя?
Поняв, что снова проштрафился, Чеширский сконфуженно прижал уши, всем своим видом показывая, что его совершенно не так поняли.
Красноречиво показав кулак упрямому духу, Алексей глянул на спину Онтея. На серебристой плёнке зияла чёрная прореха.
- Теперь видите?
- Что это?
- Рана. Так бывает, когда кусают они, - Гертруда кивнула на рысь. - И даже когда в яви не останется и следа, в нави эта отметина останется на всю жизнь… Ну что, теперь убедились?
- Впечатляет…
Алексей невольно покосился на Чеширского. Крыть было нечем. Похоже, Онтей действительно встретился с чем-то необычным.
Да уж, хорошие такие зверушки. Кто кусается до чёрных дыр, кто вышвыривает чёрт знает куда. Интересно, может, это и вовсе никакой не укус, а тоже что-то вроде временного провала? Поди, разберись. А что будет, если туда руку сунуть? Вот ведь головоломка-то… Чёрт, да кто же вы такие на самом деле? Инопланетяне? Параллельная цивилизация? Ведь не верить же в эти сказки…
- То-то, - удовлетворённо вздохнула Гертруда. - Давайте возвращаться.
Гости невольно вздрогнули и боязливо переглянулись, когда глаза ведунов на миг подёрнулись белым ледком и вдруг снова стали осмысленными.
- Всё, Онтей, - скомандовала Гертруда. - Глянули мы, что надо.
- И что, - встревожился Онтей. - Плохо там?
- Ничего страшного, жить будешь, - усмехнулась Гертруда. - Сам же говоришь, всё заросло уже.
- Так-то оно так, - засомневался Онтей. - Вроде как и заросло. Только вот и зверь тот был неведомый, колдовской. Мало ли, кабы не морок какой…
- Это верно, - вздохнула Гертруда. - Колдовской…
- Ну так что, - выжидательно уставился Еким. - Можно помочь в беде их?
- Экие вы торопыги, - укоризненно глянула Гертруда. - Это ведь не водицы испить. Сейчас мы с Алексеем пока всё обсудим, а вы уж малость потерпите. Давайте пока сбитня подолью вам горяченького…
Обойдя гостей и наполнив чаши, Гертруда уселась напротив Алексея.
- Итак, что вы теперь скажете? - испытующе глянула в глаза. - Думаю, вполне убедились, что нелюдь очень опасна. Сказать по правде, когда-то давным-давно я слыхала о таких безжалостных сущностях, но воочию сталкиваться пока не приходилось. Сможете одолеть его вашим оружием? Только прошу вас хорошенько подумать и без излишней бравады. Дело ведь действительно очень опасное, понимаете?
Алексей пожал плечами.
- Конечно, понимаю. Надо помочь. Думаю, всё получится. Должно. Не слон же ведь это в самом деле…
Интересная, наверно, получится охота. На всю жизнь запомнится, если повезёт. Только вот надо ещё хорошенько разобраться, кто на кого охотиться будет. Интересно, картечь такую птичку возьмёт? Хотя… Должно. Свинец всё-таки. Сама же говорит, духи металл не переносят. Вот и всадить все четыре картечины куда-нибудь в голову. Если повезет, конечно. А может, слегка модернизировать заряд? Так, на всякий случай. Бережёного, как известно…
- Помочь, конечно, надо. Только вот для надёжности серебра бы не помешало. Хотя бы чуть-чуть. Переделаю заряд. Мне как-то так спокойней будет.
- Серебро? - задумчиво глянула Гертруда. - Да, вы правы. Это будет куда как надёжней. Найдётся. Припасла я тут кое-что на чёрный день. Да и они, думаю, для такого дела тоже не пожалеют, - обернулась и что-то спросила.
Гости переглянулись и горячо загалдели, стуча себя в грудь.
Алексей невольно усмехнулся.
И без перевода понятно. По меньшей мере центнер серебра обеспечен.
- И у них найдётся, - повернулась Гертруда. - Лишь бы избавили их от напасти. Кормить обещают нас, поить, помогут всем миром…
- В смысле нас? - недоумённо вскинулся Алексей.
- Да, нас, - спокойно глянула Гертруда. - А вы что думали? Я тоже иду с вами. Думаете, оставлю вас вот так одного? Уж не обессудьте за прямоту, но в ведовском ремесле вы пока ещё зелёный новичок, пропадёте в одиночку ни за что ни про что. Да и к тому же, - тонко усмехнулась, - подумайте, как вы будете с ними изъясняться? Одними лишь жестами?
- Ну я, э-э-э… да, - улыбнулся Алексей, живо представив бурную пантомиму. - На самом деле, очень рад, что иду не один. Просто подумал, далековато, наверно, туда идти придётся. А ходить вам тяжело.
Гертруда снисходительно махнула рукой.
- Это разве далеко? Эка даль нашлась, тоже мне. Я ведь сюда из самого Киева добралась, ужель забыли? Правда, много моложе тогда была. Да и к тому же к ним не идти, а плыть надобно…
Видя округлившиеся глаза, поспешно добавила:
- Нет, что вы, не пешком. На лодке, конечно.
- А-а-а… И когда выходим?
- Обождите, - Гертруда повернулась к гостям.
Через несколько минут бурных переговоров всё стало понятно. Родственники предусмотрительно приплыли на двух лодках. Назад идти придётся против течения, и поэтому в ночь, конечно же, никто и не тронется. Сбор назначили на раннее утро у реки. Благодарно откланявшись напоследок, счастливые гости разошлись.
Глава 9
Извилистая, густо усыпанная хвоей едва заметная тропка привела к высокому песчаному берегу. Внизу открылась туманная гладь реки. Наполовину вытащенные на берег узкие длинные лодки чуть покачивались на лёгкой волне. Рядом негромко переговаривались смутно виднеющиеся фигуры.
Зябко дохнув в ладони, Алексей оглянулся, дожидаясь приотставшую спутницу.
- Однако зело темно ещё, - озабоченно глянула вверх Гертруда. - Кабы не рановато пришли…
- Да нет, - неопределённо мотнул головой Алексей. - Вон они там, ждут уже.
Придерживая за руку, помог спуститься по крутому осыпающемуся спуску.
- Здрава будь, Гертруда, и ты здрав, Олекший, - заулыбался Микит. - Ну что, вот-вот рассветёт. Может, трогаемся помаленьку? Вы с шурином первыми отходите, а мы уж, значится, с Фирстом опосля… Только вот для начала водяника уважим.
Сунул руку за пазуху и вытащил краюху хлеба. Что-то пошептал и швырнул в реку. Покачавшись на волнах, хлеб медленно поплыл по течению.
Вытянув шеи, мужчины замерли, завороженно наблюдая за рекой.
- Чего это они? - шепнул Алексей. - Рыбачить, что ли, собрались?
- Подношение водяному, - спокойно глянула Гертруда. - Так положено. Ритуал.
- А-а-а…
Раздался шумный всплеск. Краюха исчезла.
Мужчины обрадованно вскрикнули.
- Стало быть, принял наш дар водный хозяин, - повернулся сияющий Микит. - Можно плыть смело…
Алексей сокрушённо вздохнул.
Ну какой ещё водяной? Это уже явный перебор. Должны же быть хоть какие-то границы разумного. Почему бы для начала не принять самое простое объяснение. Ранняя осень, зорька, рыба активно нагуливает жирок, с ночи голодная вся, вот хлебушек-то и проглотила. Тут ведь теперь каких только рыбин не водится, наверно. Вон, в Москве-реке во времена Ивана Грозного и стерлядь, и севрюга, и даже осетры водились. И ещё какие. Пудовые. Сети рвали как паутинку. А здесь уж поди тем более, чего только не водится. А эти сразу - водяной, и всё тут. Как дети малые. Конечно, так и до русалок недалеко. Лупоглазых и обольстительно чешуйчатых…
- Видели? - Гертруда обескураживаще улыбнулась и зашагала к воде. - Да, и учтите. Не вздумайте на реке посмотреть в навь даже ненароком. Не любит он этого. Не ровен час, осерчает, лодку перевернёт.
- Я, э-э-э… да, - растерялся Алексей. - Учту…
Почтительно устроив старенькую ведунью на носу лодки, Онтей терпеливо подождал, пока Олекший бережно, словно малое родное дитя, уложил громовое оружие.
Наверно, неспроста так пестуется. Если не знать, ни за что не скажешь, что эта колдовская вещица может, убивать громом. По виду какая-то чудная железная палка на затейливой деревяшке. И как ей можно убить, а уж тем более громом? Если только как дубиной по голове. Откуда тогда гром-то? Хотя дядька Еким врать не станет. Если бы не ведун, говорит, всех бы нас эти поганые нурманы загубили, не иначе тот купец давешний им про деревню наплёл.
Олекший неуловимым движением провёл рукой по животу, как-то хитро повёл плечами, и необъятная, словно прилепленная к спине пятнистая заплечная котомка сама сползла вниз.
Онтей задумчиво потеребил бороду.
Вот что ни говори, сразу видно нездешнего колдовского человека. И одёжка чудна, и палка эта, и котомка. На спине сидит, да так ловко, словно обнимает. Прямо не вьюнош с виду, а леший-горбун какой-то. Повстречаешь такого в тёмном бору, наверно, вот так сразу и помрёшь на месте со страху-то.
Алексей уселся и вопросительно оглянулся.
- Может, толкнуть?
- А? - Онтей растерянно повернулся к Гертруде. - Чего он говорит-то?
- Может, помочь, говорит? Лодку-то столкнуть?
- А, не, - Онтей деловито взялся за весло. - Это мы уж и сами управимся, - попробовал тронуться и тут же убавил пыл. - Однако уж больно осела за ночь. А ну-ка, подтолкни-ка, Микит! Похоже, сам и впрямь не строну.
- Ничего, сейчас подправим…
Поплевав на руки, Микит упёрся в корму, поднатужился и с натугой вытолкнул лодку на чистое. Течение тут же подхватило и начало разворачивать в сторону.
Онтей спохватился и бешено заработал веслом, выправляя вдоль берега. За низким бортом возмущённо забурлила вода.
Поудобней устроившись на ворохе камыша, Алексей протянул руку и сполоснул лицо. Ледяная вода мгновенно разогнала подкатывающую дремоту. Зябко поёжившись, утёрся рукавом и накинул капюшон от брызг. Онтей трудился веслом не хуже любого подвесного мотора.
Да уж. Вот так всего пару часиков помахать, да ещё и против течения, все руки отвалятся. И сменить человека не сменишь, зарулишь сразу куда-нибудь в бурелом с непривычки. Как они тут вообще ухитряются рулить одним веслом? Неудобно же. Не лодка, а каяк какой-то получается. Надо будет им потом идейку насчёт двух съёмных вёсел с уключинами закинуть. Всё прогресс какой-никакой будет.
По днищу что-то душераздирающе проскрежетало.
- Ё…!
Запнувшись на полуслове, Алексей испуганно оглянулся.
Онтей улыбнулся, что-то сказал и кивнул на воду. Чёрная суковатая дубина вынырнула позади и, неторопливо покачиваясь, унеслась по течению.
- Не пугайся дюже, говорит, - перевела Гертруда. - Бревно это. Он и сам поначалу испугался. Думал, водяник играется.
- Да это я уже понял, - улыбнулся Алексей. - Конечно, напугаешься тут…
Поневоле тут всех леших и водяных, а то и что похлеще вспомнишь. Хорошо хоть сдержался, не выругался. Почти джентльмен. А что если такая чушка дно пробьёт, мало не покажется. Почище любой торпеды. И мало того вода холоднющая, так ещё и течение бешеное. А до спасательных кругов додумаются ещё лет через восемьсот, или когда там пробку нашли? Нет, конечно, если чисто теоретически, выплыть к берегу может, где-нибудь и выплывешь, только вот последствия такого заплыва… Старушку же тонуть не бросишь. А вообще, отважная женщина, столько всего перенесла, наверно, уже ничего и не боится. Хотя, наверно, кораблекрушения ещё точно не было…
Осторожно облокотился на левый борт и оценивающе постучал по днищу. Тёмная древесина отозвалась низким гулом.
Интересно, дуб, сосна? Вроде ничего, посудина крепкая, должны доплыть. Кажется, раньше это называлось долблёнка. Однако солидное вымахало деревце, в двадцать первом веке, наверно, таких уж и нет. Но потрудились над ним неплохо. Попробуй так вот ровненько выдолбить или выжечь всё это вручную, с ума сойдёшь. Вот ведь какие терпеливые люди…