Я иду искать. История вторая - Олег Верещагин 3 стр.


...Чета Гоймира остановилась на привал в скалах, неподалеку от чи­стого ручейка, выбившего себе ложе в граните. Олег оглядывался с тоскливым недоумением. Близость океана Ан-Марья делала эти места сырыми. Серый мир окружал их, непохожий ни на долины юго-восточнее, теплые и солнечные, ни на Вересковую - прохладную, но тоже пропитанную солнечным светом и ветром. Небо - низкое и мокрое, как разбухшая от влаги губка. Однообразные россыпи камней. Вереск. Какие-то колючие кусты, таких вроде бы нет на Земле. Редкие деревца. Вдали унылой пеленой сеялся из туч, проткнутых горными вершина­ми, дождь.

- И тут нам воевать придется, - невольно вздохнул он, принимая от кого-то свою кружку с горячим травяным взваром.

- Выше поднимай - жить, - откликнулся Ревок, тот мальчишка, что купил пле­йер на ярмарке. Он и сейчас сидел с плейером, прицепленным к громоздкой деревянной кобуре древнего "маузера".

- И помирать тож, - сверкнул улыбкой Тверд, - коли оченно возжелается.

Морок и Богдан, самые младшие в чете, затеяли возню среди камней, как два шаловливых щенка. Гоймир, расстеливший на этих камнях самодельную ка­рту - старую, как мир,- не глядя, вытянул их ножнами.

- Йерикка, - позвал он. Рыжий горец, жевавший кусок леваша с ягодами, под­нялся и подошел. - Вот, видишь ли гриву? Тут версты две, сядем на нее?

- Может, начнем с того, что осмотримся? - без особого энтузиазма предло­жил Йерикка.

- За гребнем - Длинная долина, - палец Гоймира чертил по карте. - Они ей-пра там уже. Ведомцев вышлют, вот мы их и вытропим - и с почином.

- Дар убеждения отличает истинного вождя от прочих смертных, - с еле за­метной иронией заявил Йерикка.

- То "да" или "нет"? - уточнил Гоймир.

- "Да", - поднял руки Йерикка.

Вдвоем, они вернулись к отдыхающей после первого пешего перехода чете. На Гоймира уставились восемнадцать пар глаз.

- Довольно пучиться, - отмахнулся он. - Передых был? Был. Так что вас, на те камни рыбьим клеем присадили? Поднимаемся!

Кто-то засмеялся.

Кто-то издал губами неприличный звук.

Кто-то лязгнул затвором.

Потом все дружно начали подниматься, затягивая ремни чуней и забра­сывая за спины крошны.

...Тропа вела вдоль ручья, за которым росли березки. Ветер уныло и однообразно подвывал среди камней, как злое маленькое животное. Пустынно и спокойно было вокруг. Чета лезла по тропе на перевал через горы - как раз туда, где шел дождь...

Олег чувствовал, что ему тяжело. Воздух был сырым и одновременно ред­ким, все время хотелось прокашляться непонятно почему. "Неужели так высоко поднялись, что кислорода не хватает?! - удивленно и с тревогой думал он. - Как же я воевать буду, если тут везде так?!"

Однако, жалеть себя дальше у него не получилось. Впереди застрекота­ла сорока, условный сигнал передового дозора - и, раньше чем Гоймир взмах­нул рукой, тропа опустела. Раскинутые плащи надежно скрывали залегших гор­цев. Олег еще успел удивиться, что встреча с врагами произошла так быстро и вполне обыкновенно - но оказалось, что чутье не подвело Гоймира.

По склону зацокали, покатились камешки. Олег повел глазами - и едва не сказал вслух, но подумал - точно: "Вдруг откуда ни возьмись появился, в рот..." - и дальше неприличная рифма.

Двое в серо-зеленом, придерживая на груди длинные автоматические ви­нтовки с дырчатыми кожухами на стволах, спускались по камням, как здесь говорят, в тридцати саженях от засады. Для Олега, чей мозг никак не мог смириться с неметрической, системой, это было метров семьдесят. Он разли­чал выражение лиц - сосредоточенное, внимательное, напряженное. Не было сомнения, что разведка горных стрелков высматривает врага. Выше, на самом гребне перевала, среди камней что-то поблескивало - оттуда прикрывали своих. При подняв губу, Олег издал мышиный писк и указал обернувшемуся Йерикке глазами на этот блеск. Тот успокаивающе моргнул.

Один из разведчиков, повернувшись лицом прямо к засаде, указал вниз - второй, легко прыгая с камня на камень, двинулся туда. Видно было, как он шагов тридцать прошел вдоль ручейка и поднял руку. Первый повторил его жест.

И тут же вниз к ручью, отскакивая от склонов брошенными камешками, покатилось звонкое эхо уже не осторожничающих шагов. Очевидно, стрелки то­лько и ждали сигнала о том, что опасный склон чист. Их было не меньше че­тырех десятков, и они несли на себе детали то ли минометов, то ли ракетных установок, то ли еще какого-то серьезного оружия, двигаясь если и не очень быстро, то уверенно, точным размашистым шагом.

Единственное, что Олег ощутил при виде их - резкое, какое-то недоу­менное нежелание их убивать. С какой стати, за что?! Лица этих людей - не нападавших на него, Олега, как раньше, когда приходилось защищаться, нахо­дящихся слишком близко, чтобы воспринимать их, как мишени, ничуть не напо­минали лица хангаров. Обычные. Славянские, человеческие... Да это и были славяне, такие же, как слева и оправа... Где данваны, где выжлоки-хангары?! Почему под стволом у него - русского мальчишки, славянина! - тоже славяне, что за несчастная судьба такая?!

Очевидно, больше никого такие сомнения не терзали. Непонятно чей страшный вопль пронесся над склоном:

- РЫСЬ! ЛУПИ!!!

И загрохотал "дегтярь", а потом стрелять начали до всей линии заса­ды, изо всего, что было.

Часть горных стрелков бросилась назад, на гребень, часть к березкам, за ручей. Но большинство упали - и лишь немногие для того, чтобы отстрели­ваться.

Секунду-другую Олег пытался честно начать стрелять с автоматом, пос­тавленным на предохранитель. Потом - опустил его вниз, ссадив об острую кромку флажка палец, выпустил несколько пуль гоняться за облаками - и начал бить прицельно, короткими очередями по два-три патрона. На склоне от внезапного шквального огня деться было некуда. Вверх, на гребень, добе­жали не больше полудесятка - их безликие фигуры черными силуэтами обрисовались на фоне неба в шаге от спасения - и это был приговор. Олег зас­трелил двоих в спины, остальных сняла длинная пулеметная очередь, непоня­тно чья. Дольше прожили те, кто не бежал, а отстреливался из-за камней. Но в отряде было пять подствольников - и гранаты "костров" довольно быстро достали всех, одного за другим. Дым выстрелов и разрывов почти мгновенно рассеялся в сыром ветре, и снова стало тихо. Раненые - если они и были - не стонали, на что-то надеясь.

Первое - с ходу - столкновение с противником закончилось полной победой горцев.

- Никого не ожгло? - спросил Гоймир, поднимаясь на колено. Его ППШ смотр­ел стволом в сторону лежащих бесформенными кучками врагов. Похоже было - что никого. Четверо горцев быстро поднялись на гребень и залегли там, обе­зопасив отряд от внезапного нападения. - Раненых - прирезать скоро!

Большинство горцев перебросили мечи еще в начале перехода в заплеч­ные крепления, чтобы не мешали. И сейчас с азартными лицами рысили по ск­лону, словно волки, разыскивая и докалывая раненых, врагов.

Олег стоял, наблюдая за происходящим довольно равнодушно, но и не изъявляя, конечно, желания в нем участвовать. Он давно понял, что здешние обычаи не очень похожи на рыцарские, а кодекс чести несколько иной, чем у Айвенго и Горца. К нему подошел, неся пулемет на плече, Йерикка:

- С почином... Что стоишь? По-прежнему в такие игры не играешь?

- Не играю, - подтвердил Олег. - Надеюсь, ты не решишь, что я трус? Хотя только что я запутался в устройстве собственного автомата.

- Бывает... А насчет трусости - я уже убедился в обратном, - рыжий горец посмотрел на небо, втянул воздух так, что что ноздри раздулись и отверде­ли:- Через полчаса, будет дождь... Гоймир ! - повысил он голос: - Небо протекать начинает!

- Вижу! - Гоймир помахал рукой снизу: - Кончаем, нам заново шагать! - прокричал он остальным.

- Вельботы, Гоймир! - закричали с гребня. - Два, версты за четыре, змейкой идут!

- Уходим! - Гоймир вскинул руки. - Споро, споро, споро!

На бегу выстраиваясь цепочкой, горцы начали втягиваться на поросший сосняком склон, прыгая через ручей и пробираясь между березок. Гоймир про­пустил мимо себя последних, окинул взглядам небо - и побежал следом.

* * *

Полуразрушенная хижина, сложенная из серого камня, словно вросла в склон. Двери не было, ставни с окон давно сорвал то ли ветер, то ли людс­кая рука.

Когда мальчишки добрались до этого приюта, дождь хлестал уже вовсю - совсем не летний, а какой-то осатанелый, ледяной. К счастью, в хижине кем-то были запасены хворост и сухие, звонкие березовые дрова. Вскоре все окна и дверь оказались завешены плащами, и вокруг большого костра, горящего в круге из закопченых камней, толклись, фыркая и отжимая волосы и од­ежду, все - места хватило. Но Гоймир быстро навел порядок. Троих выгнал на дождь в часовые, пообещав смену через два часа. Остальные наконец-то успокоились, развесили наиболее мокрую одежду на шестах под крышей и раз­леглись на плащах возле огня. Гоймир опять-таки в приказном порядке зас­тавил всех вычистить оружие, после чего несколько человек занялись нако­нец-то ужином. Остальные частично заснули, частично принялись негромко разговаривать. Ревок погромче включил было плейер, где оказались записаны какие-то вполне внятные песни, но Йерикка потребовал, чтобы он вырубил прибор.

От одежды валил пар. В хижине было душно и сыро, хотя и тепло. Разго­воры по мере того, как ребята расслаблялись, утихали, превращались в бор­мотание.

Олег чувствовал бы себя совсем хорошо, как в обычном походе после трудного дня, когда много прошагали, забрались под крышу и вокруг друзья. Но мешала ссора с Гоймиром. Тот на бывшего друга не смотрел и не загова­ривал с ним. Олег пытался тоже его не замечать, но получалось плоховато. Черт возьми, на Земле тоже случались между мальчишками конфликты и даже драки из-за девчонок! Но, как правило, потерпевший поражение на любовном фронте соперник не уходил в глухую оборону во всех остальных делах. Олег начал сомневаться, что попроситься в отряд к Гоймиру было хорошей идеей - оказывается, тяжело жить рядом с человеком, который тебя терпеть не может и не скрывает этого!

Чтобы отвлечься от надоедливых мыслей, Олег повернулся к Йерикке - тот сидел со скрещенными ногами и смотрел в огонь спокойными глазами.

- Ты про эту хижину знал?

- Она есть на карте, - кажется, Йерикка тоже был рад отвлечься от каких-то своих мыслей. - Но я про нее слышал. С ней связана одна история... - Олег улегся поудобнее, давая понять, что ему интересно: - Во время восста­ния ее построил твой земляк. И умер в ней. От болезни... или от одиночест­ва.

- Одиночество - тоже болезнь, - тихо сказал Олег. Йерикка посмотрел нем­ного удивленно и кивнул:

- Наверное... Вон, смотри.

Он достал из костра головню и протянул руку в сторону, к стене, осве­щая ее кусок. И Олег увидел четкие буквы кириллицы, обозначенные въевшей­ся в камень копотью: "НЕ ВСЕ ЛИ РАВНО, ЗА ЧТО ВОЕВАТЬ?!" Секунду головня ос­вещала надпись дрожащим светом, потом - полетела в огонь.

- Это оставил он, - пояснил Йерикка. - Я часто думаю, что было с ним? Он сделал что-то страшное, бежал сюда, подальше от войны - и тут воспоминание и разочарование убили его... А еще я думал, сколько правды было в его словах? Перед смертью люди обычно говорят правду... или то, что им кажется правдой. Мне всегда нравилась история. Не история вообще... а нравилось думать об отдельных людях, об их судьбах, привязанностях, желаниях... Иногда я пытаюсь представить себе ВСЕХ людей, которые жили на протяжении ты­сячелетий. И добрых, и злых, и равнодушных... В разные времена - разные обы­чаи, даже ПРАВДЫ разные. Представь себе, что сейчас посторонний человек узнал бы о нашей войне - чью сторону он бы принял?

- Как чью? - удивился Олег. - Я же...

- Твой дед воевал за нас, - напомнил Йерикка. - Ты уже не был посторон­ним, когда попал сюда... А кто-то другой мог бы увидеть нас тупыми дика­рями, воюющими за дикарские обычаи и законы. Тупыми, жестокими, неразумны­ми... И принял бы сторону данванов. Или - еще хуже! - решил бы, что между нами вообще НЕТ РАЗНИЦЫ, а значит - все равно за кого воевать...

- Да ну тебя... - вырвалось у Олега. - Зачем ты мне это говоришь? Как это - нет разницы?!

- А вот так, - Йерикка слегка потянулся и засмеялся. - Представь себе - попадает сюда совершенно неподготовленный, посторонний человек. И видит, как мы сегодня истребили стрелков на тропе, как добивали раненых... А по­том - как данваны жгут восставшую лесную веску... Ну и где разница? В чем? Чем мы лучше? И лучше ли мы? Или все дело в том, как нас ПРИУЧИЛИ видеть? А родись ты и я в данванских семьях - мы бы считали горцев жесто­кими погромщиками и разорителями, как в сериале "Птицы войны" - есть на юге такой, про отважных данванских пилотов и благородных "братьев меньших" - горожан с юга, которые добровольно вступили в горные стрелки. Вот там горцы - ты бы видел! Вот и получается, что данваны правы - нет на свете ни добра, ни зла, а есть только взгляд на вещи. Сторона, на которой стоишь.

Олег сердито сопел. Потом вдруг спросил:

- Если я сейчас встану и уйду - меня будут удерживать?

- Нет, - с искренним удивлением ответил Олегу Йерикка.

- А почему я не ухожу?

- Не знаю, - улыбнулся рыжий горец. - По глупости?

- Хрен с ним... Ты почему не уходишь?

- Я? - недоуменно спросил Йерикка. - А совесть? - ответил он без рисов­ки.

- А если бы тем, кто против нас, предложили разойтись по домам - они бы что сделали? Только в жизни, а не в кино? Им бы тоже совесть не позволила?

- Шутишь?!

- Ну вот и весь спор, - махнул рукой Олег.- Мы воюем за совесть. На сво­ей земле. А их или гонят насильно - или они идут грабить чужую. Ну и как может между нами не быть разницы? А все остальное - мне Бранка хорошо объяснила в свое время. Это, туману напускают, чтоб люди добро и зло разучились различать. И ты, между прочим, об этом говорил.

- Говорил, - согласился Йерикка. - Да ты не обращай внимания, это я раз­мышляю вслух... Прав ты, конечно.

- Да это не я, это вы правы!- возразил Олег. - В моих местах как раз мнение бытует, что в любой войне виноваты обе стороны и справедливых войн не бывает.

- Как же вы там живете?! - то ли в шутку, то ли всерьез ужаснулся Йерикка. Олег развел руками:

- Да так... Время дурное.

- Времена не выбирают, в них живут и умирают, - грустно оказал Йерикка. Олег кивнул:

- Это я слышал. Верно... Но мы можем выбирать, как нам жить и умирать. Вот я и выбрал, а от того, как мы живем и умираем, меняются сами времена... О блин, я начал философствовать! Что осталось - научиться играть на гуслях и отрубать головы мертвых врагов? Этот мир пагубно воздействует на моз­ги, точно. Я рациональный мальчик из рационального времени, где ценности измеряются в баксах... надо это почаще повторять, а то совсем гикнешься... Мне поесть сегодня дадут, или тут все считают, что на ночь вредно наедаться?

- Вольг, Святомир, Данок, - скомандовал Гоймир, - на подмену. Ужин оставим вам... А ну-ка - есть и ложиться, одно по утру за зевотой не различим ни­чего!

Выходить под дождь не очень хотелось, и Олег подосадовал на Гоймира. Впрочем, как месть такой шаг - поставить его часовым перед едой - был бы слишком мелким, и Олег поднялся, как и все названные, оделся, перебрасываясь шуточками с остальными - и вышел под дождь.

Странно, но белая ночь все равно оставалась достаточно светлой, хотя у дождевые тучи буквально лежали на перевалах да и ниже. Распрощавшись с "товарищами по несчастью" Олег отправился к своему посту - менять Тверда, который, конечно, совсем вымок и замерз.

Мальчишка шагал, почти не прячась - камни, дождь, сырость, все это соз­давало трудности не только для визуального наблюдения, но и для техники, которой, судя по всему, обладали данваны. Высохнуть толком одежда, не успе­ла, мокнуть оказалось не так уж страшно. Правда, настроение после непонят­ного разговора с Йериккой так и не исправилось, а тут еще лезли мысли о Бранке... и потом пришла еще одна, пугающая мысль - Олегу по казалось, что воспоминания о здешних прошлых, событиях вытесняют из памяти воспоминания о доме, о родителях. Август начался, что они там? На миг вспыхнула острая досада на себя - и чего он ввязался в это дело?! Страшно подумать, а если его правда...

Думая обо всем этом, Олег не переставал, тем не менее, смотреть по сторонам. Почудилось движение - оказалось, большой песец драпал от человека, мелькал, оборачиваясь, среди камней... Ну, по крайней мере, тут есть не толь­ко враги, мокрые облака, мшистые камни и вереск...

Впереди показалась острая глыба, возле которой должен был лежать Тверд. Заметить его Олегу не удалось, как ни старался - отлично. Представ­ляя, как тот обрадуется смене, Олег пискнул по-мышиному. Ответа не было - он повторил сигнал.

Ноль реакции. Что он, уснул, что ли?! Олег обошел камень - никого. И то­лько обходя глыбу второй раз, мальчишка понял, что Твёрд уснул очень крепко.

Край плаща и нога в чуне торчали из-под вереска чуть в стороне от камня. Сперва Олег не понял, как это могло быть, а потом, холодея, разворошил кустики - кто-то искусно прикрыл ими лежащего на спине Тверда, вот только поторопился...

Горло часового было перерезано от уха до уха - в один мах, точно и ровно, как бритвой. Крови не было - ее смывал дождь, и разрез чернел, как широкий приоткрытый безгубый рот. Оружия убитого никто не трогал.

Олег не ощутил страха. Он лишь отпрянул и присел за камнем, оглядыва­ясь и прислушиваясь. Промытая дождем рана на горле Тверда по-прежнему стояла у него перед глазами, но это был не страх, нет.

Тверд умер недавно. На дожде он еще не успел остыть. Тот, кто его уб­ил, был не просто вражеским солдатом - такой не смог бы подобраться к горцу, чуткому, как зверь. И убийца был не далеко. Вернее всего, он даже видел его, Олега.

А кто идет за снимающим часовых?!

Назад Дальше