- Самое умное, что ты сказал за всю неделю. - Минхо отклеился от стены, на которую опирался, хлопнул Алби по плечу и, слегка прихрамывая, побрёл к Берлоге. Казалось, что у него болит всё тело. Напоследок он бросил через плечо: - Надо бы вернуться, но хрен с ним. Пойду лучше, проглочу, что там Котелок навалял.
Томас почувствовал разочарование. Правда, Минхо выглядел так, что не было сомнений: ему просто необходимо поесть и отдохнуть; но Томасу не терпелось узнать побольше.
Но тут к нему обратился Алби, чем застал его врасплох:
- Ну, если только ты что-то знаешь и не говоришь мне, то...
Томасу осточертели постоянные подозрения в том, что ему известно что-то такое-этакое. Да ведь у него отшибло память! Ничего ему не известно! Он посмотрел вожаку прямо в глаза и спросил:
- Почему ты так ко мне относишься?
На лице Алби появилось выражение, в котором смешались и озадаченность, и гнев, и изумление.
- Как отношусь?! Старик, да ты, с тех пор, как выполз из Ящика, так ничему и не научился! Мы тут говорим не об отношениях, всяких там любовях и дружбах, а об элементарном выживании. Брось распускать нюни и начинай пользоваться своими долбаными мозгами, если они у тебя есть!
У Томаса появилось ощущение, что ему залепили оплеуху.
- Но... почему ты всё время обвиняешь меня...
- Да потому, что таких совпадений не бывает, дурья твоя башка! Сначала объявляешься ты, потом, да ещё и на следующий день, - девчонка. Та идиотская записка. Бен хочет тебя загрызть. А теперь ещё и дохлые гриверы! Происходит какая-то фигня, и я не остановлюсь, пока не выясню, что это за фигня!
- Ничего я не знаю, Алби! - Томасу было чрезвычайно приятно вложить в свои слова искренний пыл. - Мне неизвестно даже, где я был три дня назад, не говоря уже о том, что этот Минхо что-то там такое мёртвое нашёл, гривера или как его там! Так что отвяжись!
Алби слегка откинулся назад и несколько секунд отсутствующе смотрел на своего собеседника. Потом произнёс:
- Остынь, Чайник. Ты не младенец, пора начать думать головой. Никого я ни в чём не обвиняю. Но если ты хоть что-то вспомнишь, что-нибудь хоть чуточку покажется знакомым, то сразу же сообщи. Обещай.
"Не раньше, чем сам буду уверен в своих воспоминаниях! - подумал Томас. - И только если сам захочу ими поделиться". А вслух буркнул:
- Ладно, но...
- Обещай!
Томас помолчал. Ему чертовски надоел и сам Алби, и его идиотские подозрения.
- Да ладно, что мне, жалко, - сказал он наконец. - Обещаю.
Услышав, что хотел, Алби повернулся и ушёл, больше не проронив ни слова.
В Жмуриках, на самом краю рощи, Томас нашёл деревцо немного получше других - с пышной, тенистой кроной. Его воротило при мысли о возвращении на Живодёрню к Мяснику Уинстону. И хотя надо было идти на ланч, он не желал никого ни видеть, ни слышать, хотелось только побыть в одиночестве, и как можно дольше. Привалившись к тонкому стволу, он жаждал только одного - свежего ветерка, но тот так и не повеял.
Однако едва лишь он сомкнул веки, как прибежал Чак. Мир и покой приказали долго жить.
- Томас! Томас! - вопил мальчик, размахивая на бегу руками; его лицо пылало от возбуждения.
Томас застонал: больше всего на свете ему сейчас хотелось с полчасика соснуть. Он тёр глаза до тех пор, пока Чак не остановился напротив него, задыхаясь и отдуваясь. Только тогда юноша взглянул вверх:
- Ну что?
Чак отрывисто ронял слова между судорожными вздохами:
- Бен... Бен... он это... не умер...
Томас - всё его истому как рукой сняло - вскочил и уставился Чаку прямо в лицо:
- Что?!
- Он... не умер... стрела не задела мозг... Таскуны пришли за ним... а он... Медяки его залатали. Вот.
Томас отвернулся и уставился на заросли, где прошлым вечером на него напал больной парень.
- Ты что, шутишь? Я же видел его...
Неужели Бен жив? Томас не мог понять всех охвативших его чувств. Тут были и недоумение, и облегчение, а ещё - опасение, что теперь он не застрахован от повторного нападения.
- Ну и что, я тоже видел! - сказал Чак. - Ему забинтовали пол-головы и заперли в Кутузке.
Томас повернулся обратно, к Чаку.
- Где?!
- В Кутузке. Ну, тюрьма тут у нас, с северной стороны Берлоги. - Чак ткнул пальцем в нужном направлении. - Его так быстро бросили туда, что Медякам пришлось штопать его уже на нарах.
Томас вновь принялся тереть глаза. Ему стало совестно. Ведь решив, что Бен мёртв, он вздохнул спокойнее: не надо было бояться, что на него снова нападут. И вот теперь ему стыдно за эти мысли.
- Утром уже созывали Сбор Стражей. Судя по всему - решили единогласно. Похоже, Бен ещё пожалеет, что стрела не пробила его дурную башку.
Услышанное заставило Томаса в недоумении прищуриться.
- О чём ты лепечешь?
- Его подвергают Изгнанию. Сегодня вечером. За то, что пытался убить тебя.
- Подвергают Изгнанию?! Что такое? Что это значит? - Томас не мог удержаться от вопроса, хотя и понимал: ничем хорошим это не пахнет, раз Чак считает, что уж лучше умереть, чем подвергнуться Изгнанию.
И вот тогда Томасу довелось узреть то, что взбудоражило его, пожалуй, больше, чем всё пережитое здесь, в Приюте: Чак не ответил, а лишь улыбнулся. Улыбнулся, хотя в сказанном им не было ни капли весёлого, скорее наоборот, звучало зловеще. Потом мальчик повернулся и убежал - наверно, помчался разносить волнующие известия дальше.
Наступил вечер. Ньют и Алби собрали всех до последнего приютелей у Восточной двери примерно за полчаса до закрытия. День догорал, небо едва заметно потемнело - спускались сумерки. Бегуны только что вернулись и скрылись в таинственной Картографической комнате, с грохотом захлопнув за собой железную дверь. Минхо уже был там - ведь он прибежал раньше других. Алби велел Бегунам поторопиться и дал им двадцать минут на улаживание своих дел.
Томаса до сих пор терзало воспоминание о странной улыбке Чака, которой тот сопроводил свою новость об Изгнании Бена. И хотя юноша только догадывался о значении слова "Изгнание", в нём явно не содержалось ничего приятного. Особенно если принять во внимание, что все сейчас стоят так близко ко входу в Лабиринт. "Неужели они отправят его туда? - ужасался Томас. - К гриверам?"
Приютели вполголоса переговаривались, гнетущее чувство ожидания чего-то страшного окутало всех, подобно облаку густого тумана. Томас стоял молча, сложив на груди руки, и ждал, что произойдёт. Но вот наконец Бегуны вышли из бункера. Они выглядели измочаленными, на лицах застыло напряжение после усиленной умственной работы. Первым вышел Минхо, из чего Томас заключил, что он, наверно, Страж Бегунов.
- Тащите его сюда! - рявкнул Алби, отрывая Томаса от тревожных дум.
Юноша опустил руки и завертел головой по сторонам, высматривая Бена. В душе нарастал трепет: как поведёт себя несчастный безумец, когда увидит его, Томаса?
Из-за дальнего угла Берлоги появились трое крепышей, в буквальном смысле волоча Бена за собой: в драной одежде, едва державшейся на теле, с бинтом, закрывающим половину головы и лица, он отказывался идти своими ногами и хоть как-нибудь облегчить конвоирам их задачу. Безумец точно так же походил на живого мертвеца, как и тогда, когда Томас видел его в прошлый раз. Но было одно отличие.
Глаза Бена были широко открыты, и в них застыл ужас.
- Ньют, - сказал Алби так тихо, что Томас не расслышал бы его, не стой он в нескольких шагах. - Принеси Шест.
Ньют кивнул - он, видно, заранее ожидал приказа, поскольку уже был на пути к сарайчику, в котором хранились инструменты для работы в Садах.
Томас вновь переключил внимание на Бена и его охранников. Бледный и измождённый, несчастный парень не оказывал сопротивления, безропотно позволяя тащить себя по стёртым камням двора. Достигнув собравшихся, конвоиры подтянули своего подопечного вверх, ставя его навытяжку перед Алби, лидером обитателей Приюта. Бен повесил голову, отказываясь смотреть кому-либо в глаза.
- Ты сам виноват в том, что сейчас происходит, Бен, - сказал Алби, покачал головой и взглянул в сторону сарая, куда ушёл Ньют.
Томас проследил за его взглядом и увидел, как Ньют, распахнув дверь, выходит из сарая. В руках у того было несколько алюминиевых шестов, которые он принялся соединять между собой, так что получилась штанга длиной футов двадцать. Закончив работу, Ньют надел какую-то странную штуковину на один из концов, а затем потащил всё сооружение к собравшимся. Томаса передёрнуло от скрежета, который издавал конец металлического шеста, царапающий по камню.
Вся церемония наводила на юношу страх. Он никак не мог отделаться от чувства, что ответственен за происходящее, хотя Бен совершил своё нападение безо всякой провокации с его стороны.
Была ли во всём этом хоть доля его вины? Ответа он не получил, но совесть мучила и жгла, причиняя почти физическую боль - словно вместо крови в его жилах текла кислота.
Наконец, Ньют добрался до Алби и вручил тому шест. Теперь Томас мог разглядеть ту странную штуковину: к концу шеста массивной скобой крепилась петля из сыромятной кожи, а с помощью специальной застёжки петлю можно было застегнуть и расстегнуть. Цель приспособления стала ясна.
Это был ошейник.
ГЛАВА 14
Томас наблюдал, как Алби расстегнул ошейник, затем надел его на Бена. В момент, когда петля с отчётливым щелчком затянулась на его шее, Бен наконец поднял блестящие от слёз глаза. Из носа у него капало. Воцарилась тишина - никто не издал ни единого возгласа, не сказал ни единого слова.
- Пожалуйста, Алби, - взмолился Бен. Его голос дрожал, и весь он был так жалок, что Томас не мог поверить, будто это тот самый парень, который всего лишь накануне пытался перегрызть ему глотку. - Клянусь, я был просто болен, башку переклинило после Превращения. Я не собирался его убивать, просто у меня на минуту крыша поехала! Пожалуйста, Алби, пожалуйста...
Каждое слово несчастного мальчишки словно било Томаса под дых, и он ещё сильнее чувствовал свою вину.
Алби ничего не ответил Бену. Он потянул за ошейник, удостоверяясь, что тот надёжно закреплён как на шесте, так и на шее. Потом пошёл вдоль металлической штанги, пропуская её между ладонями. Дойдя до конца, Алби цепко ухватился за шест и повернулся лицом к собравшимся. С налитыми кровью глазами, искажённым от ярости лицом, он вдруг показался Томасу воплощением зла.
А на другом конце двадцатифутового шеста тоже было зрелище не из приятных: там, дрожа и плача, стоял Бен; грубо вырезанный из старой кожи ошейник охватывал его тощую, жалкую шею, накрепко привязывая её к шесту, протянувшемуся от Бена к Алби.
Вожак громко, торжественно провозгласил, глядя на всех сразу и ни на кого в отдельности:
- Бен из Строителей! Ты приговорён к Изгнанию за попытку убийства новичка Томаса. Стражи сказали, и их слово неизменно. Ты уйдёшь и не вернёшься. Никогда. - Долгая пауза. - Стражи, займите своё место у Шеста Изгнания.
Томасу не понравилось публичное упоминание его имени рядом с именем Бена - так он ещё острее чувствовал свою ответственность. Только этого и не хватало - стать центром общего внимания, того и гляди, навлечёшь на себя ещё больше недовольства. Чувство собственной вины переросло в гнев, трансформировалось в желание обвинить кого-нибудь другого. Теперь ему больше всего хотелось, чтобы с Беном было покончено, чтобы всё это поскорее завершилось.
Из толпы по одному выступили несколько ребят, подошли к шесту и ухватились за него обеими руками, словно собирались играть с кем-то в перетягивание каната. Одним из них был Ньют, другим - Минхо, таким образом, подозрения Томаса насчёт того, что он был Стражем Бегунов, подтвердились. Мясник Уинстон тоже занял позицию.
Как только каждый из них оказался на своём месте - десять Стражей, равномерно распределённых между Алби и Беном, - на Приют опустилась полная, глухая тишина. Единственными звуками были приглушённые всхлипывания Бена. Из глаз и носа у него текло, он утирался и пытался оглядываться по сторонам, хотя ошейник на шее не давал ему увидеть шест и держащих его Стражей.
Чувства Томаса вновь претерпели изменение. Бен ведь явно был не в себе, разве он заслуживал столь страшной судьбы? Неужели для него ничего нельзя сделать? И что - теперь Томасу придётся всю оставшуюся жизнь прожить с чувством вины и ответственности? "Да давайте же! - мысленно кричал он. - Скорее бы всё кончилось!"
- Пожалуйста... - твердил Бен звенящим от отчаяния голосом, - пожа-а-а-алуйста! Кто-нибудь, помогите мне! Зачем вы делаете это со мной!
- Заткнись! - рявкнул Алби.
Бен не слышал его. Он продолжал умолять, оттягивая кожаную петлю на своей шее:
- Кто-нибудь, остановите их! Помогите! Пожалуйста!
Он обводил одного за другим умоляющим взором, но все смотрели в сторону. Томас быстро спрятался за спиной паренька повыше - может, Бен его не заметит... "Я не в силах снова смотреть в эти глаза", - подумал он.
- Если бы мы позволяли таким шенкам, как ты, оставаться безнаказанными, - промолвил Алби, - то никто бы из нас не дожил до этого дня. Стражи, приготовьтесь.
- Нет, нет, нет, нет, нет! - тихо плакал Бен. - Клянусь, я всё!.. Я больше никогда!.. Пожа-а-а-а...
Он сорвался на крик, который тут же был заглушён громовым ударом - Восточная дверь начала закрываться. От камней летели искры, правая стена с оглушительным грохотом скользила влево, отгораживая Приют от ночного Лабиринта. Земля тряслась. Томас не знал, хватит ли у него мужества наблюдать дальнейшее.
- Стражи, пошли! - крикнул Алби.
Голова Бена дёрнулась назад, в то время как сам он качнулся вперёд: это Стражи толкнули шест в направлении ко входу в Лабиринт - и долой из Приюта. Из горла Бена вырвался душераздирающий вопль - он заглушил даже грохот сходящихся стен. Мальчик упал на колени, но его тут же вздёрнул вверх стоящий впереди Страж - кряжистый черноволосый парень с застывшим на лице гадливым оскалом.
- Не-е-е-е-ет! - брызгая слюной, кричал Бен. Он метался, теребил ошейник, пытаясь сорвать его с себя. Но совладать с общей силой Стражей он не мог. Те толкали обречённого ближе и ближе к выходу из Приюта - как раз когда правая стена была уже почти на месте. А Бен всё кричал и кричал: "Не-е-е-е-ет!"
Он пытался упереться ногами в порог, но это ему удалось лишь на долю секунды: рывок шеста вытолкнул его в Лабиринт. Вскоре изгнанник оказался в более чем четырёх футах от границы Приюта; он всё дёргался, стараясь вырваться из тисков ошейника. До полного закрытия Дверей оставались секунды.
Последним титаническим усилием Бен сумел извернуться в ошейнике и оказался лицом к приютелям. Томасу не верилось, что он видит перед собой человеческое существо: в глазах Бена светилось безумие, на губах пузырилась пена, мелово-бледная кожа с выступившими венами натянулась на костях. Он выглядел как пришелец с другой планеты.
- Внимание! - прокричал Алби.
И тогда Бен завизжал - от его протяжного, пронзительного воя у Томаса зазвенело в ушах, и он прикрыл их ладонями. От такого душераздирающего животного крика, у парня, наверно, разорвались голосовые связки. В самую последнюю секунду передний Страж как-то сумел отсоединить наконечник, к которому был прикреплён Бен, и выдернул шест, предоставляя изгнанника его судьбе. Стены с громовым раскатом столкнулись, и крики несчастного резко оборвались.
Томас закрыл глаза и с изумлением ощутил, как по щекам ползут слёзы.
ГЛАВА 15
Вторую ночь подряд Томас укладывался спать, преследуемый образом Бена. Его лицо так и стояло перед глазами, выжигая мозг, мучая душу. Если бы не происшествие с бедным парнем, как у Томаса обстояли бы дела сейчас? Он почти уверил себя, что, наверно, был бы вполне доволен, даже счастлив, с нетерпением окунулся бы в свою новую жизнь и стремился бы достичь цели - стать Бегуном. Почти. Глубоко в душе юноша понимал, что Бен - лишь одна из его многочисленных проблем.
Но теперь его нет - жертва того, что случилось там, снаружи, он навсегда изгнан в мир гриверов. Они забрали его туда, куда обычно уносят свою добычу. Хотя у Томаса имелось множество причин презирать Бена, он, по большей части, жалел его.
Томас и вообразить не мог, каково это - вот так вот оказаться в Лабиринте. Но судя по последним мгновениям Бена, когда он извивался в конвульсиях, рыдал, плевался и вопил, не приходилось сомневаться в важности главного правила Приюта: никто не должен выходить в Лабиринт, кроме Бегунов, да и те - только в дневное время. А поскольку Бена уже однажды ужалили, то он знал лучше любого другого, что его ожидает.
"Бедный парень, - думал Томас. - Бедный, бедный парень..."
Томас поёжился и перевернулся набок. Чем дольше он раздумывал, тем менее удачной казалась ему идея стать Бегуном. И всё же каким-то необъяснимым образом она продолжала привлекать его.
Наутро небо едва посветлело, а в Приюте уже начали раздаваться будничные звуки рабочего дня. Они разбудили Томаса, который впервые после своего прибытия сюда по-настоящему крепко уснул. Он сел и принялся тереть глаза, стараясь встряхнуться, прогнать тяжёлую дремоту, но махнул рукой и повалился обратно в надежде, что о нём не вспомнят.
Через минуту надежду грубо развеяли.
Кто-то похлопал его по плечу. Разодрав глаза, он наткнулся на пристальный взгляд Ньюта. "Ну что тебе надо?" - подумал он.
- А ну вставай, дубина.
- Тебе тоже доброе утро. Который час?
- Уже семь, Чайник, - ответил Ньют с насмешливой ухмылкой. - Так что я дал тебе отоспаться - ещё бы, после пары этаких денёчков!
Томас привёл себя в сидячее положение, проклиная всё на свете и желая только одного - поваляться ещё часика четыре.
- Отоспаться? Вы что, парни, дремучая деревня совсем? С курами встаёте... - "Деревня"? Откуда он знает, что это такое и как там живут? Опять шуточки памяти!
- Ага. Да, раз уж ты об этом заговорил... - Ньют плюхнулся рядом с Томасом и уселся, подогнув под себя ноги. Несколько мгновений он помолчал, наблюдая за поднимающейся будничной суетой. - Сегодня поработаешь с Червяками, Чайник. Посмотрим, может, тебе это придётся больше по вкусу, чем резать глотки несчастным чушкам-свинюшкам.
Томасу надоело, что с ним обращаются, как с младенцем.
- А не хватит меня так называть?
- Как? Чушка-свинюшка?
Томас выдавил смешок и потряс головой:
- Нет - Чайник. Я же теперь не самый новый новичок, разве не так? Та девица в коме теперь Чайник. А меня зовут Томас. - Он встрепенулся при внезапном воспоминании о девушке - об ощущаемой им странной связи с нею. Нахлынула неясная грусть, словно он хотел видеть её, даже тосковал по ней... "Что это ещё за бред? - упрекнул он себя. - Я даже не знаю, как её зовут!"
Ньют откинулся назад, подняв брови:
- Ну и ну, да ты, никак, за ночь отрастил приличного размера яйца!