Никто уже давно не жил на этой земле. Вайми видел множество птиц, но не замечал зверей, даже их следов. И то, и другое было ему на руку, но он снова подыхал от голода, а еды здесь, если не считать редких кислых виноградин, не нашлось никакой. Завтрак из прокисшего винограда наверняка кончился бы маетой в животе, да и чтобы насытиться им, нужно потратить, самое меньшее, полдня…
Вайми вздохнул. От голода хотелось спать, но спать на земле было слишком холодно. Он поёжился, обхватив голые плечи, потом поднял голову. Как перед закатом, в небе кружили птицы - но не чайки, а почти сплошь воронье. Их торжествующий грай глушил все остальные звуки и юноша сжал кулаки. Вся эта земля была заброшенной, бесплодной, мертвой. Он родился в дни старости мира и это вовсе не нравилось ему.
………………………………………………………………………………………
Из природного любопытства Вайми решил заглянуть в развалины, но, подойдя чуть поближе, насторожённо замер, - навстречу ему выбежала стая диких собак. Он, безоружный, не имел никаких шансов справиться с ней, и медленно попятился, не отводя от них взгляда, но это не помогло - одна из собак подбежала к нему, а за ней и остальные. Под их пристальными голодными взглядами Вайми стало не по себе. Быстро оглядевшись, он понял, что уже не успеет добежать до ближайших укрытий.
Собаки рычали и подходили всё ближе - не меньше дюжины и Вайми охватила паника. Ему вдруг отчаянно захотелось проснуться, но из этого ничего не вышло.
Он огляделся ещё раз - в поисках оружия - и, не найдя лучшего, поднял тяжелый, остроугольный камень.
Первую прыгнувшую к его горлу собаку он отбил широким взмахом, попав камнем по косматой голове. Но второй пёс прыгнул под замах и камень скользнул по жёсткой шерсти загривка. Удар когтистых лап в грудь сбил Вайми с ног, он грохнулся спиной на каменистую осыпь и взвыл от боли. Горячие зубы псины скользнули по щеке, едва не располосовав её, потом он схватил пса за горло и отпихнул от себя пасть, врезав ему камнем по носу. Псина с визгом отскочила, но его тут же укусили за плечо и он, ударив наугад, выронил оружие. Длинная морда потянулась к шее, нацелившись поперёк его горла. Вайми сунул пальцы в оскаленную пасть и изо всей силы рванул вверх и вниз, услышав, как хрустнула челюсть. Но в него вцепились сразу с нескольких сторон, начали рвать - и он совершенно обезумел от боли.
Бешено крутанувшись, Вайми разбросал вцепившихся в него собак, вскочил на ноги, схватил одну из них за хвост и загривок, и, высоко подняв над головой, со всей силы приложил о камни. Ещё одна собака отлетела, получив роскошный пинок в косматый бок. Тут же ему бросились на спину и вцепились в шею сзади.
Вайми опрокинулся на спину, ощутив, как между ней и камнями хрустнули кости собаки, но это не помогло. Дико заорав, он схватил её за передние лапы и, наконец, сорвал с себя, чувствуя, как зубы раздирают кожу. Перебросив тварь через плечо, он вновь со всей силы приложил её хребтом о камни, а потом ударом ноги сломал челюсть. Остальные псы попятились - и Вайми вновь завертелся, забрасывая их камнями, благо, под ногами их было предостаточно. В этом деле мало кто мог с ним сравниться - пару раз он сумел попасть в головы, и собаки начали отступать. Уже окончательно впав в бешенство, он погнался за ними и не прекращал "обстрела" до тех пор, пока они не скрылись в зарослях. Затем вернулся к ручью.
Собака с разбитой головой смогла доползти до самых кустов прежде, чем издохнуть. Вторая, жалобно скуля, ползла, и её пасть была окровавлена. Вайми наступил ей на загривок, и, взявшись поудобней за голову, одним рывком свернул шею.
………………………………………………………………………………………
Среди друзей он славился как непревзойденный спорщик, но в рукопашной мог похвастать скорее яростью, чем умением - Вайми понимал, что дешево отделался, когда, шипя от боли, промывал множество сильно кровивших, но, к счастью, неглубоких ран. Оставалось надеяться, что среди рвавших его псин нет бешеных.
………………………………………………………………………………………
Солнце уже село и долина внизу погрузилась в голубоватый, призрачный полумрак. В высоком небе лениво ползла величественная лавина облаков, отливающих печальным рыжеватым золотом. Под ними, далеко на западе, темнели зубцы Ограждающих гор. Вайми лежал на гребне скалы. Прижавшись животом к холодному камню, он осторожно заглядывал за неровный край обрыва. Сегодня ему исполнялось восемнадцать - возраст совершеннолетия, но он не думал об этом.
Собаки казались крошечными с такой высоты, но его острые глаза различали их очень чётко. Юноша с испугом втянул холодный, полный гниловатой осенней сырости воздух. Он надеялся, что после недавнего дождя его запах не удержится на голом камне - но стая всё же замерла у приметной глыбы, с которой он полез на каменистую осыпь. К счастью, обрыв здесь оказался слишком крут для четырёх коротких ног. Погоня завертелась в бессильной злобе, но Вайми очень хорошо понимал, что собаки могут просто обойти этот отрог и мешкать здесь не стоит. Тем не менее, он ещё несколько минут, почти бесконечных, следил за псами.
Убедившись, что стая повернула назад, Вайми вскочил. Спасший его плоский обрывистый гребень был крутым, и спуск оказался намного труднее подъема - спиной вперёд, не столько выглядывая, сколько нащупывая опору. Порой камни выскальзывали у него из-под ног и долго прыгали вниз с замирающим стуком. Холодный ветер с неутомимым упорством бросал в глаза пряди длинных волос, цепенил голую кожу, таинственно и грозно шумел в кронах деревьев внизу. Когда Вайми всё же достиг осыпи у подошвы обрыва, сумерки стали уже плотными. Пронзительно-алый Сойан вдруг вспыхнул в разрывах лениво ползущих облаков и от каждого камня, каждого дерева потянулись удивительно чёткие тени. Мягкий розовый отблеск лег на угрюмый ландшафт и холодный ветер, казалось, утратил свою ярость.
Над далекими зубцами Найрских гор взошла луна, и зеленоватое серебро полнолуния окрасило мягкие края медлительно ползущих туч. Серые пятна на её мутноватом диске напоминали оскал черепа и Вайми невольно осмотрелся вокруг - приближалась ночь, время пардусов и больших полосатых гиен. Ему вовсе не хотелось встречаться с ними, но в обманчивом свете, среди двойных теней оставалось надеяться только на слух, а равномерный шум ветра в кронах деревьев глушил все звуки…
Недовольно помотав головой, Вайми вскарабкался на громадную глыбу серого гранита и внимательно осмотрелся. Эта долина, гораздо обширнее той, по которой он шёл днем, подходила к подошве Обзорной горы, а далеко на востоке, где последние зубцы низких скал тонули в земле, выходила на простор побережья. Но здесь, внизу, всё скрывала чаща высоких деревьев с плотной, тёмной листвой. Вайми никак не мог сообразить, сколько ещё осталось до селения, и как вообще к нему пройти. Его бил озноб, а вязкая, отупляющая тяжесть в теле не была одной лишь усталостью. Его раны воспалились. Юноша чувствовал охвативший его жар, и знал, что скорее всего умрёт. Тут никто не мог ему помочь. Дико хотелось есть, но он уже слишком ослаб, чтобы заниматься охотой, и к тому же безоружен - легкая добыча для всех, кому она нужна.
Вдруг ощутив, что за ним наблюдают, Вайми спрыгнул вниз, спрятался под глыбу и вздрогнул, прижавшись к её холодному боку. Свои не стали бы смотреть так - если бы не решили, что могут спугнуть ему дичь. Юноша закрыл глаза и направил всё внимание в замерзшие уши - но услышал только шум ветра и с сожалением потёр их.
В пятнадцать лет у него было три друга - гибкий Маоней, ловкий и весёлый Найко, и Алхас - толстоватый и не очень-то симпатичный, он знал о чувствах Вайми гораздо больше его самого. Никого давно не было в живых - их убили найры, - и Вайми понимал, что, скорее всего, станет следующим: он ослабел от голода и замёрз уже так, что боялся уснуть. Но гораздо сильнее голода и боли в неперевязанных ранах его терзал мучительный, палящий стыд - его глупое любопытство подставило под удар всё, чем он дорожил. Его племя, его дом, его друзья - всё это оказалось в смертельной опасности и случившееся было уже не исправить. Он мог кричать, рвать волосы, звать кого угодно - это ничего не изменило бы. Оставалось возвращаться и предупредить соплеменников - но он уже не знал, сможет ли их найти, да и вообще, стоит ли?
Вайми не нравилось его родное племя - точнее, царившая в нем скука и застой. Ему было дано больше, чем другим из Глаз Неба - и это ему тоже не нравилось. Но там у него осталась любимая, брат и друг. Они не умрут без него, но Лина бы страдала, это он знал. Так что хочешь, не хочешь, а он должен вернуться - и рассказать правду. Вайми не знал, как её примут, и будет ли он потом жив. Он не представлял, где и как сможет искупить свою вину. Но вернуться к Лине - единственной близкой душе - было необходимо. Иначе зачем ему вообще жить?
Вайми задумался, вспоминая своих мёртвых друзей. Их компания выглядела странновато - Найко и Маоней, совершенно довольные сегодняшним днём, трещали об этом не умолкая, а Алхас, напротив, был преисполнен пессимизма: избранный племенем на роль изгоя, он принял её, но от его попыток подвести под неё некий философский базис у Вайми вяли уши. В ту пору он сам, как все во Вселенной подростки, страдал от неуверенности в себе, но у него это принимало самые странные формы. Он мог удивленно спрашивать себя: "Почему именно я? Почему именно сейчас?". Его могли одолеть сомнения насчёт реальности всего, что происходит вокруг. Иногда он начинал сомневаться даже в своей собственной реальности, а его природная независимость незаметно переходила в отстранённость от всего. Иногда он замечал, что смотрит на всё - даже на свои мысли, идеи и чувства - со стороны, словно осознающее "я" отделилось от ума, за которым наблюдало. Все эти фокусы порой очень сильно мешали ему жить - а порой очень помогали. При всём этом, он страдал от глубокого одиночества - он знал, что не похож ни на кого, что никто не чувствует так, как чувствует он. Его мысли могли вдруг ускориться или замедлиться, стать беспорядочными, странными или бредовыми. Проще говоря, он был тогда всего в двух шагах от сумасшествия, и, пожалуй, единственное, что спасло его - бесконечные разговоры с Алхасом. Именно Алхас объяснил ему принятые в племени правила поведения: как следует поступать, а как поступать не следует. Вайми слушал его очень внимательно - он знал, что от этих советов будет зависеть его репутация и сама жизнь. Пользуясь его тогдашним растрёпанным состоянием, Алхас бессовестно помыкал им - часто лишь для своего удовольствия - и Вайми прекрасно понимал это. Тем не менее, он слушался Алхаса беспрекословно, даже сам не понимая, почему - может быть потому, что опыт изгоя у Алхаса был гораздо длиннее его собственного… а может, обучаясь управлять собой. Потом в его жизни появилась Лина и вся подростковая блажь не пережила жарких встреч с подругой, когда думать он просто не мог…
Вайми не сразу заметил, что из темноты зарослей бесшумно вышли две тёмных фигуры. Алый огонь Сойана тускло блеснул на наконечниках их копий. Найры!
Он знал, что здесь ничья земля и не особо удивился, заметив, что их рыжие гривы перехвачены синими лентами мятежников. Они не меньше его ненавидели государя и его власть, вот только сам он для них - всего лишь дичь…
Один из найров подошёл ближе и повернулся. Свет Сойана упал на его лицо. Вайми плотней прижался к камню, надеясь, что его не заметят в тени глыбы: ещё двое найров вышли из зарослей с луками наготове.
Юноша с любопытством рассматривал их вожака - узкое молодое лицо, бледная кожа. Он один был одет прилично. Остальные обряжены в широкие и рваные домотканые штаны и старые кожаные куртки на голое тело. Вместо сапог ноги обмотаны какими-то лохмотьями, перетянутыми тонкими ремешками. В тощих вещевых мешках явно ни крохи съестного. Спутанные лохмы длинных немытых волос обрамляли грязные исхудалые лица. Вайми понял, что они забрались в эти опасные земли в поисках скудной добычи - не ради удовольствия, а просто чтобы прокормить себя…
Толстый в одежде из чёрно-серого меха вожак вдруг завопил, заметив его. Вайми вскочил. Его первым порывом было бежать к зарослям, - но тогда он просто получил бы стрелу в спину. Ошалев, он сам бросился на двух хмурых, крепкого сложения найров в самодельной броне из планок. Их вооружение состояло из коротких мечей и длинных луков, но Вайми по своему опыту знал, что в таких случаях стрелки часто мажут. А почти сразу за их спинами - заросли. В них его вряд ли отыщут…
Но замешательство найров длилось не более мгновения. Потом они схватились за луки и Вайми вдруг показалось, что он не бежит, а падает…
Он инстинктивно бросился на землю, но прежде, чем тело успело подчиниться, с замиранием сердца услышал сухой звон нескольких спущенных тетив, короткий, глухой удар в плоть, взвизг стрелы, чиркнувшей по камню и ощутил ветерок от промчавшейся возле уха смерти - всё сразу.
Юноша растянулся на неровной земле и вдруг совсем рядом увидел удивленное, мёртвое лицо найра - аккуратно оперенное древко торчало у него из-под уха, глаза остекленели, но крови не было ни капли. Второй найр, не обращая внимания на смерть товарища, вскинул лук. Ещё миг - и он выстрелил, но не в Вайми, а в близкие заросли на другом берегу широкого каменистого ложа мелкого ручья.
Юноша потянулся за луком убитого, но тут щелкнул ещё один выстрел. Уцелевший найр упал с истошным воплем и двое других бешено бросились прочь. Поднявшись, Вайми увидел бегущего к нему Ахета и немного успокоился, зная, что теперь хотя бы доживет до рассвета.
……………………………………………………………………………………….
Ахет остановился, не доходя нескольких шагов. Они обменялись беззвучными приветствиями охотников, потом замерли, глядя друг на друга. Глаза Вайми - громадные тёмные глаза сумеречного существа - казались прорезями в грязной, ободранной маске.
- Это они тебя так отделали?
- Возле реки на меня напали собаки.
Полукровка осмотрел раны юноши - они давно запеклись и не представляли опасности. Ещё через несколько минут они молча жевали мокрый изюм в небольшой и относительно сухой пещере, - её узкий вход скрывался за громадной рухнувшей глыбой, а дно устилал толстый слой старой травы - одно из бесчисленных "походных" укрытий племени. Ахет заложил вход камнями и развел крошечный костерок - просто чтобы не сидеть в темноте. Он хотел догнать и добить найров, но Вайми переубедил его. Теперь он наелся и Ахет молча смотрел на него, ожидая объяснений. Юношу вдруг охватил страх. Казалось, он утратил дар речи - просто забыл, как шевелится язык. Сделав над собой громадное усилие, он всё же заговорил - сбивчиво, торопливо, словно в лихорадке. Он описал всё, что пережил, ничего не скрывая.
Ахет не задал ни одного вопроса. Даже когда Вайми выдохся, он молчал, как-то странно глядя на сидевшего перед ним юношу. Свет огня лишил живого оттенка его скуластое лицо, сделал его похожим на отливавшую бронзой маску. Только длинные глаза полукровки странно блестели, словно глаза затаившегося в пещере пардуса.
Молчание затянулось, стало уже опасным. Ахет ничего не говорил - наверное, исповедь Вайми потрясла его. Юноша съёжился, сжался в тугой комок. Его бил озноб, жар усилился, сердце замирало от страха. Смерть, небытие, сами по себе не пугали его - он уже смирился с неизбежным. Но вот уйти, оставив Лину и множество удивительных вещей, которые он мог узнать, было очень обидно.
- Что с тобой? - вдруг спросил Ахет.
Вайми хмуро взглянул на него.
- Холодно.
Ахет коснулся ладонью его лба.
- Ты весь горишь. Кажется, лихорадка. Ты…
- Я умру, - Вайми лёг, туго свернувшись. - Мне страшно.
Он опустил ресницы, стараясь успокоиться. Вдруг гибкое тело Ахета прижалось к нему. Он был тёплый, почти горячий. Живое тепло, более сильное, чем жар огня, согревало юношу, усмиряя рождавшуюся в глубине дрожь. Вместе с теплом в него вливалась жизнь. Близость другого живого существа здесь, в холодной глубине скалы, посреди равнодушного мира, казалась чудом. Вайми не ощущал стыда, только благодарность.
Костерок догорел. Во мраке они заснули, обнимая друг друга, и сон их был спокоен.
Глава 13
Вайми спал очень долго - казалось, что целую жизнь - и проснулся уже совсем в другой, в своей обычной реальности. Страх и жар исчезли без следа, раны, правда, сильно беспокоили, но уже по-другому: они чесались, что, как знал Вайми, было очень и очень хорошо. Он, правда, был дико голоден и в один миг слопал всё, что нашлось у Ахета - тот лишь удивлённо почесал затылок. Затем они отправились домой и шли, как всегда ходили Глаза Неба - без отдыха, неторопливо.
Дорога совсем не была легкой, но душа Вайми отдыхала - здесь он знал всё, даже опасности. Ахет держался с ним подчеркнуто ровно - как равный с равным, как один друг с другим. Вот только глядя на него Вайми чувствовал совершенно непонятное смущение и отчаянно злился. В эту ночь и в следующую они спали далеко друг от друга.
………………………………………………………………………………………
Утром третьего дня они перевалили северный отрог Обзорной горы и спустились в долину протекавшей у селения реки. Теперь они шли почти точно на юг, по узкой полосе гальки между бурлящей водой и зарослями - очень удобная и быстрая дорога. И очень опасная - здесь, на водопое, пардус или другой зверь могли внезапно броситься из зарослей. Но Вайми спешил, спешил попасть домой и ему повезло - никто не помешал им.
За полчаса пути до селения их окликнули. Подняв глаза, Вайми увидел на круче прибрежной скалы трёх крепких подростков, лет по пятнадцати. Последовал традиционный короткий обмен новостями. Вайми понял, что его уже не ждали - по крайней мере, с этой стороны. Парнишкам очень хотелось узнать, что это с ним приключилось, но никто не стал его расспрашивать.
"Неймур хорошо обучил их, - подумал Вайми. - Они хотя бы стараются выполнять свой долг".
У каждого из подростков было крепкое копье с зазубренным кремнёвым наконечником, лук - и колчан, полный стрел. У половины стрел оперение было белым.
Белым у Глаз Неба обозначали яд.
……………………………………………………………………………………….