* * *
- Солнышко давно взошло, петушок давно пропел…
Я оторвал голову от подушки и с удивлением огляделся. Я лежал на огромной кровати в большой комнате. Светлые обои, пол, покрытый плиткой. Все лампы были выключены, но из-под плотных занавесок пробивались лучи заходящего солнца. Передо мной на тумбочке стоял выключенный телевизор, а рядом на столике лежала распотрошенная дорожная сумка - моя сумка.
- Где я?
- Я мог бы ответить тебе по-народному, в рифму, но тогда конструктивный диалог у нас не получился бы, - продолжал невидимый Тогот. - И хотя я нахожусь в тысяче километров от тебя, я с уверенностью могу утверждать, что ты в своем номере отеля в Турции… Так как, судя по всему, ты уже пришел в себя от чрезмерных возлияний спиртосодержащих напитков, то тебе надлежит встать и, во-первых, дать мне колдовской маяк, иначе мне приходится делать слишком большие ментальные усилия в общении с одним непослушным учеником. А потом, пока твоя половина кокетничает и нажирается в местном баре, мы отправимся на пляж, и ты причастишься…
- И что же мне нужно будет вкусить вместо тела и крови Христа? Кусочек медузы и пару глотков соленой воды, смешанной с мочою отдыхающих?
- Не кощунствуй! - фыркнул Тогот. - Ну-ка марш в ванную и давай черти пентаграмму, пока Аллочка не явилась проверить, не хватил ли тебя кондратий…
- А га…
Тяжело вздохнув, я поднялся и, покачиваясь, отправился в ванную.
Совмещенный санузел оказался на удивление просторным. Ванна-джакузи, душ, унитаз и раковина под зеркалом, вмонтированная в огромный мраморный стол. Между всей этой роскошью на полу и в самом деле было достаточно места, чтобы нарисовать соответствующую пентаграмму. Пошарив на полочке над раковиной, куда Алла вывалила все ванные принадлежности, я обнаружил пачку безопасных лезвий для бритья. Потом, зажмурившись… Нет, вот чего я не могу переносить, так это вида собственной крови и уколов. Я за свою бытность проводником навидался всяких ужасов и расчлененки, но вот вид собственной крови или даже иглы, которая должна вот-вот вонзиться в мою плоть… Нет, такого откровенного зрелища я перенести не мог. Уж лучше кучи мертвяков… Поэтому, взяв бритву двумя пальчиками, я крепко зажмурился…
- Любой служитель Искусству должен быть терпим к боли и виду крови…
- Я всего лишь проводник…
- Это тебя не оправдывает. А ну-ка раскрой глаза.
Я отрицательно покачал головой и, словно ныряя в омут, рубанул бритвой по пальцу. Боли я почти не почувствовал, хотя и не был уверен, что сделал достаточно глубокий надрез.
- Так вот… - назидательным тоном продолжал Тогот. - Дама одного из моих прежних хозяев была совершенно права, относясь к существам мужского пола как к большим безвольным детям, которые к тому же очень трусливы…
- Интересно, что бы она сказала, если бы познакомилась с тобой…
- Наверное, сочла бы меня изящным кавалером и остроумным собеседником.
- Держи карман шире… В шинковку и на корейскую морковку.
После магического слова "морковка" Тогот смолк. Так ему и надо. Нет, ну в самом деле достал. Осознав, что больше никаких комментариев не последует, я открыл глаза. В этот раз я и в самом деле переборщил; видимо, задел бритвой какой-то сосудик, потому что кровь срывалась с кончика пальца большими, тяжелыми темными каплями, и на девственно-чистом мраморном столике уже образовалась маленькая лужица. Иллюстрация к обложке нового романа Агаты Кристи "Чисто турецкое убийство, или Смерть на курорте".
Впрочем, истечь кровью перед зеркалом в ванной комнате не входило в мои задачи. Повернувшись и присев на корточки, я принялся чертить окровавленным пальцем колдовской узор. Закончив, я закрыл глаза и начал бормотать себе под нос лечебное заклятие. Что-что, а вот его-то я еще с детства запомнил наизусть. Полезная такая штука, особенно для беспокойного парнишки вроде меня, который с раннего детства так и норовил вляпаться то в одну, то в другую пренеприятнейшую историю… Хотя это тема для отдельного разговора.
Пока я произносил слова заклятия, Тогот переместился в ванну, и, когда я открыл глаза, зеленая морковка уже восседала на краю джакузи, оскалив ряд острых, словно иглы, зубов.
- Ну что, донор-тонор, - насмешливым голосом произнес мой мучитель. - Давай заползай в плавки и марш на берег, так сказать, омыться в воде Атлантики.
- А может… - начал было я.
- Отставить разговорчики… Давай-давай, горе ты мое луковое… А я тут пока приберу, а то насвинячил ты непомерно.
Переодевшись, я на мгновение замешкался. Алла ушла, судя по всему, прихватив ключи от номера. Если я выйду, то мне придется захлопнуть дверь, если та, конечно, захлопывается.
С сомнением подошел я к двери и начал было изучать замок, но тут из ванной, улыбаясь во весь рот, вывалился Тогот. Краем глаза заглянув через плечо демона, я увидел, что в ванной комнате вновь царит девственная чистота. Каким образом моему покемону удалось убрать все за пару минут, я не знал, да и не хотел знать. Тоготу Тоготово.
- И куда это ты так вырядился? - поинтересовался демон.
Я оглядел себя. Ничего лишнего - обычный курортный костюм: носки, сандалии, шорты и маечка с какой-то дурацкой надписью на испанском.
- Не понял?
- Ты идешь на пляж. У тебя бунгало на первой линии, а ты вырядился так, словно в Кемер на базар собрался. Значит, так: вьетнамки, плавки и полотенце… Да, и на голову что-нибудь не забудь, а то припечет лимфоузлы - и каюк… У тебя ведь с головой и без того напряги…
В этот раз мне с трудом удалось сдержаться, однако ввиду того что в номер я доставлен был в бессознательном состоянии и окружающий мир оставался для меня тайной за семью печатями - я не знал, где я, лишь в памяти проплывали расплывчатые изображения фотографий отеля - лучше было от ссоры с Тоготом воздержаться. "Вот огляжусь, расскажу этому гаду все, что о нем думаю", - решил я.
Наконец приняв облик курортника, я вновь подошел к двери и вернулся к проблеме ключей.
- Об этом можешь голову не ломать, - усмехнулся мне в спину покемон. - Ключ от номера - пластиковая карточка… Кстати, когда ее вынешь из вон той коробочки на стене, свет погаснет, - добавил он, когда я уже потянулся было к заветному ключу. - Я бы на твоем месте вначале открыл дверь и уж потом брался за ключ, а то в темноте упадешь и, чего доброго, нос расквасишь. Вот смеху-то будет, - и зашелся квакающим хохотом.
Что до меня, то в создавшейся ситуации я не видел ничего смешного, а скорее наоборот. Вывезли за границу, причем, прошу заметить - силком вывезли, напоили, бросили невесть где, потом разбудили, не дав выспаться, и теперь гонят не знаю куда, чтобы я сотворил не знаю что. Сказка какая-то. Народная… Турецкая…
Однако стоило мне открыть дверь, я испытал дежавю. На мгновение мне показалось, что я вновь стою у трапа самолета, - за дверью меня поджидал раскаленный летний воздух. Однако отступать было поздно, наклонив голову, как бык на корриде, я, словно в омут, шагнул через дверной порог и, сделав всего один шаг, перенесся в мир тенистой зелени. На мгновение я замер - привычка путешественника между мирами. Глубокий вдох… Шаг вперед. Еще один вдох раскаленного воздуха.
Но вот я освоился, плечи распрямились. Я сделал несколько шагов, огляделся. Я стоял на дорожке, вымощенной огромными каменными плитами. За спиной у меня вытянулся бескрайний строй двухэтажных домиков, похожих друг на друга, словно родные братья. Разноцветные, увитые зеленью, они радовали взгляд. Сразу за дорожкой, вымощенной каменными плитами, шла полоса зеленой травы, за ней еще одна каменная дорожка, а дальше… дальше до самого горизонта раскинулось море. Бескрайнее море, запятнанное редкими одинокими точками купальщиков.
- Ну, чего встал? Рот закрой, ворона влетит… Шагом вперед!
Мне ничего не оставалось, как подчиниться Тоготу. Быстрым шагом пересек я зеленую полосу, потом осторожно, бочком спустился к воде, на мгновение остановился, оглядываясь, куда бы бросить полотенце. Но до ближайших лежаков было метров пятьдесят, к тому же они были заняты, поэтому я бросил полотенце прямо на песок, аккуратно пристроил сверху сумку-пояс с ключом, потом снял правую вьетнамку и тут же взвыл… песок был раскаленным. На нем яичницу жарить можно было.
Тогда я, недолго думая, отошел на полосу мокрого песка, туда, где ленивые волны сонно набегали на берег. И уже на мокром песке разулся, кинул вьетнамки к полотенцу и, развернувшись, широким шагом направился на глубину. В первый момент, после раскаленного воздуха, вода показалась мне ледяной, но я старался об этом не думать. В этот день я уже был по горло сыт замечаниями Тогота.
И вот, оказавшись по пояс в прохладной, прозрачной воде Средиземного моря, я через плечо бросил прощальный взгляд на берег. Там, на песке, замерло яркое пятно брошенного полотенца, чуть дальше протянулась линия домиков, а за ними, далеко-далеко, окутанные голубоватой дымкой, возвышались горы, и над ними висел раскаленный солнечный диск. Тогот был прав, еще час-другой, и диск скроется за скалистыми вершинами…
Но времени любоваться пейзажем не оставалось. Что-то внутри меня - нет, вовсе не Тогот - требовало, чтобы я повернулся и нырнул в соленую морскую глубь. И я, не в силах воспротивиться этому импульсу, точно так и поступил.
Вода ударила мне в лицо набегающей волной, но мое тело, вытянувшись, пробило водную преграду, скользя все дальше и дальше. Я крепко-накрепко закрыл глаза, и тихим шепотом зазвучал в ушах голос Тогота:
- "Евхаристия" в переводе с греческого - "благодарение" оно же - "Святое Причастие" - главнейший, признаваемый всеми христианскими вероисповеданиями обряд. Это таинство, при котором верующие христиане вкушают Тело и Кровь Иисуса Христа под видом хлеба и вина, и, согласно вероучению, через этот акт взаимной жертвенной любви соединяются непосредственно с самим Богом…
Я едва слышал его монотонный речитатив.
- А теперь повторяй за мной формулу: "Тсед аяки кту…"
Мои губы автоматически зашевелились, повторяя колдовское заклятие. Горькая морская вода хлынула мне в рот и дальше в легкие, а потом страшная боль свела правую руку, боль в том самом месте, где мой предшественник одним прикосновением нанес мне магическую татуировку - дар проводника.
На мгновение мир для меня сжался в единую точку, и мне показалось, словно что-то вошло в мой организм, раскаленным железом потекло по венам, прижигая внутренние органы, а потом я почувствовал странный удар по глазам и ушам. Дикая головная боль, словно мой мозг проткнули тонкой раскаленной иглой… и следом за тем волна прохлады, умиротворения.
Тело свела судорога. Я понял, что нахлебался воды, и, в отчаянном усилии спастись, замолотил по воде руками и ногами. И тут же почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватили меня и, как соломинку, вынесли на поверхность.
- Но-о, но-о, па-а-арень, не брызгай, - раздалось у меня под ухом.
Я повернулся и увидел бородатое лицо. Меня, словно заигравшегося малыша, выудил из воды ка-кой-то незнакомец.
- Не-е-е бойся, я свой, - продолжал бородач, словно прибалт, растягивая слова.
Но мои руки и нога продолжали молотить по воде, а в горле стояла ни с чем не сравнимая горечь. Кроме того, я отчаянно отфыркивался и отплевывался.
- Да успокойся ты, наконец! - проорал мне в ухо Тогот. - Ты в надежных руках. Это наш человек. Он тоже проводник!
Я скосил взгляд на бородача, и тот, расплывшись в улыбке, представился:
- Мэ-э-эня зовут Бур-ха-ард…
- Ну как, почувствовал величие Причастия?
Я, все еще отплевываясь, мысленно ответил:
- По-моему, я просто наглотался воды и всякого дерьма - того, чем рыбы писают. Теперь придется оккупировать турецкую сантехнику.
- Дурак! Ты на руку свою взгляни…
Я взглянул. На правом запястье проступила магическая татуировка. Не просто проступила. Она стала рельефной и пульсировала, испуская свечение, едва различимое в ярком солнечном свете. Странный узел переплетенных линий, которые, сложившись в узор, уходили под кожу, словно растворяясь в теле.
- Ак-куратней, - продолжал бородач. - Это тэ-эбе не по иным мира-ам шата-аться.
- Точно… И все-таки какой он у тебя, Тогот, зеленый, - раздался тонкий, писклявый голос, и я не сразу понял, что воспринимаю его, как и голос моего покемона, на ментальном уровне.
* * *
На следующий день, сидя с Бурхардом в баре у бассейна, я был посвящен в детали "коварного" плана Тогота.
Нет, я, конечно, попытался все разузнать в тот же день. Но как всегда супруга появилась в самый неподходящий момент. И пришлось переодеваться, идти на ужин, набивать живот всяческими вкусностями. После ужина было представление - анимация. В дорогих отелях всегда вечером анимация. Пока тощие, как бабушкины спицы, танцовщицы выделывали свои идиотские "па", я чуть не уснул. Тут главное слово "чуть". Алла, как и все дамы, в свое время получившая музыкальное образование, обожала балеты. А я - я их тихо ненавидел. Не понимая языка высокого искусства, я воспринимал действо как бессмысленное движение по сцене из угла в угол. Но не приведи господь сказать об этом Алле. Один раз я уснул на балете в Мариинке, куда она меня затащила почти насильно… Я захрапел, нас попросили… Алла не разговаривала со мной почти месяц.
А в тот вечер после "сонных" танцев была романтическая прогулка по залитому лунным светом пляжу. Два коктейля "Маргарита" и ночь любви, во время которой я тщательно выворачивал руку, стараясь, чтобы Аллочка не заметила татуировки. Но ей, похоже, было вовсе не до того.
Так что с Тоготом я смог поговорить лишь утром, отправив супругу на аквааэробику, - завтрак мы по обоюдному согласию пропустили.
И как только дверь за Аллочкой захлопнулась, я набросился на Тогота, а точнее, опустился на колени, заглянул под кровать и во все горло прокричал:
- Тогот, подлый трус, выходи!
Покемон удивил меня, выскользнув из-за занавески:
- Я тут, мой милый друг. Не надо так кричать. Бурхард уже ждет тебя у бассейна.
Я заскрежетал зубами. С каких это пор я стал Тоготу "милым другом"?.. И уже тогда где-то в глубине моего разума зародилась мысль: что-то тут не то.
- Поспеши, Бурхард ждет уже давно…
Увы, мне ничего не оставалось делать, как в очередной раз пойти на поводу у покемона.
Так что через пять минут я вновь предстал перед моим "спасителем". Немец, развалясь, восседал на пластиковом стуле, попыхивая сигаретой и потягивая чай со льдом.
- Приветствую тебя, Артур, - он чуть привстал, взмахом руки указав на свободный стул. - Присаживайся… Рад познакомиться с коллегой.
Мы пожали друг другу руки.
- Значит, ты тоже проводник?
Немец кивнул.
- Думаю, по русскому обычаю мы должны выпить за встречу?
В голове у меня гудело еще со вчерашнего, так что предложение Бурхарда показалось мне как нельзя кстати. Сначала по чуть-чуть, а потом все вопросы. Быть может, этот бородатый германец после ста граммов объяснит мне, что тут происходит. Нет, с Причастием мне все было понятно, но… Еще вчера у меня возникло странное ощущение, что у всего происходящего есть еще одна важная причина. Ведь жил же я раньше без всяких Причастий…
Тем временем Бурхард знаком подозвал официанта. Турчонок был молодым - лет пятнадцать, не более - белоснежная рубашка, черные штаны и черные кучеряшки.
- Цвай бренди, - на ломаном международном произнес Бурхард.
Я кивнул, одновременно подтверждая и соглашаясь с его выбором. Нет, этим утром в такую жару даже ледяная водка в меня определенно не полезла бы.
Официант кивнул и исчез. Однако через пять минут появился снова. Вместо долгожданного коньяка в руках у него были маленький блокнотик и карандаш. Характерным движением бровей он дал понять, что готов принять заказ.
Бурхард нахмурился.
- Цвай бренди, - повторил он.
Официант записал заказ и мигом исчез. Я так и не смог понять смысл происходящего, пока немец не обратился ко мне.
- Артур, нам, кажется, доведется наблюдать мелкий цирк.
- Не понял?
И тогда Бурхард указал на табло в дальнем конце бассейна. Там значилось +37° и 12:00.
- Немцы в такое время не нить, - объяснил Бурхард. - В крайнем случае, пить пиво, а мы заказать дорогой напиток - бренди. Это немецкий отель, тут не пьют, как ваши… русские… - а потом немец указал в сторону бара. - Смотри, сейчас будет смешно… Мальчик вызвал менеджера бара.
Не понимая, что мой новый знакомый имеет в виду, я повернулся в сторону бара. Турчонок что-то объяснял молодому человеку, который, судя по виду, был лет на десять старше.
Через пять минут молодой человек стоял возле нашего столика. Тут явно чувствовалась многолетняя выучка. Левая рука заложена за спину, на правой - полотенце.
- Туркиш о американ бренди плиз?
Бурхард улыбнулся зло, по-волчьи, так, что в глубине окладистой черной бороды сверкнули жемчужно-белые зубы.
- Я что-то не понять, - начал он на ломаном русском, постепенно наращивая скорость выговора и высоту голоса. - Мы, кажется, находимся в пятизвездном отеле, и я не понять…
Менеджер исчез - как ветром сдуло, и тогда Бурхард рухнул на спинку пластикового стула и, запрокинув голову, залился смехом, напоминавшим довольное урчание медведя. По крайней мере, мне казалось, что именно так урчат довольные медведи. Однако не успело затихнуть уханье немца, как менеджер появился снова. В этот раз у него в руках был поднос, на котором стояло два широких низких бокала, на дне которых плескалось по паре капель янтарной жидкости. Он уже хотел было ловким движением поставить бокалы на наш столик, но Бурхард остановил его движением руки.
- Что это есть? - спросил он, глядя на бокалы.
- Бренди, - не моргнув глазом ответил официант.
- Подожди-ка, - вновь предостерегающе взмахнул рукой Бурхард. - Мы просить принести выпить… А ты принес… - какое-то время он шевелил губами, словно подыскивая нужное русское слово. - Ты принес… пробовать. Налей на три палец.
И менеджер снова исчез. Однако в этот раз я проследил его взглядом. Направившись к стойке, он отставил в сторону два бокала, которые только что предлагал нам. Доливать в те же бокалы он не стал - как потом я узнал, так было не принято, а налил в новые бокалы. В этот раз янтарной жидкости в них было пальца на три.
Чокнувшись, мы с Бурхардом разом опрокинули стопки. Колдовство там или нет, а новая порция спиртного приятно легла поверх "вчерашнего".
- Повторить!
Менеджер уставился на нас, выпучив глаза:
- Пов-то-рить? - произнес он на свой турецкий лад, растягивая слова.
- Да. Чего ждать? - поинтересовался Бурхард.
Глаза менеджера округлились. Молча забрал он пустые бокалы со стола и, покачивая головой, медленно отправился назад к стойке. Очевидно, в его турецком мозгу никак не укладывалось, что в такое время суток, в такую жару, можно пить коньяк.