Уф, скучно…. Хорошо, что у нас в Конторе особо официозом по этому поводу не заморачивались - быстро всех собрали, быстро всех наградили, и тут же вернулись к работе, благо её было выше крыши… Нет, а почему было? Есть, ещё как есть - Ангела нужно исследовать, бой изучать, над Евой работать, оборону города крепить и восстанавливать…
- Лейтенант Икари, специальный институт НЕРВ, - эту фразу произнесли и по-русски и по-английски.
Не понял. Это что, мне уже сейчас будут вручать?..
- Синдзи, быстрее… - тихонько шепнула мне Мисато, видя, что я несколько замешкался.
Встаю, чеканя шаг иду к трибуне, где меня уже дожидается посол с небольшой коробочкой в руках. За метр до него замираю и вытягиваюсь по струнке.
- Лейтенант Икари, за смелые и решительные действия, совершенные при исполнении воинского долга в условиях, сопряженные с риском для жизни, от имени Российской Федерации вы награждаетесь Орденом Мужества. Поздравляю вас.
Так. А сейчас надо бы по идее что-нибудь уставное ответить, а не стоять бесмолвным чурбаном. Весь вопрос только что говорить-то? "Спасибо" - глупо и по-граждански, "рад стараться" - вдвойне глупо, "служу Земле" - выспренно и всё опять же глупо, "служу Отечеству" - а какому Отечеству-то? Российскому, японскому?.. Блин, и чего у нас в Конторе вообще не принято ничего говорить в таких случаях. А, была не была - ляпну-ка я что-нибудь из собственного арсенала, что-нибудь нейтральное…
Принять небольшую чёрную коробочку с орденом и наградными документами, пожать протянутую руку. Щёлкаю каблуками (хотя в берцах это выходит почти бесшумно), вскидываю руку к виску и чеканю:
- Служу человечеству!
По залу пробежал лёгкий шум удивления.
А вот ведь не знаете вы, товарищи, что у нас принято в НЕРВе говорить! Может так оно и надо, а?..
Чётко развернулся через левое плечо и, чеканя шаг, вернулся на своё место. Кацураги слегка толкнула меня в бок локтём и незаметно для всех показала большой палец. Я так же незаметно подмигнул ей в ответ, и открыл коробочку.
Что ж такое-то… Опять крест… Блин, совсем уже из памяти вылетело как выглядит российский Ордена Мужества, а он оказался равноконечным серебряным крестом с закруглёнными краями и двуглавым орлом. Всё это крепилось на стандартной пятиугольной колодке алого цвета; также в коробочке обнаружилась маленькая алая планка с белыми полосами по краям и наградные документы. Нда… Хорошо, что мне парадный мундир надевать не часто, а то я теперь очень хорошо понимаю смысл выражения "грудь в крестах". Какой-то крестоносец японческий получаюсь, блин…
Крест на щите или на башенной броне -
Твой знак, навек сгоревший в яростном огне.
В беде.
Тебе.
Дарующий надежду на заре…
Мдя… Ладно, будем показательно радоваться всей этой атрибутике - как раз будет ещё один кирпичик в стену любви ко всему немецкому…
Так, награждение вроде бы закончилось - всё что ли?
- А теперь прослушайте концерт подготовленный силами художественной самодеятельности бойцов ограниченного контингента…
Угу, щазз, кончилось всё, как же. Хотя, концерт - это довольно неплохо…
- Товарищ майор, а разве нам ответная речь не положена? - тихо поинтересовался я у Кацураги. Зря что ли учил эти три строчки…
- Сейчас концерт будет. По регламенту - всё после него. Речь не забыл?
- Никак нет.
- Вот и хорошо.
И начался концерт.
Поначалу я отнесся к нему несколько скептически - всё-таки самодеятельность, как-никак… Но уже после пары первых песен весь налёт сомнения с меня слетел, словно пепел. Как оказалось подобрать в многотысячном коллективе нескольких людей, умеющих хорошо играть и петь - это совсем не проблема. Особенно, если подкреплять данный неестественный отбор железным армейским "шоб к вечеру усё было!". Вот даже у меня было двое друзей, очень и очень прилично игравших на гитарах, причём в местных рок-группах, и получалось весьма неплохо…
Репертуар оказался вполне ожидаем - никакого металла, но и никакой попсы. Исключительно военные или бардовские песни, правда львиная доля мне была просто неизвестна - сугубо армейское творчество о службе в Афгане, Чечне и современных горячих точках. А вот песни, посвящённые временам Великой Отечественной я знал вполне сносно - тут тебе и "Тёмная ночь", и "Землянка", и "Смуглянка"… Но самое неожиданное - марши танкистов и артиллеристов времён Войны, с вполне спокойным упоминанием имени Сталина.
"Артиллеристы, Сталин дал приказ! Артиллеристы, зовёт Отчизна нас!.."
Никак реабилитировали Иосифа Виссарионовича? Неудивительно, учитывая текущую ситуацию в стране - не до либерастии и прав общечеловека нынче… Тут не об этой дерьмократической фигне стоит вспоминать, а лучше о тех, кто правил страной в таких же чудовищно сложных условиях. Вот, скажем, тот же Сталин…
Зато теперь можно спокойно петь по-настоящему мощные песни:
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И первый маршал в бой нас поведет!
Больших усилий мне стоило подвывать любимым песням не столь явно и не столь отчётливо. Пришлось по большей части обходиться отбиванием такта пальцами по ноге, что было явно недостаточно для моего нынешнего настроения.
Мисато, сидевшая рядом, слушала все песни с благожелательным интересом - судя по всему её они нравились… Но ведь она не понимала, о чём в них поётся, а это почти что приговор…
Лично для меня это не просто песни - а сама история, столь причудливым образом сохранившаяся в народе.
Наша история, моя история.
Что бы ни случилось, я никогда не перестану быть тем, кем родился. Это выше меня. Какая разница, что меня окружает? Я могу пилотировать самый настоящий Евангелион-01, драться на магической дуэли с эльфом или лететь через гиперпространство на имперском штурмовике, и всё равно останусь самим собой. Не больше, но и не меньше. Мир, тело, жизнь - всё это может поменяться, я - нет. Могу стать сильнее и добрее, могу стать слабее и злее, но это всё равно буду я и только я. Мои ценности и принципы уже не изменятся - это однозначно. А ведь именно это и отличает меня от других людей, делая индивидуальным, не так ли?..
Другие люди…
Чёрт, чёрт, чёрт… Меня ведь сейчас окружают не просто люди, а самые настоящие мои соотечественники. Такие близкие, такие понятные… И теперь такие далёкие… Родная речь, родная атмосфера - всё это для меня было словно… Словно глоток чистой воды или свежего лесного воздуха, что ли…
Был ли я рад? Наверное. Но горькой была эта радость, очень горькой… Песни… Ещё один привет с Родины, что есть и в этом мире, и в другом… Ещё один привет и ещё одна ниточка…
Но её не ухватить и за неё нельзя удержаться - можно лишь разрезать пальцы до кости. Словно ещё одно напоминание - "ты теперь для всех чужой!". Я могу сколь угодно рвать жилы и лезть вон из шкуры Синдзи, но своим мне уже никогда не стать - знаю совершенно точно. И в Японии своим тоже никогда не стану, да и стану ли вообще своим хотя для кого-нибудь в этом мире? Я ведь не просто чужд этой стране или этому времени, я чужд всему этому МИРУ, целому миру… Осколок чужой реальности, волею высших сил заброшенный в тело теперь уже несостоявшегося Бога…
Простой российский студент Виктор Северов тоскует по Родине - плакать над этим или смеяться? Такие мысли подошли бы больше офицерам Белой Армии, бегущим из павшего Крыма куда-то на чужбину, но не мне… Ничего не успевший сделать в том мире, и вряд ли что-либо значительное сделавший бы в будущем. Не герой, не предатель - просто ещё один человек, каких миллионы. Которому Россия не дала ровным счётом ничего, кроме места рождения…
Но ведь и это немало.
Матерей и Родину - не выбирают, их принимают или отрекаются. Я - не отрёкся, я –принял. Принял все радости и горести, все победы и поражения, смех и слёзы, пот и кровь. Где-то в глубине души, но принял. Когда я это понял? Не знаю. Возможно, когда умер, и мою душу вывернуло наизнанку. А может быть, я знал это всегда…
Моей руки коснулись тонкие прохладные пальцы.
- Синдзи, почему у тебя дрожат руки? Тебе холодно? - спросила меня Рей.
А действительно, Виктор, почему? И почему так холодно и пусто в груди? И почему откуда-то рвётся желание заплакать? Просто заплакать - постыдно и совершенно не по-геройски, не от боли или потери, а от банальной обиды и жалости к самому себе…
Хорошо, что я разучился плакать.
С усилием сжал руки в кулаки - крепко, до боли, чтобы ногти вонзились к ладони. Жаль, нельзя залепить самому себе пару крепких оплеух или сунуть голову под струю холодной воды - помогло бы…
- Ничего, Рей, - ровным голосом ответил я, загоняя свои эмоции куда-то на самое дно души. - Со мной всё нормально.
- Правда?
- Да, правда…
Я просто продолжал сидеть и слушать песни. Но чем дальше, тем больше мне хотелось заткнуть уши и бежать прочь отсюда. С песнями, времён Войны всё было очень просто - они дарили надежду, звали и поднимали в бой. Но вот с теми, что оказались написаны уже после, была совсем иная история… Они больше никуда не звали и никуда не поднимали, и в них больше не было надежды. Они были полны тоски и печали, которые пришли после - когда появилось время всё осознать и переосмыслить…
Тоска, блин. Самое то, что мне сейчас нужно…
…Из певших на этом концерте мне особенно понравились два офицера. Совсем ещё молодой лейтенант, кажется выходец с Кавказа, с неожиданно чистым и высоким голосом, спевший "Офицеров" Газманова и ещё один - не такой уж и молодой полковник-десантник в голубом берете, при выходе которого на сцену в зале раздались бурные и ненаигранные аплодисменты. Я не мог определить его возраст точнее из-за совершенно жуткого шрама от давнего ожога, обезобразившего всю правую половину лица. Он очень неплохо играл на гитаре, но главное у него был настоящий ГОЛОС. Не особо сильный, не особо красивый, но такой, чёрт возьми, что любая песня в устах этого десантника становилась по-настоящему ЖИВОЙ…
Но он не знал добрых песен. Только те, что рвут и корёжат.
Незнакомая мне "Давай сыграем в ту войну…", затем "Баллада о парашютистах" Анчарова, которую я уже слышал. Раньше "Баллада" мне не слишком нравилась, но сейчас, стоило лишь на секунду прикрыть глаза, и словно наяву можно было увидеть то, что я видеть не мог никогда - схватку немецких горнострелков и русских десантников где-то в Альпах…
"Он врагам отомстил и лёг у реки, уронив на камни висок. И звёзды гасли как угольки, и падали на песок…"
Теперь, когда я сам стал солдатом, все это стали мне гораздо ближе - слова стали восприниматься совершенно по-другому. Отражение философии людей, всё время идущих по лезвию бритвы, где шаг вправо, шаг влево означает смерть… И в их жизни нет места героике, бахвальству или романтике. Смерть может в любой момент забрать тебя, твоего лучшего друга, твоего боевого товарища… Остается только принять ее как часть жизни и без страха встречать каждый следующий день.
…Добил нас всех полковник совсем уж запрещённым оружием - "Чёрным тюльпаном", чёрным реквиемом Афганской войне. То поколение уже ушло, на его смену пришло новое - выкованное в горниле непрерывной тринадцатилетней войны. Та война, и те потери растворились в огне и крови новых конфликтов, десятками полыхнувших после Второго Удара, но вот слова до сих пор не потеряли своего смысла…
"Опять нести на Родину героев, которым в двадцать лет могилы роют…"
"Чёрные тюльпаны" - военно-транспортные самолёты Ан-12, несущие из Афганистана страшный "груз 200" - солдат, погибших при выполнении интернационального долга… Они ведь всё ещё летают, эти чёрные вестники войны - Россия ведь всё ещё воюет. Сдерживает угрозу из Афганистана, поддерживает порядок в Синьцзяне и Китае, воюет в Азербайджане и Курдистане…
Скрипнули стиснутые зубы, а горло сжал спазм.
Мельком отметил брошенный на меня недоумённый взгляд генерала. Смотрит? Удивляется такому странному поведению? Плевать. Не хочу больше играть. Не хочу! Хочу быть собой, а не жить по чужим правилам! Устал! Устал…
На сжатую до белизны правую руку, ложится рука Аянами, с тревогой смотрящей на меня. Её прикосновение дарит покой - хорошо… Рей одна может разобрать, какие чувства сейчас полыхают во мне. Не понять, но хотя бы разобрать. Я с ней действительно очень похож, моя сестра могла бы быть именно такой - Первую я чувствую как часть себя. Плохо, но чувствую - она тревожится, беспокоится, не понимает… Не нужно, Рей, не грузи себя надуманными проблемами, с которыми я так люблю возиться… Вот он весь я - придумаю себе что-то, унесусь в дебри пафоса и высокопарности, да так там и останусь…
Спокойно, Виктор, спокойно…
Десантник закончил песню, как будто что-то оборвал и быстрым шагом ушёл прочь под громовые аплодисменты всех находящихся в зале, в едином порыве поднявшихся со своих мест. Пересилив ставшие отчего-то непослушными руки, я тоже захлопал, но вот сил встать с места не было. Сбоку послышался быстрый обмен репликами между Кацураги и Кондратенко:
- Он хорошо пел, этот офицер - мне очень понравилось, хоть я и не понимаю вашего языка. Как его имя?
- Полковник Виктор Ярыгин, командир 83-й воздушно-десантной бригады.
- Бригадный генерал вот так просто выступает перед офицерами? - переведя для себя звание десантника, поражённо спросила Мисато.
- Он человек простой, - пожал плечами Кондратенко. - Его такие вещи волнуют мало. Железный человек… Возможно вы разбирали один случай там у себя в Академии - 2002 год, российско-афганская граница, высота 666…
- "Холм Дьявола", кажется? Извините, подробнее не вспомню - давно уже было…
- Две роты против трёх тысяч боевиков. Выжило только двадцать шесть десантников, хотя их поддерживала и артиллерия, и авиация… Ярыгин тогда командовал взводом.
- Вот как…
- …А теперь ответное слово предоставляется представителю института НЕРВ - майору Кацураги.
Наш выход.
Встали, подошли вместе с Мисато к трибуне. Хорошо, что на ней сразу два микрофона и плохо, что они так высоко - не по моему нынешнему росту. Ладно, я не гордый - могу и на цыпочки слегка привстать, чтобы средство донесения моего гласа в лоб не упиралось.
Товарищ Нагато и наш пиар-отдел не стали особо извращаться и выпендриваться, так что заученная Мисато речь опять была на тему уже набившего оскомину сотрудничества и взаимодействия различных подразделений ООН. Вновь долг, вновь призыв сплотить ряды перед лицом внешнего врага и забыть все былые обиды… Ля-ля, тополя… Хорошо ещё, что особо долго это не тянулось, потому как через переводчика Кацураги вещать было не так уж и комфортно…
А между тем у меня в мозгу засвербила одна изрядно безумная мысль… Мне просто-таки было как-то сбросить накопившееся нервное напряжение… И если рядом нет ни фехтовального манекена, ни тира, то…
Мило улыбнувшись, Мисато закончила свою речь, сорвав достаточно бурные аплодисменты. Предполагаю, что большая часть офицеров хлопала не представителю союзников, а просто красивой и молодой женщине, коей являлась мой командир.
Незаметная отмашка майора - ход переходит ко мне.
- …Лейтенант Икари, Пилот боевого комплекса Е.
- Здравствуйте, товарищи, - плюнув на переводчика, начал я. - Хочу выразить вам всем огромную благодарность за сотрудничество и помощь. Для меня большая честь сражаться с противником, зная, что в бою меня поддерживают столь сильный союзник, как вы. Убеждён, что и в будущем наше боевое братство будет только крепнуть.
А вот тут мне полагалось закончить наскоро вызубренную мини-речь фразой "Спасибо вам" и откланяться… Но я пошёл вразнос.
- Спасибо за проведённый концерт - он нам очень понравился, - продолжил я. - Я очень люблю русские песни и вообще интересуюсь вашей страной… И в качестве ответного хода от нашего института я бы хотел тоже что-нибудь спеть… Товарищ генерал-майор, можно?..
Семь бед - один ответ!..
- Не вижу никаких затруднений, - спокойно ответил Кондратенко. - С удовольствием послушаем вас, лейтенант.
- Точно, Синдзи! - послышался из зала голос Артёма. - Давай!
Пока из-за кулис для меня тащили стул и гитару, ко мне мелкими шажками подобралась Мисато. Её глаза слегка сузились от гнева и буквально пылали яростным огнём.
- Что ты творишь, паршивец? - с самой милой улыбкой тихо прошипела майор, слегка косясь в мою сторону. - Совсем с ума сошёл?
- Спокойно, командир. Всё нормально - просто ответный жест вежливости…
- Какой ещё в задницу…
Договаривать она не стала, потому как меня наконец-то снарядили всем необходимым. Помимо стула и полуакустической гитары, притащили унесённые было стойки с микрофонами - один собственно для меня, другой - для музыкального инструмента.
Уселся, перехватил поудобнее тяжёлую полуаккустику, пробежался по струнам, отдавая эту часть полностью на откуп Младшему.
- Заранее прошу меня простить за мой русский и за то, что я не слишком хорошо играю… - предупредил всех, приноравливаясь к инструменту.
- Ерунда, Синдзи! - вновь поддержал меня Артём. Какой-то мой новый знакомый временами невыдержанный… Прямо как я. - У тебя всё нормально получится! Верно говорю, мужики?
И тут пришёл вопрос от Младшего - а чего играть-то будем, что на ходу подбирать-то? Нам же ещё нужно за время начального боя приноровиться к игре…
Я на секунду задумался, а потом просто отдался во власть своих ощущений и эмоций.
Нужна какая-нибудь песня о войне или солдатах, что я знаю. С чего я там сегодня начинал - с Цоя? Вот и продолжим…
Пальцы уже привычно ударили по струнам - никакого дискомфорта оттого, что это делаю по сути не я, уже не было. Короткий проигрыш, и мелодия подобрана, благо у моего тёзки музыка простая и незамысловатая. И это не упрёк, а только большой плюс: три аккорда - больше в дальнем походе и не нужно… В песнях, что поют простые люди нет сложных соло и невероятного вокала…
Теплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног.
Звездная пыль - на сапогах…
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не нажатый вовремя курок.
Солнечный день - в ослепительных снах!..
Группа крови - на рукаве!
Мой порядковый номер - на рукаве!
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве!..
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!..
Я прикрыл глаза. Слова летели из меня словно бы сами по себе - не самая сильная песня, что мне приходилось слышать, но сейчас именно она играла в такт моей душе, если так можно выразиться. Потому как про меня и других солдат - пускай с нами будет удача, и мы не останемся в этой траве…