Даже самая добрая собака. Мысль материализуется. Если человек будет переходить где-то в городе дорогу, и будет думать о том, что на него может наехать автомобиль, автомобиль на него обязательно наедет. Мысль материализуется. Если человек мужского пола будет думать о том, что его подруга женского пола нашла себе кого-то другого, она обязательно найдет. Мысль опять материализуется. И таких примеров можно перечислять множество. Сами люди не в состоянии включать и отключать механизм блокировки и торможения. Точно так же, как и ктархи. Только единицам усилием воли удается этого достичь. Квантовому киберкомпьютеру, то есть, мне, это доступно. И это мое выигрышное качество. Если бы я не был живым организмом, если бы я был простым механико-электронным роботом, то ни о какой материализации мысли вообще не могло бы идти речи. Для этого необходимо иметь живые мозговые клетки. А чтобы осуществилась возможность блокировки механизма торможения исполнения желаний, как вы говорите, материализации мысли, необходимо эти живые мозговые клетки срастить с кубитами. Кубитов должно быть, как минимум, два, чтобы механизм функционировал, но лучше, чтобы их было намного больше. При двухкубитном разуме требуется значительное волевое усилие и мощнейшая концентрация внимания для достижения цели. Сама функция блокировки требует обычно большего количества кубитов. Тогда материализация становится обычным житейским процессом. Так, первые шлемы функционировали на шести кубитах, потом произошел рывок сразу до десяти. А вот стерехи остановились на двух кубитах, да и то, как я подозреваю, не сами достигли этого, а воспользовались плодами чужого труда, который они, как обычно делают, украли, и это не позволяет им управлять процессом материализации. Природной концентрации внимания им не хватает. И именно потому они уже несколько столетий охотятся за шлемами. Однажды им удалось захватить шлем. И некоторое время они им пользовались. Кстати, весьма неразумно ставили опыты. Но у шлема иссякла энергия, а стерехи не знали, как подпитать его. Узнать о пополнении энергии сразу они не догадались. Как не догадались сразу материализовать второй шлем. В результате тот шлем так и остался где-то в их научных хранилищах, по сути дела, мертвый. Создать аналог они не смогли, хотя в своих опытах сначала пошли по правильному пути. А сейчас, спустя много лет, тот шлем уже погиб окончательно. Мы можем существовать без подпитки не больше года в исчислении нашего мира. Умирают мозговые клетки. И, если включить подпитку энергией, восстановятся только механические свойства.
– Год у вас… Сколько это по нашему календарю?
– Немногим меньше полутора лет.
– А за счет чего осуществляется ваша подпитка? – спросил я, но уже по паузе, которую он сразу взял, понял, что шлем держит это в тайне, и я на всякий случай объяснил свой интерес, надеясь почерпнуть хоть что-то новое, что можно будет когда-то использовать:
– В месте, где разбился корабль адмирала Гжнана, сына Амороссэ, сами собой заряжаются все наши приборы, требующие заряда электроэнергии.
– Да, и будут заряжаться по вашему летоисчислению еще около трехсот лет, пока не иссякнет источник подзарядки. Мы тоже, временами, подпитываемся от него, я говорю про источник подзарядки, когда долго не можем покинуть корабль, и вынуждены не ощущать движения. Корабли своим корпусом защищает от нагрузок любой живой организм. Ты должен понимать, что при высокой скорости передвижения живая материя может не выдержать нагрузок. Нагрузки бывают видны и ощутимы даже в скутере. Но ктархи научились с нагрузками бороться. На вашем языке это звучало бы, как победа над гравитацией. Это ктархам удалось добиться за счет обволакивания своих кораблей холодной плазмой. Она способна изменять влияние времени и расстояния.
– Это та же самая плазма, что защищает корабли ктархов от выстрелов горячей плазмы, которой пользуются стерехи? – спросил я, помня недавнее сообщение шлема. Тогда он говорил об оружии стерехов, и о том, как ктархи от него защищаются.
– Да. В каждом корабле стоит генератор, вырабатывающий холодную плазму в достаточных количествах. Именно мы, шлемы, обязаны следить за достаточностью плазмы для любого действия. Генератор холодной плазмы – мощная защитная система, и помогла нам в борьбе со стерехами, имеющим плазменное оружие. Но все генераторы находятся в пещере ктархов. А здесь их просто разместить негде – они достаточно громоздки и тяжелы, и не годятся для переноски.
– А генератор с разбившегося корабля адмирала?
– Он был при падении полностью уничтожен, и уже не подлежит восстановлению. Адмирал сам проверял, и вынес решение. Нет смысла даже выносить его за собой, поскольку вреда окружающему миру он в нерабочем состоянии не несет.
Майор Медведь, видимо, слушал наш разговор внимательно, и не пытался вклиниться в него, пока говорил шлем. И только когда тяжелый вздох шлема объявил о том, что разговор закончен, Медведь спросил:
– Так что мы будем делать со стерехами?
– Искать их, и уничтожать, – несмотря на весь свой вложенный в него ктархами гуманизм, квантовый киберкомпьютер к стерехам относился явно не в соответствии с ним. Но здесь опять, видимо, квантовый механизм шлема в своей рациональности был сильнее разумности разумных существ. И не свойственные механическим роботам эмоции проявлялись у шлема отчетливо. В эмоциональном порыве даже люди, наверное, и ктархи тоже, часто забывают о своей морали. Однако, я уже знал, что сам шлем уничтожением стерехов заниматься не будет, хотя готов доверить это дело людям с определенной своей помощью.
– Как считаешь, Троица, трое оставшихся стерехов знают, что произошло с тремя ушедшими? Выстрелов они точно не слышали. Все три пули попали в голову, майор Сухоруков сразу так инструктировал своих снайперов. Значит, передать сигнал никто не успел. А дистанция была такой, с какой снайпер не промахивается – около полусотни метров. Это все равно, что в обычной комнате стрелять в слона из винтовки без оптического прицела. Тоже невозможно промахнуться.
– Мне трудно судить, я совершенно ничего не знаю о стерехах.
Опять вмешался в разговор мой шлем:
– Если они ушли, разругавшись, между ними произошел разрыв связи. Если трое оставшихся провожали троих уходящих, то связь была, и они наверняка знают, что произошло. Так устроен их организм – связь существует только между теми, кто друг другу симпатизирует. Выяснить вопрос можно довольно просто.
– И как это выяснить? – я не увидел простоты в решении этого достаточно важного для нас вопроса, но надеялся на свой шлем, считая, что он сумеет подсказать что-то дельное, как уже подсказывал много раз.
– Следует сверить время, когда наблюдатель видел в овраге спины стерехов, со временем, когда работали снайперы. Если оставшиеся ушли раньше, они ничего не знают. И надеются, что ушедшие вернутся с подмогой. Если ушли позже, то, скорее всего, понимают, что стали предметом охоты, и утроят осторожность.
– Понял. Сейчас выясню. Время сообщения, как и время действий, зафиксировано. Первое на компьютере дежурного, второе на видеокамере, которая снимала отстрел стерехов.
– Да, товарищ майор, выясните срочно, – согласился я. – И сразу мне дайте знать о результате. Я пока не вылетаю на нашу сторону границы. Хочу посмотреть, не увижу ли где "диких котов". Хотя бы издали. Тепловизор поможет их обнаружить. Они же теплокровные?
Последний вопрос был обращен к моему квантовому киберкомпьютеру. Он понял, и сразу ответил:
– Теплокровные…
– Значит, тепловизор их увидит?
– Должен увидеть, если они не забрались далеко под землю. Стерехи строят себе жилища под землей, как и ктархи… У них лапы хорошо приспособлены для рытья почвы. Правда, в последние десятилетия они стали использовать машины, тем не менее, рыть не разучились. Особенно, когда находятся в чуждом им мире. Вы сами сегодня видели…
– Но выходы-то из своих нор они не закрывают? Иначе им просто дышать будет затруднительно. Если не закрывают, то из выходов должно идти тепло.
– Должно, – согласился шлем. – Если только они не закопаются слишком далеко. Но, впрочем, это маловероятно. Во-первых, стерехи пока могут не ощущать опасность, которая обычно и заставляет их забираться под землю глубоко. Во-вторых, земля в здешних горах, насколько я понимаю, лежит слоем, не превышающим два метра, а ниже идут горные породы, через которые трудно пробиться без инструмента. А, в-третьих, стерехи славятся своей ленью, и не будут делать чего-то без особой необходимости. Даже если знают, что трое погибли на той стороне границы, на этой стороне они будут чувствовать себя спокойнее.
– Да, – согласился майор Медведь. – Так и было. При переходе границы они проводили тоннель на глубине от полутора до двух метров. Глубже, видимо, почва была для их лап жестковатой. Но я пошел к полковнику Сорабакину. Ему только что должны были принести для рассмотрения тела трех стерехов. Мне тоже любопытно будет взглянуть. Заодно и данные спрошу по времени. Полковник, как мне показалось, слишком капризный, чтобы надеяться на его прямой ответ, придется хитрить, чтобы объяснит, зачем нам понадобились стерехи даже на грузинской территории.
– Хитрите, товарищ майор, – попросил я требовательно, как приказал, – хитрите.
– Кстати, у меня мысль возникла, – наверное, от этой мысли майор Медведь даже остановился, если шел. Так мне подумалось по его важному голосу. – Я уже высказывал ее, но как-то внимание на этом не заострилось, и мы сразу перешли на другие темы. Отвлеклись. А зря, мне кажется… Зачем вообще стерехам копать эти проходы, если они могли шлемом воспользоваться, в случае, если он у них, и он просто перенес бы их в любом виде на любом транспорте в нужное место? Или я не правильно соображаю?
– Я бы сказал, что не совсем правильно, – очень мягко ответил шлем.
– Объясни…
– Самих стерехов очень много, их даже больше, чем людей в вашей цивилизации. Несравненно больше. И все они имеют разные уровни развития. Большинство, конечно, знают, что такое квантовый киберкомпьютер, и сумеют с ним обращаться. Но многие не знают. Как в лагере под полосатым флагом, у американцев, был человек, который только варил пищу, так и у стерехов есть особи, отвечающие только за свое дело. И нам могло просто повезти, если эти шестеро оказались из таких вот, из низших слоев. Они просто не поймут, что такое шлем, пока им кто-то не покажет, как со шлемом работать. Со своими приборами связи, которые имеют только два кубита, они справляются, если здесь окажется хотя бы один специалист, они справятся и с десятью кубитами. Могут даже нечаянно обнаружить возможности, которые дает шлем. Но пока еще не обнаружили, иначе я почувствовал бы.
– Значит, шлем может быть у них, но пока он не будет работать? – спросил я.
– Да. Такой вариант тоже существует. Пока стерехи не поймут, что это, или пока не передадут шлем кому-то более грамотному из своих. Из тех, на чей прилет они надеются.
А я сразу вспомнил, как шлем адмирала пытался заставить сначала рядового Пашинцева, а потом и меня отнести себя к месту гибели корабля, чтобы вернуть адмиралу. И подумал, что этим можно воспользоваться. И сразу высказал свою мысль своему квантовому киберкомпьютеру. Но он не согласился.
– Если бы Прсжнан, сын Матомоссэ был жив, он мог бы обратиться к своему шлему, и, возможно, была бы какая-то реакция. Наши же попытки ни к чему привести не смогут. Тот шлем не знает наших биометрических данных, и у него нет возможности дистанционно изучить их. Но я могу попробовать. Что я должен протранслировать?
– Заставь стерехов пойти к палаточному лагерю американцев. Пусть спецназ горных стрелков поупражняется в стрельбе.
– Сделаю…
Напряжение моего квантового киберкомпьютера я ощутил сразу. Мне даже голову сжало от этого напряжения. Тем самым шлемом и сжало, но не стянуло, и вообще впечатление сложилось такое, что сжимает голову что-то изнутри – к центру стягивает. Тем не менее, ответ меня обескуражил, как, наверное, и майора Медведя:
– Бесполезно. Ничего не получается. Он или не слышит меня, или не желает услышать, не желает подчиниться. Возможно, рядом с ним сейчас никого нет, и потому он не реагирует на мои призывы. Когда рядом нет живого разумного существа, шлем не активируется.
Это значило, что загадка осталась неразрешенной. И мы по-прежнему не знали, где находится шлем. Мы даже не знали, где находится тело ктарха Прсжнана, сына Матомоссэ.
– Ладно, – сказал Медведь, – я к полковнику бегу.
На связь он вышел через две с половиной минуты.
– Мы проверили данные по компьютеру. Наблюдатель видел стерехов уходящими за три минуты до выстрелов. И это значит.
– Это ничего не значит, товарищ майор, – сделал я вывод за Медведя, – но может значить, что оставшиеся стерехи не знают, скорее всего, что трое ушедших к ним не вернутся, и не доберутся до тоннеля перехода. И оставшимся ждать помощи неоткуда. Исходя из этих данных можно сделать вывод, что трое стерехов "залягут на дно", то есть, попросту спрячутся от всех глаз, и будут ждать помощи, не предпринимая никаких действий. Найти их в этом случае будет достаточно сложно, если только не искать сразу. То есть, я сейчас же вылетаю на поиск. Товарищ майор, можно сбросить мне на "планшетник" карту с отметками места, где их видел часовой?
– Тридцать секунд. – взял время на исполнение Медведь. Я только сначала на свою карту нанесу, и сразу тебе ее скопирую.
"Планшетник" у меня в нагрудном кармане слабо пискнул, подавая короткий электронный сигнал. Майор выполнил мою просьбу быстрее, чем обещал. Я включил свой гаджет, что еще неделю назад казался мне чудом техники, почти фантастикой техники, с возможностями, которые еще год назад казались невероятными, а теперь "планшетник" виделся уже простейшим, мало значащим и привычным инструментом. Без проблем я нашел нужную карту с отметками, коротко посмотрел, и запомнил. После чего шлем, что внимательно контролировал мои действия, используя мои же глаза, закрыл фонарь кабины, и я взлетел без всякого реактивного звука. Здесь мне некого и незачем было пугать реактивной струей и ревом несуществующего двигателя. И даже наоборот. Лучше было не показывать где-то поблизости бродящим стерехам, что их пытаются найти и рассмотреть сверху.
* * *
Квантовый киберкомпьютер без проблем перенес тепловизионную и обычную камеры с "беспилотника", что находился в моем рюкзаке, не корпус скутера. Мне даже рюкзак для этого не пришлось развязывать. Видимо, и еще какое-то оборудование приема-передачи сигнала перенес, и я, держа "планшетник" на коленях, рассматривал все, что находилось внизу, под камерами моего скутера, точно так же, как раньше, когда камеры стояли на квадрокоптере. Шлем сообщил мне, что если стерехи включат приборы контроля, он их работу почувствует, и сумеет сгладить волны, не позволив им отразиться. Там, я облетел всю зону против третьего участка технического контроля, поворотом камеры даже сумел рассмотреть вышку с пограничником на ней. Пограничник меня, кстати, не видел и не слышал. Наверное, я мог бы и над ним пролететь, он бы все равно меня не зарегистрировал. Хотя нарушение границы произошло бы. Но ни стереха, ни каких-то следов других живых существ, я не увидел, как, к своему удивлению, не увидел ни одного грузинского пограничника. Подумалось, что американская бригада договорилась с командованием грузинского погранотряда, чтобы пограничники пока в эти места не совались. Сам начальник погранотряда взять на себя решение такого вопроса не мог, следовательно, вопрос решался выше. Туда, выше, видимо, и пойдут материалы после гибели трех американских спецназовцев и одного грузинского пограничника от рук, скорее всего, ктарха, но едва ли кто-то может высказаться в данном случае о присутствии российского спецназа.
Что и требовалось доказать.
ЭПИЛОГ
Напоследок я слетал даже в сторону палаточного лагеря, рассчитывая, что стерехи могли или войти в контакт с американцами, или просто давно находятся с ними в контакте, и сейчас пришли туда ночевать. Но мои камеры упорно показывали только людей, и одно существо, которое я сначала по-наивности принял за стереха, из-за чего даже опасно снизился. Но только тогда, когда я завис над костром, я увидел, как это существо подошло к людям, в надежде выпросить подачку в виде кости, и разобрал, что это обыкновенная собака. Собака была достаточно крупной, сверху казалось полностью белой, и напоминала кавказскую овчарку, только необыкновенно добрую и человечную, в отличие от большинства своих собратьев. Я где-то когда-то читал, что международные стандарты не допускают полностью белого цвета у кавказских овчарок, хотя, например, казбекская ветвь этой породы всегда белая. Видимо, эта собака в американском лагере была как раз из казбекской ветви породы.
После этого я еще час продолжал поиск, когда шлем несколько раз сообщил мне одну и ту же фразу?
– Здесь мы уже смотрели. Ничего не нашли…
Я отвечал каждый раз одинаково:
– Может, пришли откуда-то со стороны. Надо просмотреть…
Но просмотр стабильно не давал результата. Стерехи, похоже, далеко под землю провалились. Это уже надоело майору Медведю, которому я несколько раз докладывал о безрезультатности своего поиска. В конце-концов майор не выдержал, и предложил мне вернуться.
– Понял, товарищ майор. Только в брошенную деревню еще загляну, и возвращаюсь.
– Стерехи из оврага двинулись в противоположную сторону.
– Это ни о чем не говорит. Может, они следы путали, может, решили идти другим путем, более ровным, под подошвой горы.
– Хорошо. Заодно сделай и снимок всей деревни. В том числе, и башни сними.
– У нас же есть спутниковый снимок.
– Тем более. Будем сравнивать. Если устал, вернешься – отдохнешь. А пока – не взбрыкивай, и делай, что приказано.
Это прозвучало строго, и даже нотки укора в голосе были различимы. Как человек военный, даже когда устал, я умею преодолевать усталость, и выполнять приказ командира. В этом во многом состоит профессионализм военного. Так нам еще в училище втолковывали. Не умеешь или не желаешь приказы выполнять, даже если они тебе не нравятся или сил у тебя не осталось, меняй профессию, пока не поздно. Потом, во время службы, придется много приказов выполнять таких, от которых отвернуться хочется. Тем не менее, их тоже выполнять следует. И от этого ни одному офицеру не уйти.