А что мне вообще-то было противиться! Я сам собирался туда заглянуть. А про приказы, которые выполнять не хочется, вспомнил потому, что уже привык быть сам командиром среди солдат, и быстро забыл, что в батальоне над командиром взвода есть и командир роты, и комбат, и начальник штаба батальона, и куча других старших офицеров в штабе. Это в командировке командир взвода – всему голова, хотя и здесь ему тоже пытаются навязать свою волю. То командир и начальник штаба сводного отряда, то кто-то из штаба антитеррористического комитета, то еще кто-нибудь, порой даже из другого ведомства, из ФСБ или из МВД. Но уж так сложилась нынешняя командировка, что от штаба сводного отряда я, согласно обстоятельствам, удалился, хотя первично поставленную именно этой инстанцией задачу выполнил – уничтожил составом взвода и банду эмира Магомета Арсамакова, и самого эмира, и даже еще какие-то две банды, перешедшие под его командование. А потом уже выполнял напрямую команды самого крупного своего командира – командующего войсками спецназа ГРУ, пока приказом того же командующего не попал в группу майора Медведя. И Майор Медведь отнесся ко мне, как к человеку, лучше других изучившему обстановку в зоне Резервации, и потому позволял принимать решения самостоятельно. Мне это, кажется, понравилось. Почувствовал себя, что называется, королем ситуации, простое сомнение которого принимается за истину в последней инстанции. Тем не менее, мне не показалось сложным и обидным вернуться к нормальной армейской действительности. Да и дело-то все было в производстве съемки, которую я первоначально делать не думал. Но, поступил приказ моего прямого командира. И я "осадил" себя.
– Понял, товарищ майор. Выполняю. Лечу к деревне.
И даже сидеть в кресле скутера при этих словах стал строже, хотя стойку "смирно" в кресле я не принимал.
Скутер, выполняя команду шлема, как обычно бывает, слегка опередил меня. Короткий отрезок пути я пролетел чрезвычайно быстро, не сумев ничего рассмотреть ни в мониторе, ни за стеклом фонаря кабины. Но, едва мы оказались над проваленными крышами домов заброшенной деревни, как скутер заставил меня интуитивно вцепиться в подлокотники. Я, конечно, знал, что какая-то невидимая мне сила создает в кресле эффект антигравитации, и пилота вжимает в кресло даже во время полета вверх ногами. Тем не менее, еще до того, как осознал это, руки вцепились в подлокотники мертвой хваткой. Скутер набрал нужную высоту, и стал делать фотографии мертвой деревни.
Только такая ли она мертвая?
Я сразу уловил на мониторе "планшетника" тепло, выходящее через разрушенную крышу третьей башни. И даже не успел подать команду своему квантовому киберкомпьютеру, как он начал действовать так, словно я уже отдал соответствующий приказ. Съемка к тому моменту уже закончилась, и скутер "свалился" в крутое пике, направляясь почти вертикально вниз. Только теперь я уже привык к своему положению, и за подлокотники не цеплялся. Тем более, что скутер падал быстрее, чем мог бы падать я, и потому вдавливал меня в сидение сам. Но скорость падения снизилась достаточно плавно, а я все равно из кресла не вываливался. Потом был произведен ловкий маневр, и мой транспорт без звука приземлился среди мелких камней склона, причем, острый его нос смотрел вниз, хотя и не под слишком большим углом. Угрозы съехать летательный аппарат не создавал, хотя со стороны это могло бы так и показаться. Но, видимо, у скутера были какие-то свои приспособления, типа якорей, что держали его на склоне.
Я предполагал, что квантовый компьютер выберет удобное место для посадки. И он выбрал как раз то, которое, скорее всего, выбрал бы и я сам – неподалеку от входа в башню, но с той стороны, куда не выходила бойница, следовательно, где меня изначально увидеть было бы невозможно. Фонарь кабины поднялся без звука. Я взял в одну руку автомат, в другую малую саперную лопатку – лучшее, как я считаю, оружие ближнего боя, и только после этого шлем поднял меня своей силой, и поставил на землю рядом со скутером, не зная, куда я решу пойти сам, и не собираясь лишать меня права выбора. Ночь была достаточно светлой, хотя луна "гуляла" где-то за высокими горами. Однако и света крупных мохнатых звезд вполне хватало, чтобы ориентироваться. Мне вспомнился минувший вечер, когда я прилетел на этом же скутере в этом же шлеме в ущелье, где располагалась база ктархов. Тогда шлем не помогал мне. Он, конечно, выполнял все мои приказания, потому что так заложено в его программу – подчиняться тому, кто шлем носит, но не помогал сам, не старался прочитать мои мысли, и опередить меня действиями. Наверное, он интуитивно чувствовал, что я противник ктархов. Более того, он наверняка знал, что мы с майором Медведем убили двух ктархов, прилетевших захватить нас или, как говорил позже адмирал, чтобы с нами договориться. Однако странные получились переговоры, если вместе майора Медведя мне подсунули эмира Арсамакова. Причем заранее договорились, как его подсунуть. Я не знал, как относится к смерти ктархов мой шлем, может быть, ктархи заложили в его программу свою философию о реинкарнации и о переселении в иные формы жизни, хотя, скорее всего, в этом случае он не был бы так активно настроен против стерехов. Но что-то он о реинкарнации знал. Меня это, впрочем, не сильно волновало. Я со скептицизмом относился к понятию того, что рядом существует бесконечное множество миров, и каждый мой поступок в зависимости от того, насколько он правомерен, оставляет меня в этом мире или уносит в иной, где жизнь идет по иному руслу, а смерть вообще позволяет родиться заново в теле ктарха или стереха или еще какого-нибудь существа. Или даже в теле другого человека. Может быть, даже противника моей страны. Я не желал углубляться в тонкости этой теории, поскольку приобрести конкретные знания возможности не было, а знания предположительные мне были не нужны. Здесь неизбежно должна вступать в дело религия, которая будет регулировать процесс реинкарнации. Кем родится человек после смерти – что определяет его дальнейшие жизни… И все это должно быть приспособлено и подстроено под массовый обман. А я прекрасно понимал, что любая религия есть ни что иное, как инструмент управления народом, регулирующий инструмент, чаще всего, проводящий регулирование с помощью мощного обмана. И не желал в это ввязываться. Понимая, где правда, а где ее нет, я не мог ничего изменить. И желал просто оставаться в стороне. Желал просто жить своей жизнью. И делать свое дело. Главное, всегда следовало оставаться честным перед самим собой, тогда и перед другими будешь честным. Это истина, которая выше любой религии. Но она позволяет выполнять свой долг и осознавать свое предназначение.
Оказавшись на земле, я начала опустил в нижнее положение предохранитель своего автомата, и аккуратно, стараясь не породить лязгающего звука, передернул затвор, досылая патрон в патронник. И только после этого поднял автомат к плечу, осмотрел сначала простым взглядом окрестности, выбирая места, где может кто-то спрятаться, и только после этого включил тепловизорный прицел, и просмотрел те же места уже в тепловизор. Опасности я не обнаружил. Если бы она присутствовала, то она выделяла бы тепло, и чуткий прибор показал бы это. После чего я перехватил автомат в левую руку, а в правую взял малую саперную лопатку. И даже не стал проверять пальцем острие лезвия. И без того хорошо знал, что оно заточено до острия бритвы, и, при желании, снимет с подбородка даже мою густую и седую щетину. Лопатка может использоваться и в качестве топора, и а качестве колюще-режущего оружия, если наносить прямой удар в выпаде, предположим, в горло. Если противник вооружен ножом, лопатка за одно мгновение сделает его и безоружным, и одноруким. Особенно она важна тогда, когда требуется соблюдение тишины.
Честно говоря, я надеялся встретить здесь стерехов. И уже мысленно подготовился сделать три быстрых круговых маховых движения, чтобы уничтожить за полторы секунды всех троих. При этом я помнил и о том, что здесь, в башне, мог быть человек, и именно он мог разводить огонь. Для себя, поскольку стерехам огонь не нужен. А это значило, что человек этот здесь вместе со стерехами, составляет одну компанию.
Честно говоря, мне люди все еще казались более опасными существами, нежели стерехи. Но, возможно, потому только, что я со стерехами не сталкивался. По большому счету, даже ктархи, правда, справедливости ради, стоит сказать, что произошло это уже после более основательного знакомства с ними, казались мне менее опасными, чем люди. Так, наверное, и было в действительности, потому что мораль ктархов проповедовала гуманизм, а человеческая мораль ставила гуманизм в очередь за целым рядом других жизненных принципов.
Как обычный военный человек, я не думал о морали, я готовил оружие. Подготовившись так, я двинулся вперед, сам себя не слыша, значит, хорошо шел, значит, и другие не должны были меня услышать, хотя остроту слуха стерехов я не знал, но предполагал, что их кошачьи уши намного более чуткие, чем человеческие.
Мой квантовый киберкомпьютер притих, и не мешал мне. Сообразительный! Понимал, должно быть, что трудно мне, не имеющему в голове десяти кубитов, обмениваться мыслями и, одновременно, соблюдать необходимую глубокую концентрацию. А концентрация в такие моменты бывает крайне необходимой. Следует идти, выдвигая вперед сначала одну ногу, потом подставляя к ней другую, но контроль шага должен быть отработанным до автоматизма, чтобы не задумываться, и не отвлекать внимание на мелочи. А основное внимание уделяется окружающему тебя враждебному миру. И указательный палец расслабленно лежит на спусковом крючке автомата. Стоит только неизвестно чему появиться в зоне наблюдения, как ствол готов резко развернуться в ту сторону, а палец готов сжаться, и дать короткую хлесткую очередь. И следует иметь крепкие нервы, чтобы не стрелять, например, в сову. Но сова умница, она хорошо себя проявила, и раскатисто ухнула перед тем, как попасть в мою зону видимости. А когда меня заметила, резко затормозила в воздухе, на манер летучей мыши, изломала направление своего движения, круто свернула в сторону, и быстро скрылась за второй башней. А я продолжил обход вокруг третьей. Шел я вплотную к стене, едва не задевая ее плечом, и потому, чтобы увидеть меня из узкой бойницы, требовалось высунуться из нее, что само по себе было делом нелегким, и, скорее всего, сопряженным с крутым матом. Но никто из бойниц не высовывался, никто не матерился, и я благополучно сделал круг, подойдя к воротам с другой стороны. Ворота были дощатыми, хилыми, и уже пару, наверное, веков, как прогнившими. Менять их и обновлять никто не собирался, потому что необходимости в башнях ни у кого давно уже не возникало. А в последние годы вообще-то и некому было этим заниматься.
В одной из створок ворот была калитка – внешне, еще более хлипкая, чем сами ворота. Впечатление создавалось такое, что стоит плечом или рукой на калитку облокотиться, и она провалится вместе с тобой внутрь. Но это впечатление было обманчивым, в чем я сразу же убедился, попытавшись без стука ладонью на калитку надавить. Она была достаточно крепкой, и еще чем-то, как мне показалось из-за центра жесткости, подперта изнутри. В принципе, мы когда-то на учениях таким же образом маскировали входы в свои бункеры. Крепкая входная дверь, кажется, даже металлическая, была изнутри, а снаружи она была просто обклеена сырыми полугнилыми досками. Такими, которые толкнуть неприятно, боишься руки гнилью испачкать. Никто и не толкнул, кому не следовало. Но опыт тех учений подсказал мне, что ударом ноги, как я намеревался раньше, возможно, эту дверь открыть не получится. Значит, требовалось проявить или хитрость, или элементарную наглость. Поскольку, хитрость в голове никак созреть не желала, я однозначно согласился на второе. Но предварительно обратился к шлему с вопросом, нет ли за дверью стерехов. Шлем ответил сразу так же однозначно:
– Там только человек, и еще какие-то существа, о которых я ничего не знаю. Но, насколько я понимаю, эти существа попали в беду. Они малоразумны, если вообще разумны, способны принимать решения, но обдумывать их не умеют. Если бы там были стерехи, они общались бы друг с другом на квантовом уровне двух кубит, и я услышал бы их разговор.
Не знаю почему, но у меня появилась мысль, что там, внутри, человек и овцы. Овцы содержатся на мясо, на случай, если человек здесь задержится надолго. Или там змеелов и пойманные им змеи. Но человек, тем более, один человек, меня волновал не сильно. Он не вызывал моего опасения. И именно тогда я решил, что необходимо проявить именно наглость.
Еще в момент, когда я осматривал окрестности, я рассмотрел в прицел ближайший к башням двор с низеньким заборчиком, сложенным из горного сланца, а за забором были сложенные поленницей дрова. Здесь, в малолесистых горах дрова должны цениться. Особенно, в моей ситуации, потому что я внезапно ощутил, как я замерз. В горах ночами всегда бывает прохладно, даже жарким летом. И потому, долго не сомневаясь, я поспешил к забору, прямо через него набрал основательную охапку, и вместе с ней вернулся к башне. Костер я разложил прямо рядом с воротами. При этом понимал, что под воротами есть щель, в которую может рука пролезть, и дым наверняка будет туда затягиваться. А потом будет идти через башню, как через почти идеальную трубу. Дым разбудит того, кто спит, и заставит проявить интерес того, кто бодрствует. Да еще, чего доброго, заставит человека закашляться.
Выложив дрова "вигвамом", я хватился, что у меня нет с собой ни спичек, ни зажигалки. Пришлось снова прибегнуть к услугам квантового киберкомпьютера.
– Подожги это! – потребовал я мысленно.
И костер вспыхнул моментально. Я тут же сел рядом с огнем, хотя предварительно и спрятал за камни свой автомат, но оставил под рукой малую саперную лопатку. потом вытащил из рюкзака упаковку с сухим пайком, и решил отужинать, понимая, что кто-то обязательно должен помешать мне ужин закончить. Но человек в башне, видимо, торопливостью не отличался. Мне трудно было, конечно, понять, скрипели и трещали горящие в костре дрова или скрипели и трещали ступени лестницы в башне. А, скорее всего, происходило и то, и другое. Но поднимался человек по ступеням долго и осторожно, стараясь себя не выдать. Куда он поднимается, я догадался. Где-то на уровне, примерно, третьего этажа над воротами башни была в стене бойница – другие смотрели в стороны, откуда меня рассмотреть было бы невозможно. Через бойницу третьего этажа жилец этой импровизированной средневековой гостиницы и хотел, видимо, оценить нарушителя своего спокойствия и одиночества.
Свой ужин я закончил быстро. И сжег в костре упаковку. Правда, уничтожать полностью "сухой паек" я не стал, потому что придумал для себя ход, который мог выглядеть убедительно.
Человек из башни, видимо, оценил меня. И мой вид не внушил ему беспокойства, из чего, даже не видя его, я сделал вывод, что это крупный и сильный мужчина. Но в спецназе ГРУ среди линейных офицеров редко можно встретить громилу, у которого мышцы из одежды выпирают. Конечно, и такие бывают, поскольку против природы человека никакие методы не действенны. И сам я несколько раз встречал людей, у которых мышцы стремительно растут даже при небольших нагрузках. А уж при наших интенсивных тренировках эти люди легко становятся монстрами, внешнего вида которых ктархи испугаются. Но я был не из таких. Внешне я не производил впечатления отъявленного бойца, и потому человек в башне меня не испугался. Я услышал, как скрипят старые ступени под его ногами. Он спускался, уже обретя уверенность в себе. Потом что-то загремело, отодвигаемое от ворот – значит, не зря я отказался от попытки выбить вход ногой, после чего не заскрипела, как я ожидал, а натурально завизжала, открываясь, калитка. У меня было два варианта поведения: первый – удивленно встать, и так же удивленно рассмотреть человека, показывая, что я не ожидал его здесь встретить, как вообще не ожидал встретить никого. Второй вариант – спокойно сидеть, и дожидаться, когда человек из башни присядет у моего костра. И только тогда на него посмотреть. Это показывало бы сразу, что я пришел именно к нему, и в этом случае не требовалось хитрить и вертеться, словно уж в руках ловца. Я выбрал второй вариант. В нем присутствовал какой-то кураж, слегка отвлекающий от потока непонятных вещей, что на нас на всех обрушился. Я вообще всегда любил моменты, в которых присутствовал кураж.
В данный момент, я пытался прочитать мысли человека, который ко мне спускался. Его удивление и недоумение. Он считал, что очень хорошо прячется. Он проявлял повышенную осторожность. Даже мясом запасся, как подсказало мне овечье блеяние за воротами. Тем не менее, его обнаружили, и пришли к нему открыто. Если открыто, значит, по делу, и, скорее всего, без злого умысла.
– У него оружие… Пистолет за поясом на спине, – предупредил меня мой квантовый киберкомпьютер.
– А у меня лопатка… – просто ответил я. Естественно, ответил мысленно, как уже привык с ним общаться. – Кроме того, нет в природе такого пистолета, который справится с моим бронежилетом. Правда, голова у меня не защищена…
– Нет такой пули, которая попала бы в шлем… – так же просто ответил он.
– То есть? – не понял я.
– Я направлю пулю мимо себя…
Скрип калитки оборвался резко. Не глядя, я догадался, что человек придержал ее рукой, и перед тем, как шагнуть за высокий порог, высунул голову, и посмотрел вправо и влево, нет ли здесь еще кого-то. Из бойницы ему не было бы видно человека, который к стене прижмется. И, только убедившись, что я один, он шагнул вперед. Наивная простота. Я вполне имел возможность оставить по человеку вне зоны его видимости, только мне это было ни к чему.
Жилец башни подошел ко мне сбоку, некоторое время постоял, ожидая, видимо, от меня каких-то слов, потом, слов не дождавшись, продвинулся в сторону, и сел на камень по другую сторону костра. Удачно сел. Возможно, намеренно, просчитав заранее возможность разогнуть ногу, и отшвырнуть в меня сложенные в костре поленья. Горящие головни и множество искр наверняка заставят любого не готового к такому повороту событий человека зажмуриться на несколько секунд, шарахнуться в сторону или просто назад, и это даст возможность моему оппоненту вытащить пистолет. Но на мне была экипировка "Ратник", которая огня не боится. А голову я сумею убрать. Тем более, что такого движения от него ожидаю. Значит, готов к нему.