Простор огромного голубого неба над головой подействовал ошеломляюще после тесной однокомнатной квартирки. Как же все-таки прекрасен этот мир и как не хочется с ним расставаться. "Из-за тебя другой человек никогда больше не увидит этого неба. Ты должен понести наказание", - безапелляционно сказал я себе, возвращаясь в реальность, где небо может быть только клетчатым.
Ближайший пойнт телепортационной системы находился прямо во дворе моего дома, рядом со стоянкой антигравов. Всего десять шагов от подъезда, и в моем распоряжении вся Земля с ближайшими окрестностями.
Трудодней можно не жалеть, больше они мне не понадобятся. Как назло, рядом с пойнтом выстроилась длинная очередь из школьников, одетых в теплые зимние куртки. Две учительницы, обильно упакованные в меха, поочередно переправляли пионеров куда-то в Гренландию или в Антарктиду. Они ставили своих подопечных на пойнт строго по одному, тщательно проверяли код пункта назначения, а после отправления несколько секунд ждали подтверждения доставки с другой стороны канала. Прервать сей сверхсложный процесс не было никакой возможности, и я рванул за угол, к универсаму. На площади перед ним недавно оборудовали сразу десять четырехканальных пойнтов. В это время дня там обычно не бывает очередей.
Расчет оказался верным, и я без заминок переместился на свою любимую точку в Андах, вдохнул обжигающе холодный горный воздух и, не сходя с места, метнулся в центральный универмаг Красноярска. Потом через Абакан и Дели вернулся в родной Ленинград почти туда же, откуда стартовал. Таким образом, я рассчитывал хотя бы ненадолго ввести в заблуждение систему глобального контроля. Дескать, пока громоздкие вычислительные центры будут отслеживать мои перебежки, у меня, может быть, получится выгадать пять минут на чашечку кофе. Глупо. Сразу же после объявления Светозара Ломакина в розыск первый же пойнт, на который я встану, отправит меня в тюрьму.
Местом для своего ареста я выбрал проспект маршала Казакова. Вполне достойное место, чтобы прожить последние минуты вольной жизни. Стрелять себе в голову или биться насмерть с милицейскими роботами я уже передумал. Безумно хотелось жить. Можно принять любые унижения ради того, чтобы еще раз увидеть Анды, у меня даже возникло искушение выбросить в урну лучемет, чтобы не провоцировать группу захвата, но я побоялся, что оружие может попасть в чьи-нибудь недостойные руки. Зря. Руки, которые были бы недостойнее моих, еще поискать нужно.
Я, не спеша, шел по тротуару, мысленно репетируя свою сдачу властям. Впереди виднелась чугунная ограда Приморского парка. Сквозь решетки можно было разглядеть прилизанные аллеи и мамаш, мирно толкающих перед собой детские колясочки. Вдалеке над густой зеленью громоздились циклопические кубы Института Времени. Солнце играло на зеркальных гранях корпусов, и, казалось, здание само является гигантской машиной времени, пронзившей несколько веков и случайно очутившейся в старинном квартале. Забавно, что за всей этой древнеегипетской грандиозностью крылась такая малость, как перемещение кубического микрона свинца на две микросекунды в прошлое. Я перешел дорогу и свернул на улицу Котина. Небольшое кафе сверкало стеклянными витринами рядом с перекрестком.
Внутри я разглядел всего три фигуры. Для завтрака было поздновато, а для обеда рановато, поэтому заведение почти пустовало. Парадная дверь празднично заискрилась и растворилась в воздухе, едва подошва моего ботинка коснулась первой ступеньки. Не успев войти, я сразу же услышал обрывок чужого разговора:
- Думаю лететь на следующей неделе. Хотелось отгулять положенный месяц, но, боюсь, место займут.
Трое парней моего возраста сидели за угловым столиком неподалеку от неработающего фонтана. Похоже, они, как и я вчера, отмечали завершение обучения и получение дипломов. Везунчики.
- А я в среду на Плутон, - похвастался худощавый сутулый юноша с эмблемой Четвертой партии на стоячем воротничке.
Непонятно, что этот "ботан" забыл на холодной каменюке, затерянной во вселенской тьме? Плутон - это ведь даже не совсем планета. Кусок твердой материи с ненормальной орбитой и населением в три тысячи одичавших астрономов. Там наверняка нет универсамов и бассейнов, без которых такие субтильные существа обходиться неспособны. Уж не знаю, с чего я взял, что "ботан" не сможет выжить без универсамов и бассейнов. Наверное, партийный значок натолкнул меня на мысль о папике с высшим социальным статусом.
- Как ты и хотел, - удовлетворенно кивнул коренастый крепыш в спортивном костюме. - Не понимаю я вас, ребята. Что вы там потеряли? То ли дело я! Пять трудодней за смену, в выходные - на Луну или на Карибы за счет завода, квартира, льготы, статус через десять лет, а у вас там даже в кино не сходить, да и с девушками тяжеловато, наверное.
- С девушками все будет нормально, - убежденно заверил партийный "ботаник". - И трудодней у меня накапает побольше, чем у тебя.
"Нисколько в тебе не сомневаюсь", - со злостью подумал я, усаживаясь за свободный столик. Чернокожий юноша появился почти сразу. Поначалу я принял его за андроида и подивился расточительности второразрядного пункта общепита. Спустя секунду выяснилось, что официант живой, и этот факт окончательно сбил меня с толку. Как разумное существо может браться за работу, с которой легко справится железный ящик на колесиках?
- Вилли, - представился официант.
Под его пиджаком, украшенным эмблемой системы сервисного обслуживания, виднелась мятая футболка с похабной надписью на убундийском. Из-за пояса обрезанных по колено брюк торчал дешевый планшет. Вилли был похож на студента-недоучку, зарабатывающего трудодни для покупки игрового процессора. Непонятно, правда, почему этот паренек пошел в малооплачиваемые "халдеи". На погрузочных работах в порту или в каком-нибудь другом, не менее интересном месте, можно заработать гораздо больше и быстрее. Практичный Нао, например, отпахав всего один сезон на марсианских раскопках, все последующие летние каникулы провел на морских пляжах, соря трудоднями и десятками покоряя женские сердца.
- Чего изволите? - с незнакомым мне акцентом спросил Вилли.
- Холодный борщ или рассольник, жареная курятина, рис с овощами, черный чай с лимоном и сахаром, два хлеба, - автоматически отбарабанил я свой всегдашний заказ, состоящий исключительно из бесплатных блюд.
Опомнился я только тогда, когда Вилли закончил стучать пальцем по панельке наладонника и собрался удалиться.
- Отменяется, - сказал я таким тоном, будто имел дело с роботом. - Новый заказ. Кофе натуральный. Кенийская арабика урожая прошлого года. Или нет! Лучше робуста.
- По буквам, пожалуйста.
- Ро-бу-ста.
- Сложный специальный заказ от полутора трудодней, - предупредил Вилли.
- Сахар желтый и сливки отдельно, - по-королевски распорядился я. - И выпить. Коньяк трудодней за 150. Грамм 600. Сорт на твой выбор. Еще бастурму. Не синтетическую. Нормальную. Человеческую.
Вилли удалился, что-то невнятно бормоча себе под нос. Где-то вдалеке прогрохотал гром. Странно. Грозу назначили на среду, а сегодня только понедельник. По метеоплану предполагалась ясная солнечная погода с небольшими кратковременными осадками. Дождик нужен был исключительно для того, чтобы прибить пыль и не гонять зря поливальные машины. Опять метеорологи что-то напутали. Плевать. Уж что-что, а погода должна волновать меня в самую последнюю очередь. Я погрузился в размышления о том, что прибудет раньше, группа захвата или мой сложный специальный заказ. За окном текла обыденная жизнь большого города. Она будет точно так же течь и тогда, когда я окажусь в каталажке, и тогда, когда лет через сто с меня снимут судимость, и я точно так же буду сидеть в этом кафе и ждать заказ.
Что-то было не так, и я на некоторое время отвлекся от грустных мыслей. По Ленинскому проспекту на непривычно низкой скорости в четыре слоя, вместо трех, предусмотренных на данном участке, шли легковые антигравы. Большегрузов здесь не было, ибо они в центр не допускаются. На развязке с проспектом Жукова плотность машин превысила любые разумные пределы.
Там поток встал. Антигравы буквально лезли друг другу на крыши. Казалось, сейчас они заревут, отрастят клыки с рогами и начнут драться за место под солнцем. Некоторым водителям удавалось выбраться из превратившихся в ловушку силовых коридоров, и тогда их машины мухами разлетались в разные стороны в поисках нормально работающих дорог.
Затор в середине рабочего дня мог означать только одно - где-то случилась авария или того хуже - террористический акт. Плохо, если это так. Хотя мне это должно быть безразлично. Я сам сейчас нахожусь вне закона, как какая-нибудь ультраправая "Либеральная Армада". Чем я лучше террориста? Тем, что убил человека не из-за идеи, а из-за воткнутых мозгов? Но ведь я не хотел… Это было чудовищное стечение обстоятельств… Я же не виноват!
По тротуару мимо кафе прошла высокая девушка в коротенькой юбочке, обнажавшей умопомрачительно красивые ноги. Я невольно проводил их глазами. Спустя мгновение на месте, где только что прошествовало неземное создание, распустился ослепительно яркий цветок взрыва. Огромное витринное стекло, отделявшее меня от улицы, в один миг превратилось в пар. Поток испепеляющего света сжег стойку. Сутулый "ботаник" повалился на пылающий пол, закрывая руками выжженные глаза. Его более удачливые друзья с криками бросились прочь. Их настигла и сбила с ног взрывная волна. По стенам и перевернутым столам застучали поражающие элементы, в форме оперенных дециметровых дротиков. Встретив препятствие, они ввинчивались в него и взрывались. За какие-то доли секунды адские приспособления изорвали на куски всех и всё. От трех друзей осталась лишь быстро обуглившаяся кровавая кашица.
Судьба словно в насмешку уничтожила перспективных молодых специалистов и оставила коптить небо мерзкого втыкана и убийцу. Целый и почти невредимый, я распластался на полу. Форменная куртка успешно справилась с тяжелейшим испытанием. В момент взрыва ткань затвердела, и я не получил ни одной царапины, если не считать изодранных в кровь и местами обожженных кистей рук.
Обычно террористы не ограничиваются одной бомбой, и в ближайшие секунды следовало ожидать продолжения кровавого фейерверка. Отпихнув в сторону изрешеченный и опрокинутый холодильник с напитками, я оторвал живот от обугленных половиц, вскочил на ноги и пробежал четыре шага. Мне хорошо запомнился каждый сантиметр этого неблизкого пути. Вот только момент, когда я укрылся за единственной уцелевшей стеной, не сохранился в моей памяти. Возможно, я потерял сознание и очнулся только оттого, что стих свист второй волны взрывающихся дротиков. Прямо рядом со мной мертвая повариха страстно обнимала покореженную плиту. На месте ее головы зияла пугающая пустота.
Толстое тело не желало расставаться с жизнью и все еще трепетало в предсмертной агонии. Я отвел глаза.
Официант Вилли лежал в углу. Из-за неестественно вывернутых конечностей я опять перепутал его с роботом.
Из разорванного горла Вилли толчками выплескивалась кровь, из сломанной груди торчали острые осколки ребер. В глубокой ране темно-красными виноградными гроздьями надувались и лопались кровавые пузыри.
Я бросился к официанту и большим пальцем зажал разорванную артерию. У этого парня еще был шанс выжить.
"Скорая", - подумал я и услышал унылый голос автоответчика: "Сеть недоступна, сеть недоступна, сеть…", быстро заглушённый короткими гудками. Невероятно.
С тех пор как я во втором классе средней школы установил в свой череп лучшую, по тогдашнему моему мнению, модель мыслетелефона, не случилось еще ни одного сбоя. Сейчас же сверхнадежная система не работала, и это казалось самым страшным из всего, что могло произойти. Я смотрел на свои окровавленные руки, умирающего официанта и слушал гудки разрушенной телефонной сети.
Вилли умер у меня на руках, так и не дождавшись помощи.
Я вытер липкие пальцы об обмякшую куртку. Когда Вилли сделал последний судорожный вдох и затих, все мои переживания превратились в хрупкий сухой лед.
Стали мелкими и неинтересными все неразрешимые проблемы. Одна мысль неустанно сверлила мозг: найти того, кто это сделал. Найти и уничтожить. Я был холоден и бесстрастен, словно робот, исполняющий безусловную программу. Я шел по улице и не вжимал голову в плечи при звуках взрывов. Я старался увидеть и запомнить все. Перевернутые и искореженные машины были похожи на трупы больших домашних животных. Их было жалко почти так же, как искалеченных людей, лежащих рядом. Между воющими от боли окровавленными человеческими существами метались, потеряв разум, те, кому повезло остаться невредимыми. Не в силах что-либо сделать они орали друг на друга и каждую минуту безуспешно пытались связаться с кем-нибудь по телефонам. Чем-то они напоминали верующих, чьи боги забыли про них и уже не отвечали им на их мольбы.
Кое-где к раненым пикировали автоматические медицинские модули. Эти роботы не пользуются телефонной сетью. Они постоянно дежурят в стратосфере и распознают человеческую боль за много километров.
К сожалению, их слишком мало и они слишком слабы, чтобы спасти всех, ведь создавались они исключительно для помощи детям, у которых еще нет мыслетелефонов.
Глыба Института Времени празднично переливалась всеми цветами радуги. Кто-то умело манипулировал защитными полями, виртуозно отражая атаки трудноразличимых с большого расстояния летательных аппаратов. Происходящее не было похоже на террористический акт. Скорее напоминало хорошо спланированное военное нападение. Кто-то нанес по городу массированный бомбовый удар. Но кто? На Земле уже больше ста лет не велись крупные боевые действия. В Солнечной Системе у Человечества вообще нет врагов, если не считать Калифорнийской Конфедерации, но даже с поддержкой пиратствующих сепаратистов из Пояса Астероидов они не могли совершить ничего столь масштабного. Подобное выступление было бы самоубийством для этого карликового буржуазного государства, чьи часы и так уже сочтены. Тогда кто? Пришельцы из глубин космоса? Ерунда. Звездные войны так не начинаются. Хотя откуда я могу знать? Может быть, именно так они и начинаются: взрывы, бомбы, дротики. От мысли о дротиках я покрылся холодным потом, и гипотеза об инопланетных нелюдях перестала казаться мне такой уж невероятной.
Спасательные службы наконец-то очнулись от шока.
Большой грузопассажирский антиграв с громким скрежетом опустился рядом с руинами одного из домов.
Оранжевые фигурки людей и синие силуэты андроидов разбежались по всем направлениям в поисках тех, кому еще можно было помочь. Из того же антиграва выползли три огромных кибернетических паука. Несмотря на чудовищные размеры, механизмы были легкими и мощными. Своими многочисленными захватами они принялись бойко раскидывать завалы, изредка испаряя аннигиляторами особо крупные обломки. Между членистыми лапами чудовищ роились летучие медицинские роботы, которые благодаря крошечным размерам легко протискивались в любую щель и на месте оказывали первую помощь пострадавшим. В совсем уж безвыходном положении эти роботы, скооперировавшись, могли отчекрыжить застрявшему человеку голову, чтобы спасти хотя бы мозг.
Новый бомбовый удар превратил спасателей в визжащие от боли куски рваного мяса и тихие трупы. Меня сбило с ног взрывной волной и швырнуло на тротуар.
Невыносимый грохот отвердел неодолимой тишиной, и прошло несколько минут прежде, чем я снова осознал себя живым. Голова раскалывалась на части. К счастью, не в прямом, а всего лишь в переносном смысле. Я подивился обилию своей крови на поребрике, отер тыльной стороной ладони лицо и попробовал встать. Мир качнулся, но устоял. На перекрестке очень страшно и тоскливо надрывалась сирена горящего пожарного антиграва. Антиграв исторгал из своего разодранного чрева шипящую пену и контуженых пожарников. Сквозь вой и ругань иногда прорывался истошный женский крик и чьи-то стоны.
Десант спасателей полег в полном составе. В строю осталось четыре покалеченных медицинских робота, но они ничего не могли сделать. Раненых и недавно убитых было слишком много, а криоконтейнеров слишком мало. Ампутированные головы некуда было складывать.
К счастью, подкрепление не заставило себя ждать. Над деревьями, выбирая место для посадки, уже барражировали еще два антиграва "Компакт-РАФ" с красными крестами на бортах и днищах. Один из пилотов решительно направил свою машину на газон рядом с галантерейным магазином, и близкий взрыв смачно впечатал пятитонный аппарат в фасад древней многоэтажки.
Второй антиграв, слегка качнувшись на взрывной волне, мягко шлепнулся на иссеченную дротиками клумбу.
Из него никто не вышел. Сквозь продырявленную во многих местах обшивку я увидел, как пилот, разжав окровавленные пальцы, отпустил штурвал и откинулся на спинку кресла.
На Ленинском проспекте выросли серые поганки новых взрывов. Застрявшие в пробке легковушки, кувыркаясь, полетели в разные стороны. Они падали на газоны и тротуары, добивая выживших прохожих. Пропитанный железными осколками и вибрирующий смертью грохот буквально парализовал меня. Только через несколько секунд я вышел из ступора и нашел в себе силы распластаться на асфальте. Что-то больно царапнуло меня по лбу. В асфальте рядом с моей рукой образовались сразу три глубокие выбоины. Мелкое крошево больно оцарапало кожу. С трудом отжавшись от спасительной плоскости тротуара, я бросился вдоль улицы.
Как мужчина, как гражданин, да и просто как вооруженный человек, на глазах которого совершается преступление, я должен был как можно скорее вступить в бой. Я ведь так и хотел поступить, но никак не мог найти, с кем драться. Кто противник? Неизвестно. Откуда наносятся удары? Непонятно. Какая цель у нападающих?
Неведомо. Может быть, и нет никаких пришельцев со звезд? Просто наши яйцеголовые опять перепутали плюс с минусом и выпустили очередного джинна из очередной бутылки. А люди уже начали свято верить, что ничего страшнее самовзрывающихся термоядерных электростанций и нейроинформационных вирусов они выдумать не смогут. А вдруг смогли? Пробили дырку в проклятое прошлое или в светлое будущее и благодарные потомки, объединившись с полоумными предками, решили с нами разобраться? Нет, это фантастика. Скорей всего, дела обстоят не так плохо и это самые банальные пришельцы из космоса решили покорить нашу мирную трудолюбивую планету. Они мечтают похитить наши бессмертные души и выпить весь наш желудочный сок.
Взрывов не было слышно уже сорок шесть секунд, но в небесах нарастал грозный, рвущий барабанные перепонки гул. Долг разведчика требовал от меня выяснить суть опасности, нависшей над Человечеством. Ведь не просто так я выбирал специальность. Совет по профориентации очень настоятельно рекомендовал мне учиться на экономиста, утверждая, что именно на этой стезе я принесу максимальную пользу людям, а для себя нарублю достаточное количество жирных трудодней.
Но тогда, как, впрочем, и всегда, я пошел наперекор доводам разума. Вот и сейчас вместо того, чтобы прыгнуть на дно очень глубокой и безопасной канавы, я резко сменил курс и с максимальной скоростью ворвался в подъезд ближайшей уцелевшей высотки.