Вагон электрички ничем особо новым Дока не поразил. Разве что деревянные скамьи заменили на пластиковые. Мягче от этого они не стали. Он занял место у окна, огляделся. Казалось, что народ с вокзала набьется в электричку под завязку. Но так только казалось. Люди рассосались по всему поезду, и вагон заполнился только наполовину. Места рядом с ним и напротив были не заняты.
"Вот и отлично, – обрадовался Док, – поеду в гордом одиночестве".
И только он успокоился, как напротив у окна присела… присела она.
Док скользнул по незнакомке опытным взглядом бретера и обмер. Идеал, его идеал!
Среднего роста, плотненькая, упитанная. Что называется, крепко сбитая. Но толстушкой не назовешь – язык не повернется. Миловидное круглое лицо с аккуратным носиком. А на голове настоящая корона из золотистых волос, собранная заколкой в большой пышный узел. Маленькие розовые ушки. Глаза – громадные, голубые, чуть навыкате. Губы – по-детски пухлые, немного, совсем немного, капризные. Открытые, чистые плечи. А грудь… Боже, какая грудь! Пышная, высокая, полуобнаженная. И это при тонкой талии, но широких бедрах. Просто Индия какая-то. Икры массивные, но ахиллово сухожилие выражено четко, натянуто струной – значит, женщине никогда не грозит полнота. Стройность икр подчеркивал высокий каблук. Богиня! Не из здешней провинциальной жизни. А возраст – лет двадцать девять, тридцать. Это Док определил по едва заметным морщинкам возле глаз и… по выражению этих чудных глаз.
Он смущенно прокашлялся и торопливо уткнулся в газету. Чувствовал себя дефективным. Стыдно и за внешний вид, и за вонючие кроссовки, и за щетину на щеках. Хотелось завязать знакомство, хотелось начать разговор, найти тему. Но как? И какую тему? Рассказать, что ли, как сутки просидел в дерьме, спасаясь от стаи слепых собак? Или как жрал тухлое мясо псевдоплоти? Блевал, но жрал – очень жить хотелось. Может, похвастаться загубленными человеческими жизнями? Он даже со счета сбился – столько их загубил. О чем вообще ему говорить с этой женщиной Внешнего Мира?
Женщины в Зоне были. Проститутки. На базах как "черных", так и "белых" торговцев. Только Док ими всегда брезговал. Еще женщины-сталкеры. Аж целых четыре. Две из них даже пытались окрутить его. Вот только Доку они не нравились – мужиковатые, неуклюжие в женской своей ипостаси. А он ведь когда-то был женат, и жену его, статную брюнетку, без преувеличений можно было назвать красавицей. Но и стерва попалась еще та…
Однако же кто-то на небе к нему благоволил. Еще как благоволил! Это Док понял, когда на скамью рядом с его идеалом грубо завалилась пара забулдыг. Густопсовый запах, смешанный с ядреным водочным перегаром, тотчас вытеснил из пространства весь кислород. И быки здоровущие. Тут можно выпендриться, как говаривал капитан Сиротин, "на полное е…ло".
Док буквально ожил. И никто за газеткой не заметил, как расплылось в счастливой улыбке его лицо. А улыбался он в последнее время очень редко.
– М-мадам, а можно с тобой познакомиться? – пробормотал тот, что сидел ближе к идеалу, грубо притискивая женщину плечом к стене вагона.
– Зачем? Отодвиньтесь, пожалуйста, и… и не трогайте меня. Я… я позову милицию.
– Зови… гы… гы… Где ж тут та милиция?
Док стер с лица лучезарную улыбку, опустил газету, аккуратно сложил ее и уставился в белесые от алкоголя глаза вагонного громилы.
– Шо уставился, дед? – с вызовом выдохнул водочные пары бык. – Вали отсюда, пока рога не поотшибали.
"Ну… за деда ты мне ответишь особо", – решил про себя Док, но промолчал. Впрочем, он не сделал ни единого движения. Просто сидел спокойно и наблюдал. Хулиган между тем снова повернулся к своей прекрасной соседке:
– Да чего ты кочевряжишься? Давай завалим прямо с электрички ко мне. Ну… хата свободна, водяры – хоть залейся. Посидим, чисто конкретно посидим. Он, сиськи у тебя какие! Скажи, Петруха?
– Гы… гы… – наконец подал хриплый голос второй. – Точно, Колян, сиськи конкретные.
Лицо незнакомки сплошь покрылось густым румянцем. А в глазах стыл страх, смертельный страх.
– Я… я… уберите руки! – Две слезинки быстро скатились по розовым от стыда и бессилия щекам и повисли на подбородке с ямочкой.
– Счас уберу. – Первый протянул грязную веснушчатую лапу к груди идеала.
Лапнуть не успел – Док своей левой элегантно перехватил мерзкую лапу, переплел свои тонкие, но цепкие и длинные пальцы с толстыми сосисками подонка и мягким движением вывернул кисть. Мерзавец взвизгнул от мгновенной пронзительной боли. Док, не отпуская кисть, потянул противника на себя. Тот с воплем рухнул с лавки на колени.
– Ты шо, сука! – взвился второй.
Док лениво лягнул его в пах – и к визгу Коляна добавился хриплый вой Петрухи, который тоже упал на колени. Док, больше, конечно, для острастки, добавил обоим сете по затылку. Так, легонькое сете. Чтобы мозги встряхнулись и понимание пришло.
Странно, но остальные пассажиры вагона наблюдали сцену совершенно беспристрастно и спокойно.
"Узнаю тебя, страна, – машинально отметил Док. – Все так же хулиганят в электричках, и все так же – всем по фигу".
– Значит, так, орлы, – внушительно начал он, – у вас есть два варианта на выбор. Вариант первый – вы валите отсюда подальше. Чтобы я вас ни в электричке, ни на перроне больше не видел. Вариант второй – на ближайшей станции вас выносят из вагона на носилках. Какой вариант выбираете?
Конечно, они выбрали первый. Скуля и матерясь, заковыляли в тамбур. Док еще наподдал Коляну хорошего пинка в зад, прокомментировав: "Это тебе за деда!", отчего тот значительно ускорился и вылетел в тамбур пулей.
Док даже не стал вытирать трудовой пот со лба – там ни росинки не выступило, только брезгливо вытер руки о штанины и уселся на место, мучительно размышляя при этом: "И что теперь делать? Снова уткнуться в газету? Или… или попытаться завести разговор?"
Идеал сам разрешил проблему:
– Спасибо, спасибо вам огромное. Знаете, я так испугалась… Я… я никогда не попадала в подобные ситуации.
– А, пустяки, – отмахнулся Док. – И как вас занесло в эту… электричку?
Он хотел к слову "электричка" добавить эпитет "сраная", но вовремя придержал язык.
– Я, знаете ли, к тетке ездила, а машина поломалась, – затараторила незнакомка. – Тетка приболела, а я, видите ли, врач.
– Вы врач? – безмерно удивился Док, хотя по зрелому размышлению ничего удивительного в этом не было. – И какой же вы врач? Ну, в смысле специализации.
– Психиатр.
– Ого. Выходит, мы коллеги.
Вот тут изумилась она, искренне и неприкрыто. Да и было чему изумляться.
– Понимаете, у меня домик под… крохотный, – не сморгнув глазом, соврал Док. – А машина тоже поломалась. Вот и пришлось электричкой.
– А вы какой врач?
– Военный хирург.
Все же она ему не поверила. Док читал это в ее глазах.
– Вижу, вы мне не верите. Хорошо… Как же вам доказать? А вот как! На лямина криброза поселился кристо гале. Впереди – форамен цекум. Сзади – ось сфеноидале.
Она звонко рассмеялась, слезы уже просохли, и испуг из глаз выветрился.
– Этот стишок вы могли слышать от какого-нибудь медика и запомнить.
– Теперь я не сомневаюсь, что вы психиатр, – рассмеялся в ответ Док. Не мог не рассмеяться. – Ладно, попробуем по-другому. Задавайте мне вопросы на медицинскую тему. Только ближе к хирургии, а то общую патологию я уже изрядно подзабыл.
– Хорошо… Так… Что такое лапаротомия?
– Чревосечение.
– Перитонит?
– Воспаление брюшины.
– Симптом Щеткина-Блюмберга?
– Как раз основной симптом перитонита.
– Халязион?
– По-простому, ячмень на веке, который лечат дулей.
Она снова залилась смехом.
– Все, верю, верю!
– Слава Аллаху, а то зарядили, как Станиславский: "Не верю, не верю…" Ну, чего вы хотели? Чтобы я на дачу ездил в костюме-тройке и лакированных штиблетах?
– "Тройки" давно уже не носят, не модно. И лакированные штиблеты тоже.
– Да? А я и не знал, – совершенно искренне ляпнул Док и испугался.
– Значит, вы со своей хирургией совершенно отстали от жизни. А давайте-ка знакомиться. – Она протянула ему узкую ладошку с тоненькими пальчиками. – Меня зовут Ирина. А вас?
Док замешкался, вспоминая, как его теперь зовут. Вспомнил наконец:
– Сергей… хм… Анатольевич. Можно просто Сергей. А то тут некоторые обозвали меня дедом. Надеюсь, вы, Ирина, так не считаете?
Вообще-то, она, похоже, была редкой хохотушкой и болтушкой. Снова зашлась смешком. Но Доку эти ее легкомысленные качества почему-то нравились.
– Нет, я не считаю. Какой же вы дед? Вон как отделали богатырей. Кстати, а где вы научились так драться? В армии?..
– Ага. Мой учитель, капитан Сиротин, каждый день бил меня толстым дрючком по голове. Вот и научил. Система гладиаторов – так это называется.
– Нет, вы просто невыносимый шутник.
"Это я-то шутник? – изумился про себя Док. – Знала бы ты, девочка, какие шутки я откалывал еще двое суток назад. Впрочем, и это странно, я шпарю легко и свободно, словно заправский светский денди. Куда подевался мой сталкерский сленг? Или это девочка на меня так действует?"
– А знаете, в вас есть нечто такое… загадочное.
"Ага, и именно это привлекает женщин. Только загадочность мою можно определить как "синдром Зоны". Конченая и пожизненная патология".
Вслух он, конечно, этого не произнес. Только пожал плечами.
– Может, потому что мне пришлось немного повоевать в Чечне и меня там малость контузило? А все контуженые, знаете ли, странные и загадочные. Это я вам как военный хирург говорю.
– Нет, не то… Эта загадочность другого рода. Я ведь психиатр и, поверьте, неплохой психиатр.
"Умница моя. Сам вижу, что неплохой…"
– У вас, Сергей, в душе какая-то тайна. Страшная тайна. Вот вы шутите, а глаза у вас больные.
Док по-шутовски выкатил их и с деланным испугом жарко зашептал:
– Да, это именно я зарезал в Угличе царевича Дмитрия.
Нет, положительно, она привыкла смеяться с интервалом в десять секунд. То есть шесть раз в минуту. Вот и сейчас опять. Боже, как нравился Доку ее звонкий смех! Он буквально таял.
– Вот вы опять шутите, а я серьезно. Но… – Она посмотрела в окно и огорченно надула пухлые губки. – Мы, кажется, уже подъезжаем.
Док тоже глянул в окно. "Ну откуда мне знать, подъезжаем мы или не подъезжаем…"
Тем не менее ляпнул наобум:
– Да, через десять минут будем на месте.
– А давайте обменяемся номерами мобильников. Вы, Сергей, такой интересный собеседник, что я готова еще с вами поболтать. Не знаю, правда, как к этому отнесется ваша жена.
"Ура! Вот и видно, девочка моя, что ты незамужняя. И отсутствие обручального кольца на пальце вовсе не случайно. Но что такое "мобильник"? Черт… мобильный телефон. У нас, в Зоне, эта хренотень не работает".
– Моя жена не будет против… в силу отсутствия оной жены. Причем полного отсутствия.
Радостная искорка полыхнула в ее глазах и тотчас погасла. Но Док всегда улавливал тончайшие нюансы в глазах… в глазах противника. Иначе и не был бы непревзойденным в Зоне бойцом-рукопашником.
– Так вы холостяк?
– Именно так, но некий семейный опыт за плечами имеется.
– А я тоже разведенка.
"Уф, кто ж это тебя развел? – чуть не вырвалось у Дока, но он вовремя сообразил, что разведенка – это разведенная с мужем женщина, бывшая жена".
– Тем более у нас есть повод и для встречи, и для разговора, – улыбнулся Док. – Что касается мобильника, то я, когда еду на дачу, оставляю его дома. Чтобы никто не дергал по пустякам. Говорите свой номер – я запомню.
"Господи, и до чего я складно вру!"
– А вы, Сергей, точно запомните? Он у меня сложный.
– Точно запомню. Я всегда запоминаю жизненно важные вещи.
– А мой номер для вас жизненно важен?
– Возможно.
– Ох, какой же вы загадочный. Что ж, запоминайте: 050 347 655 3. Запомнили?
– Да, запомнил – Док без запинки повторил номер, но про себя удивился безмерно: "Десятизначный номер – вот это да!"
– Что ж, звоните, пожалуйста. Буду рада. Да, а где вы в Киеве живете?
"Ни хрена себе, вот так влетел, – похолодел Док. – И где же я в Киеве живу? Стоп! Как там назывался новый микрорайон? Уф, насилу вспомнил!"
– На Оболони.
– Далековато, а я в центре, на Подоле.
– Круто. Знаете, Ирочка, я бы с удовольствием проводил вас домой, но, сами понимаете, в таком виде… Да и козлом от меня разит за версту. Но я позвоню, обязательно позвоню.
"Как только куплю этот гребаный мобильник", – про себя добавил Док.
Они расстались на вокзале. На прощание идеал махнул ему ручкой и растворился в густой толпе.
Глава 12
Док выпал из нирваны, огляделся – и обомлел. Круговорот лиц, наречий, вавилонское столпотворение, вселенский хаос… Он чувствовал себя не то что белой вороной – белым гиппопотамом. Отвык, совершенно отвык за пятнадцать-то лет в Зоне. Куда бежать? За что хвататься?
Самое любопытное, что в медицинский он поступал, чтобы не загребли, как тогда говорили, в армию. И поступил, и закончил. Да не какой-нибудь, а московский – Первый медицинский. Специализация – хирургия. Другой специализации Док не представлял. Потом интернатура в Пензе и там же два года работы ординатором больницы "скорой помощи". Руку набил основательно. Триста операций в год, всяких и разных, – не шутка. Сутками не вылезал из клиники. А потом вдруг надоело. Надоело до смертной тоски. Вторая чеченская война была тогда в самом разгаре. Что его туда потянуло? Но потянуло, властно и непреодолимо. Все, казалось бы, было у мужика: престижная работа, перспектива, выдающиеся, без преувеличения, достижения в спорте. Жена – красавица. Ан нет… Романтики, что ли, захотелось? Док и сейчас не мог вразумительно ответить на этот вопрос. Но влекло, влекло – в Валгаллу.
Повоевал от души. После ранения комиссовали. Вернулся на родную Украину. Еще два года работы ординатором-хирургом в Кировограде. И все пошло наперекосяк. Детей нет – семья распалась. Работа опротивела до тошноты. Большой спорт остался в далеком прошлом. Да и какое там дзюдо после боевой школы капитана Сиротина?
Пресса в Украине того времени была уже "свободная". Относительно свободная. Во всяком случае, писали обо всем, кто во что горазд, нисколько не стесняясь в выражениях. А вот о Чернобыле почему-то писать перестали. И не потому, что тема стала "закрытой". Просто информация просачивалась скудная. Потом замелькали слова "аномалия", "артефакт", "мутанты", "сталкеры", пошли короткие сводки военных о "локальных" действиях. А кто с кем воевал – из кратких газетных публикаций не разобрал бы сам черт.
Док три раза дотошно перечитал "Сталкера" Стругацких. Ни хрена не понял, но в один прекрасный день написал заявление "по-собственному", собрал скудные походные манатки и рванул на Зону. Позвала, значит, Валгалла. Властно позвала.
Сообщение между Зоной и Внешним Миром тогда еще существовало. Не столь открытое и простое, но существовало. Потому Док с его опытом спецназа пошел правильным путем. А именно прошелся по припограничным "гэндэлыкам" – так на Украине называли низкопробные, дешевые кабаки. И уже в третьем по счету надыбал нужных ему людей.
Три крепких парня сидели за отдельным столиком в углу, жрали водку в неимоверных количествах и молчали. Док их вычислил даже не потому, что одеты они были в изрядно поношенную, видавшую виды камуфлу без знаков различия. И не потому, что пили молча, словно и поговорить не о чем. А просто потому, что на запястьях у всех троих матово поблескивали большие странные приборы. "ПДА – непременный и наиглавнейший предмет сталкерской экипировки", – это Док прочитал в какой-то газетенке. Вот и пригодилось.
Не мудрствуя лукаво, он купил в баре бутылку водки, подошел к троице сталкеров, выставил бутылку на столик.
– Можно присесть, мужики?
Только теперь понял, почему они пили молча. Этим не нужно было обмениваться словами и фразами. Сталкеры понимали друг друга с полувзгляда. Молчаливый обмен информацией между ними длился долго – не менее минуты. Вначале все трое оглядели Дока с головы до ног, взвесили и оценили. Главное, кажется, поняли. Затем они обменялись друг с другом взглядами. Наконец один из них – долговязый, нескладный, рябой, с несуразно выдвинутыми вперед зубами – прошепелявил с заметным дефектом речи даже в коротком слове: "Садись".
Док придвинул стул, уселся на краешек и поставил на стол еще и свой стакан. Долговязый сграбастал бутылку, свернул крышку одним движением и точно разлил ее по посудинам – каждому ровно по сто двадцать пять граммов. Выпили молча – Док быстро воспринял привычки троицы. Закуска перед сталкерами красовалась более чем скромная – мелко нарезанный соленый огурец да три ломтя хлеба. Каждый из них отщипнул от своего ломтя крохотный кусочек, подцепил кружочек огурца, медленно отправил в рот. Док закусывать не стал – не понта ради, просто, по армейским понятиям, не заслужил еще закуску.
– Я – Хомяк. – Долговязый ткнул себя в грудь корявым пальцем.
– Он – Крокодайл. – Тычок в сторону квадратного детины с мясистым красным носом.
– А он – Витек. – Это прозвучало в адрес угрюмого, атлетически сложенного молодца с уродливым багровым шрамом через все лицо.
"Как нашего запасного снайпера", – машинально отметил Док.
Впрочем, все трое были угрюмыми.
– А ты кто?
– В Чечне, в спецназе, меня называли Док.
– Почему?
– Я врач-хирург.
Сталкеры снова обменялись многозначительными взглядами, но теперь в их взглядах, как показалось Доку, мелькнуло нечто похожее на уважение.
– А что еще умеешь? – подал голос Крокодайл.
– Ну… драться умею, стреляю неплохо.
Непонятно почему, но все трое коротко хохотнули, а в глазах Хомяка зажегся огонек.
– Драться, говоришь, умеешь? Тогда пошли, покажешь, как умеешь.
Долговязый, не дожидаясь согласия на дуэль со стороны Дока, медленно поднял свое нескладное тело и направился к выходу. Док в предвкушении знатной забавы неторопливо зашагал вслед за ним. Сзади, тоже в предвкушении, пристроились Крокодайл и Витек.
Они облюбовали полянку прямо за хатой, в которой местный бизнесмен сельского масштаба основал "гэндэлык". Раздеваться не стали – Хомяк только снял с запястья прибор и передал его Крокодайлу. Стали друг напротив друга.
– Ну что, понеслась? – предложил Док.
– Угу, – согласился Хомяк.
Дрался он отменно. И его без преувеличения можно было назвать выдающимся бойцом. Вот только техники немного не хватало, непревзойденной "сиротинской" техники.
Начал Хомяк первым – с великолепного прямого правой в челюсть.