Глава двенадцатая
Санаторий "Глубокий сон" был окружён высокой кирпичной стеной - можно было бы предположить, что раньше это здание было тюрьмой, но нет - не древняя кладка была, и кирпич какой-то затейливый, с вытисненным узором.
Ворота в стене тоже выглядели современно, в стиле "техно" - с какими-то датчиками, со множественными глазками камер.
- Ментовскую сбрую снимем? - сказал Печкин. - В гражданке пойдём?
Майор поколебался.
- Снимем, - решился он. - Тут серьёзно. Тут и запрос могут. Особенно после. Такого визита.
- Хотел бы я знать, о чём Сергей Сергеич её спрашивал, - сказал Печкин. - Была бы у меня сенсация…
- Перетопчешься, - сказал Майор.
- А вот шапочку-маску я оставлю, - сказал Печкин. - Жарко мне в топтыгинском подарке. Не сперли бы это лохматое чудо!
Майор вышел из машины, подошёл к воротам и нажал единственную кнопку.
- Ваш номер, - прозвучал безжизненный дамский голос.
- Седьмой, - сказал Майор, потому что сказать "первый" было бы неубедительно.
- Вы академик Брыксин?
- Да, - сказал Майор. - Хрен ли там. Академик.
- Вставьте в драйвер вашу личную карточку.
- Какую. Карточку.
- Карточку посетителя. Когда вы записывались на приём, вы получили карточку посетителя. Вставьте её.
- Вставь себе, - сказал Майор. - Монгольский вибратор. Четырёхлопастной. С изменяющейся геометрией.
- Не хулиганьте.
Печкин понял, что Майор может всё испортить, если не уже. Он подошёл поближе, наклонился к дырочкам микрофона и сказал:
- Простите его. Он волнуется. Мы привезли больного.
- У нас нет больных. У нас отдыхающие. Это санаторий.
- Пусть будет так, - сказал Печкин. - Мы привезли отдыхающего. Он в критическом состоянии. Мы заплатим.
- К сожалению, мы никого не принимаем в приёмные дни, - сказала дама с некоторым даже сочувствием.
- Так они же приёмные, - сказал Печкин, чувствуя себя персонажем не то Кафки, не то Ионеско.
- Я имею в виду дни, когда принимает Домнушка, - пояснила невидимая дама. - Если вы к ней, то у нас предварительная запись.
- Ладно, - сказал Печкин. - Запишите нас предварительно.
- Предварительная запись производится в дни предварительной записи. Послезавтра будет как раз такой день. Тогда вы приедете и запишитесь. Вам назначат дату приёма.
- И сколько ждать?
- Около года, - сказала дама. - К Домнушке все хотят.
- Интересно, - сказал Печкин Майору, - в машине у бандюков есть палатка? Ведь гостиницу мы оптимизировали…
- Захлопнись. Папанин, - сказал Майор. - Гражданочка. Мы из милиции. Наш задержанный нуждается. В срочной помощи.
- Он истекает, - добавил на всякий случай Печкин.
- Да я ещё тогда отлил, когда с ментами, - обиделся конвоируемый Паша.
Майор задумчиво постучал костяшками пальцев по металлу, прислушался к звуку и поглядел на "хаммер" - видимо, прикидывал, можно ли на нём протаранить ворота…
- Не хулиганьте, - сказала дама. - Вы можете разбудить отдыхающих.
- Послушайте, - сказал Печкин. - Нам действительно срочно надо попасть к вашему начальству. Вы мешаете следствию…
- Начальства сегодня нет, - сказала дама. - Сегодня принимает Домнушка. А вы не записаны.
- Мы заплатим, - сказал Майор. - Сколько потребуется.
- Много потребуется, - сказала дама. - Вы столько не зарабатываете.
- А вы попробуйте, - сказал Печкин. - Кому деньги передать?
- Перечислите на банковский счёт санатория, - сказала дама.
- А кэшем?
- Гражданин начальник, - сказала дама. - Вы откуда такой? Кто же нынче с наличкой связывается?
Печкин в растерянности отошёл и отозвал Майора.
- Зря ты про милицию ляпнул, - сказал журналист. - Теперь она нас ни за что не пустит. И никакого ордера у нас нет…
- Отведите машину на парковку, - потребовала дама. - Вон люди приехали…
Про парковку она сказала вовремя, еле успели, потому что к санаторию один за другим стали подъезжать автомобили - по большей части дорогие иномарки с московскими номерами.
Из машин стали выходить своевременно записавшиеся счастливцы.
- Ничего себе, - сказал Печкин. - Какие люди! Гламур на гламуре! Белла Блэк! Адвокат Схимник! Банкир Мальчуков! А вот и академик Брыксин!
Он называл всё новые и новые громкие имена, но в большинстве своём они ничего не говорили Майору. Он никогда не вращался в высших сферах.
- "Зуда", - сказал Майор. - У нас есть "зуда".
- "Зуда" в помещении хороша, - вздохнул Печкин. - А нас туда не пустят. Да и пустили бы - что толку? Выбегут все из санатория в дикой панике, включая психов.
- Ну, - сказал Майор. - А мы пройдём. Тихонько. Подсунем кому-нибудь. Паша и подсунет. В карман. Или в сумочку. Она пока разгонится…
- Сева, - сказал журналист. - Нам люди нужны. А они разбегутся. И когда-то ещё в себя придут! К тому же там и настоящие больные лежат. Негуманно!
- Резон, - сказал Майор. - Тогда не знаю. "Ниточки" у нас нет. Дырку в воротах. Не вырежем.
- Размечтался, - сказал Печкин. - Вот же не везёт! Какой репортаж можно было бы забацать! А я не при исполнении…
- Попробуй, - сказал Майор. - Купить место. В очереди. Они жадные. Все.
- Я тоже жадный, - сказал Печкин. - Не для того Белый копил бабки.
- А откуда, - сказал Майор. - У него столько.
- Ты что, не знаешь? - удивился журналист. - Ему же принято отстёгивать за спасение, хоть он сам никогда не попросит. Сдаёшь Арчибальду хабар - пять процентов Белому, как закон… Вот и накопилось. Очень он хочет свою личность выяснить.
- Не знал, - сказал Майор. - Почему не сказали.
- Потому что это все должны знать, - сказал Печкин, и тут в голову ему пришла кое-какая мысль.
Лавируя среди автомобилей, он подошёл к академику Брыксину. Академик был настоящий, из советского времени. Борода клинышком, шаляпинская шуба распахнута, вокруг ассистенты…
- Игорь Кузьмич, здравствуйте, - поклонился Печкин.
Академик взглянул на него с явным неудовольствием:
- Не имею чести знать…
- Ещё как имеете, - сказал Печкин. - Года три назад я делал статью для "Русского натуралиста" про вашу комиссию по лженауке. И встретить вас в очереди на приём к гадалке ну никак не ожидал… Вы, помнится, так негодовали тогда, так шарлатанов обличали, покруче покойного Гинзбурга!
- А-а, это вы, - сказал Брыксин с ещё большим неудовольствием. - Ну, Домнушка не совсем гадалка, она, скорее, феномен, достойный изучения…
- Это вы своим коллегам доказывать будете, - сказал Печкин. - Они вас живьём съедят…
- Зубы обломают, - высокомерно сказал академик. - Оказывается, вы дешёвый шантажист, а мне тогда показались вполне здравомыслящей и образованной личностью… И статья получилась довольно грамотной и толковой, без ляпсусов…
- Игорь Кузьмич, - сказал Печкин. - Понимаете, нам очень надо туда пройти. Не для сенсации, а по делу. Очень важному делу.
- Если вам деньги нужны, так не дам я вам денег, - сказал академик. - Хрен вам, молодой человек. Во-от такенный!
И даже показал, какой именно.
- Денег мне не нужно, - сказал Печкин. - Мне туда нужно. За ворота. А вот у меня есть кое-что, что могло бы вас заинтересовать.
- И что именно? - ухмыльнулся учёный.
- Артефакт, - сказал журналист.
- Эти артефакты, - сказал академик, - в мою лабораторию тащат ящиками. Настоящий - один из ста. Учтите, я год проработал на Янтаре…
- У меня настоящий, - сказал Печкин.
- И что же это?
- "Обратка", - сказал журналист. - Настоящая "обратка". Он вытащил из-за пазухи коробочку и открыл её.
Глаза Игоря Кузьмича загорелись тревожным пламенем. Он схватил коробочку и впился взглядом в её содержимое.
- Траченная? - сказал он.
- Только дважды, - сказал Печкин. - Поневоле пришлось…
- Давно вынесена из Зоны?
- Два дня, - сказал Печкин. - Видите - ещё искрит. И вибрация чувствуется… На стенд её надо, пока не сдохла.
- Сколько хотите? - сказал академик дрожащим голосом.
- Мы родной науке не вороги, - сказал Печкин. - Гусары денег не берут-с. Я же сказал - нам нужно туда пройти. Поэтому давайте осуществим трансфер - вы отдаёте мне своё место, я вам артефакт… Это здесь возможно - продать очередь?
- Ещё как возможно, - торжествующе сказал академик. - Тут есть ребята, которые только этим и кормятся, как барыги возле театра на Таганке - впрочем, вы вряд ли можете это помнить. И даже мы, бедные студенты, этим порой промышляли… Где вы её взяли?
- Знакомый сталкер подарил, - честно сказал Печкин.
- Царский подарок, - сказал академик. - Что значит разоблачение какой-то Домнушки по сравнению с Нобелевкой?
Глава тринадцатая
В приёмной предсказательницы посетителей встречал огромный портрет крошечной скрюченной старушки, закутанной в пёструю индийскую шаль и сидящей в инвалидной каталке. За спиной старушки были изображены самые яркие представители российской элиты, перечислять которых уже с души воротило - потому что они и так мельтешат везде, тогда как мы с вами практически нигде.
Элитные рыла сияли: видимо, бабуля только что всем им предсказала долгую счастливую жизнь - то есть ещё дольше и счастливее, чем они уже имели. Новые назначения, новые месторождения, новые ангажементы, новые гранты, новые откаты…
Вдоль нижнего края полотна шли буквы:
РУССКАЯ ВАНГА ВИДИТ ТЕБЯ!
И помельче:
"Фотографировать запрещается".
Очеса у старушки были не нарисованные - в полотно художник-новатор смело вставил стеклянные глазные протезы, отчего зрителю становилось страшновато.
Печкин отметил про себя, что для последнего визитёра на картине нет места. Интересно, кого-нибудь придётся замазать? И кого именно?
Ковёр под ногами - повышенной ворсистости, по нему даже ступать было неловко. С потолка свисала роскошная хрустальная люстра из семи ярусов. Пройти под люстрой мог бы разве что Киндер, и то пригнувшись, поэтому её обходили.
Зато вдоль стен тянулись ряды простых деревянных откидных кресел - как в старых кинотеатрах. Оттого вновь приехавшие випы вынуждены были сидеть плечом к плечу - даже те, кто в жизни бы не присел с вынужденным соседом на одном гектаре. Русская Ванга стремилась уравнять всех. Посетителю должно быть неудобно, как сказал один литературный персонаж, иначе какое от него удовольствие?
Кое-кого из бомонда журналист знал лично и даже хотел подойти, но Майор показал ему кулак.
Они скромно присели на последних местах, зажав между собой Черентая. Черентай вертел головой, словно подросток, обманом пробравшийся в берлинский музее порнографии на станции Цоо.
Из колонок лилась музыка для релакса, и женский голос то и дело наставлял:
- Соблюдайте тишину. Не повышайте голоса. Не курите. Не лузгайте семечки. Отключите мобильную связь. Прекратите жевать. Не бросайте на пол жевательную резинку. Не прилепляйте её к поручням кресел и сиденьям. Не разваливайтесь. Не закидывайте ногу на ногу. Сосредоточьтесь на вашем вопросе. Верная формулировка - залог адекватного ответа…
Первая посетительница всё не выходила. Остальные мало-помалу стали переговариваться полушёпотом. До Печкина, сидевшего на отшибе, доносились обрывки фраз:
- …может прервать беременность по фотографии биологического отца ребёнка…
- …заговорила его от положительного результата пробы на допинг…
- …предсказала отставку мэра Москвы, когда он был ещё простым прорабом…
- …дала ему оберег от угорания с любовницей в гараже и от триппера заодно…
- …и его мочой, говорит, побрызгай вокруг особняка - тогда туда даже с ордером никто не сунется…
- …и если через эти очки на людей глядеть, то головы у всей семёрки покажутся собачьи…
- …нет, говорит Домнушка, знак твой теперь не Козерог, а Вилы. И точно - застрелили его через три месяца…
- …ясен пень - бабка в теме…
- …нужно в полнолуние, в самую полночь, взять из дубового ящика много денег и принести председателю суда в узелке из некрашеного индийского льна…
- …только пули, сказала, возьми не простые, а со смещённым центром тяжести - тогда крепко присохнет к тебе суженый…
- …белому петуху на Ивана Купалу отруби голову на еловом пне - и в три дня разорится твой Фицуотер…
Широк, видно, был диапазон у русской Ванги!
Наконец вышла первая посетительница, прижимая к носу мокрый платок. На все негромкие вопросы она только отмахивалась. Кто-то сказал ей вслед:
- Если на каждые "поющие трусы" столько времени тратить, то нам тут неделю сидеть!
- В следующий раз вас выведут, гражданка, - сказали колонки. - Настоятельно рекомендую всем воздерживаться от комментариев. В туалет выходить только по одному в сопровождении служителя…
- Строго у неё тут, - сказал Печкин и замахал рукой служителю - наверняка тот был здешний санитар.
Майор кивком одобрил его затею. В конце концов, они не к бабке пришли.
Туалет, как и всё прочее, был шикарный - сияющая его чистота как-то не вязалась с низменным предназначением…
- Покурим? - сказал Печкин санитару. - Настоящий "Кент", не Молдавия…
- Тут датчики кругом, - сказал санитар, и Печкин потащил пачку обратно в карман.
- Только мы их, конечно, отключили, - успокоил санитар и взял сигарету.
Они уселись в массажные кресла чёрной кожи. Под спиной журналиста задвигались валики. Почему в туалете такая роскошь, а важных людей держат в чёрном теле?
- Давно служишь? - сказал Печкин.
- Как с армии пришёл, - сказал служитель.
Судя по лицу, из армии он пришёл еще тогда, когда она была действительно армией.
- Слышал я, - сказал Печкин, - что была у вас лет семь назад какая-то заварушка. Зарезали кого-то… Это правда?
- Брехня, - сказал санитар. - Никого у нас не резали. Главврач пропал - это да, это было. Пациенты сбегали - было. А резать никого не резали… Угрожали, правда, нервы портили…
- Вот и славно, - сказал Печкин. - Собственно, меня пока библиотека интересует…
- Библиотека сегодня не работает, - сказал санитар. - Потому что работает Домнушка. Не до чтения.
- Много работы? - сочувственно сказал Печкин.
- Сегодня - да, - сказал санитар. - Такие заполошные в очереди попадаются - куда нашим буйным. Одного депутата даже зафиксировать пришлось… Ну ты понял кого.
- Однозначно, - согласился Печкин.
Он хотел спросить про библиотекаршу, но голос незримой надзирательницы достал их и в этом укромном месте:
- Спецперсоналу собраться в холле!
- Ещё один психопат, мать его дивизию! - сказал санитар и спешно заплевал окурок. - Не-ет, с нашим контингентом спокойнее…
И устремился к выходу.
Печкин тоже встал и пошёл - всё-таки он журналист, должен быть в гуще событий…
В холле орали, причём все.
Два санитара пытались удержать невысокого мужичка в дорогом сером костюме и в очках в золотой оправе на одутловатом лице. Двое других амбалов пытались помешать служителям санатория.
Печкин узнал дебошира и саркастически улыбнулся.
- Аферистка! - кричал мужичок. - Старая дура! Провокаторша! Небось с немцами сотрудничала! Я всю вашу лавочку выведу на чистую воду! Арестовать её! Истремистка! Это моральный теракт против нашего директората!
Тут встал Майор и молча ткнул крикуну в лицо свое липовое удостоверение - до сих пор помогало.
- Напишите заявление, - сказал он. - При мне. Будут приняты соответствующие. Разберёмся. Без паники. Ваши документы.
Дебошир посмотрел на дерзкого и заорал ещё громче:
- Этого тоже арестовать! Погонами ответишь за пособничество! Деньги назад! Это не предсказание, а разжигание!
Амбалы-телохранители вельможного крикуна достали пистолеты, но Майор стремительно и ловко подскочил сзади и ударил их лбами друг о друга. Для этого ему даже пришлось подпрыгнуть.
Оставшись без охраны, мужичок сник и заткнулся. Кто-то достал фотоаппарат, и холл озарила вспышка. Скандалист закрыл лицо руками.
Остальное довершили санитары, выбросившие всех троих из приёмной.
- Не бейте его, мы и так живём в аду. Но ему запрещено впредь появляться здесь, - запоздало провозгласили колонки.
Печкин вздрогнул.
Оставшиеся посетители вздохнули и почувствовали даже некую солидарность: уж мы-то не станем себя так безобразно вести, уж мы-то с великим уважением отнесёмся к словам русской Ванги, без базара…
И действительно - очередь пошла быстрее, и хотя не все выходили из кабинета с весёлыми лицами, но вели себя вполне прилично.
- Пойдём, - сказал Печкин, когда подошла их очередь. - Неужели тебе не интересно?
- Нет, - сказал Майор. - Но пойдём.
- Вы что - все трое? - сказал знакомый санитар.
- Мы, брат, конвой, - сказал Печкин. - Хорошо бы Домнушка помогла нам этого злодея раскусить…
Он кивнул на Пашу и с ужасом увидел, что бомжик беспечно играется с жемчужным колье. На минуту нельзя было оставить Пашу Черентая!
- Домнушка раскусит, - сказал санитар. - Не таких разоблачала. Значит, вы не для себя, а для дела… Уважаю!
Он отодвинул рукой бархатную портьеру и пропустил троицу в помещение, где принимала Домнушка.
Здесь было не так роскошно, как в предбаннике, - журнальный столик со свежим номером "Эсквайра", простые венские стулья, иконы в красном углу…
Домнушка оказалась в точности такой, как на картине, - только за инвалидным креслом не випы стояли, а одна молодая женщина в белом халате.
- Послушаю вас, - сказала Домнушка. - Небось бандиты? От пули заговорить? Так это не по моей части…
- Мы, - сказал Майор. - Наоборот.
- А какая разница? - сказала Домнушка. Голос у неё был низкий и не соответствовал маленькому телу. - Аура у вас одинаковая, карма аналогичная, цвет радужки схожий, напряжение биополя сопоставимое…
- Матушка, - проникновенно сказал Печкин. - Едино Фемиде служим слепошарой, без гнева и пристрастия. Не сочти за труд, идентифицируй нам этого злодея…
И указал на Черентая, съёжившегося перед пронзительным взором русской Ванги.
Домнушка сняла круглые очки, протёрла их шалью и снова воззрилась на воришку.
- Вижу… - грозно сказала она. - Вижу, что… Что вы с ним сделали, негодяи? Мальчик мой, что они с тобой сделали?