Монолог был произнесен чуть ли не на одном дыхании, с полной концентрацией сил, и на большее настройщика не хватило. Он завалился на верстак, поелозил руками и ногами, устраиваясь поудобнее и распихивая всякие недоремонтированные детали, закрыл глаза и затих. Задетый пупочный шарик выплеснул в пропахшее смазкой и прочими веществами пространство мастерской освежающую волну озона.
– Настройщик роялей, а нализался, как генер какой-нибудь, – осуждающе сказали в толпе.
Так ремонтники называли специалистов из отсека генераторов силового поля и, наверное, имели для этого какие-то основания. Хотя сами далеко не ограничивались питьевой водой, это Макнери знал точно.
"Хорошо, что он вырубился, – тоскливо подумал капитан. – Перенесут в каюту, проснется и подумает, что это ему приснилось".
Ему вдруг очень захотелось глотнуть коньяка. Даже если бы туалет в семьсот тринадцатой каюте действительно представлял собой кабину лифта, эта кабина никак не могла опуститься в ремонтную мастерскую. Потому что семьсот тринадцатая находилась над трюмом, и кабину сейчас отделяло бы от мастерской метров двести по горизонтали, а то и больше. Нет, дело тут было в каком-то изменении свойств самого лайнера, побывавшего в космовороте.
– А ведь дело-то тут нечисто, – чуть ли не шепотом произнес обладатель самого зычного среди ремонтников голоса Гош Батал, отдавший космосу не меньше лет, чем Макнери. И проницательно добавил: – Что-то неладное с нашей машиной, а, капитан?
Линс Макнери только молча поскреб бороду. И подумал о том, что в происшествии опять фигурирует санузел. Два случая – это уже закономерность или еще нет?
…Возможный ответ на этот вопрос капитан получил через трое суток, когда грузопассажирник серии "Кюндай" был на подходе к Луисии. Причем ответ пришел лично ему, Линсу Макнери.
Вот как было дело. Движимый все тем же беспокойством, Макнери совершал очередной обход лайнера. Не подозревающие ничего плохого пассажиры, как всегда, пили-ели-развлекались в многочисленных пунктах общепита и прочих заведениях. В коридорах тоже было людно, а дети даже умудрялись играть в футбол. Капитан прошел по кругу всю десятую палубу и свернул в боковой коридор, ведущий к служебным помещениям. Коридор был сравнительно узкий, не манил дверями увеселительных заведений, поэтому тут царили тишина и покой. Макнери сделал всего несколько шагов, когда на полу перед ним вдруг возникло нечто неправильной формы, сероватое, похожее на лужу. Капитан едва успел остановиться у самой кромки этого невесть откуда взявшегося странного образования и ощутил прилив привычной уже тревоги.
"Что – опять?" – обреченно подумал он, глядя на свое нечеткое отражение в лужеподобном феномене.
В следующий миг отражение исчезло, и в глубине лужи словно открылась круглая дверца. За дверцей было светло, и капитан через пару секунд сообразил, куда она ведет. Это был как бы вид сверху на служебную каюту стюардов. Причем на каюту, которая находилась, судя по присутствующим там личностям, на второй палубе. То есть на восемь палуб ниже того уровня, где стоял сейчас Линс Макнери. Впрочем, после случая с настройщиком роялей, этот фокус его почти не удивил. Как и тот факт, что в действительности каюта находилась не перпендикулярно под ним (как показывала "лужа"), а по диагонали. Или по гипотенузе. Тело корабля явно претерпело некие метаморфозы. К счастью, пока не опасные. Пока?…
Да, такой фокус капитан воспринял почти спокойно. И то, чем в рабочее время занимались четверо стюардов в своем служебном помещении, его тоже не слишком удивило. Но расстроило и разозлило. Потому что эти специалисты по обслуживанию пассажиров занимались, если верить тому, что показывала "лужа", обслуживанием самих себя. Причем обслуживанием спиртными напитками. И хоть бутылки с портвейном стюарды прятали под столом и пили из кофейных чашек, но уж капитана-то им было не провести. Впрочем, они, судя по всему, и не подозревали, что руководитель трудового коллектива видит, чем они занимаются. А через несколько секунд оказалось, что он еще и слышит их разговор!
– Все-таки надо было не "Семьдесят второй" брать, а "Агдам", – с видом специалиста изрек рыжеволосый стюард по имени Чиген. А вот фамилии его Макнери не помнил.
– Ва, это чем же "Агдам" лучше? – прищурился сидящий напротив носатый севан Ога Заназа, автохтон Мхитара. – Тем, что белый, а не розовый?
– Градусов в нем больше, окраина, при том же объеме, – снисходительно пояснил Чиген. – Восемнадцать и девятнадцать – есть разница или как? И сахарочку, опять же.
– Тогда уж лучше вообще коньяка накатить, как наш Биг-Мак, – заметил третий участник безобразной попойки в рабочее время по фамилии Штыря. А вот имени его капитан не помнил. – "Арарат", сорок два градуса. Не бормотуха какая-нибудь! Вася из ремонтной рассказывал: чинил что-то у Биг-Мака в каюте, так пять пустых бутылок за креслом стояло! Пять, парни! Вот где прорва!
Линс Макнери даже зашипел от возмущения. Эти молокососы… точнее, портвейнососы даже не понимали, что он, капитан, пьет, в отличие от них, в силу производственной необходимости!
– Ты Биг-Мака не цепляй, паря, – сурово сказал четвертый стюард, широколицый и скуластый, с характерными для енидиев прямыми сросшимися бровями. Звали его – это капитан помнил хорошо – Хули Гули, и на "Пузатике" он ходил уже лет пять. – Ты сначала оттруби столько, сколько он, вот тогда тоже сможешь коньяк себе позволить… если организм согласится. Пять бутылок, говоришь? А восемь не хочешь? А банку айяуаски на конечной, в Брайсе, на Джаджедже? Одним махом! Да запить литром чангаа – заметь, настоящего чангаа, с аккумуляторной кислотой и жидкостью для бальзамирования, а не той хрени, что рекламируют на Троглонии. Полирнуть все это черным даррайским пивом, дополнить "Кубанской" пополам с "Зубровкой" и после всего этого, вернувшись из кабака, принять личное участие – личное, Штыря! – в настройке трехлинейного стоп-сигналлера. Ты можешь такое себе представить? Я не говорю: "Сделать". Я говорю: "Представить!"
– Да-а, сильно! – уважительно покивал Штыря. – Зачет!
– Вот то-то и оно, – назидательно наставил на него палец Хули Гули. – Потому он и капитан, а ты – нет. Не каждому дано.
– Но стремиться надо, – заметил рыжий Чиген и наполнил чашки новыми порциями портвейна. – Будем считать, что мы на правильном пути. Пока потренируемся "Семьдесят вторым" – хотя я все-таки за "Агдам", – потом будем переходить на новый уровень. Не говорю, что достигнем уровня Биг-Мака… насчет аккумуляторной кислоты и прочего – но хотя бы до уровня коньяка должны добраться.
– Во всяком случае, пример Биг-Мака нас будет вдохновлять! – воодушевленно воскликнул Ога Заназа. – Вот что значит старая школа!
Слушая все это, капитан едва сдерживал слезы умиления. Эти славные парни вовсе не ломали перед ним комедию – они и не подозревали о том, что их видят и слышат, и никто из них ни разу не поднял глаза к потолку. Они действительно уважали его, Линса Макнери, "Биг-Мака", они восхищались им, они хотели стать такими же, как он! Да, это долгий и трудный путь, но ведь ему же удалость пройти его – возможно, удастся и этим ребятам…
Стюарды опустошили чашки, но это был отнюдь не финальный аккорд, потому что под столом стояли еще три бутылки. Точнее, три бутылки находились в поле зрения Макнери, а там могло быть и больше. Хотя капитан верил в то, что эти замечательные парни не позволят себе выпить много в рабочее время. По бутылке на брата будет в самый раз. Он был готов бесконечно слушать рассказы о себе и надеялся на то, что разговор продолжится именно в этом направлении. Но каюта стюардов вдруг исчезла, словно там выключили свет – а вслед за ней пропала и удивительная лужа на полу. Капитан стоял посреди пустынного, как и раньше, коридора и вглядывался в пол. Но феномен больше не давал о себе знать.
После всего услышанного о себе было бы как-то неправильно спускаться на вторую палубу и устраивать разнос нарушителям трудовой дисциплины. Но идти было нужно – дабы удостовериться, что все это не галлюцинация или какой-то иной перекос психики, а самая настоящая объективная реальность, существующая, как сказал кто-то из древних мыслителей, независимо от нас. И Макнери, развернувшись, быстро зашагал к лифтам.
Вторая палуба встретила его громкой песней, льющейся из ближайшего бара.
И не робей, капитан,
Крепче держи свой штурвал,
Бурю бери на таран,
Чтоб ветер тебя не догнал!
Робеть Макнери не собирался, но отдавал себе отчет в том, что рейс может закончиться очень печально.
Подойдя к служебной каюте стюардов, он достал свой капитанский жетон, поднес к двери и отпер ее. И сразу убедился в том, что загадочная лужа показывала реальную картину. За столом сидели четверо стюардов: Чиген, Ога Заназа, Штыря и Хули Гули. Перед ними стояли в очередной раз наполненные чашки, и в каюте витал специфический запашок "Портвейна 72". Прятать чашки стюарды не пытались – было уже поздно. Они молча таращились на капитана, понимая, что влипли. Хотя нет – сумевший сохранить самообладание Хули Гули взял свою чашку и медленно отпил из нее. Всем своим видом он демонстрировал, что пьет именно то, что и принято пить из кофейных чашек – кофе.
"Молодец", – оценил Макнери находчивость стюарда.
Чтобы не заставлять этих чудесных малых чересчур волноваться, капитан не стал к ним приближаться – могли ведь и бутылки задеть ногами и уронить, – и вполне дружелюбным тоном сказал с порога:
– Привет, хлопцы! Я, собственно, просто мимо проходил и решил заглянуть. Хочу дать вам один совет, и очень настоятельный: если уж решили тренироваться, то постарайтесь заниматься этим во внерабочее время. Сами понимаете – нажалуется на вас кто-нибудь из пассажиров, а скорее – пассажирок, и будут неприятности. А зачем притягивать неприятности, если они и так приходят, когда не ждут? Мотайте на ус, хлопцы!
Стюарды изображали немую сцену и даже, кажется, не дышали. Макнери в воспитательных целях обвел их строгим взглядом и развернулся, намереваясь покинуть каюту. И на прощание добавил через плечо:
– А один компонент ты не упомянул, Хули: не просто черное даррайское пиво, а пополам с чачей. С забористой чачей!
Капитан оставил дверь каюты открытой и направился назад. За спиной у него было очень тихо. Понятное дело, стюарды решат, что в каюте без их ведома установили камеры наблюдения. Что ж, это, возможно, удержит их от новых нарушений трудовой дисциплины.
… Переходы от Луисии до Тинабуро, а оттуда до Амисара состоялись без происшествий, и Макнери уже начал думать, что "космоворотная болезнь" прошла. Однако на пути к Монтайке случилась очередная неожиданность. На этот раз она была связана с отсеком скафандров высокой защиты четвертой палубы. Как доложили капитану, кто-то проник туда, забрался в скафандр и кругами бродит по коридору четвертой палубы, шатаясь, размахивая манипуляторами и пугая пассажиров. Конечно, случай был из ряда вон выходящим, но в нем трудно было усмотреть проявление все того же "космоворотного недуга". Пассажиры вряд ли смогли бы открыть запертый отсек, значит, эту затею устроил кто-то из членов экипажа. Однако чутье бывалого космического волчары подсказывало капитану: не все тут так просто.
И чутье в очередной раз не подвело. Когда Макнери добрался до четвертой палубы, объемистая конструкция, предназначенная для изоляции живых существ от внешней среды, уже не колобродила, а стояла посреди коридора на четвереньках, опустив шлем. Вокруг нее толпились стюарды, палубные и специалисты из технического отдела. Пассажиров разогнали, но они выглядывали из кают, баров и из-за углов. По словам очевидцев, некто, залезший в скафандр, утратил активность сам собой, а не по причине чьих-либо действий.
– Наверное, вырубился, – сказал капитану заместитель начальника техотдела Золтан Чаупок.
– Почему не открываете? – осведомился Макнери, обойдя вокруг массивного скафандра, и щелкнул пальцем по кружку наспинного замка.
– Заблокирован изнутри, – пояснил Чаупок.
– Вскрывайте! – бросил Макнери. – Возмещение ущерба за счет шутника. Уволю и высажу на Монтайке!
Чаупок сделал знак своим специалистам, и те, поковырявшись в замке нужными штуковинами, справились с задачей. И вот тут-то и обнаружилось, что в скафандре никого нет. Ни-ко-го! В заблокированном изнутри (!) скафандре! Из одной его ступни была извлечена пустая бутылка коньяка "Арарат", а из второй – еще одна. В ней осталось на полпальца столь любимого капитаном напитка.
Именно в эти мгновения Линсу Макнери стало по-настоящему страшно. Наказав Чаупоку разобраться с тем, как скафандр сумел сам собой расхаживать по коридорам, капитан устремился в свою каюту. Открыл заветный шкаф, пересчитал наличествующие там бутылки с драгоценным содержимым – и едва сумел удержаться на ногах. Оказалось, что бутылок ровно на две меньше, чем должно было быть. Коварный Космос нанес удар ниже пояса, покусившись на самое святое! Причем сделал это уже во второй раз – ведь случалось уже такое, что коньяк потерял свой вкус. Правда, тот удар не стал роковым. И вот – опять… Капитан не сомневался в том, что разбирательство со скафандром ни к чему не приведет. Никто не пил там коньяк и не бродил по кораблю в этом специфическом наряде – это опять давала о себе знать "космоворотная болезнь". И более всего на свете Макнери хотел бы получить ответ на вот такой вопрос: куда подевался коньяк из бутылок? Однако он знал, что в этом вряд ли под силу было бы разобраться не только ему, но и полиции со всеми ее Шерлоками Тумбергами и прочими кадрами… Оставалось надеяться только на то, что подобное не повторится.
После этого случая капитан ежедневно пересчитывал свои коньячные запасы. Бутылок не становилось меньше… но в системе звезды Крилис приключилась новая напасть. И напасть эта была, пожалуй, пострашней всех предыдущих – не считая, конечно, исчезновения двух бутылок коньяка из заветного шкафа. Едва "Пузатик", вынырнув из подпространства, начал набирать ход, как в сопле главного двигателя обнаружилась трещина. Возможно, "космоворотная болезнь" и не имела никакого отношения к ее появлению, но капитану от этого было не легче. Пришлось в срочном порядке глушить главный двигатель и переключаться на вспомогательные движки. Ремонтная бригада залепила трещину пластырем, и касательно своевременного прибытия на Боагенго проблем не было. Проблема была в другом – грузопассажирник не сможет продолжать рейс до тех пор, пока специалисты в космопорте Заахи не проведут тщательное обследование пострадавшего сопла и не дадут заключение: нужно ли его менять или нет. А значит, пребывание на Боагенго могло затянуться на кто его знает какой срок.
Черная полоса продолжалась, и удрученный донельзя Линс Макнери дал себе твердое слово: пока будет идти проверка, он обязательно посетит портовый кабак. Нет, не для того чтобы напиться – просто развеяться, хоть на время отвлечься от неприглядной действительности, столь щедро раздающей оплеухи, пинки и подзатыльники. В последнее время боги Космоса изменили свое отношение к нему, Линсу Макнери, причем в худшую сторону. Неужели намекали: "Пора на пенсию, ветеран звездных дорог, пора…"?
"Врешь, не возьмешь! – стиснув зубы, сердито подумал капитан и открыл очередную бутылку коньяка. Эти слова он адресовал боссу всех космических богов, если таковой имелся. – Не получится списать меня на берег! Мы еще повоюем, зададим жару, покажем и Кузькину мать, и где раки зимуют, и почем сотня гребешков!"
Да, поход в кабак был просто необходим. Иначе психика могла дать такую трещину, с которой не справится никакой пластырь…
Но, учитывая ситуацию, этот поход не следовало превращать в коллективное мероприятие. Число собутыльни… то есть участников тематического культпохода "Особенности заахской кухни" должно было находиться в интервале от двух до четырех, не больше.
"Не дождетесь! – теперь Макнери имел в виду всех космических богов. – Ничто нас в жизни не может вышибить из седла! До тех пор, пока в шкафу стоит хотя бы одна бутылка "Арарата", я буду летать!"
Так решил капитан.
И немедленно выпил.
Глава 8. Болт с резьбой
Напаскудил, твою мать?
Будь готов ответ держать!Из фольклора Темных веков
Юрри Урбант прилетел на Боагенго без компаньонов. Усердная деятельность на Тиндалии, в Долине ксифских могил, принесла хороший улов, и нужно было этим уловом быстро и грамотно распорядиться. Плюс сбыть кое-что из старых запасов. Иниру Боровей он никогда к сбыту раритетов не привлекал, и она осталась дома. Слав Боровей с частью добычи отправился на Макатронию – там его уже с нетерпением ждали проверенные скупщики. Сам же глава преступной троицы, имея на руках наиболее ценные вещицы из древних захоронений, договорился о встрече с двумя коллекционерами, входящими в первую сотню собирателей древности Межзвездного Союза. Афишировать свое общение с "черным археологом" они, разумеется, не желали, поэтому местом тайного свидания была выбрана провинциальная Боагенго с ее не менее провинциальной столицей. Вот так Юрри Урбант с двумя потенциальными покупателями утвари правителей древней Ксифии и некоторых других раритетов и оказался в кабаке "Тишайший".
И почти сразу понял, что лучше бы им было выбрать для встречи какое-нибудь другое заведение. Мало того, что Урбант узнал в одном из посетителей того лоха, кому он когда-то сбыл крапленый товар – это было еще полбеды. А беда была в том, что сидел этот лох в компании мужчины с медальным лицом, который прибыл в Зааху сегодня утром. Это Юрри знал совершенно точно, потому что видел на обзорном экране своей яхты, как мужчина, покинув доставившее его транспортное средство, зашагал через космодром. Транспортным средством был полицейский глиссер, на котором летали, ясное дело, сотрудники полиции. Решить такой силлогизм смогло бы и существо с мозгами дятла: мужчина, прилетевший на полицейском глиссере, был сотрудником полиции! И если этот лох в пестрой рубахе расскажет полицейскому о его, Юрри Урбанта, давней проделке, то…
"Три… нет, пять хвостов кабранга мне в глотку!" – мысленно выругался "черный археолог".
Другой на его месте сразу бы смылся из кабака, но Урбант был не таков. Многолетняя незаконная деятельность, постоянное хождение по лезвию ножа и балансирование на краю закалили его волю и выдержку. Ничем не выдавая своей тревоги, он завел с коллекционерами разговор о погоде и видах на урожай. Опытные собиратели раритетов поняли, что у продавца есть какие-то основания для подобного поведения, и такую беседу поддержали. А потом Урбант сказал, что не прочь посетить туалет – и вышел из зала. Не намереваясь туда возвращаться. Насчет того, что полиция сможет вытрясти из потенциальных покупателей сведения о нем, он не волновался – не было у них никаких сведений.