К счастью, все обошлось. Отчасти потому, что основной термический удар принял на себя Лёвка, отчасти потому, что совсем недавно, отпрыгнув с линии атаки вертолетных орудий, я окунулся в грязь и промок. А ведь могли еще и патроны в израильской пушке взорваться – вот смеху было бы. Придя в себя, я бросился к парню и помог ему подняться на ноги. Прямо скажем, досталось мутагену нехило. Волосы практически полностью сгорели, дыхательная маска превратилась в переплавленный кулон, мотающийся на шее, комбинезон стал похож на тлеющий дуршлаг. В тех местах, где его тело мутировало, видимых повреждений не было, а вот открытые участки кожи покрылись бугристыми волдырями. На ногах Лёвка стоял, хотя штормило его нещадно. – Можешь идти?
– Да. – Парень отстранился от меня. Его тут же качнуло ветром и повело в сторону, но Лёвка напрягся и не потерял равновесия. Превозмогая боль, выцедил: – К шахте. К шахте, скорей…
Мы двинулись к взрыхленному взрывами и лопатами месиву из земли, железа, колотых кирпичей и бетона. Над всем комковатым курганом на манер могильного креста возносилась одинокая стальная конструкция, которая когда-то, по всей видимости, была частью копера. У подножия растерзанного холма возле просевшего фундамента торчал остов караульной будки. А рядом темнела нора. Ни дверного прохода, ни лестницы, ни каких-то еще признаков цивилизованного спуска не значилось. Ну ни дать ни взять – лаз в кротовье логово.
– Там везде так… разрыхлено и прополото? – не удержался я.
– Не знаю. Раньше здесь был ф-фполне приличный добывающий комплекс: склады, террикон, как положено. Даже подвесная дорога. Когда черный туман прорвался, ф-фнутренности шахты и лаборатории по мяло, я уже рассказывал. Но ф-ф-ф… блин! Ф-в то время на поверхности раздрая не было.
Губы Лёвке пожгло, и слова давались ему с трудом, поэтому я не стал больше мучить парня дурацкими вопросами. Мы подошли к входу. Сквозь порывы холодного ветра из чрева главного ствола шахты дохнуло теплом. Что ж, не худший вариант – хотя бы не околеем под землей. Проблема нарисовалась другая. Нора уходила вниз под крутым углом, и света с поверхности хватало всего на несколько метров. А фонарь остался в рюкзаке, который Дрой еще утром выкинул с баркаса в речку. В походном наборе юного ролевика осветительных приспособлений также не значилось.
Я глянул на индикатор заряда аккумулятора ПДА – 15 процентов. И на том, конечно, спасибо. Встроенный фонарик с единственным светодиодом жрет порядочно энергии, но если его не держать постоянно включенным, то на часок должно хватить. Правда, придется перевести в фоновый режим все остальные устройства. Так и сделаю – выбора, увы, нет.
В последний раз глянув на показания сканера, детектора и счетчика Гейгера, я совершил необходимые манипуляции и направил луч света в зев тоннеля. Без особых церемоний подтолкнул Лёвку вперед. Понимаю, что ему тяжко после драки и акробатических номеров "с огоньком", но сейчас не до галантности и жребиев. Парень здесь бывал, а значит, по определению, должен идти в авангард, ведущим.
Лёвка, впрочем, и не собирался артачиться. Он подхватил у меня наладонник и, пошатываясь, пошел в тоннель. Я нырнул за ним, отмечая, что сквозь шум ветра прорываются посторонние звуки. Со стороны каскада аномалий доносились хлопки и неразборчивые гневные выкрики – "пылевики", видно, тоже искали способ преодолеть барьер. Отлично, пусть пока поко-чевряжатся, а у нас фора будет.
Оказавшись внутри прохода, я на какое-то время потерял ориентацию – тусклый свет пэдэашного диода с натугой разгонял густую тьму, к тому же, глаза никак не могли привыкнуть к темно-серым тонам после ярких заоблачных вспышек. Сумрачный коридор уводил нас вбок и довольно круто вниз. Внезапно навалился пресс клаустрофобии. Странно, боязнью замкнутого пространства я вроде отягощен не был… Ни с того ни с сего все нутро сковало ощущение, будто потолок вот-вот рухнет и безбашенный сталкер Минор окажется похороненным под тоннами породы. Бр-р. Лезу в бездонную задницу, как желторотик неопытный, не щадя бесценного организма. И вообще: как можно без специальной техники прорыть подобный лаз? Отчего своды до сих пор не обвалились? Тут же скорее всего…
Я вдруг понял, что стою как вкопанный и таращусь в едва различимый контур Лёвкиной спины, который тает в глубине подземелья.
Проклятая нора здорово давила на психику. Пришлось встряхнуться и догнать напарника.
Хотелось поскорее проскочить вихляющий туда-сюда коридор и очутиться в помещении, где есть привычные стены, пол и потолок, а не эта окрошка из сырой земли, кусков бетонных плит и ржавых прутов. Под ноги то и дело попадались балки, кирпичи, обломки мебельных каркасов. Пару раз я чуть не расшиб лоб о торчащие из грунта штыри арматуры.
Теплый воздух согревал вымороженное в апрельских лужах тело, но по мере спуска все четче ощущался приторный запах прелости, от которого меня начало укачивать.
Фильтры забиты грязью, поэтому дыхательную маску надевать бессмысленно. Придется терпеть тошнотворный аромат. Ну и клоака. Надеюсь, обещанная парнем цацка стоит всех пережитых мучений. Ведь мог бы ваш непокорный слуга не рыпаться, мог бы спокойно переждать шухер у Фоллена, вернуться в "№ 92" и залечь в свою берлогу с журнальчиком. Склеил бы порванную обложку, где фэнтезийная девица призывно выгибается и сверкает глянцевыми ляжками, накатил бы граммов четыреста, выпустил пар и уснул минут на пятьсот. Затем отправился бы наверх. А там, глядишь, за столом уже сидят знакомые рожи да партеечку в треньку сооружают…
Я запнулся о камень и еле удержался на ногах. Тьфу ты, вот насадился бы сейчас глазиком на какой-нибудь крючочек ржавый, и казус бы неимоверный вышел.
Уклон тоннеля стал положе, и вскоре Лёвка остановился на ровной площадке, где наспех вырубленный свод подпирали две скрещенные балки. Он отошел в сторонку, давая мне протиснуться в миниатюрный грот, и осветил раскуроченную стальную переборку, за которой начиналась винтовая лестница. Крутые железные ступеньки выглядели цивилизованней бесформенной слякоти, но что-то мне в них сразу не понравилось.
– Спуск на минус ф-второй ярус, – пояснил Лёвка, готовясь шагнуть в проем. – Там начинается лифтовая шахта, но ф-фряд ли подъемник работает, а нам надо на минус третий…
– Постой-ка. – Я остановил его, вглядываясь в ребристые грани ступеней. – Ты ж гиперчувствительный вроде стал? Парень насторожился.
– Ничего не чую, – сказал он через некоторое время. – Аномалий ф-фпереди нет. Если, конечно, не брать в расчет гигантскую кляксу, которая извергает черный туман. Но ее мы обходить не собираемся.
– А еще следопыт, – вздохнул я и присел на корточки. – Посвети-ка сюда.
Лёвка вытянул руку с ПДА надо мной, и луч фонарика вскользь коснулся ступеней. Над второй по счету блеснула тонкая проволока. Я осторожно провел пальцами вдоль растяжки, нащупал крепление и проверил скобку на чеке. Выкорчевывать из щели гранату не стал – долго и недальновидно. Лучше оставим сюрприз солдафонам, которые с завидным упорством пытаются нас догнать.
Я перешагнул через ступеньку и стал неторопливо спускаться. Параллельно отчитал парня нарочито менторским тоном.
Предчувствие – дело хорошее и даже полезное, но никогда, запомни, брат, никогда нельзя забывать о самой обыкновенной внимательности. Часто именно она спасает жизнь. Есть вещи, которые надо видеть глазами, а не пытаться унюхать фибрами и прочими жабрами.
Отвечать Лёвка не стал и правильно в общем-то сделал: спорить с очевидным – не кошерно. Он тоже аккуратно переступил через растяжку и двинулся за мной. Совершив по лестнице несколько винтовых оборотов, мы уперлись в следующую переборку. Тоже зверски раскуроченную.
Я указал на гостеприимно зияющую дыру. Разделанная чудовищным образом дверь выглядела устрашающе: прореха была обрамлена острыми жестяными фестонами, словно кто-то располосовал тонкий металл сверхпрочными коггями – и я, кажется, догадывался, кто именно. По крайней мере одно можно было утверждать наверняка: тут точно не взрывчатку пользовали. Во-первых, не заметно ожогов, во-вторых, после взрывов металл корежит не так ровно. На изгибе одного из вывернутых лепестков сквозь засохшие бурые пятна проглядывала трафаретная надпись "-2: грузовой подъемник. Отв. по этажу вед. спец. Гравицк…" – дальше букв было не разобрать.
Лёвка взялся за острые края ладонями, и раздался неприятный звук: словно точильным камнем по железной кромке скребнули. Он пролез 'В дыру и исчез в темноте. С минуту оттуда доносились шорохи, мелькал тусклый лучик света. Пару раз скрипнули осколки под подошвами.
Чего он там канителится? Сам же сказал, что ловушек нет. Может, зверье притаилось?
Наконец все стихло. Обожженное и вычерненное прожилками мутации лицо парня обозначилось в проеме, заставив рефлекторно вскинуть ствол. – Забирайся, – позвал Лёвка. – Чисто.
– Дурачком ведь сделаешь, финалист конкурса красоты херов, – проворчал я, оглядываясь и прислушиваясь к глухим ударам, прилетевшим сверху. Тум-тум. Пауза. Тум. Пауза. Тум-тум-тум. – У нас гости. – Они уже ф-фозле лестницы. Живей!
– Демоны Зоны… – У меня внутри заворочался морозный игольчатый ком. – Растяжка!
Чуть не порезавшись о жестяной фестон, я юркнул в дырку. Уровень пола здесь оказался значительно ниже тамбура, и я от неожиданности подвернул ногу – не фатально, но крайне болезненно. Матюгнулся во всю глотку и тут же пожалел об этом. "Пылевики" среагировали на голос мгновенно, с лестницы донесся громкий командный выкрик, и ботинки загромыхали по ступеням.
Судя по насыщенности топота, вниз ломанулись двое, а третий, видимо, остался прикрывать.
Что ж, теперь осталось свалить подальше от прохода, чтоб ударной волной по щам не врезало – в замкнутом пространстве такое запросто может случиться.
– Начинаем утреннюю считалочку! – задорно провозгласил я, бросаясь вслед за Лёвкой мимо выстроенных в ряд мазутных бочек. – Раз, два, три – сопли подотри…
Взрыв застал нас возле дверей подъемника. В последний момент я все же решил подстраховаться и упал ничком, прикрывая затылок и разевая рот, чтоб полностью не выглушило.
Громоподобно ухнуло, и плотная волна воздуха пронеслась над нами. Ударную силу тут она уже подрастеряла, но болтавшийся на честном слове плафон все ж сорвала с провода и отправила в долгий полет по стволу шахты. Остальных деталей обстановки я в неверном свете наладонника разглядеть не успел.
Блин. Уже второй взрыв за последние полчаса. Начинает напрягать.
Как только воздушный пресс миновал помещение, я вскочил на ноги и ринулся обратно: нужно было зачистить лестницу наверняка, чтобы уж потом не дергаться и не ждать выстрела в спину от вероятно уцелевшего противника. – Свет! – на ходу рявкнул я.
Дважды повторять Лёвке не пришлось. Он мигом оказался рядом и направил фонарик ПДА на сизое облако, сочащееся из рваной дыры в переборке. Луч выхватил конус мельчайших соринок и кривляющихся дымовых загогулин, скользнул к притолоке, затем упал вниз.
За порогом сквозь пелену оседающей пыли проступали контуры человеческого тела. Солдат лежал головой к нам, на шее угадывался след от касательного осколочного ранения, шлем-сфера скрывал лицо. Больше ничего в сером мареве рассмотреть не получалось.
Я знаком показал Лёвке, чтобы продолжал светить, вскинул израильскую пушку и шагнул к проходу…
Не знаю, на что я надеялся – на то, что оглушенный военный без сознания, или на то, что среагировать успею в любом случае, – но ясно одно: хрен я угадал. Надо было принять в расчет стратегически важную деталь: противостоят нам не обыкновенные гарнизонные штафирки, а опытнейшие бойцы спецподразделения "Пыль".
От моего контрольного выстрела под ключицу солдат ушел резким перекатом в сторону. Не успел я сориентироваться, как ребристый ствол "гауссовки" мелькнул перед глазами и со знакомым зубодробящим гулом выплюнул смертоносное жало. Толчок в плечо сбил меня наземь, и я грешным делом решил, что – капец. Но это было не так. Лёвка в последний момент бортанул меня по-хоккейному и убрал с линии огня. Снаряд с жужжанием рассек тьму, насквозь продырявил несколько бочек и с остервенением вгрызся в противоположную стенку. Пронесло.
Напарник перешагнул порог и навис над "пылеви-ком", который возился возле лестницы, пытаясь отползти. Шансов дождаться, пока катушка ЭМ-винтов-ки вновь зарядится, у него не было.
Я поднялся и хотел помочь, но Лёвка грубо отстранил меня, не дав пройти. Он рывком содрал с военного шлем-сферу и направил луч света на чумазое лицо. Надо же, старый знакомец. Какой, однако, упертый.
По ступенькам пытался вскарабкаться офицер, командовавший отрядом, так и не сумевшим нас догнать возле улицы Миражей. Правда, вчера, помнится, этого бравого товарища сопровождала собачка.
– Где доберманчик? – полюбопытствовал я. – Оказался бешеным, и пришлось пристрелить?
Поверженный офицер не обратил внимания на мой сарказм. Он повернулся к Лёвке.
– Коломин, остановись, – сказал офицер, и в его голосе предательски задребезжала нотка отчаяния – не от ощущения близкой смерти, а от того, что провалил задание. – Не смей перекрывать шахту. Ты даже не понимаешь, что представляет собой черный туман! Мы приведем самых лучших ученых, и они смогут…
Движение напарника было смазанным. Отчетливый хруст прервал тираду "пьшевика", и по уставу стриженная голова повисла под неестественным углом. На грань ступеньки упала паутинка слюны. Меня передернуло – терпеть не могу, когда ломают шею. Бе. Лёвка разогнулся, бросил мне ПДА. – Посф-ф-вети… Я направил фонарик на него, и содрогнулся во второй раз. Через прожженные дыры в разгрузке и ком-безе было видно мутировавшее тело парня. Но на этот раз пугали не чернильные жилы, ветвящиеся по коже. В правой части брюха под ребрами тихонько сочилась кровью ранка. Небольшая, размером с ноготь на мизинце – разогнанные до чудовищной скорости гаусс-снаряды не оставляют в мягких тканях уродливых следов… Жаль, что размер в данном случае не имеет ровно никакого значения.
Печенка – навылет. До торжественного отправления в персональную Тихую Гавань моему напарнику осталось максимум четверть часа. И никакие метаморфозы ему уже не помогут. Удивительно, как этот живчик вообще до сих пор на ногах стоит! Обычно в подобных случаях воют от нестерпимой боли и корчатся в луже собственной блевотины.
Парень держался молодцом. Он, сипло дыша, оглядел рану и вытащил из кармана крошечный инъектор. Я напрягся. – Что это?
– Промедол и спазмолитик. – Лёвка прижал прибор к солнечному сплетению и спустил пневмомеханизм. Пшикнуло. Он переступил порог и с нечеловеческой силой зашвырнул в жерло шахты пустую бочку, хотя неповинный резервуар вовсе не загораживал проход. – У нас десять минут.
Глава тринадцатая. Черный туман
Глубина увеличивалась. Почти физически ощущалось давление колоссальных пластов грунта, остающихся над нами.
Я спускался по лестнице, механически переставляя ноги и ведя ладонью по гладким перилам. Перчатка скользила по полированному дереву, которое неведомым образом уцелело и выглядело на фоне остальной гнили монументальным обломком советской эпохи. Может, перила были обтесаны руками истинного пролетария, верившего в победу коммунизма над вселенским развратом, и Зона, почуяв искренность, наложила на них заклятие вечности?
Колотить тебя трижды, ненаглядный мой лысый череп! Ну и чушь в твои ветвистые извилины лезет.
По привычке я вглядывался в сумрак, колышущийся вокруг нас, но ни аномалий, ни живности в шахте, кажется, не было. Лишь запустение, прелый воздух и гробовая тишина – не звенящая, ватная.
Птичка-интуиция притаилась на жердочке и не ка-зала клюва. Правильно. Раньше надо было крякать, дура. Перед тем, как пацана из "гауссовки" насквозь прошило.
– Если перевяжешь бок, дольше протянешь, – сказал я, глядя в опаленный "жаркой" Лёвкин затылок. – Впрочем, врать не стану, это как мертвому егерю скворечник в подарок.
– Хорошее у тебя чувство юмора, Минор, – отозвался он.
Остался позади еще один пролет и кубическая площадка с наглухо зацементированными боковыми коридорами. Повезло, что аварийную лестницу не засыпало, а то бы пришлось по лифтовому тросу спускаться. Мало было б радости от такого экстрима, уж точно.
– С тобой ф последнее ф-время ничего странного не происходит? – вдруг спросил Лёвка, не оборачиваясь.
– Резко возросшее количество неприятностей на квадратный сантиметр задницы – считается?
– Перестань паясничать. Реально ничего подозрительного не заметил? Я нахмурился. Чего это он? На предсмертную болтовню прошибло, что ль? Уклончиво ответил:
– Зона – вообще место не из обычных. Тут постоянно происходят всякие… странности.
– А если принять эти странности за общий фон, наподобие "белого шума" ф эфире… Тоже ничего примечательного и ф-фыдающегося?
– Вот теперь ты посеял во мне зерно сомнения и паранойи. Начну думать о всяком.
Лёвка остановился, оперся о перила и несколько раз медленно глубоко вдохнул и выдохнул. Поинтересовался, так и не соизволив обернуться: – С ф-фосприятием ф-все нормально? – Не понял. С каким восприятием?
– Зрение. Слух. Осязание… Твои основные чувства. С ними ф-все ф порядке?
Я не нашелся что ответить. Не помню, когда в последний раз проверял слух, но даже после нескольких легких контузий все еще могу довольно точно стрелять на звук, щелчок затвора в лесу слышу за полсотни метров, а вой кровососа – километра за три. Уксус по запаху от водки тоже отличу без проблем. Дальтонизмом вроде бы не…
В груди похолодело. Импульс втек словно бы извне, по нервам скользнул в мозг и породил яркую вспышку. В памяти пронесся каскад картинок…
…Драпаем от псевдогидры. Озерцо "киселя" в овражке. Впопыхах я чуть было не вляпываюсь в химическую дрянь, но притормаживаю. Ком грязи по инерции падает в мерцающую зыбь и исчезает без брызг. Я провожаю его взглядом и отмечаю, что "кисель" не изумрудно-зеленого цвета, каким обычно бывает, а болотного, почти серого…
…Первые зарницы, предвестники выброса. Между туч зажигается и гаснет зарево ртутного цвета. Обычно всполохи желтоватые, багряные или оранжевые, а тут – переливчато-ртутные, как жидкий металл…
…За порогом угадываются контуры человеческого тела. Раненый офицер "пылевиков" лежит головой к нам, на шее – след от скользящего ранения осколком. И даже в слабом свете пэдэашного диодника видно, что кровь темно-стального цвета, без примесей красного… Я моргнул и уставился на серую стену.
– Мама-перемама, – слова сорвались с губ сами собой.
– Понял, значит, – кивнул Лёвка. – Такие дела. Привыкай. – Что со мной творится? – Ф-ф… Возмездие.
Я всеми потрохами, каждой съежившейся клеточкой чувствовал, как накатывает цунами ужаса, с которым невозможно ничего поделать: ни убежать от гигантской волны,-ни уговорить ее повернуть обратно, ни противопоставить бездумной стихии хоть что-то значимое со своей стороны. Темная стена неотвратимо приближалась и готова была раздавить крошечного человечка, даже не ведая, о его существовании. Так эпохи давят зарвавшихся выскочек, так империи сносят разрозненные княжества. Так судьба сминает случайность. Пощечина Лёвки вернула меня к действительности.
– Минор, прекращай уже! Не ф-время стоять и постигать. Двигаем дальше, по ходу объясню.
– Ты уж потрудись, а то не успеешь сдохнуть, как окажешься в обществе психа. Мы стали спускаться дальше.