- Ладно, Воронец. Но говорить с мальчиком будешь ты. Я только проводником быть согласился, учти. А душу его отпустишь.
- Конечно! - С плеч гора свалилась. Владислав с удивлением признался себе, что надежды на Федькино согласие у него не было и что не уходил он из упрямства и чистой злости. - У меня машина за углом.
В дверях некромант замешкался, глянул бесцветным глазом в лицо Воронцову и улыбнулся своей железной улыбкой:
- А человек ты, Владислав, хороший. За тебя твои мертвые говорят, а они не лгут.
Владиславу казалось, что они беседовали весь день. На самом деле серенький осенний рассвет только-только занимался. Воронцов выдохнул - времени потрачено совсем немного.
Уже у самой машины он резко обернулся к Мертвяку:
- Мои мертвые, ты сказал? Ты кого видел?
- Неважно, - скучным голосом ответил Федюша. - Поехали, Воронец. Нас мальчик заждался.
* * *
Ворожея уже топтался возле ленты оцепления. Кроме милицейских, теперь было полно инквизиторов. Любаву, как с облегчением заметил Влад, увели. Денис сидел поодаль и пил что-то из термоса. Черт, забыл парня отпустить, а он пост не покидает, словно мальчик из рассказа Л. Пантелеева!
- Спасибо, Денис! - подошел к нему наставник. - Иди домой. До завтра.
Федюша подошел к решетке, взглянул на Глеба.
- Мне нужно куда-то сесть, - сказал он стоявшему рядом инквизитору, - можно просто тряпки свернутые, только чтоб не на твердое и холодное. И под спину что-то. Расслабиться…
Ворожея все предусмотрел. Два крепких молодца уже волокли потертое, но довольно удобное кресло. Из ближайшего отделения забрали, что ли? Кресло поставили возле решетки, некромант устроился поудобнее, откинулся на спинку и закрыл глаз.
- Давай, Воронец, - сказал он, - не тяни.
Будто бы это Влад пол-утра кочевряжился!
Поднявшись на стремянку, Воронцов несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, отрешаясь от всего, кроме лица мертвого мальчика, бессмысленно глядящего в вечное никуда, и всматривался в него до тех пор, пока оно не заполнило все поле зрения, не стало единственным, что доступно для восприятия, и только тогда на ощупь достал перочинный нож, чиркнул лезвием по подушечке указательного пальца и быстрым росчерком нарисовал на лбу Глеба знак возвращения.
Страшный, мутнеющий глаз дернулся, тело мертвеца сотрясла дрожь, ноги задергались, глухо застучали по чугунной решетке. Мальчик попытался открыть рот, но пронзивший его прут не позволял это сделать, раздался только мерзкий скрежет кости о металл.
Голову Воронцова заполнил бестелесный голос - гулкий, глухой, он бился, словно черная бабочка посреди мрака, не находя выхода:
"Кто? Где я? Зачем? Зачем темно? Мама… Глаза страшные. Темно. Где мама?"
"Тише, тише, Глеб, не пытайся говорить вслух", - направил в эту темноту мысль-посыл Воронцов и ощутил, как его коснулись чьи-то мягкие слабые крылья, защекотали изнутри.
"Кто вы? Почему так? Что случилось?"
Воронцов закрыл глаза, положил руки на виски мертвого мальчика и застыл:
"Сейчас я попробую сделать так, чтобы нам было удобно говорить. А ты не будешь двигаться, хорошо?"
"Хорошо. Но кто вы?"
Воронцов представил себе залитую неярким вечерним светом поляну в лесу. Зеленая трава, тонкие березы, шелестящие золотой листвой под порывами прохладного осеннего ветра, высокое синее небо, по которому бегут легкие облака.
Мальчик стоял рядом, недоуменно оглядываясь.
"Где мы? Вы Владислав Германович, я вас с Денисом видел. И чай приносил, когда вам плохо стало, помните? Но… что произошло?"
Владислав знал, что тянуть нельзя. И все равно медлил. Дальнейшее было непредсказуемо, мертвые реагировали по-разному, работать с незнакомым покойником всегда опасно, может утянуть за собой или потопить в отчаянии, недаром действующих некромантов было так мало, психика не выдерживала.
"Ты умер, Глеб".
У мальчика подкосились ноги, он почти упал на траву, Удержался, выставив руку, и замер в неудобной нелепой позе. Сглотнул, поднял на стоявшего рядом взрослого блестящие от слез глаза:
"Совсем? Это точно, то есть я совсем умер? А мама? А как…"
Небо размывало, синева исчезала, сменяясь бесцветным ничем, вместо легкого ветерка задул резкий пронизывающий ветер, Владислав с трудом удерживал иллюзию, ломающуюся под напором ужаса, осознания необратимости произошедшего, исходящего от мальчика.
"Глеб, послушай, я не могу тебя утешить, не могу вернуть к жизни. И ты уже ничего не сможешь сделать в этом мире. Кроме одного - спасти тех, кто еще жив".
"Как?! Что я могу? Я мертвый! Мертвый!"
Ураган усиливался, Воронцов попробовал дотянуться до мальчика, влить в него хотя бы малую толику спокойствия и умиротворения, но он и сам их не испытывал, хотя пытался вызвать, но Глеб развернулся, и Воронцов увидел, как текут, меняются черты его лица, превращаясь в безжалостную маску жестокости, порожденной отчаянием.
Его ударило, отбросило, осенняя роща окончательно исчезла, теперь они стояли посреди пустоты. Владислав постарался вернуть себе бесстрастную созерцательность, отключить любые эмоции, сосредоточиться только на получении информации. Он представил себе Любаву - какой запомнил в тот вечер, стоящую в круге теплого света под фонарем, плавную в речи и движениях, излучающую уют.
"Мама? Мама, я здесь!"
Ураган стихал.
"Нет, Глеб, прости".
Любава опять закричала… "А вот этого быть не может!" - вдруг понял Влад. Ее увели. Морок. Шуточки тех тварей, что живут во тьме.
- Куда ж тебя несет, Воронец, - раздался спокойный голос некроманта, - иди на свет! Не лезь куда не просят!
И тьма сгинула.
Они с Глебом сидели на склоне холма, откуда открывался прекрасный вид на море, пляж, белый пароход вдали. Кричали чайки. Солнышко пригревало по-летнему.
- Вот тут мы расстались, - сказал Глеб, - я в дом пошел.
Убийца влез в какие-то хорошие, теплые воспоминания и смог завоевать доверие жертвы. Кем же он предстал в воображении юноши? Но расспрашивать было некогда, и Влад задал единственный вопрос:
- Кто?
Лоб юноши прорезала морщинка.
- Не помню. Правда, не помню! Я за ним шел… Не знаю зачем.
Море померкло. Небо подернула серая дымка.
- Постарайся, Глеб, - попросил Воронцов, - хоть что-нибудь. Хоть лицо.
- Лицо… - повторил мальчишка. - Из тумана. Страшное.
На Влада надвинулся бледный лик, который тут же сменился дружелюбным, теплым. А потом вдруг возникло видение неприметного мужичка в кургузом пиджачке и кепке. Что-то в этой картине Владу показалось знакомым. Точно! Кусок афиши! Мужичок стоял возле цирка.
- Я предатель, - горько прошептал Глеб.
- Нет!
- Я предал всех! И вас, и Дениса, и даже Женьку! Всех! Он знает…
Глеб снова заметался, уютная картина разваливалась на куски.
- Неправда, Глеб, - пытался его успокоить Воронцов, - ты только что нас спас.
До спасения было далеко, но шанс действительно появился. Глеб не поверил до конца, но его хотя бы перестало корчить.
Влад махнул рукой:
- Ты свободен, Глеб. Спасибо тебе.
- Куда мне… - растерялся юноша.
- К свету, - донесся голос некроманта, - не к тусклому свечению. К яркому свету. Он может тебя напугать, но не беги. Иди ему навстречу.
А свет разгорался все ярче. Солнце выросло, заполнило собой все небо, море превратилось в голубое пламя, деревья Пылали, словно факелы.
- Уходи, Воронец! - сказал Федюша. - Это уже не для тебя. Уходи немедленно.
Сияние поглотило все вокруг, и прежде чем Воронцова вышвырнуло в ноябрьскую реальность, он успел удивиться тому, что нестерпимо яркий свет не ослепляет, и услышать Федькины слова:
- Не бойся, Глеб. Иди домой.
…Спасибо Ворожее, поставил своих ребят подстраховать. А то свалился бы Владислав Воронцов с лестницы, не удержавшись.
После загробного видения мир казался омерзительно бесцветным. Влад спустился, благодарно принял поднесенный кем-то термос. Другой инквизитор уже протягивал кулек с окаянными эклерами - Ворожея помнил, что нужно сладкое.
Федюше тоже подали чаю с пирожными. Мертвяк равнодушно жевал эклер, на благодарность Влада дернул плечом и ничего не ответил. Лицо его перекосилось от боли.
"Федька! - с теплотой подумал Воронцов. - Ну хочешь, полгонорара на твою церковь потрачу? Ты ж великое дело сделал! Пусть я имени не знаю, но хоть что-то. А вот чтоб имя узнать, мне придется тоже переступить через себя. И не думаю, что тебе было сегодня труднее".
Вслух он этого не сказал, а направился прямиком к уполномоченному.
Ворожея разжился пачкой папирос и заметно приободрился.
- Ну? - спросил он Воронцова. - Толк-то есть?
- Немного, - сознался Влад, - но кое-что… Марк Тойвович, за наглость не сочти. Дай мне еще час. И машину.
- Далеко собрался?
- До окраины. Могу трамваем, но тогда два часа попрошу.
- Шут с тобой, Воронцов, - вздохнул инквизитор, - бери. Потом куда - к нам или в цирк?
- Сначала к вам приеду, потом видно будет. - Влад стиснул зубы. Навалившаяся усталость была просто невыносима, а отдых откладывался на неопределенное время.
Как он сказал Ворожее? "Отсыпаться сутки буду". Ну-ну.
* * *
Ускоряя шаг, Воронцов шел по тропинке, все глубже уводившей его в лес. Шел, стараясь дышать ровно и глубоко, пытаясь успокоиться, настроиться на предстоящий разговор, но перед глазами вставали лица Любавы, Дениса, бился в голове призрачный бестелесный голос мальчика, навсегда потерявшего маму, и хотелось самому завыть, заорать, свернуться калачиком посреди тропы и рыдать от бессильной злости.
Но это никому не помогло бы, и Воронцов снова и снова успокаивал дыхание, вспоминая слова наставника: "Когда вам не из чего будет делать оружие, когда вам будет казаться, что кругом пустота и вы захотите выть от отчаяния, вспомните, что пустоты нет. Делайте оружие из своего отчаяния, злости, страха, из чего угодно. Но делайте. Перековывайте себя до тех пор, пока не станете тем, чем и должны стать - клинками, холодными как лед и безжалостными как время. Убейте эмоции. Они мешают выполнять задачу".
Вдох. Лицо Любавы. Это лишнее. Выдох - тело мальчика, страшный мертвый глаз. Не нужно, мешает. Короткий животный вой женщины, раздавшийся, когда ее сына снимали с ограды и укладывали в черный клеенчатый мешок… Остановись, Воронцов, этого не было! Любаву к тому времени уже увели, не отвлекайся. Вдох - спокойное мужское лицо, широкоскулое, неприметное. Внимательный взгляд карих глаз. Вот, это то, что нужно.
Воронцов вышел на круглую поляну. Здесь он не раз занимался с Денисом. Вон там дерево, переломленное учеником. Ствол разлетелся пополам. Словно спичка, обломки так и лежат на краю прогалины. Мальчишка стоял гордый, как слон… Не время, не время, отвлекаешься, Воронцов, хитришь с самим собой, тебе просто не хочется говорить с Трансильванцем. Но выбора нет, по обычным каналам Ворожея будет узнавать об этом убийце не один день, да и узнает ли… А старому мерзавцу известно наверняка, но до чего же не хочется…
Воронцов неторопливо разделся, аккуратно сложил брюки. Положил их поверх полупальто, рядом поставил ботинки, потянулся сухим поджарым телом и сел в позу лотоса.
Место он выбрал наспех, прежде всего потому, что сюда никто бы не сунулся - барьер, поставленный для занятий, надежно защищал от любого, кому вздумалось бы шляться по лесопарку в несусветную рань. Но знакомое до чертиков место вызывало ненужные воспоминания и мешало сосредоточиться. "Хватит!" - прикрикнул на себя Влад. Пусть будет ночь. Летняя ночь. Запах трав, тепло, полнолуние. Как тогда, когда юному Воронцову впервые удалось выйти на связь с наставником, ждавшим его зова в городской квартире.
…Луна выскользнула из-за облаков, посеребрила неподвижную фигуру в центре лесной поляны, превратив в изваяние древнего забытого божества. Тени стали глубокими, бархатными, лес преобразился, деревья оделись черной густой листвой. Владислав сосредоточился на холодном лунном свете, позволил ему полностью захватить себя, растворить в серебре ощущение бытия. Он почувствовал, как земля стремительно удаляется, делается плоской и незначительной, как распахиваются перед ним, казалось, навсегда забытые пространства, и не то спросил, не то позвал:
- Трансильванец?
Вокруг заклубился серый туман, потянуло речной прохладой и совсем слегка тиной. Раздвигая туманную завесу, показалась длинная, тонкая, словно лезвие шпаги, фигура. К Воронцову приближался высокий, стройный… Нет, не мужчина - скорее юноша. Он двигался с грацией балетного танцора, слегка улыбался, на бледном лице выделялись темные провалы глаз - бездонные, затягивающие обещанием запретных тайн.
Воронцов рассматривал Трансильванца и вспоминал залитый ослепительным солнцем летний день, горящее пшеничное поле за спиной и неестественно высокую тощую фигуру, завернутую в немыслимо драный и грязный балахон. Существо шло прямо на цепи наступающей пехоты, согнувшись, выставив вперед мертвенно-бледную лысую башку, перепачканную копотью. Выпростав из балахона руки, оно расставило их в стороны, зашевелило тонкими, похожими на никогда не видевших света червей, пальцами и зашептало. И шепот этот громом прокатился под куполом равнодушного голубого неба и обрушился на людей.
Только тогда Воронцов понял, почему, перед тем как их группу высадили в месте прорыва, регулярные армейские части отвели так быстро, что это напоминало паническое бегство. Трансильванец не щадил никого. Группу спасали выданные перед заданием амулеты и собственные силы знающих.
Так Владислав впервые увидел еще один облик существа, которое они называли Трансильванцем. Истинного же его лица, похоже, не знал никто…
- Ворон? - прошелестел тихий мелодичный голос. - Я рад тебя видеть, Ворон.
- Здравствуй, Трансильванец, - Владислав не стал изображать радость встречи и сразу перешел к делу: - Мне нужна информация.
- Знаю, - улыбнулся стройный юноша, и туман вокруг него заклубился, - но ты выбрал свою дорогу. Ты сам решил уйти.
- Погиб мальчик. Я должен знать, кто его убил. - Владислав понимал, что придется рассказать все, но медлил. Почему - он и сам не до конца понимал, но от вида Трансильванца щемило в груди, перед глазами всплывали картины, которые он так желал забыть навсегда. До боли хотелось вернуться в привычный реальный мир, навсегда закрыв дверь в то лето, когда солнце нестерпимо палило с небес и все вокруг пропитал запах горящей плоти.
- Я повторяю, Ворон, ты решил уйти. Напомнить тебе наш последний разговор? - вкрадчиво прошептал Трансильванец и улыбнулся.
От этой улыбки Владислав поморщился:
- Не стоит. Я все прекрасно помню и готов снова повторить все, что говорил в тот день. Какая теперь разница? Ты добился своего, задание мы выполнили, а что положили почти всю группу и случайных гражданских, так тебя это не вольет, так?
- Нет, Ворон, не волнует. И это ты тоже знаешь. А теперь говори, что именно тебе нужно.
Владислав не ожидал, что Трансильванец согласится так легко. Подвох? Но в чем? Впрочем, гадать было бессмысленно - невозможно понять существо, давным-давно переставшее быть человеком.
- В городе, где я живу, кто-то совершил обряд Поиска. С человеческим жертвоприношением. Затем убили мальчика. Я считаю, что убил его тот же человек, что совершал обряд.
- Откуда такая уверенность?
Владислав помедлил, затем неохотно сказал:
- Я говорил с ним.
- С мальчиком? С мертвым? - В голосе Трансильванца слышалось искреннее любопытство с ноткой уважительной иронии. - И как? Тебе понравилось? Неужели ты решился на это сам, в одиночку?
- Нет. У меня был проводник.
- Ты ведь живешь в Синегорске? Кто же мог быть у тебя проводником? Неужели Федор?
- Да. Я его уговорил. Но мы отвлекаемся, - несколько раздраженно проговорил Владислав. Сейчас он понимал, какой немыслимой авантюрой был его порыв говорить с мертвым в одиночку. Убийца, кем бы он ни был, дело знал и некромантов принимал в расчет. Если б не Федька… "Такой талант загубили", - сказал тот врач. Похоже, правда талантище.
- Так вот, - продолжил Влад, - мне удалось получить от мальчика довольно четкий образ убийцы. Я хочу показать его тебе.
Теперь любопытство в голосе Трансильванца было отчетливым.
- Покажи. Это интересно.
Воронцов сосредоточился, представил себе мельчайшие черты навсегда врезавшегося в его память лица, представил, как оно возникает из серых туманных завитков, формируется, обретает плоть.
- Да… Ты все же мастер, - с искренним уважением сказал Трансильванец, глядя на сформировавшееся из тумана лицо.
- Ты его знаешь? - спросил Воронцов.
- Знаю. - Собеседник Владислава обошел по кругу слепок, дотронулся кончиками тонких нервных пальцев до щеки убийцы. - И это заставляет меня задуматься.
- Кто это?
Трансильванец остановился, долго смотрел на Воронцова, наконец принял решение и заговорил:
- Полковник Граев Александр Вениаминович. Кадровый военный. Специальность - диверсионно-подрывная деятельность. Активно работал сам, готовил группы армейских диверсантов. После Отречения - один из самых активных деятелей-практиков монархического сопротивления. Заочно приговорен к смертной казни, бежал в Европу. Во время Большой войны сотрудничал с разведкой рейха. После разгрома перешел на нелегальное положение, работает по найму. Специализируется на розыске и доставке ценной информации или предметов. Знающий высочайшего класса. Склонен к использованию магии воздуха и огня.
Значит, подумал Воронцов, мастер мимикрии, маскировки. С легкостью может менять обличье.
- Что ему может быть нужно в Синегорске? Что он ищет? Я знаю, что это нечто мощное, но что именно?
Трансильванец задумался, покусывая губу, еще раз обошел слепок Граева.
- Официально я тебе об этом говорить права не имею. Но скажу.
- Что взамен? - сухо спросил Владислав.
Его собеседника вопрос развеселил.
- А почему ты думаешь, что я не могу просто помочь старому боевому товарищу?
- Потому что для тебя нет такого понятия, Трансильванец. Для тебя существуют только задачи и методы их решения.
- Ошибаешься, друг мой, ошибаешься. Впрочем, раз уж ты сам завел об этом речь, договоримся так: когда ты найдешь то, что ищет Граев, позовешь меня. Поверь, это будет Правильно.
Владислав раздумывал недолго:
- Хорошо. Согласен.
- Тогда, для начала, я должен тебя поблагодарить. Разведка потеряла след Граева еще в Европе. На него совершенно случайно наткнулся один из филеров, работающих при нашем консульстве в Швейцарии, и решил проследить. Граев его убил. Из филера удалось выжать немного, хотя для этого из Москвы спецрейсом отправили Вахтанга Микеладзе - а он, пожалуй, самый мощный некромант, имеющийся в нашем распоряжении.
Влад еще раз возблагодарил Федьку с его Господом.