- Да уж не первый, не первый, - голосом ледяной статуи подтвердил Широков. - Объект Батарейка, давая показания, отметил, что именно ты был тем мотоциклистом, который спас ему жизнь на Мещерском шоссе. Остановил вымогателей. Тройное убийство, чистый "глухарь". А тут вдруг для полицейских такая радость! Итого, лейтенант, на тебе уже четыре трупа. Если получишь пожизненные хотя бы за каждый второй, то их у тебя будет уже два. Не упускай шанс. Расскажи, на кого работаешь, и я запишу тебя двойным агентом, с риском для жизни выполнявшим задание Отдела физической защиты. И вместо тюрьмы ты получишь орден. Или два, по одному за каждый эпизод.
- Мне говорить нечего, - отрезал Варнак.
- А жаль, лейтенант, очень жаль, - причмокнул гость. - Если ты не желаешь помогать себе сам, то я тем более не смогу ничего сделать. На днях сюда должен приехать гражданин Белокотов, мы проведем опознание - и все… Я ему объяснил, что у нас есть хорошая возможность упечь в тюрьму по совокупности очень опасного преступника, и Батарейка проникся. Весьма. Просто рвется помочь следствию. Так что… Думай. Не стану больше отвлекать. Ты, главное, себя береги. И выздоравливай.
Физически Еремей Варнак восстанавливался довольно быстро: как только дырки зарубцевались - молодое тело стало легко набирать вес и силу. А вот умственно… Умственно Ерема никак не мог избавиться от ощущения, что продолжает вполглаза смотреть на мир из души волка, бегающего где-то по городским кварталам, играющего с девочкой, ловящего крыс и наслаждающегося текущей в горло парной кровью. Порою впечатления становились настолько сильны, словно он больше находился там, а не здесь, привязанным к больничной койке.
Правда, докторам он про свои галлюцинации предпочитал не говорить. Опасался, что залечат галоперидолами до полного растительного состояния или просто переведут в психлечебницу, и все - будет с клеймом на всю оставшуюся жизнь. И это - если дешево отделается. Могут ведь и скальпелем в мозгах покопаться. Поэтому о волке и крысах он молчал, всего лишь сладко причмокивая иногда без всякого повода, и отъедался супами и кашами, что выделяли ему по нормативу усиленного питания.
Веселье закончилось, когда через неделю после визита господина Широкова за ним и вправду приехал конвой, заковал в наручники и в зарешеченном броневичке, пахнущем типографской краской, покатил куда-то по городу. Через час они вышли во дворе, насквозь пропитанном ароматами жженой бумаги и свежего цемента, а легкий болотный дух выдавал близость большой проточной реки. Сами болота ощущаются чуток иначе - почти тот же запах на них тяжелый и стоячий, без свежести…
- Руки за спину, - скомандовал конвойный, - голову вниз. Под ноги смотреть!
Его завели на тесную лестницу, на третьем этаже велели свернуть в коридор и препроводили в кабинет, владельца которого с головой выдавал мятный, со спиртово-мускусной примесью, аромат.
- Здравствуйте, Сергей Васильевич, - поднял голову Варнак.
- Ну, я-то ладно, - ответил тот, как и положено - аккуратно бритый, выглаженный и причесанный, словно вылизанный любящей кошкой-мамочкой. - Я пока не жалуюсь. Главное, что ты теперь на ногах. Ладно, не будем отвлекаться. С этими проклятыми пробками вечно ничего не успеваем. К опознанию все готово, выбирай место между понятыми…
В кабинете на диванчике у стены уже сидели двое таких же плечистых, высоких и коротко стриженных молодых ребят в полурасстегнутых потертых куртках и рубашках с кожаными галстуками. Просто новообретенные близнецы какие-то. Еремей, не мудрствуя, сел сбоку.
- Оч-чень хорошо! - кивнул Широков. - Сейчас пригласим пострадавшего.
Он вышел, старательно затворив тяжелую дверь, но сквозь нее все равно были хорошо слышны и шаги по мягкому ковру, и разговоры курильщиков у дальнего окна. По сочащемуся запаху Варнак мог даже сказать, что один из них курит легкие сигареты, а другой - натуральный "Беломор".
- Очень рад, что вы приехали, Константин Викторович, - остановился перед дверью Широков. - Сейчас мы проведем опознание. Прошу вас не бояться, ни о чем не беспокоиться и говорить всю правду. Я понимаю, что подозреваемый спас вам жизнь и принял в себя предназначенные вам пули. И за этот поступок начальник Управления даже решил наградить его почетной грамотой за своей подписью. Но при этом подозреваемый убил человека, и за это преступление он должен получить свои пятнадцать лет колонии строгого режима или пожизненное заключение. Так что не волнуйтесь. Давайте посадим этого негодяя, и наша совесть будет чиста.
Ручка ушла вниз, дверь открылась, и Сергей Васильевич пропустил вперед чинушу, в ФСБ более известного, как Батарейка: все такого же лопоухого, сытого и холеного, но только теперь бритого почти наголо и пахнущего дрожжевым тестом, ванилью и совсем чуть-чуть - хлорной известью.
- Подождите, сперва подойдите сюда, распишитесь, что предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний. - Широков поманил свидетеля к столу. - Вот здесь и здесь. А теперь посмотрите внимательно на этих людей. Скажите, пожалуйста, вам знаком кто-нибудь из них?
- Да, конечно, - уверенно кивнул Белокотов. - Вот этого я видел много раз…
Он указал пальцем на Еремея.
- Вы уверены, не ошибаетесь?
- Абсолютно уверен! Видел несколько раз совсем близко. Но вот имени и фамилии, к сожалению, не знаю.
- Прекрасно. Татьяна, запишите, пожалуйста в протокол, что свидетель указал на гражданина Варнака. Поясните, пожалуйста, Константин Викторович, где, как и при каких обстоятельствах вы видели этого человека?
- Он мой сосед по дому, живем на одной лестничной площадке.
Сергей Васильевич громко хрюкнул, схватился за горло, мотнул головой:
- Простите, поперхнулся. Так когда и где вы познакомились с гражданином Варнаком?
- Он живет на той же лестнице, что и я. Мы несколько раз сталкивались в подъезде.
- Тань?
- Я записала, - ответила девушка, что скромно сидела в уголке за ноутбуком.
- Прошу вас уточнить, гражданин Белокотов: опознанный вами гражданин имеет какое-либо отношение к событиям у гостиницы "Турист"?
- Да, возле гостиницы он оказался одной из первых жертв перестрелки. Получил несколько пуль в спину и упал.
- Однако в прошлый раз вы указали, что именно он нанес смертельные удары гражданину Станиславу Никольски. Как вы объясните подобное расхождение в показаниях?
- Оказавшись в центре перестрелки, я испытал сильный нервный шок и плохо осознавал происходящее. Разумеется, меня сильно удивило присутствие моего соседа по дому среди жертв, и мне врезалось в память его лицо. Именно поэтому, находясь в состоянии сильного душевного волнения, я и указал на него, как на убийцу. Хотя на самом деле, конечно же, преступники дрались между собой и стреляли во все стороны. - Свидетель толкал свою речь настолько гладко и правильно, без запинок, что Варнак понял: он успел проконсультироваться с хорошим адвокатом. - Чего только не примерещится со страху, когда вокруг стреляют, размахивают ножами, а тебе на руки падает без сознания окровавленный сосед по дому?
- Он был без сознания?
- Да, - кивнул свидетель.
- Вы уверены? После первых прозвучавших выстрелов гражданин Варнак потерял сознание?
- Абсолютно уверен! - кивнул Белокотов. - Правда, я не медик.
Он явно заранее прорепетировал все возможные вопросы.
- Хорошо, тогда давайте вернемся к эпизоду на Мещерском шоссе.
- Это был не он, - не дал даже спросить чинуша. - Просто мне показалось знакомым лицо пострадавшего от убийц у гостиницы, и поначалу я решил, что это именно он преследовал на мотоцикле "БМВ" преступников, но потом сообразил, что это просто мой сосед по дому. Потому знакомым и показался. И к событиям на шоссе он отношения не имеет.
- Таня, ты записала марку мотоцикла? - скривился Сергей Васильевич.
- Да.
- Гражданин Белокотов, вы хорошо разбираетесь в мотоциклах?
- Ничего в них не понимаю.
- Тогда почему вы решили, что мотоцикл был марки "БМВ"?
- Большой, с черным бензобаком, синенькая эмблемка, цилиндры мотора торчат в разные стороны. Разве они не все такие?
Настроение Еремея с каждой минутой становилось все лучше. Его зеленый потасканный "Урал" из-под такого описания выпадал начисто, не придерешься.
- Хорошо, гражданин Белокотов, - задумчиво произнес Сергей Васильевич. - Итак, вы опознаете в гражданине Варнаке человека, который проживает с вами в одном доме и который во время криминальной разборки возле гостиницы был ранен и упал на вас в бессознательном состоянии после первых выстрелов. Я правильно понял ваши слова? На Мещерском шоссе вы его не видели, а о преступнике можете сообщить только то, что тот передвигался на мотоцикле марки "БМВ" с черным бензобаком?
- Да.
- Тогда у нас получается отдельно протокол опознания и отдельно протокол допроса со вновь открывшимися обстоятельствами, - решил хозяин кабинета. - Таня, распечатай, пожалуйста.
- Гражданин Белокотов, подойдите сюда, - позвала девушка. - Посмотрите, правильно ли записаны показания с ваших слов? Сперва опознание, там короче.
Чинуша отошел в угол, глянул ей через плечо, кивнул:
- Опознал соседа по домашнему подъезду, пострадавшего в перестрелке. Да, все правильно.
Что-то зашуршало - девушка опустила руки вниз, достала распечатку, подала ручку:
- Здесь распишитесь и здесь, пожалуйста. С расшифровкой фамилии.
- Ага, - с готовностью поставил закорючку Белокотов.
- Понятые, распишитесь, пожалуйста, - пригласила она.
"Близнецы" Варнака подошли к столику.
- Это понятые? - удивился Еремей.
- А ты полагаешь, они не видели всего происходящего? - усмехнулся Сергей Васильевич. - Благодарю, лейтенанты, свободны.
Парни щелкнули каблуками и вышли из кабинета.
- Таня, покажи, пожалуйста, гражданину Белокотову, где у нас можно попить кофе. А я тут с нашим героем парой слов перемолвлюсь. Возможно, нам еще какие-нибудь дополнения в протокол внести придется. Не беспокойтесь, Константин Викторович, мы вас надолго не задержим. Минут на сорок самое большее.
Чинуша кинул на Еремея многозначительный взгляд и первым выплыл в коридор. Девушка скрылась следом.
- О чем же нам с вами теперь говорить, Сергей Васильевич? - широко ухмыльнулся Еремей. - Все же ясно, я тут везде ни при чем, никого не трогал. Невинная жертва.
- Не ёрничай, - серьезно ответил Широков. - А то я включу в материалы дела оперативную видеосъемку, сличу следы орудий преступления у гостиницы и на Мещерском шоссе, сверю отпечатки колес, которые есть в материалах дела, с протектором твоего мотоцикла - и будет тебе в подарок билет на столь любимый нашими бардами поезд Воркута-Магадан.
- Чего же тогда не включаете?
- Даже сам не знаю, Еремей, - задумчиво потер виски тот. - Наверное, потому, что все это будет предельно законно, но как-то не очень справедливо. Не совсем по совести. Я, поступая на службу, давал клятву служить своей Родине, а не букве закона. Для моей Родины ты опасности не представляешь.
- Зачем же тогда, Сергей Васильевич, вы служите закону, если со справедливостью он никак не стыкуется?
- Как забавно… - Хозяин кабинета отступил и присел на край стола. - Мир меняется, люди приходят и уходят, все кричат о необратимых переменах и о том, что молодежь давно не та… Но каждый год у всех лейтенантов неизменно возникают одни и те же вопросы… Разница между законом и справедливостью в том, Ерема, что закон един для всех, а справедливость - у каждого своя. Вокруг полно человечков, которые считают, что будет справедливо, если люди перестанут есть мясо, носить шкуры, жечь бензин, а лучше всего вообще передохнут все до единого, предоставив травкам и зверькам жить весело и счастливо, и экологично жрать друг друга под корень без нашего вмешательства. А другие уверены, что справедливо - это если все поделить, разровнять и заасфальтировать, а всяких зверьков показывать только в зоопарке да по телевизору. Для кого-то справедливо, если копеечную водку в магазинах за копейки же и продавать будут, а для другого - если ее вообще запретят начисто, закатав в бетон вместе с производителями. Для кого-то справедливо, когда все молятся Аллаху всемогущему, а для кого-то - когда на Ивана Купалу можно купаться голышом в центре города. А для того, чтобы все эти разные справедливости уживались в одном обществе, и придуман его величество Закон. В законах нет, не было и никогда не будет никакой справедливости. Он придуман не для этого. Закон существует для того, чтобы все члены общества соблюдали одинаковые правила совместного проживания, а не грызли друг другу глотки ради высшей справедливости.
- И поэтому того, кто остановил убийцу или работорговца, нужно сажать на пятнадцать лет?
- Ты меня что, не слышал, Еремей? В законе нет справедливости. Это просто свод правил, набор буковок и запятых. И по букве закона, человек, поставивший капкан на вора, сядет в тюрьму. А человек, который хранит дома снаряженный капкан на том же самом месте, не получит даже порицания. Буква закона: нет умысла - нет преступления. Именно поэтому человек в форме, застреливший насильника, получает премию за честное исполнение своего долга, а простой прохожий, сделавший то же самое, получает пятнадцать лет за самосуд. Именно поэтому отряд спецназа, выполняя приказ освободить пленных и уничтожить банду, получает медали и ордена, а сделав то же самое самостоятельно, все спецназовцы немедленно оказываются под следствием за превышение служебных полномочий. Да-да, именно про тебя и твою группу я сейчас и говорю! Вашу группу пытались посадить не за то, что вы освобождали украденных детей, а за то, что делали это вопреки положенным для такого подвига правилам. В законодательстве нет справедливости, Варнак! Это свод правил, направляющих поведение людей в интересах всего общества. Закон требует, чтобы люди не вершили самосуд, а задерживали преступников и карали их гласным судом. Если это не получается - чтобы преступников карали или задерживали специально облеченные правом на такое действие люди в форме. Закон запрещает случайному прохожему вступаться за девушку, которую насилуют на улице. Он должен вызвать полицейский патруль. Полезет сам - сядет в тюрьму.
- Но ведь это сумасшествие, а не законодательство!
- Варнак, наше законодательство развивается в этом направлении уже не первый век! От вывешивания воров на столбах и дуэлей чести - к судебным прениям и компенсации морального вреда. И на тебя, д'Артаньяна всего в белом со сверкающей шпагой, приходится десять тысяч обывателей, которых этот закон вполне устраивает.
- Согласных с тем, чтобы их безнаказанно резали на улице?!
- Это уже который раз… - загнул пальцы Сергей Васильевич. - Пятый? Пятый раз я тебе говорю, что в законе справедливости нет. Каждый день многие десятки детей насилуются и убиваются, многие девушки сходят с ума, многие сотни взрослых людей гибнут исключительно потому, что закон запрещает им сопротивляться преступникам. Однако, раз такой закон продолжает существовать, раз никто не пытается его изменить, никто не требует изменений - значит, общество готово платить такую цену за общее спокойствие. Или, может, ты слышал о митингах протеста против запрета на владение "короткостволами" и статьи о превышении пределов самообороны? Нет? Вот то-то и оно. Мы живем в индустриальном мире, Еремей Варнак, в мире с высокой степенью разделения труда и узкой специализацией. И уничтожением преступности должны заниматься специально обученные специалисты: полицейские, ОМОН, ФСБ - а не токари, пекари или балерины. Поэтому бороться с преступниками обывателям закон запретил. Я могу думать об этом все, что угодно - но закон есть закон.
- Блин, Сергей Васильевич, как же вы служите-то тут с такими мыслями?
- Я ловлю преступников, Еремей, если ты забыл, и защищаю людей. Так что у меня с этим парадоксом никаких проблем не возникает. Меня, если честно, самого удивляет, почему людям у нас запрещено сопротивляться насилию. Но я на службе и обязан выполнять требования общества, которому служу. А оно считает обязательным именно это.
- Ну, и почему тогда, Сергей Васильевич, вы не доводите мое дело до конца? Почему срок не лепите?
- Потому, что справедливости нет у закона, - вздохнул Широков. - А я всего лишь человек. В настоящий момент воспользовался обстоятельствами и позволил себе слабость. Только ты не думай, что это хорошо. Ведь на моем месте вполне мог оказаться кто-нибудь другой, с иным чувством справедливости. Развелось ныне вокруг изрядно горлопанов, которые уверены, что права человека существуют только и исключительно у насильников, убийц и грабителей, но отсутствуют у их жертв. И за то, что ты прирезал стрелка вместо того, чтобы, прохаркавшись кровью, зачитать ему его права, напоить кофе и проводить к оборудованной кондиционером машине, такой справедливец быстро бы содрал с тебя живого шкуру, натянул на барабан и таскал по улицам под радостную мелодию Марсельезы. Это плохо, когда мы поступаем не по закону, а по справедливости. Это очень плохо. Такого быть не должно. Но иногда трудно удержаться. Будем считать, что в этот раз тебе просто повезло.
- Я учту.
- Учти, учти… Что-то мы не о том заболтались. Я ведь хотел о другом поговорить. Впрочем, теперь, когда я выпустил из рук главное средство воздействия, ты уже точно не признаешься, кто вам платил и почему. Сегодняшний план ведения допроса у меня накрылся. Впрочем, учитывая твой дурной характер, буйную биографию и изрядное упрямство, видимся мы, я так полагаю, не в последний раз. Можно и отложить. На сегодня в управлении запарка, так что торопить никто не станет. Оставлю твою загадку на десерт. Ты у нас не ядовитый, ничего конторе не испортишь. Скажу, что завербовал, никто и теребить не попытается, и другому дело не передаст. Про чужих агентов в службах спрашивать не принято.
- Я не буду на вас работать, - покачал головой Варнак. - Мне знакомства с его величеством Законом хватило на всю оставшуюся жизнь. Больше не хочу. Предпочитаю справедливость. Самую дикую и бескультурную.
- Да куда ты денешься, Еремей? - дружелюбно улыбнулся Широков. - Не хочешь сотрудничать по согласию - буду использовать "втемную". Точнее, именно так и буду. Я ведь тебе, заметь, сотрудничества и не предлагал.
- Даже не надейтесь!
- Что, бросишь Батарейку без охраны?
- А при чем тут он?
- Ты забыл? Наша служба должна обеспечивать ему охрану. Если этим занимаешься ты, я своих людей снимаю и перевожу на другие направления. А в отчете ссылаюсь на твое содействие. Ну что, Варнак, бросишь ради понтов своего знакомого без охраны, или как? - Широков чуть помолчал, словно дожидаясь ответа. - Вот видишь… Никуда-то ты не денешься. Нравится, не нравится - но лямку тянуть будешь. Работать на контору и на закон. Тот самый, что тебе не нравится. Да и не только тебе. Но закон есть закон. Утешу тем, что ты об этом хотя бы знаешь. Большинство тебе подобных обычно ничего и не подозревают. Хотя трудятся как пчелки.
- Тоже телохранители?
Сергей Васильевич вскинул указательный палец и предупреждающе покачал:
- Ай-я-яй! Не нужно задавать таких вопросов. Много будешь знать, скоро состаришься. Неужели в детстве не учили?