- Я пришёл не к вам, - сказал "монолитчик". - Ни к кому из вас. Мне нужен мой другой.
- Ну так ты опоздал, - сказал Матадор. - Другие все в разъездах. Мёртвый сезон.
- Нельзя шутить такими словами, - сказал пришелец.
- Ах да, ты же из "Монолита", - сказал Матадор. - И какие настроения сейчас в "Монолите"? Что велел сказать Верховный жрец или как там он у вас называется?
- Я не принёс вам вести, - сказал пришелец. - И я не из "Монолита".
- Ну да, - сказал Матадор. - Ты не из "Монолита", ты только форму напялил…
- Одежду я взял там, - сказал пришелец. - Снаружи. Владелец долго не хотел её отдавать. Я дал хорошую цену, и он согласился.
- И запрыгал по снегу нагишом, - сказал Матадор. - Допустим, мы поверили. Дальше что?
- Дальше ждать, - сказал пришелец. - Ждать, когда будет мой другой.
- Да ты прямо Чингачгук какой-то, - сказал Печкин. - Так не пойдёт. Скажи хоть, как к тебе обращаться.
- Вам не нужно ко мне обращаться, - сказал незнакомец. Голова у него была выбрита наголо. - Ко мне обратится мой другой. Я подожду.
И закрыл глаза. На кресле в другом конце зала точно так же спал алжирский бакалавр-самоубийца.
- Жрать хочешь? - сказал Матадор.
Ответа не было. Незнакомец уснул.
- Понты гнал, - сказал Киндер и спрятал наган. - Типа мороз ему не страшен… Вон как его сморило.
- Нет, - сказал Матадор. - На нём снега не было. Ни снежиночки. Видите - даже с обуви не натекло. А ведь простоял он там…
- Отак сама Зона жартуе, - сказал Мыло. Он уже закончил ремонтировать пояс шахида и прикидывал его на себя. - То не людына. Його вбыты трэба поскорийше…
- Посла не душат, посредника не убивают, - сказал пришелец, не открывая глаз.
- Вот, Печкин, и таинственный незнакомец тебе в роман, - сказал Матадор. - В финале окажется, что он - побочный сын Большого, в детстве украденный цыганами…
- У Большого не стыришь, - сказал Киндер. - Он сам у любого цыгана коня уведёт…
- Я же не "мыльную оперу" пишу, - обиделся Печкин. Но творческая мысль его уже помчалась стремительным домкратом: братья-антагонисты, разлучённые во младенчестве, борьба противоположностей; но, с другой стороны, зачем им враждовать, если они друг друга не знали? Нестыковочка получается…
Бармену надоела гнетущая тишина, он включил музыкальный центр, и запел Серёга Воркута, лично отсутствующий по причине записи альбома в знаменитой лондонской студии "Эбби роуд".
…Звенит на столах посуда.
Бармен, не надо сдачи!
Всеобщее восхищенье,
Всеобщая похвальба…
Осталась надежда - чудо,
Осталась вода - удача,
Остались патроны - везенье,
А всё остальное - судьба…
А кому нужна моя книга, подумал Печкин. Нет, раскрутить-то её раскрутят, но прибавится ли от неё в мире добра? Наверное, я слишком старомоден, раз думаю об этом. И даже смешон. Но ведь с появлением Белого в Зоне что-то изменилось. Конечно, бросить связчика и раньше считалось западло; но ведь нынче, случается, и чужих спасают! И даже гордятся: я Белого опередил! И собачатся между собой меньше! Это все ветераны отмечают. А Большой только уловил тенденцию и творчески развил… Превращает, так сказать, культуру отношений в цивилизацию…
…Нетронутых писем груда.
Нехитрый уют бродячий,
Предельное напряженье:
Выдержит ли резьба?
Выжил под Выбросом - чудо.
Вышел в Предзонье - удача,
Дожил до рассвета - везенье,
А всё остальное - судьба…
Опус мой забудут на следующий день. Против лома нет приёма: в одно ухо влетает, в другое вылетает. Но я всё-таки буду писать об этом, об этих простых вещах. Снова и снова. О чести, о совести, о милосердии. "А я всё твержу им, как дурачок: да не надо, люди, бояться!" Белого тоже дурачком считали, а он вытаскивал, кого возможно, из лап Зоны и не обращал внимания. Белый же смог. Значит, и я смогу. И любой нормальный человек сможет, если перестанет стесняться своей человечности перед жлобами и выродками…
- С лёгким паром! - сказал Киндер.
Печкин оторвался от возвышенных своих мыслей и поднял голову.
По лестнице спускались Белый и Синильга. Они смущённо улыбались, как нашкодившие дети. Сахалярочка куталась в махровый парижский халатище, спасатель был в белоснежном тренировочном костюме - только надписи "СССР" на груди не хватало…
Вдруг его счастливое лицо окаменело.
Пришелец открыл глаза и посмотрел на Белого.
Белый жестом отослал Синильгу наверх, и она подчинилась.
Белый развёл руки, показывая, что лучше бы всем присутствующим разойтись к стеночкам, - и сталкеры подчинились. Только Топтыгин возле стойки хотел что-то сказать, но Белый прижал палец к губам…
Пришелец встал и скрестил руки над головой.
Белый повторил его движение - или приветствие?
Никто из них не принял боевую стойку, но всем стало понятно, что сейчас начнется поединок. Без единого слова. Без угрозы. Без ритуала.
Печкин почувствовал, что не выйдет у него не только встать - вообще пошевелиться. Как тогда, перед химерой. Надо будет спросить у Белого, как вышло с химерой, почему она сгинула. Боже, о чём я думаю… Мыло прав - этот лжесектант не человек. Человек не может так быстро… Значит, и Белый - тоже?
Противники раскинули руки и пошли по кругу, как в греческом танце сиртаки - только двое из полагающегося хоровода, другие участники как бы подразумевались. Танцоры двигались всё быстрее и быстрее, пока не образовалась чёрно-белая лента, как в стробоскопе. По этой ленте ползли какие-то изображения. Змея, проглотившая собственный хвост? Монада Лейбница? Спираль ДНК? Партитура музыки Прокофьева к "Гамлету"? Именно эти железные аккорды звучали сейчас в голове журналиста. Интересно, все остальные тоже их слышат? Или каждому своё?
Страшный хоровод из двух танцоров стал сужаться к центру. Сейчас бойкие поселянки сойдутся - и с весёлым визгом отхлынут назад, отбивая свои дроботушки… Нет, при такой скорости стёрлись бы не только каблуки… Кто побеждает в этом вихре? И что считается победой? Мелькание чёрных и белых полос не позволяло отвести взгляд. Закольцованный штрих-код. В итоге кольцо должно стать серым… Примерно через вечность-другую…
Подняться Печкин не мог, но его страшно тянуло включиться в безумную круговерть, так ребёнку хочется сунуть пальчик в лопасти вентилятора - остановится или нет? Думалось журналисту, что именно там откроются ему все тайны и загадки Зоны, Именно там станет он самим собой…
И вдруг разом всё кончилось - и хоровод, и аккорды, и поединок.
Участники его лежали замертво на тех же местах, с которых начали движение. Только возле головы пришельца валялся медный чайник, и лицо незнакомца в чёрном было багровым - ошпарило его топтыгинским чайком-да…
А у Белого и лицо стало белым…
- Ништо, - сказал таёжник. - Они живут. Имя только паморки отшибло…
- Синильга, нашатырь и скотч, - скомандовал Матадор. - Не рыдай, всё в порядке. Киндер, когда ленту принесут - упакуй этого затейника… Мыло, взрыватель на поясе нажимной или дистанционный?
- Ще й таймер е, - сказал Мыло. - Три смерти у единому флакони… Ты шо - у хати його будэшь?
- Нет, конечно, - сказал седой сталкер. - Теперь отсоедини взрыватель и засунь ему в штаны. Надеюсь, взрывателя дяденьке хватит…
- Эй, - сказал месье Арчибальд. - Вы мне всё заведение разнесёте… Кишками уделаете…
Синильга тем временем хлопотала над Белым, совала вату. Печкин помог ей усадить Белого в кресло.
Усадили в кресло и ошпаренного незнакомца - примотали руки-ноги-талию.
- Месье Арчибальд, - сказал Матадор. - А лучше будет, если он во что-нибудь превратится? Помнишь ведь перевоплощение Душмана? Тогда вообще весь интерьер менять пришлось…
- Белый в себя приходит, - сказал Печкин.
- Эх, - сказал Киндер. - Сейчас начнётся: не мучайте его, мы и так в аду… Ты бы ему объяснил, Батюшка, что с антихристами не церемонятся…
- Так антихрист и смерти не боится, - сказал Батюшка.
- А ладно бы его с полотенцем спросить, - сказал Топтыгин. - Тогда и не нагрезим в избе…
- Как - с полотенцем? - сказал Матадор.
- А так, - сказал Топтыгин. - Палка да полотенце округ башки. И заворачивать, пока истоку не узнаем… Кара ему падёт нестерпимая, он и ответит про всё…
- Ага! - понял Матадор. - "Не сдавливай мне голову при помощи палки и верёвочной петли, о великий Ходжа Насреддин!" Гуманисты у нас в тайге живут, однако…
- Всё правильно сказал, - заметил бармен. - Нечего грязь разводить…
- Может, его в тамбуре закрыть… - сказал Матадор. - Чтобы не рисковать…
- Не-ет! - заревел из тамбура Колчак. - Мы и так с Марконей еле восстановили всё! И опять! Выкиньте его на мороз - сам назад запросится! Мы и то околели!
- Вы с ума сошли! Освободите его!
Все переглянулись и с облегчением поняли, что это говорит Белый.
Тут и пленник заговорил так, что все притихли. Из ошпаренных уст таинственного посланца Тьмы пошёл косяком отборнейший мат, уж никак не приличествующий его прежнему статусу:
- …вы что… вашу… честного человека… на свои… бутылку обещали… фашисты… за моё доверие… волки позорные… не имеете такого права…
На каждое слово с информацией приходился десяток слов с интонацией, как и положено при хорошем разговоре.
- Вот видите, - сказал Белый. - Отпустите…
- Он машкарат, - сказал Топтыгин. - Подменный… То карацкие слова говорил, по-тамошни баял, а то экое некраснословье развёл! Срам слушать, как сатану тешил! Двоедушный он…
Плача и захлебываясь, незнакомец поведал сорванным голосом, что зовут его Паша Черентай, что от хозяина он год как откинулся, потому и лежал себе спокойно в скверике при железнодорожной станции и спал, и тут приступил к нему человек и пообещал бутылку, он и пошёл, и ничего больше не помнит… Зачем вы мне башку побрили? Зачем в морду кипятком плеснули? За что связали? Что я натворил? Я трезвый был, только с бодунища…
- Развяжите, - напомнил Белый.
- Белый, - сказал Матадор. - Он же в любую минуту снова может перекинуться в этого… Не знаю кого… Опять танец нам устроите… Данс макабр…
- Ничего не понимаю, - сказал Белый. - Какой танец?
- Какой танец? - спросил и Паша Черентай.
У него и лицо изменилось, словно кипяток смыл толстый слой грима. Вместо зловещего аскета с незапоминаюшимися чертами физиономии (мечта разведчика) перед ними сидел средних лет бомжик, испитой, небритый, морщинистый…
- Погодите. - К пленнику подошёл Майор. Он не давал о себе знать с той самой поры, когда незнакомца впустили, - сидел за своим столом да хлебал борщ, ни во что не встревая. - Надо выяснить. Личность. Это моя компетенция.
- Да освободите же его поскорей! - сказал Белый.
- Ты что, правда не помнишь, как вы тут скакали? - сказал Печкин.
- Помню, как сошёл с лестницы… Или я упал с лестницы? - сказал Белый.
- Вы не упали, - сказал Майор. - Вы производили. Совместно с этим. Определённые действия невыясненного назначения. Но я прошу. Провести дознание. Я сделаю это лучше. Чем вы. Потом можно будет расконвоировать. По результату. Учесть сотрудничество со следствием…
- Во-во, - обрадовался Паша Черентай. - Давай, начальник. Эти психи мне морду кипятком ошпарили… Без профилактической беседы…
- Не уроси, - сказал Топтыгин. - Кипятком… Еле тёпленький уже был чаёк-да! А вот посудину ты мне погнул своей башкой! Ответишь!
- Имя. Фамилия. Отчество, - сказал Майор.
- Черентаев Паша… То есть Павел Эмильевич, - сказал бывший незнакомец.
- Ка-ак? - не поверил своим ушам Матадор.
Майор поглядел на сталкера укоризненно: не мешай!
- Эмильевич, - повторил Черентай. - А вам что - тоже смешно? Ничего смешного…
- Год и место рождения, - сказал Майор.
- Одна тысяча девятьсот… семьдесят… нет, восемьдесят… Восемьдесят второй, вот! Город Челябинск!
- Постоянное место жительства?
- А вот этого не имею, - огорчился Черентай. - Я сезонник.
- Семейное положение?
- Я же говорю - сезонник… Одно время подженился в Ростове - но не срослось…
- Имя, фамилия сожительницы?
- Татьяна… Не, Люба. Татьяна в Перми осталась. Не поехала на калым. А Танька меня кавказонам и продала. Нет, Любка. Я у их в рабстве был…
- Не похоже, - сказал Майор. - Руки. Грязные, да. Но не рабочие. По карманам щипал. Углы на бану вертел. Лохотронил.
- Да уж где уж, - вздохнул бомжик. - Так, по мелочи.
Все обитатели бара "Хардчо" с интересом наблюдали, как на их глазах в тяжких муках рождается истина. Только Белый сказал:
- При чём всё это? Не мучайте человека, мы и так…
- Прошу не оказывать, - сказал Майор. - Давления. На следствие. Последнее место. Жительства.
- Так Ростов же! Нет, Стерлитамак…
- Документы. Какие-нибудь. Справка.
- Может, и были документы, гражданин следователь, только этот демон их у меня и забрал.
Печкин навострил уши. Вот уже и демоны объявились в романе… Мистика нарисовалась…
- Имя, фамилия демона.
- Кто же у демонов фамилии спрашивает? - удивился Черентай. - И не в том я был положении, чтобы спрашивать…
- В каком. Положении. Вы были.
- Так в горизонтальном же! - обрадовался бомжик. - Я же говорю - в скверике лежал. Около вокзала. А меня этот демон и поднял - пнул по рёбрам. Я думал - это мент, то есть, извиняюсь, сотрудник ко мне вежливо обращается, а это, оказывается, он…
- Почему. Вы подумали. Что это демон, - сказал Майор.
Черентай смутился.
- Ну, демон не в смысле демон, - сказал он наконец. - А демон в смысле неизвестно кто.
- Значит. Неизвестный человек, - сказал Майор. - Особые приметы. Неизвестного.
- Костюм серый, хороший… Галстук серый, хороший… Шляпа серая, хорошая… Ботинки коричневые, но тоже хорошие…
- Врёт он всё вам, - подал голос Батюшка. - Которые демонов видели, так они по-другому поют…
- Прошу не оказывать, - бесстрастно сказал Майор. - О чём. Он с вами говорил.
- Работу предложил, - сказал Паша Черентай. - Непыльную, сказал. Типа сторож…
- Дальше.
- А дальше я ничего не помню, - развёл руками бомжик. - А потом вы мне в морду кипятком и плеснули и голову чуть не проломили…
- Одежду где взял, - сказал Майор. - Берцы где взял.
- Не моё! - страстно воскликнул Черентай. - Без суда не имеете права в тюремное одевать!
- Чего ж ты. Павиан бесхвостый. Ваньку перед нами валял?! - рявкнул наконец-то Майор.
Паша Черентай сжался в кресле - насколько путы позволили.
- Ничего я не валял, - пробормотал он. - Я даже не знаю, что вы за люди…
- А кто. Здесь цирк устроил. На пару с потерпевшим.
- Да я не потерпевший, - виновато сказал Белый. - Я тоже ничего не помню. Отпустите его…
- Вот! - обрадовался бомж. - И товарищ тоже…
Печкин не выдержал.
- Так не годится, - сказал он. - Только что мы столкнулись со сверхъестественным явлением. И вдруг оказывается, что его виновник - обыкновенный бичара. Так не бывает. Человек не может так резко измениться. То он был прямо Посланец Чёрного Властелина, а то вдруг Паша Черентай. Читатель не поверит… То есть… Я имею в виду…
- Вы закончили, - не спросил, а констатировал Майор. - Продолжаю. Вы сознаёте. Где находитесь.
- Где, где… В Кзыл-Орде! Да в том же городе поганом, которая станция…
- Название станции.
- Так я же там спал! Я на название не смотрел! Меня с поезда выкинули… То есть с электрички…
Майор выразительно посмотрел на Топтыгина.
- Полотенце, - сказал он. - Жалко. Что не знал такого способа. Теперь знаю. Это лучше. Чем "слоник". Никаких следов.
- Нет! - закричал Паша Черентай. - Я вспомнил! Станция Кошкин! Город Кошкин! Там я спал! На лавочке!
- Ну да, - сказал молчавший дотоле Матадор. - В ночь перед Рождеством он спал на лавочке. Девочка со спичками. Это не показания у нас получаются, а святочный рассказ…
- Какое Рождество? - сказал Паша. - Тепло было - июнь же месяц на дворе… В декабре я бы точно себе подвальчик надыбал…
- Июнь, - сказал Майор. - Какого года?
Черентай ответил.
- Хотя бы год. Совпадает, - сказал Майор. - Ну и где же. Ты мотался. Столько лет. Прежде чем. Пришёл сюда. Цирк нам устраивать.
- К-какие столько лет? Я что - в полной отключке был?
- Получается да, - сказал Майор. - По-твоему. Месье Арчибальд. Чистое длинное полотенце.
- Постойте! - закричал Белый. - Всё совпадает! Город Кошкин! Так и должно быть. Он не лжёт. Именно этот город.
- Никогда не слышал, - сказал Матадор.
- Это город, - сказал Белый, - в котором я появился на свет семь лет назад.
Глава четвёртая
Когда майора Каргина с треском уволили из внутренних органов за грубость и бестактность (уложил при облаве в ночном клубе мордой в паркет известного визажиста), он решил стать частным детективом.
В напарники к Каргину пойти никто из коллег не пожелал - "Хороший ты мужик, Сева, в деле, но характер у тебя по жизни тяжёлый". Из-за этого характера он и семью потерял.
Первый же клиент, начальственного вида мужчина, пожаловался:
- Видите ли, я подозреваю, что супруга моя, Ланочка, не верна мне…
Майор посмотрел исподлобья и сказал:
- Хрюли там. Подозревать. Ты на себя. В зеркало. Глянь. Тебе рога. Не прилепить. Это женщине. Себя не уважать. Моя ставка. Пять кусков в день. Плюс текущие.
Клиент вылетел из офисной клетушки с возмущённым визгом, а Каргин вздохнул:
- Ну не умею я. С такими людьми.
Вообще-то он ни с какими людьми не умел, кроме бандитов. Зато уж с этими он умел хорошо.
Вот и не вышло из него ни Пуаро, ни даже Майка Хаммера, а ведь на что грубый был мужчина Майк Хаммер с быстрым револьвером.
Вот и устроился Каргин обычным охранником в районном филиале московского "Сталкербанка" - сутки через трое. Потом вырос до старшего инкассатора. Несмотря на профиль банка, не интересовался ни Зоной, ни тамошними делами. Стражник в офисе "Лукойла" тоже, поди, не буровой мастер…
А про киллера Гороха позвонил Картину бывший сослуживец:
- Объявился твой снайпер. Из Киева сообщили. Только они сказали, что ловить не будут, потому что он ушёл в Зону…
Майор скоропалительно уволился и поехал в Киев…
…Когда Белый в тот вечер перед Рождеством предложил ему и Печкину особого рода расследование, Майор сразу согласился. Не то чтобы Зона ему надоела - просто там он постоянно чувствовал, что занимается не своим делом. Да и слишком легко там: увидел врага - стреляй, а не беги к прокурору за ордером. И объяснений писать не нужно. Как-то несерьёзно…
И Печкин согласился - в конце концов, ему пришлось бы придумывать герою какую-никакую биографию. А тут появился шанс установить подлинную…
Хоть и невелик был этот шанс.
Ничего о себе не знал Белый. Даже имени своего не знал.