В квадратных метрах здешние сектанты себя не ущемляли, Сашка это давно уж приметил. Куда делся мажордом, черт его знает? Вот только что был, что-то негромко говорил, кланялся - и вдруг как провалился! Исчез беззвучно и бесследно. Ну и ладно, не больно-то он здесь и нужен.
Феодосия возлежала на широком, устланном разноцветными покрывалами ложе, как какая-нибудь одалиска, Олимпия со скандально известной картины Эдуарда Мане. Только Олимпия была голая, а матрона одетая в какую-то полупрозрачную хламиду с тонким золоченым поясом. Такие же тонкие золоченые ремни от сандалий высоко оплетали икры стройных хозяйских ножек. Под хламидой явственно вырисовывалась грудь, довольно большая и, должно быть, упругая, с небольшими сосочками, которые так и хотелось поцеловать со всем жаром, а потом долго-долго ласкать языком. Наверное, желание настолько явственно обозначилось на лице Александра, что женщина вдруг рассмеялась, ничуть не обескураженно и не зло, а кокетливо.
- Я видела, как ты бился, Рус! Славно! Ты такой крепкий, красивый. Не стой же, садись вот сюда, рядом.
Ну, вполне ясно, чего дамочка хочет.
Взглянув Феодосии прямо в глаза, молодой человек протянул руку, оголил женщине плечо, погладил, притянул к себе.
- Меня зовут Александр, милая…
Матрона припала к нему с такой страстью, что казалось, будто взорвалось небо. А это всего лишь был затяжной поцелуй, пока еще поцелуй…
- Ах, как ты целуешься… Варвар! Настоящий варвар!
Вырвавшиеся из уст Феодосии слова выражали явное восхищение и ожидание чего-то большего, чего-то того, что должно было между ними случиться. Что это случится, знали, скорее, чувствовали оба и сознательно оттягивали момент, чтоб он был еще слаще!
- Ты… ты… - срывая с гостя тунику, шептала женщина - Ты должен быть почтителен ко мне, помни!
- О госпожа моя! - Лаская рукой упругую грудь, Сашка от волнения перешел на русский, - Мы к вам, Матрена Ивановна, со всем нашим уважением… Как скажете! Хотите - сначала вина попьем… или сразу приступим к делу? То есть я хотел сказать - к телу… Черт возьми! Какое у тебя шикарное тело, Матрена! Тьфу… Феодосия… Ммм… Как ты красива… как обворожительно красива… Умх!
Обнаженная женщина стонала, закатывая глаза, отдаваясь новому варвару с такой страстью, что бывает, наверное, лишь у нимфоманок Александр тоже не скрывал своего наслаждения, этого волшебного чувства, наступающего от прикосновения к влекущей шелковистости кожи, от прикосновения к большой и упругой груди, от поцелуев, жарких, как знойный ветер пустыни.
Феодосия была неистовой, как океан, океан любви, колдовских грез и самых необузданных фантазий. Казалось, в эту ночь любовники проделали друг с другом все, что только могли проделать, но и этого матроне оказалось мало…
- Ты только не спи, Александр, только не спи!
- Ага, заснешь тут с тобой…
- О, друг мой… Как мне с тобой хорошо!
- Да и мне с тобой тоже неплохо. Ну, иди ж ко мне, поцелую…
Вот это любовница!
- Подожди, мы еще с тобой кое-что попробуем… Халина, Карина!
Приподнявшись на ложе, Феодосия хлопнула в ладоши, и тут же, словно только того и ждали, в комнату впорхнули две девушки, две юные обнаженные грации. Одна - с кожей, белой как снег, но чуть тронутой ласковой бронзовостью загара, вторая - черная, как пантера. Подбежав, обе встали на колени пред хозяйкой, принялись ласкать ее так, что даже уставший было Александр почувствовал прилив новой силы.
- Возьми их! - стеная и хохоча, выкрикнула матрона, - Возьми по очереди, обеих…
Сашка не стал строить из себя пионера: дают - бери! Вот у них, оказывается, что за секта - с эротическим уклоном. Так ведь и завербуют, сволочи. Он, Александр Иваныч Петров, уже ведь почти поддался на происки.
Эта беленькая - ничего, ишь как выгибается, стонет. Ах… Попробовать потом и черненькую? Почему бы и нет? Впрочем, кто потом кого пробовал, сказать было трудно: скорее, черненькая Халина - Александра. А Феодосия и Карина, госпожа и служанка, смеялись, лаская друг друга. Такая вот вышла оргия!
Один только вопрос тревожил Сашку под утро: а что, если обо всем этом веселье прознает муж, Нумиций? Наверняка ведь среди слуг имеются стукачи.
- Нумиций? - Красавица Феодосия вскинула брови и потянулась, - Он сам сейчас с другой женщиной… Не хватает наложниц… Грешник! Меня он давно не любит и вряд ли когда-нибудь любил.
- Даже так? - Молодой человек покачал головой.
- О, не переживай, друг мой. Бромелий - мой человек, как и все оставшиеся в этом доме слуги. - Матрона лукаво прищурилась, - Не первый раз я здесь так развлекаюсь.
Они тронулись в обратный путь утром, рано, едва только забрезжил рассвет. В чем, в общем-то, не было ничего удивительного: Александр давно приметил, что здесь поднимались рано.
Дул свежий морской ветер, развевая одежды носильщиков и охраны, впереди все так же скакал всадник на белом коне, а под ногами стелилась дорога, дорога без разметки, без дорожных знаков, без автомашин. Неужели старик антиквар прав? Нет, это было бы слишком невероятно! И все же у Саши было такое ощущение, что вся цивилизация вдруг куда- то исчезла, причем внезапно. Или это он сам исчез? Хотя лет пять тому назад Саша гостил у одного приятеля в давно заброшенной деревне, лишенной всяческих благ цивилизации, где не было ни электричества, ни мобильной связи. Так вот там, глядя на серые избы, на смотрящий пустыми глазницами окон клуб, можно было смело представить себя жителем семидесятых или даже пятидесятых годов, а ежели убрать клуб, то и начала девятнадцатого века. Если в России-матушке таких дыр полно, то уж тут, в Африке…
Носильщики исполняли свою работу молча, а идущие позади охранники негромко переговаривались то на латыни, то на каком-то своем языке. Из этих разговоров Александр понял, что кортеж ближе к обеду должен добраться до деревни, где хозяйка и ее люди намеревались переждать полуденный зной, а уж потом, когда жара чуть спадет, продолжить путь. Что и говорить, разумно.
Примерно часа через два пути показались пшеничные поля и оливковая рощица… За которой поднимался в небо серый столб дыма! Не такой уж и густой, но вполне заметный, и вдруг налетевший ветер принес свежий запах гари!
Ехавший впереди всадник натянул удила, оглянулся.
- Скачи! - быстро распорядилась матрона - Посмотри, что там?
Почтительно кивнув, всадник умчался. Саша заметил, что он вовсе не пользовался стременами, их просто не было. Как-то без них обходился, циркач.
Повинуясь повелительному знаку хозяйки, кортеж между тем продолжил путь, продвигаясь все так же неспешно. Минут через двадцать вернулся всадник, что-то возбужденно сказал. Матрона велела остановиться, сошла с носилок.
- Воины, оставайтесь здесь - с детьми. Ты, ты… и ты… - Палец ее уперся в грудь Александра, - Со мной.
До деревни было уже совсем близко, может метров сто, только вот выйти из рощицы. Ускоряя шаг, путники пошли вслед за всадником - Феодосия, двое вооруженных копьями воинов и Саша. Шли недолго. Вот уже последние деревья, поворот, холм… И ничего!
Деревни не было!
Лишь дым пожарищ, сожженные дома, и вороны, деловито выклевывающие глаза у убитых. Их было в достатке, вся площадь была залита кровью.
- Господи Иисусе! - Матрона потрясенно перекрестилась на уцелевшую церковь, - Господи… Я слышала о разбойниках, их опасаются многие… Но чтоб вот так нагло!
- Госпожа! - громко позвал один из воинов, - Я только что слышал стон. Кажется, в тех развалинах кто-то есть.
- Посмотрите! - распорядилась хозяйка.
Охранники и Александр вытащили из-под обуглившихся балок мальчишку, обгорелого, с вытекшим глазом и перебитой рукой. Видно было, что не жилец уже. Однако уцелевший глаз парня вдруг приоткрылся.
- Кто? Кто это сделал? - Феодосия наклонилась без всякой брезгливости, - Кто?
- Паруса… - собрав все силы, пробормотал несчастный, - Серые паруса…
Сказал, дернулся и умер на глазах у всех.
Особого впечатления его смерть ни на кого не произвела, кроме Саши: он был потрясен.
- Серые паруса, - тихо повторила хозяйка - Разбойники пришли с моря… Но как же они осмелились?! Тут же везде войска!
Глава 8
Сентябрь 438 года
Провинция Африка
Ночные тени
…И не предвидели, не знали витязи судьбы злосмертной, им уготованной.
"Беовульф"
Как они посмели? Как явились?
- Да так - Месье Альфред Бади нервно передернул плечами - Полагаю, их кто-то навел.
Александр усмехнулся: он тоже именно так и думал. Пираты - а как их еще называть? - явились под покровом темноты, с моря, подплыли на катере, зная, куда идти… Ну а дальше дело техники.
Хозяин распорядился похоронить убитых, и Саша отправился вместе с остальными слугами в сожженную деревню. Отправился с радостью, надеясь, что уж теперь-то совершенно точно здесь будут и полиция, и пресса, и представители властей.
Ничего подобного не было, вернее, никого! Ни полиции, ни всех прочих. Как такое может быть? А так. Одно слово - Африка!
Убитых похоронили достойно, каждого в отдельной могиле. Пришедший из соседней деревни священник прочел молитву, потом, причмокивая, осмотрел разграбленную церковь, на этом вся церемония и закончилась. Ни хозяйка, ни хозяин при этом не присутствовали - зачем? Велели похоронить несчастных, и то хорошо.
Управились до обеда, потом вернулись назад, на виллу, и, переждав жару, вышли на обычные работы, строить стены и башни.
Размешивая приготовленный для кирпичей раствор, Саша, как всегда, размышлял о случившемся и вдруг пришел к весьма неожиданному выводу, относящемуся, впрочем, вовсе не к пиратам и не к матроне, а к обыденной, ставшей уже, если можно так выразиться, привычной работе.
Строительство шло, честно говоря, ни шатко ни валко. А ведь такое, казалось бы, важное дело, особенно в свете последних событий. Всего на строительстве стен трудилось шесть человек сам Саша, Ингульф, кривоногий Миршак и еще трое черных парней. Шесть! И никто их особенно не подгонял. Этак можно было строить укрепления до морковкина заговенья! Странно…
Странно, что один Петров это и заметил, даже господин антиквар не обратил внимания, да что ему, сам-то он, в силу своего возраста, не строил, глину ногами не месил, служил при кухне - принеси-подай. Правда, подумав, на всякий случай предупредил:
- Ты лучше о выводах своих не болтай - незачем.
Спасибо за совет! Не болтай… Интересно, с кем бы это Саша мог тут всласть поболтать, кроме самого антиквара? Разве что с Ингульфом. Да еще с матроной, которая, кстати сказать, вела себя так, словно между ней и Сашей ровным счетом ничего не произошло. Иногда случайно встречаясь с любовником, женщина даже не отводила глаз - смотрела как бы сквозь молодого человека, словно бы не замечая его. А может, так оно и надо? Зачем провоцировать мужа на семейный скандал?
Естественно, и Александр тоже держал все случившееся в тайне. Он, в отличие от многих хвастунов- мужиков, не любил болтать о женщинах и любовных победах. Об этом обычно болтают импотенты, что еще им остается делать?
Саша молчал и все думал, думал, думал - как отсюда наконец выбраться, куда? Освоив немного латынь, исподволь заводил разговоры с другими слугами, расспрашивал хитро, мол, как они тут развлекаются, не скучно ли, нет ли поблизости какого-нибудь уютного городка с баром или там фитнес-центром? Напрасно старался! Слова "бар", вообще-то, в латыни не было, но оно ведь на всех языках одинаково понятно звучит - и тем не менее не понимали! Или просто не хотели понимать?
Ингульф, конечно, очень хороший парень, но темный, невежественный, словно всю свою недолгую пока еще жизнь провел в какой-нибудь захолустной деревне, в жуткой дыре, где не было даже начальной школы. Странно было слышать от него отрицание единосущности Троицы: ни о чем понятия не имеет, а туда же, о высоких материях рвется рассуждать, теоретик хренов.
Вот как сейчас, под вечер, уже заканчивая работу, вдруг вздумал молиться.
- Эй, парень!
Устало усевшись на обожженный солнцем кирпич, Александр протянул руку к стоявшему в тени кувшину. В нем еще должна была остаться вода, еще не всю выпили. Ага, есть!
- А?
Закончив молитву, Ингульф оглянулся.
Все такой же грязный, синеглазый, смешной. Саша все никак не мог понять, почему этот подросток кажется ему забавным, потом понял. Этому парню бы кожаные джинсы и гитару, какой-нибудь "Фендер-стратокастер", - вылитая получилась бы рок-звезда! Даже этакая, гламурная, что-то типа Джона Бон Джови в ранней юности. А ведь похож! И на Моррисона.
Правда, вот беда: гитары не было, да и кожаных джинсов тоже, только узкие штаны из козлиной шкуры, которые соответственно и пахли. Впрочем, здесь все, исключая хозяев и управителя, пахли - хоть нос затыкай. Это сейчас Сашка привык и не обращал внимания, а вот раньше…
- Пить будешь?
- Угу, буду - Ингульф обрадованно кивнул и прильнул к протянутому кувшину губами, - Уфф… Хорошо! Возьми, дружище, там еще осталось.
Вот эта черта Александру в парнишке нравилась: тот никогда не забывал думать о тех, кто рядом.
За холмами, за оливковой рощей, садилось оранжевое, уставшее за день солнце. Белесое небо постепенно голубело, наливаясь вечерней синью, появлялись бледные звезды, и светлый месяц повис над воротной башней мерцающей изогнутой саблей. Тихо было крутом, и уже спала дневная жара, и приятная прохлада опускалась на землю, и все дневные дела уже были закончены, а впереди ждал, пусть скудный, ужин и сон.
Но пока, слава богу, спать не хотелось, и было чертовски хорошо вот так сидеть, отдыхая, в тенечке, никуда и ни за чем не торопясь. Охранники, Ониск и Артемий, неплохие, в сущности, парни, тоже присели рядом и, прислонив копья к ограде, негромко болтали о чем-то своем.
- Хорошо! - Зажмурившись, словно кот, Ингульф потянулся, - Прохладно. И работу закончили.
- Ого! - усмехнулся Саша, - Я смотрю, тебе здесь понравилось. А ведь кто-то совсем недавно собирался бежать?
- Я и сейчас собираюсь, - Юноша резко повернул голову, - Но только с тобой, ведь мы же друзья, верно?
- Верно. - Молодой человек расхохотался, - Кстати, ты так мне и не дорассказал до конца про свою жизнь.
- Так я хотел, - Ингульф вдруг обиженно надул губы, - Каждую ночь, а ты все время засыпал.
- Я засыпал?! Да неужели! Чья бы корова мычала…
- При чем здесь корова? У нас было много коров, целое стадо. Отец рассказывал, мы тогда жили в чудесной стране. А потом пришли готы. Мы дрались с ними, но врагов оказалось больше, хитростью и подлостью они добились победы, а мы, силинги и асдинги, вынуждены были уйти. И стали жить на берегу моря, и наш вождь Гейзерих позвал нас в новый поход, и было немало славных битв с Римом. А потом налетела буря… И дот я теперь строю стены пузатому римлянину! Вместо того чтобы проткнуть его пузо добрым мечом!
- Да-а-а… - Сашка разочарованно сплюнул.
Вот всегда так! Поди пойми, кто он, этот Ингульф, - псих? Есть такой диагноз - "вялотекущая шизофрения", когда видится и слышится то, чего нет. Если так, жалко парня. Хотя, с другой стороны, не похож он на психа, совсем не похож.
- А родители твои… Ты как-то рассказывал, но…
- Мой отец - славный Гклдуин, сын Хильдебальда, сына Герульфа, сына…
- Ой-ой-ой-ой-ой! - Александр замахал руками, - Хватит, хватит, хватит. Ты мне еще от Адама своих родственников перечисли. Вот лучше скажи, чем твой отец занимался?
- О! Это был великий и храбрый воин, при одном имени которого…
- Так! На-ка, лучше попей, еще вода осталась.
- Вот так всегда! - допив воду снова обиделся Ингульф, - Просишь рассказать, а сам же не слушаешь, перебиваешь.
- Ладно-ладно, не буду перебивать. Скажи-ка, ты ведь веруешь в Иисуса Христа?
- Нуда, - Подросток важно наклонил голову, - Верую в Господа нашего Иисуса, и в то, что он - сын Божий, творение Бога Отца, и…
- А вот в драке ты Иисуса не призываешь, - ехидно заметил Сашка, - Все кричишь - Донар, Бодан… Это кто еще?
- Это наши древние боги, - ничуть не смущаясь, отозвался Ингульф, - Они хорошо помогают в битве. А Иисус - в загробной жизни. Один бог хорошо, а много - лучше!
- Да-а-а… - Александр развел руками. Ну что тут можно было сказать? Христианин, блин. Этот, как его… арианин.
- Слышь, Ингульф. - Подумав, молодой человек решил зайти с другой стороны, - А ты "Аватар" смотрел?
- Чего? Может, и смотрел. Я много чего на своем веку видел.
- Да какой там твой век! А музыка тебе какая нравится? Рок? Техно? Рейв?
- Рок!
О, наконец-то!
- Злой рок несет нас по воле волн…
Может, Ингульф и не так вот точно сказал, не настолько хорошо Саша латынь знал, но вот где-то так примерно.
- Да ты, парень, поэт прямо!
- Я умею слагать гимны!
Гимны…
Сашка присвистнул и повертел пальцем у виска. Вот и поговорили. Не в первый раз, между прочим.
Сидевшие охранники лениво поднялись, взяли копья. Заканчивался еще один в череде многих день, в котором так ничего и не прояснилось. Сашка по- прежнему не знал, где он. Нет, предполагал, конечно, что в секте, среди сумасшедших. Вот, например, легкий случай: помнит про себя все, только зациклился на четыреста тридцать восьмом году. Интересно, почему именно на этом?
- Бон суар, месье Бади, - Проходя через ворота во двор, молодой человек приветственно помахал антиквару - Кстати, я сегодня видел в небе самолет, небольшой такой "кукурузник", "сессна", кажется.
- Самолет? - Округлив глаза, старик выронил бочонок с помоями прямо себе под ноги, - Господи… Нет, точно - это был самолет? А вам, случайно, не показалось?
- Да успокойтесь вы, - прищурился Саша - Пошутил я.
- Нехорошие у вас шутки, господин Александр - обиженно пробормотал антиквар, нагибаясь к объедкам.
Ну вот, еще один обиженный. И чего они здесь обидчивые-то такие? И слова не скажи.
Вечером не спалось, и Саша вышел во двор, незаметно, чтоб не тревожить охрану. Уселся сразу за помещением для слуг, оперся спиной о теплую стену мазанки, задумался, глядя в небо, на бескрайние россыпи звезд. Наверное, нужно отсюда уйти, давно пора, несмотря на все разглагольствования антиквара. Чего выжидать-то? Лучше нигде не будет? А почем знать? Пуститься в бега было бы сейчас куда лучше, нежели жить в окружении сумасшедших.
Александр усмехнулся: а что вообще сдерживало его все эти дни? Как ни странно - надежда. Надежда на то, что, может быть, удастся все как следует выяснить, узнать куда, в какую сторону бежать, чтоб уж наверняка.
Ничего не выяснил. Не узнал. И что теперь?
А ничего. Просто пора сваливать. Нечего уже больше ждать, нечего выгадывать. Прихватить с собой Ингульфа и, может быть, чудака антиквара. Впрочем, нет, без последнего стоит обойтись - только под ногами путаться будет.
Значит, бежать и как можно скорее. И так уже сколько времени потеряно зря. Лучше всего, конечно, украсть лодку, желательно парусную, и отправиться вдоль побережья. Наверняка вскоре попадется на глаза какое-нибудь нормальное судно или пограничный катер.