Джон Ди охотно взялся за работу. Он успел понять характер королевы Елизаветы Тюдор. Эта дама предпочитает реальные вещи, то, что можно потрогать руками. Магический кристалл и способы шифровки и передачи информации - вещь, скорее, умозрительная. Географическую карту можно скатать в трубочку, можно огреть ею какого-нибудь зарвавшегося капитана по голове, ее можно потрогать, поводить по ней пальцем. Географическая карта приносит пользу. За это королева готова платить хорошие деньги.
И еще - за молчание. Никто не должен знать, чем конкретно занят географ. Елизавета - хитрая бестия, подумал Джон Ди. Всем известно, что к нему, к доктору Ди, обращаются за гороскопами. Как картограф он не знаменит. За ним даже не станут следить, чтобы выяснить, какие именно карты интересуют Елизавету. Просто потому, что даже не заподозрят, что он занимается картами.
Ловко. Королева сильно выросла в глазах Ди.
Однако ее выгодный в денежном смысле заказ затормозил работу над магическим кристаллом. Утомившись за день от тонкой чертежной работы, он с трудом заставлял себя браться за магическое исследование.
Соледад Милагроса постоянно была к его услугам. Она ничего не говорила, просто находилась рядом - ждала.
Когда Ди впервые вынес кристалл, она оживилась, в ее глазах вспыхнул огонь.
Джон Ди остановился, не снимая платка с черного кристалла.
- Я не занимаюсь злыми вещами, - повторил он своей помощнице то, что говорил и своей матери. - Я не маг в том смысле, какой вкладывают в это понятие невежественные люди. Прежде чем заняться черным зеркалом и иными мирами, я хочу помолиться Богу. Ты должна сделать то же самое. Пусть Бог поможет Нам в нашей работе.
Не возразив ни слова, Соледад Милагроса встала на колени рядом с хозяином и послушно принялась повторять за ним слова латинской молитвы.
Казалось, это совершенно успокоило Джона Ди. Он бережно поставил кристалл на стол и снял с него платок.
- Садись, - велел он Соледад.
Та устроилась напротив кристалла и закрыла глаза. Ди уселся рядом, взял восковые таблички и остро отточенную палочку. "Стеганография", помимо всего прочего, научила его записывать произносимое людьми слово в слово, пользуясь для этого особенными значками.
Соледад была по-настоящему одаренной предсказательнице по стеклу, и Ди понял это в первые же мгновения. Она собралась, сосредоточилась, ее лицо приняло отрешенное выражение, и только глаза на этом неподвижном бледно-восковом лице быстро подергивались то влево, то вправо, как будто женщина следила за кем-то невидимым, мелькающим перед ее взором. Затем она начала медленно описывать фигуру херувима, которую разглядела в глубине кристалла.
- Это Ариэль? - жадно спросил Ди. - Ты узнаешь его? Это Ариэль, Ангел Света?
- Глаза, много глаз… крылья, много крыльев, - говорила Соледад, чуть покачиваясь, а затем переходила на непонятный язык. Ди быстро черкал палочкой по дощечке, стремясь записать каждый звук чужой речи.
Затем все вдруг оборвалось. Соледад закрыла глаза и нервным движением руки набросила на камень платок.
- Он не может многого сказать, - промолвила она все тем же ровным глухим голосом. Голос как будто существовал отдельно от женщины. Сама Соледад Милагроса была покрыта испариной, ее широкие крепкие плечи сотрясала мелкая дрожь, руки прыгали, а из глаз текли желтоватые слезы. Но голос звучал совершенно спокойно.
- Он заключен в глубине кристалла, - продолжала она. - Ариэль? Это Ангел Света, сказал ты? Да, это может быть Ариэль… Он приближается к нам, но грань стекла нас разделяет… Он пытался мне сообщить нечто важное… Ты записал? Это особый язык.
- Я думаю, это тот язык, которым говорил Енох и его потомки, - сказал Джон Ди. - Я собираю слова этого языка, чтобы затем расшифровать их и составить грамматику. Мы научимся понимать Ангела…
* * *
- Иван Грозный пригласил к своему двору Джона Ди? - переспросил Вадим Вершков Харузина. - Этого не может быть!
Флор и Харузин явились к Вершкову в дом, который был приданым Настасьи Глебовой - ныне супруги Вершкова, чтобы сообщить невеселую весть: им предстоит отплыть из Новгорода и отправиться в Лондон по поручению невидимого и никому не известного тайного ордена. В Лондоне они нагрянут к Джону Ди, известному астрологу, и отберут у него книги и кристалл. И, что еще важнее, - припугнут его, чтобы неповадно было вызывать дьявола и болтать с ним о судьбах королевств и королей.
Разве Джон Ди вызывает дьявола? - удивился Вершков. - Кажется, я читал где-то…
- У Метерлинка, - напомнил Харузин. - Или еще где-нибудь.
- Скорее, в какой-нибудь бульварной газете, вроде "Тайны Вселенной". Неважно, - отмахнулся Вершков, - во всяком случае, насколько мне было известно, Джон Ди не общался непосредственно с дьяволом. Он никогда не был арестован за занятия магией. А инквизиция бдит и не пропускает таких дел.
- Кстати, тот факт, что Ди не привлекался за злостное колдовство, весьма примечательно, - добавил Харузин, - потому что это говорит о том, что наша грядущая миссия непременно увенчается успехом. Короче говоря, это значит, что мы остановим Джона Ди. Магический кристалл, дальновидение и криптография не будут иметь важных последствий в истории!
- Я не договорил, - сердито сказал Вершков. - Я хотел тебе напомнить о том, что Ди всегда молится перед тем, как заняться своими изысканиями. Он набожен! Вот что я читал. Статья утверждала, что Джон Ди вовсе не якшался с темными силами, - на том основании, что он вполне искренне чтил Бога и святых.
- Многие колдуны, да будет тебе известно, обладают кое-какими внешними признаками набожности, - назидательно произнес Харузин.
Сергей все больше раздражал Вадима. Постепенно бывший "лесной эльф" превращался в то, что на языке Вершкова называлось "ханжой".
Удивительное дело, раздосадованно думал Вадим, когда наш менестрель Эльвэнильдо корчил из себя "лесного эльфа", он бесил Вадима своей "неотмирностью" и "эльфизмом". Теперь, когда он сделался жутко русским и ужасно православным, он донимает слащавым и нравоучительным тоном.
Наверное, меня просто раздражает Харузин - как человек, решил Вадим и выбросил все эти лишние мысли из головы. Они с Харузиным да Наталья - трое из двадцатого столетия, из Питера, Им нужно держаться вместе, и неважно, какие чувства они испытывают по отношению друг к другу. Одноклассников не выбирают. Родителей не выбирают. Товарищей по приключению - когда тебя отрывают от привычного тебе жизненного уклада и забрасывают в лютые времена Ивана Грозного - тоже не выбирают… Уж какие достались.
- Помнишь всех этих целительниц в Питере? - продолжал Харузин. - Всякую "бабу Нюру", которая выходила на сцену непременно с иконами и начинала размахивать руками, чтобы снять с сидящих в зале порчу?
Вадим поморщился как от зубной боли.
- Хватит! - сказал он умоляюще.
- Нет, не хватит! - решительно заявил Харузин. - Может быть, Джон Ди и призывает Бога, прежде чем уткнуться в свой черный кристалл, где ему кто-то там является… Но это все равно кощунство и богохульство!
- Я вот чего не понимаю, - перевел разговор на другую тему Вадим, - как это Иван Грозный решился призвать Ди к себе? Уж Грозный-то был богомольник такой, что лоб себе разбивал. Помнишь кино с Черкасовым в главной роли?
- Иван Грозный был параноик, - сказал Харузин. - То есть, я хотел сказать - "Иван Грозный есть параноик". Точнее - становится таковым. Он в процессе становления. Нам еще предстоят опричнина и кровавые репрессии. Не забыл? Джон Ди заинтересовал его потому, что Ди предлагает особые способы добычи и обработки информации. Да еще тайные. А Иван Грозный, разумеется, хочет знать, о чем на самом деле думают его подданные. То есть, он думает, что хочет это знать…
- Ты меня не путай, - оборвал Вадим решительно, - давай лучше сразу о деле. Итак, наш царь желает заполучить Ди.
- Да.
- У Ди есть книга и кристалл.
- Да.
- Некая организация - скажем, Интерпол, - заинтересована в том, чтобы Джон Ди не прибыл Россию и не оказывал царю специфических услуг.
- Да.
- Откуда ты знаешь, что этот самый "Интерпол" не представляет интересы врагов России? - спросил Вадим. - Такая мысль приходила тебе в голову?
- Да, - подтвердил Харузин. - Но… это не так. Орден преследует цели международного характера. Прежде всего его беспокоит другое: как остановить развитие знания, которое человечеству совершенно не нужно.
- Погоди, - остановил товарища Вершков. - Что ты только что сказал?
Что нужно остановить развитие знания…
- Стоп! Об этом подробнее, пожалуйста. Как это могут быть не нужные знания?
- Ты испорчен идеологией прогресса, - проговорил Сергей Харузин с сожалением. - Почему-то нас приучили к мысли, что прогресс - это непременно хорошо. Ну вот, смотри. Человек изучает окружающий мир. Генетика там, ядерная физика… Стал он от этого лучше или счастливее? Только и радости, что изобрел ядерную бомбу и собирается клонировать каких-то несчастных коз… Разве это - наша задача на земле?
- Да ты реакционер!
Харузин был польщен.
- Именно, - проговорил он с утрированным самодовольством, которое, как знал Вадим, не было ему свойственно. Во всяком случае, не в таком виде. - Итак, прогресс часто бывает губителен. Для экологии. Для самого человека в частности. А есть знания, губительные в том числе и для души. Всякая магия, Тайные Искусства и так далее. Даже те, которые понарошку, всякие там "девичьи гадания", - даже они не вполне безопасны. А что уж говорить о попытках установить контакт с существами из иного мира с помощью магического кристалла!
- Это вредит прежде всего самому Джону Ди, - возразил Вадим. - Нам-то что? Хочет бедный Ди угодить в ад, пусть себе угождает… Человека все равно не остановишь, особенно ученого. Если втемяшится ему…
- Ты прав, лично Джона Ди мы остановить не сможем. Разве что убьем, но это также мало способствует спасению души.
- А что, пробовали? - язвительно осведомился Вадим.
- Да ладно тебе! Не прикидывайся. Сам знаешь, что пробовали… Ди намерен оставить знания грядущему человечеству. И поскольку эти знания запретны и в состоянии погубить еще множество других душ, требуется в первую очередь уничтожить кристалл и книгу. Знаешь основной постулат Ордена? "Книга опаснее человека".
- Как я погляжу, ты очень увлечен этим Орденом, Эльвэнильдо, - с неодобрением произнес Вадим Вершков.
- Может быть. - Харузин пожал плечами.
- А ты не боишься связывать свою жизнь с такой… прямо скажем, неоднозначной организацией?
- Я и не связываюсь с ней, - возразил Харузин. - Просто собираюсь помочь в выполнении одного из заданий.
- Интересно. Только меня почему-то ни о чем не спросили. Просто взяли и втянули в какой-то жуткий международный заговор. - Вершков выглядел очень недовольным.
Разговор происходил в доме, а из сада то и дело доносились крики играющих детей. Вершков прислушивался к ним, отвлекался от темы беседы.
Флор в обсуждении почти не участвовал. Он давно понял, что в некоторых случаях нужно дать собратьям из Питера договариваться между собой "без посторонних", на языке, который им больше привычен. С примерами, понятными только им и больше никому. С аргументами аналогичного свойства.
Поэтому Флор просто сидел в стороне и наблюдал. Он выглядел спокойным, собранным. Харузин завидовал ему иногда - до чего хорошо человек умеет собой владеть! Надо - значит надо. На рассуждения не разменивается, лишними переживаниями не мается. Есть у Флора внутри твердый стержень, основа его характера. Флор хорошо знает, где право, где лево, и никогда не путается.
А вот питерским ребятам то и дело приходится обращаться к компасу.
Похоже, убедить Вершкова удалось. Не без труда, но удалось.
- Ладно, - сдался он. - Итак, Интерпол-Инк - "инк" в данном случае значит "инквизиция", - пояснил Вадим не без ехидства, - поручает нам под благовидным предлогом отправиться в Лондон, совершить там налет на Джона Ди и остановить его исследования по распространению ненужных человечеству знаний.
- Точно формулируешь, товарищ, - одобрил Сергей.
- А их я как брошу? - Вадим махнул рукой, указывая в сторону сада.
- Ты их не бросишь, - вмешался доселе молчавший Флор. - Ты остаешься в Новгороде. Заодно и Ваньку нашего возьмешь на свое попечение. Следи за обоими домами, Вадим, потому что у "Интерпола" есть свои враги.
- Откуда информация? - насторожился Вадим.
- Информация? - Флор выговорил мудреное слово с забавной легкостью. - Ты хочешь спросить, откуда я знаю про это?
Вадим кивнул.
- Посланник Ордена нам ничего об этом не говорил, но я предполагаю, что на всякое действие всегда найдется противодействие…
- Ты только что открыл закон Ньютона, - объявил Вадим. - Кажется, третий. Сила действия равна силе противодействия. Чем сильнее ты жмешь на стену, тем сильнее она жмет на тебя. И в результате - стене ничего, а у тебя на физиономии синяк. Потому что нечего биться мордой о стену. Тоже закон, только не Ньютона, а более общий.
- Понятно, - сказал Флор и поднялся. - Словом, Вершков, ты остаешься в Новгороде и охраняешь детей и Настасью.
- А Гвэрлум? Наташка то есть? - всполошился Вадим.
- Наталья со мной отправляется, - отрезал Флор.
- Ну ты даешь! - Вадим покачал головой, как будто хотел сказать: "Да будь она моей женой - я бы ни в жизнь не позволил ей пускаться в подобные приключения!"
Но Наталья не была женой Вадима. Она принадлежала Флору. А Флор, зная неугомонную натуру своей подруги - "темного эльфа", - не мог заставить ее сидеть дома в то время, как остальные отправляются в Лондон на встречу с самим легендарным астрологом Джоном Ди!
* * *
Шведский король Эрик сидел на престоле не вполне уверенно. Хотя Шведская земля была древней и обладала славной историей и богатыми традициями, само государство Шведское образовалось сравнительно недавно. Со времен Кальмарской Унии 1397 года Швеция полтора столетия была объединена в общее королевство с Норвегией и Данией. И правил этим объединенным королевством датский король.
В 1520 году произошло страшное событие, которое осталось в памяти как "кровавая баня". Восьмого ноября этого года безумным датским королем Кристианом были казнены без суда в Стокгольме свыше восьми десятков человек, принадлежавших к числу высшей шведской аристократии.
И тогда шведы восстали против датского господства. Возглавил их восстание аристократ Густав Ваза. Сам он потерял близких родственников в этой "кровавой бане" и жаждал вернуть на родную землю справедливость.
Густав Ваза, первый король новой династии, стал "отцом" обновленной Швеции. Он способствовал развитию ее экономики и покончил с безраздельным господством римско-католической Церкви. Переход к Реформации был обусловлен в первую очередь политическими, а не религиозными соображениями. В этом Швеция занимала позицию, близкую к Англии. Как и в Англии, религия Швеции находилась в большой зависимости от короны. Ваза привлек на свою сторону разобщенных шведских аристократов, частично запугав, частично подкупив их. И главный аргумент, против которого не смог устоять никто, - Густав Ваза пожаловал своим сторонникам земли, конфискованные у католической Церкви. Таким образом Ваза создал сильную монархию и превратил Швецию в господствующую державу на Балтийском море.
Рано или поздно России предстояло столкнуться с ней в соперничестве за эти хмурые воды, столь необходимые для установления связей с северной и западной Европой.
Первый король новой, независимой Швеции был человеком необыкновенно способным и проницательным, однако и он не был свободен от пятен порока. Густава называли "тираном и ищейкой". Если его вывести из себя, гнев его был страшен. Однажды дочь Сесилия рассердила венценосного отца - и до конца жизни показывала маленькую "плешку" у себя на голове: разгневанный Густав Ваза вырвал у нее с корнем большую прядь волос.
Были и другие, менее важные жертвы. В Стокгольме доживал век калека-ювелир. Однажды этот человек, работавший при дворе, отлучился без разрешения - и король Густав так изувечил его, что бедняга не смог больше работать. Он влачил дни в страшной нищете.
Густав Ваза был озабочен выбором достойной супруги для своего наследника, принца Эрика. Выбор пал на молодую английскую принцессу Елизавету, единокровную сестру и наследницу королевы Марии Тюдор - Марии Кровавой.
На первый взгляд могло бы показаться, что Елизавета (в те дни ее считали незаконнорожденной - учитывая запутанные брачные истории ее покойного отЦа, короля Генриха VIII) - не такая уж выгодная партия. Она была протестанткой, как и ее мать, Анна Болейн, и отношения принцессы с сестрой-католичкои были весьма натянуты. Кроме того, во дни первого сватовства Эрика к Елизавете Мария Тюдор была беременна - никто еще не знал, что эта беременность ничем не закончится, что Мария умрет, и Елизавета взойдет на престол.
Густав Ваза не проявлял большого энтузиазма по поводу предполагаемого брака Эрика с Елизаветой. Но вот если бы Елизавета стала королевой - такой союз оказался бы невероятно выгоден и помог бы укрепить могущество Швеции. Но, так или иначе, брак со шведской аристократкой представлялся политически нежелательным, а принцесс-протестанток в Европе было не так уж много.
В Лондон был отправлен наставник Эрика, Дионоисий Буррей - чтобы ознакомиться с ситуацией и вступить в переговоры. Буррей, получивший звание "постоянного посла" Швеции в Англии, доказывал правящей королеве Марии, что женитьба принца Эрика на принцессе Елизавете будет способствовать английской торговле на Балтике. Он подчеркивал аристократическое и королевское происхождение Эрика. Эпиграмму, в которой говорилось о "шуте, укравшем трон у датской короны", Буррей благоразумно пропускал мимо ушей.
Однако королева Мария не уделяла большого внимания протестантскому принцу с далекого севера. Ее вообще возмутило, что шведский посланник сначала обратился с предложением непосредственно к ее сестре.
Однако не прошло и года после первого визита Буррея - и положение против всяких ожиданий резко изменилось. Елизавета стала королевой Англии. Новая королева отправила Густаву Вазе очень вежливое письмо. Она писала, что чрезвычайно высоко ценит дружбу, которую он проявил к ней в черные дни правления ее сестры. Однако она не может рассматривать самую идею брака с Эриком, ибо Господь вложил ей в душу такую любовь к безбрачию, что она по своей воле никогда не отступит от сего желания сохранить девственность и целомудрие.
Тем не менее Елизавета изъявляла желание помочь Эрику жениться на любой другой принцессе и заверяла, что готова исполнить любую его просьбу, кроме как стать его женой.
Однако Эрик был безутешен. Он забрасывал королеву любовными письмами. Он клялся, что никогда не перестанет любить ее. Он уверял, что давно уже любит ее - преданно и нежно, что в него вселили определенную надежду "великие знаки расположения и привязанности" с ее стороны.
Эрик был безутешен и настойчив. Он отправил в Лондон представительную делегацию во главе со своим младшим братом, герцогом Иоганном.
Юный Иоганн отличался нравом весьма необузданным. У него всегда был наготове железный молоток, который он без колебаний пускал в ход, если кому-нибудь из нижестоящих доводилось, на свою беду, раздражить принца.