* * *
Ближе к Киеву стало встречаться больше зелени - Днепр, хотя и обмелевший, и отравленный, давал достаточно воды, чтобы могла взойти растительность. В этих местах чаще попадались фермы, поселения. Древние руины были раскопаны, камень и кирпич местные забрали для строительных нужд - здесь города, построенные предками, не стояли в запустении, на их местах остались лишь груды щебня да ямы. Попадались не только фермы, но и заводики, и поселки старателей, ломщиков, старьевщиков - всех, кто кормится у руин. Пустыня осталась позади.
Вечером остановились на заправке, имевшей московскую лицензию, то есть ее владелец платил отступные топливным королям Южного братства. Отоспавшийся за день Белорус сел за руль, и поехали дальше. Утром, когда место водителя занял Туран, достигли Киева.
Город показался впереди нагромождением зеленых холмов среди бурой равнины. На густо поросших кустами и деревьями склонах тут и там торчали серые остовы древних высотных зданий. А над ними вознеслась железная женщина с расколотой головой. В трещине, проходящей сквозь череп великанши, поселились птицы. Руки, сжимающей меч, у статуи больше не было, она отвалилась и лежала где-то под холмом, у берега обмелевшего Днепра. Облака плыли и плыли над изуродованной головой женщины, ей нечем было их разогнать, только и оставалось, что, упрямо выставив подбородок, изо дня в день подставлять лицо ветру.
- Вот он, Киев! - объявил Белорус. - Давно хотел глянуть на Великаншу из железа и орденский Храм вблизи! В лабазах побывать и посетить торговые ряды Майдана. Ох, сколько слыхал я о Майдане…
- Да не в добрый час судьба сюда привела, - громыхнул сзади Илай.
- Говорят, прежде, до Погибели, купола обители впрямь золотом покрывали, - не обращая внимания на пассажира, продолжал Белорус. - А теперь монахи здешние какую-то красочку соорудили, чтобы блестело. То ли охру желтую с битым стеклом мешают, то ли еще какую дрянь, такое я слыхал.
- Не верю, - сказал Туран, - не могли предки золотом крышу выложить.
- Предки многое могли, мои предки да ваши, - наставительно произнес Илай, - нам их не понять.
Когда старик загудел, будто колокол, Туран оглянулся. Смерил Илая взглядом. Казалось, голос старика наполнил всю кабину "Панча" и заставил дрожать обшивку из доминантской брони, словно бубен.
- Вот я и говорю, - подхватил Белорус, - измельчал человек нынче. На кровлю золота точно не хватит, хорошо бы с нами без обмана расплатились. Ты, папаша, слышь, это… когда своему важному человеку будешь расписывать, как мы тебя охраняли, ты не жалей красивых подробностей. Можно и присочинить, будем говорить, немного. И тебе не накладно, и ему интересно послушать будет. Скучно, небось, в Киеве, в Лавре безвылазно торчать, а тут ты ему расскажешь, как мы тебя у опаснейшего злодея отбили, потом еще два раза с бандами сражались, нет, лучше три раза. Три - хорошее число! Да, и еще мутанты дикие на нас нападали, не забудь!
- Не забуду, - отозвался Илай таким сердитым тоном, что у Белоруса враз прошла охота болтать и он снова заткнулся, как в начале пути.
- Илай, ты уверен, что нам в Храм надо? - спокойно спросил Туран.
Старик кивнул. Тим покосился на Турана, приоткрыл рот, будто сказать что-то хотел, но промолчал.
Впереди показалась застава. Возле дороги, перегороженной шлагбаумом, стоял одноэтажный дом из красного кирпича. С трех сторон он был обложен мешками с песком, в которых чернели амбразуры.
Такие заставы были на всех въездах в Киев, монахи собирали плату с караванщиков и досматривали грузы.
Туран пристроился за фермерским самоходом, который полз к городу, доверху груженный корзинами с карликовой кукурузой - над бортами высилась гора бледно-желтых початков.
У шлагбаума фермер притормозил, к нему подошел монах со штуцером на плече, сказал что-то, потом поставил ногу на заднее колесо и заглянул в кузов. Поворошив стволом початки, спрыгнул, взял у фермера несколько медяков и махнул часовому у шлагбаума, чтобы пропустил самоход.
Туран проехал немного вперед, опустил стекло в дверце и высунул голову.
- Наемники мы, везем вести в Киев и работу заодно ищем, - сказал он.
- Что в фургоне? - спросил монах, перехватив штуцер.
Второй у шлагбаума скинул с плеча карабин. "Панч" они видели впервые, мощная угловатая кабина с толстой радиаторной решеткой, широкие шины с крупным протектором - грозный вид у машины.
- Нас трое. Груза нет, - Туран распахнул дверцу. - Глянешь?
Монах забрался на подножку, сунул голову в кабину. Скользнув по Белорусу взглядом, долго смотрел на Илая, сидящего в тени.
- Большой самоход - три медяка, - заключил он.
Туран оглянулся на Белоруса, тот протянул деньги.
- Езжайте, - получив монеты, сказал монах. - Держитесь подальше от красных флажков.
Махнул часовому и спрыгнул на дорогу.
Поднялся шлагбаум. Рыкнув двигателем, "Панч" въехал в Киев.
- Что за флажки? - пробурчал под нос Белорус.
Туран правил к зеленым холмам, расколотая голова железной великанши виднелась постоянно справа, а слева блестела куполами Лавра. Вскоре начался подъем, дорога изогнулась, взбираясь на холм, и гигантская статуя скрылась из виду. По сторонам потянулись дома, встроенные в бетонные остатки древних стен, прилепившиеся к ним, как улитки к стволу липты.
- Куда ехать? - Туран растерялся. Пока смотрел издали, казалось, легко найти по блеску куполов обитель Ордена, но среди домов, домиков и домишек "Панч" заплутал, и непонятно было, куда сворачивать на перекрестках.
- Давай я за руль сяду. - Белорус сдвинулся на сиденье, потянувшись к баранке.
- Ага, - Туран стукнул приятеля по руке, - еще Илаю предложи.
- Здесь налево, - подал голос пассажир. - Потом по улице вверх на холм, потом спустимся и снова налево, потом опять подскажу.
- Ты бывал в Киеве? - изумились Туран с Белорусом в один голос и переглянулись.
- Вперед смотрите, - пробасил Илай.
Туран крутанул руль, чуть не снес бампером покосившийся плетень и, свернув налево, выкатил на улицу, которая шла вверх.
Белорус оглянулся:
- Хм, папаша, а по тебе не скажешь, что ты поселок, где больше десяти домов, видал.
Когда "Панч" добрался до конца улицы, между крышами домов впереди и впрямь мелькнули золотые купола, старик не ошибся. Он привстал и, держась за спинку водительского сиденья, стал подавать короткие команды, куда сворачивать. Вскоре выехали на просторный перекресток, Илай пробасил:
- Вправо и дальше прямо, не сворачивать…
Не успел он закончить фразу, как Туран врезал по тормозам. И "Панч" замер, скрипнув рессорами. Поперек широкой улицы был натянут канат, легкий ветерок трепал на нем красные флажки.
И тут Белорус не сдержался, заорал во весь голос:
- Некроз! Затопчи меня кабан, это настоящий некроз! Ты куда нас привел, отец?!
* * *
За линией красных флажков находился раскоп. Вокруг уходящей в землю бетонной коробки грунт был послойно снят, бригада старьевщиков добиралась к древнему подземелью, рядом сложены плиты полированного красного камня, некоторые с буквами. Возможно, старьевщики выполняли чей-то заказ, добывая облицовочный камень, но дело до конца не довели. В глубину уводил широкий проход, в который легко мог бы проехать и "Панч". Мостки из досок тянулись в сырую темноту. Сейчас широкие доски и бетонные стены были затянуты серой плесенью, маслянисто блестящей на солнце. Пятна некроза расползались в стороны от раскопа, карабкались на пирамиду облицовочного камня, растекались по мосткам, по сложенному инструменту…
Видимо, некрозное пятно появилось совсем недавно - монахи еще заканчивали ограждать опасную зону канатами с красными флажками. Другие обходили по периметру, занимая посты, чтобы в случае чего отогнать зевак.
- Некроз… - растерянно повторял Белорус. - В Киеве! В самом Киеве!
- Из-под земли выперло, что ли? - заметил Туран. - Смотри, некроз расползается от раскопа.
- А в Херсон-Граде нам толковали, что под землей некроза не бывает!
Вокруг "Панча" стали собираться местные. Качали головами, указывали друг другу на зеленовато-серую плесень впереди, тихо спорили. Монахи закончили устанавливать ограждения и построились вдоль улицы. Подкатил "тевтонец", из него вылез, опираясь на резной посох, высокий осанистый жрец в желтой тоге. Седая борода аккуратно расчесана, смотрит с прищуром, зыркая маленькими глазами по сторонам. Едва он вылез из самохода, как рядом оказались два рослых монаха. У обоих штуцеры наперевес, патронташи через грудь.
- Важная птица, - протянул Белорус. - Может, с ним того, поговорить?
Он повернулся на сиденье, но Туран решил иначе:
- Подождем, сейчас что-то случится. Поглядим немного - этот, в желтом, не зря сюда прикатил.
Важный жрец подошел к канату с флажками, поглядел в затянутое некрозной пленкой жерло раскопа, что-то тихо спросил. Монах из оцепления показал на плиты красного полированного камня, испятнанные серой слизистой плесенью. Жрец покивал. Проследив, куда указывает монах, Туран разглядел труп небольшого животного, скорее всего крысы-мутафага. Тело зверька было изорвано пулями в клочья, но голова была цела и сплошь облеплена серыми наростами некроза.
- За грехи! - неожиданно громко завопил седой монах в желтых одеяниях и воздел посох, круглое навершие блеснуло на солнце полированной поверхностью. - За грехи нам кара! Много провинились мы перед Создателем, за то и казнит нас беспощадно! Кайтесь, люди, кайтесь! И ждите спасения скорого, ежели покаяние искренним окажется! Грех на вас, киевские люди! Грех гордыни! До сей поры беды вас стороной обходили, вот и впали вы в греховную гордость! Разучились подчиняться и смирять дух! За то и кара вышла - по грехам вашим! Смиренные спасутся, гордые низвергнутся! Паршивого маниса - из стада вон! Кайтесь и ждите спасения!
- Откуда же спасение придет, отче? - всхлипнула толстая тетка. - Сызнова напасть объявилась! Нету продыху, тут и там некроз является!
Седой жрец развернулся к ней и снова воздел посох.
- Жди спасения, дочь моя! Будут кары и казни на Киев низвергнуты Создателем, дабы отделить достойных от грешников. В беде человек познается! Лишь опосля, дабы спасти смиренных, явится праведник. Ликом стар, да духом светел, как небо над нами! Разумом могуч и верою крепок! От него ждите спасения, мое пророчество верное!
Туран встал на подножку, чтобы лучше видеть, старик его заинтересовал - таких людей Туран еще не видывал, крабодиане были совсем другими, они рассуждали вслух, а не выкрикивали. И уж точно не таковы были монахи, которых встречаешь в Пустоши - боевые разъезды, охотящиеся на мутантов. Те и вовсе больше стреляли, чем разговаривали. В толпе, собравшейся вокруг "Панча", заговорили:
- Пророчествует отец Зиновий… Одухотворенный старец!.. Создатель через него говорит!..
Тут по другую сторону ограждения визгливо заорали, по толпе прошло движение, зеваки попятились, монахи сошлись ближе, вскидывая оружие. Туран сперва бросился в кабину, когда монахи подняли оружие, потом разглядел, что целятся не в него. Из раскопа медленно поднимался человек. Он шагал, раскачиваясь из стороны в сторону, доски скрипели под ногами. С каждым шагом фигура все четче проступала в темном зеве раскопа. Вот голова появилась из тени, но казалось, солнечный свет не коснулся ее - она оставалась равномерно серой, будто была в густой тени. Темя и виски человека покрывал слой серой плесени, глаза под склизкой пленкой были уж совсем темными, и непонятно, видел ли ими бредущий. Он слепо ткнулся в ограждение сходней, качнулся в другую сторону и снова двинулся наружу.
- Это сторож! - крикнул кто-то в толпе.
- Сторож артельный! Ломщики оставили раскоп стеречь!
- Некроз! Некроз! Остановите его!
- Во имя Создателя! - важно провозгласил Зиновий и снова поднял посох, разворачивая блестящую грань к раскопу, откуда поднимался зараженный некрозом артельный сторож. Тот, словно копируя жесты старика, поднял правую руку и разинул рот. Губы и полость рта были обметаны серыми лишаями некроза, из глотки ходячего мертвеца вырвалось тихое сипение.
Монахи дружно вскинули автоматы и ружья, стволы уставились вниз, в раскоп. Залп опрокинул человека, пули вмиг изодрали тело и одежду на груди. Стрельба смолкла. Мертвец завозился среди красно-черного влажного пятна, перевернулся, согнул руки и стал подниматься. К ограждению подошел монах с железным ранцем за спиной, от которого к трубе в его руках, напоминавшей короткий ствол пушки, тянулся шланг. На конце трубы, закрепленная под срезом, гудела синим язычком газовая горелка.
- Сожги нечисть! - крикнул ему седовласый жрец. - Убей симбиота!
Из трубы вырвалась струя пламени, монах слегка отклонился назад, поливая сторожа огнем. Толпа ахнула, когда пламя охватило мертвеца. Сделав шаг, он упал на колени, потом повалился ничком и затих. Но спустя мгновение снова задергался, пытаясь подняться.
- Может, гранатой его, отец Зиновий? - спросил один из охранников.
- Дурак, некроз разнесет взрывом, - проворчал другой, постарше.
- Молиться надо, в грехах каяться, - твердо ответил Зиновий, опуская посох. - Добейте нечисть. Стреляйте, пока не перестанет шевелиться.
Туран врубил двигатель и стал осторожно сдавать "Панч" назад, выбираясь из толпы. Над раскопом гремели выстрелы и нараспев тягуче читались молитвы.
* * *
Красные флажки показались по пути еще раз, там расхаживали монахи, а киевляне обходили опасное место стороной. Туран объехал некрозное пятно по соседнему переулку, потом снова вывернул на прежний маршрут.
Даже когда впереди показались золотые купола, Туран не увеличил скорость. "Панч" еле полз, было очень непривычно, когда на пути столько народу. Киевляне выглядели куда беспечнее жителей маленьких городков, ходили медленно, грузовику дорогу не спешили уступать. Наконец "Панч" подъехал к Лавре.
Массивные ворота, обитые листовым железом, были заперты. По сторонам от них стояли вооруженные монахи, около десятка. Завидев подъезжающий грузовик, грузный бородач поднял руку, крикнул: "Тормози!" Сам неспешно зашагал навстречу. Другие следили за ним, подняв карабины.
- И как же мы в Храм попадем? - заметил Белорус. - Вон их сколько снаружи. Внутри должно быть черным-черно от этой братии. Еще не пропустят нас… А, Туран?
- Я о другом думаю. Монах на заставе - там, на окраине, который плату за въезд взял, он же знал про некроз. Сказал про красные флажки. Значит, не сегодня некроз в Киеве завелся.
- Куда прете? Кто такие? - бородач стоял перед машиной, глядя снизу вверх.
Белорус приоткрыл дверцу и вылез на подножку.
- В Лавру, куда же!
- Везем послание брату Крипте, - пояснил Туран, высовывая голову в окно.
Часовой понимающе кивнул - к брату Крипте могли пожаловать и более странные гости. Служба такая. Ворота распахнулись, и "Панч" въехал по двор Лавры. Часовые указали встать под стеной, неподалеку от других ворот - за ними грохотало железо, рычали двигатели. Мастерские, видимо.
- Ступайте за мной, - пригласил монах, - однако оружие здесь оставьте, в обитель чужим с оружием не полагается.
- Не нравится мне это, будем говорить, - заявил Белорус. - Мы же не враги какие, мы с посланием. Через толпы мутантов пробились.
- Не велено, - снова объяснил монах, - все равно ведь не пущу.
Илай выбрался из самохода и сказал:
- А у меня оружия нет. Я человек мирный.
Туран закрепил дробовик под приборной доской, сложил под сиденье пистолеты. Белорус, бурча под нос, последовал его примеру и разоружился. Уходя, "Панч" заперли, продергали на всякий случай ручки на дверцах.
Следом за провожатым пересекли двор и вошли в пристройку с южной стороны обители. Затем - коридор, ярко освещенный солнечными лучами, бьющими в окна. Потом начали спускаться по узкой каменной лестнице. Белорусу это не понравилось, и он тихо спросил Илая:
- Папаша, а Крипта твой, к которому послание, - он кто в Ордене будет? Почему в подвале сидит?
- По следопытовской части, - бросил Илай.
- Следопытовой? - уточнил Белорус, оглянувшись, но ответа не получил.
Этажом ниже было подвальное помещение, там уже ни солнца, ни окошек. Правда, освещение яркое устроено. Монах привел в мрачноватый зал, указал на длинную скамью вдоль стены:
- Здесь садитесь. Брату Крипте доложили. Как решит, так и примет вас.
- У нас послание срочное, - напомнил Белорус. - С боями в Киев пробивались, банды кетчеров и орды мутантские по пути разгоняли, спешили без сна и отдыха…
Монах поднял руку: