- Хватит вам про коней, - посадник строго посмотрел на сына, после чего перевел взгляд на рядовича - внимательный такой взгляд, умный, холодный. Спросил вроде бы невзначай: - У тебя, кажись, какие-то мысли были?
- Были, господин тысяцкий. О Мирошкиничах мысли. Много чего про них у Онциферовичей болтают… - Михаил замолк, на ходу придумывая - что же это там "болтают".
- Ну, ну, ну? - потеребив бороду, нетерпеливо подогнал Якун. - Чего болтают-то?
- А всякое! Говорят, они, Мирошкиничи-то, самые первейшие - против князя.
- Ну, то и так ясно…
- И вообще, у них на усадьбе многие собираются, всякое замышляют…
- Это слова покуда… Что замышляют? Знать бы!
Миша улыбнулся:
- Вот и я про это! Есть у меня один план…
- Что есть?
- Ну… мысля одна.
- Чудно ты говоришь, паря! Выкладывай, что за мысля?
Через два дня, аккурат на Преображение Господне, на Софийской стороне, по Прусской улице - богатой, боярской Прусской! - громыхая, катила телега. Большая, с крепкими высокими колесами, вместительная. Груженая - накрыта рогожкой, а что там под рогожкой - бог весть. Запряжены в телегу не медлительные волы - крепкие кони, значит, не бедняк хозяин-то, возчик! Далеко не бедняк, с этакими-то лошадьми. Да и сам - собой видный: волосы черные, как у мирянина или у иных немцев, бородка аккуратная, щегольская, глаза - синие, яркие, в синюю же рубаху одет, поверх - доброго немецкого сукна поддева. На поясе кожаный кошель изрядный, кинжал в алых сафьяновых ножных - длинный, не кинжал, меч целый! Взгляд у возницы уверенный, важный - по всему видать, пользоваться кинжалом умеет, и не только кинжалом. Голова шапкою не покрыта - видать, ухарь! Проходившие мимо девки - заглядывались.
Подъехав к богатой - с яблоневым и вишневым садом - усадьбе, ухарь-возница лениво спрыгнул наземь, постучал в ворота резной рукоятью плети.
- Кто таков, господине? - тут же вопрос последовал.
Спрашивали вежливо, видать, уже углядели - не голь-шмоль-шпынь ненадобный.
- Онфима-песочника знаете?
- Ну!
- Нынче я за него.
- О!!! Так ты песок привез, господине? Давно, давно ждем! Посейчас, враз ворота отворю… Заезжай, заезжай, господине.
Онфим-песочник - был поставщиком сырья для стеклодувов, о чем Миша выспросил еще третьего дня у подмастерий мастера Симеона с Лубяницы. Разыскать Онфима и договориться подменить его на денек-другой-третий для тысяцкого никакой проблемы не составило. Сладились быстро - и вместо песочника на усадьбу Мирошкиничей явился Михаил - при полном, так сказать, антураже.
Видать, и правда, ждали на усадьбе Онфима, точнее сказать - сырье. Обрадовались! Тиун-управитель едва по земле не стелился - ну до чего, пес, улыбчивый! Говорит прибаутками, сам так и льнет… Миша уж засомневался - не голубой ли? Отошел с опаскою - ну его… Спросил:
- Где мастер-то? Куда сгружать?
Тиун расплылся в улыбке:
- Да холопи все сделают. А мы пока - кваску хмельного…
- Нет уж, - строго взглянул на него Михаил. - Квасок потом, поначалу - дело. Привык сам лично за всем следить, уж извиняйте.
- Ну, тогда во-он, к мастерской поезжай… Видишь?
- Да уж вижу…
- Гермогена-мастера спросишь.
Стегнув лошадей, Миша проехал по двору вполне довольный собой - все же получилось у него управляться с упряжью, а ведь не такое уж и простое дело, как кажется. Вот и мастерская - еще издали чувствовалось, как пышет жаром печь…
Спрыгнув с воза, Михаил заглянул внутрь и поздоровался:
- Бог в помощь, работнички! Гермогена-мастера где сыскать?
- Язм Гермоген, - оглянулся возившийся у печи мужичок - невысокий, худой, сгорбленный. - А ты, мил человек, кто таков будешь?
- Я-то? Михаил, Онфима-песочника вместо.
- Песок привез?! - мастер явно обрадовался, повеселел, улыбнулся. - Вот славно! Давненько уже ждем. - Гермоген махнул рукой подмастерьям: - Эй, парни, - воз разгрузите. Где-от воз-то?
- Рядом, у мастерской.
- Ай, славно… А Онфиме что же? Приболел?
- Приболел, - Миша развел руками. - Так, несильно. Меня вот попросил нынче съездить, говорит, уж раз обещал…
- Молодец Онфим, слово свое держит. Может, кваску?
- Можно.
Выйдя из мастерской, уселись в тени, под навес, степенно попивали холодный ягодный квас, беседовали… О песке, о соде и о прочих, нужных в стеклодувных делах вещицах.
- Слава Богу, дела неплохо идут - товар недорогой, ходкий, на торжище расхватывают враз, да еще "гости" берут, те, что в Югру, да за Камень ходят.
- Да, товар у вас славный, - поддакнул молодой человек. - Я б зазнобе своей тоже чего-нибудь этакого взял, недорого, на "белку".
Гермоген вытер усы и хохотнул:
- На "белку" много возьмешь! Идем, поглядишь, выберешь.
Готовая продукция стеклодувов - браслетики, колечки, подвески, колты, бусы (все из приятного глазу желтовато-коричневого и зеленого стекла) складировалась в больших плетеных коробах, как видно, приготовленная к отправке на рынок.
Подойдя ближе, Михаил запустил руку в короб, зацепив браслеты - целую горсть, - и невольно залюбовался: красивые, прямо-таки сияют солнцем! Есть и витые, есть и гладкие, только вот того, чего нужно…
- В виде змейки, говоришь? Да еще с глазками? - мастер внимательно посмотрел на гостя. - Такие не на продажу, на заказ делают. Куда дороже выйдет! Ты где их видел-то?
- Купчины с Заволочья привозили. Хотел еще тогда купить, да опоздал - уже продали.
- Чтоб браслетик в виде фигуры какой сделать, с каменьями, с чешуею - это и труд и время нужно… а кто сейчас труд ценит? Стеколье-то само по себе - дешевое. Вот ты, хоть к примеру, возьми ножи. Когда лучше были, посейчас или лет двести назад?
- Хм. - Миша задумался. - Даже не знаю, что и сказать.
- Да я тебе сам скажу - те ножи, что двести лет назад деланы, - лучше. И крепче, и точить их не надо - однако ж, чтобы сладить, это постараться нужно - основу булатную выковать, к ней - с двух сторон - наварить железные щечки. Железо-от мягче булата - стирается быстрей, и нож-то всегда острый. Чем больше им робишь, тем он острее. Однако ж, говорю - делать его долго, да и не просто. А сейчас что? Клинок железный, к нему полосочку узенькую булатную - вжик! И все дела. Работы - с гулькин нос, зато ножей таких видимо-невидимо наделать можно - знай, торгуй. Дешевы - купят. Так и с браслетами, с бусами…
- Так купцы заволочские хвастали - у Мирошкиничей, мол, на усадьбе, такие змейки-браслеты делают.
Гермоген лишь усмехнулся и покачал головой:
- Нет, я не делаю… На всю эту красу время нужно. Постой-ка! А в дальних вотчинах того времени - полно!
- И что, там тоже стеклодувы есть? - как бы между прочим поинтересовался Миша.
- Да есть, видать, на Обонежском ряде… Не знаю, уж и кто… одначе, браслетик такой, змейкой, я как-то раз на боярышне нашей видел, Ирине. Она как раз с вотчины дальней явилась. Может, там, на Обонежье, кто и мастерит… А что, времени там у них много, заняться нечем, - стеклодув хохотнул в усы.
- Ну, в такую даль уж не поеду, - Михаил засмеялся. - Возьму вот, на "белку", какие есть…
- Так я ж и говорю - выбирай, друже!
- А боярышня-то, Ирина ваша, красивая…
- Да уж, не дурна… Ты ее видал, что ль?
- Приходилось…
Вот тут Миша, похоже, ничуть не покривил душой, вспомнив ту девушку с Усть-Ижоры, красавицу в синем платье… И гопников. И браслет… Браслет.
- Правда, давненько уже ее не встречал, даже в церкви.
- Так на вотчине она дальней, на Долгом озере, в Обонежье. Редко бывает - в ино лето раз, два - Никодим-то Мирошкинич, боярин, ей братом родным приходится, а сама - вдовица. И погост там, на Долгом озере, от мужа покойного Ирине достался. Вот и хозяйствует. Она, боярышня-то, хоть и молода, а умом справна - не всяк мужик сравнится.
Миша покачал головой:
- И как же ей там не скучно-то? Почитай, в тех местах и людей-то нет, одни медведи да рыси.
- Ничего, - хохотнул Гермоген. - Живет как-то. Может, у ней какой другой там интерес имеется?! Она ведь не рассказывает.
- Да-а-а… Вкусный у тебя квасок.
- Так пей еще-то!
- Вот, благодарствую. Вкусно… А дорожка-то, видать, неблизкая…
- Уж не близкая… До Ладоги, потом по Сяси-реке, по Паше, а там уж дале - покажут. Погост-то не маленький.
- Так кто ж покажет, коли, сам говоришь, людей вокруг нет?
- Это не я, а ты говоришь. Есть там люди - весяне и наши, новгородцы.
Миша, хоть и вызнав, что было нужно, не спешил уходить. После того, как подмастерья разгрузили телегу, еще с полчеса потрепал языком со словоохотливым мастером… О том, что Гермоген зело поговорить любит, вызнал еще раньше, все у того же Симеона с Лубяницы.
Поговорили, обсудили и то, и се: и виды на урожай, и немцев, и шведов, и, уж как же без этого, недавно изгнанного с позором князя.
- Захватчив зело князь, да и горделив больно, - неодобрительно высказался стеклодув. - Правильно его прогнали.
- Зато ведь свеев разбил!
- Разбил, это верно. Так ведь мало ли их били?
В таком вот ключе и закончили разговор. Гермоген вернулся к своим делам, а Миша, всхлестнув вожжами, покатил со двора на Прусскую и дальше, к детинцу.
По обеим сторонам улицы, за частоколами, за дубовыми воротами, тянулись обширные боярские усадьбы с высокими хоромами, конюшнями, птичниками, яблоневыми и вишневыми садами. Хорошо жили бояре в Новгороде, уж куда как славно! Впрочем, боярам везде хорошо жить. Даже вот, на дальнем погосте - у чертей на куличках - в Обонежье, на Долгом озере. И как только боярышне там не скучно? Видать, прав Гермоген - есть у нее там какой-то свой интерес. Или - уже нету? И вообще ее на погосте нету…
Господи, уж, кажется, верную нитку нащупал… Верную!
Глава 10
Лето 1240 г. Господин Великий Новгород
Водяник
Ов пожьре неводу своему, имъшю мъного (благодарственная жертва за богатый улов).
Цветник. Русская устная словесность
Нет, таки не вышло! Не захотели тысяцкий Якун и его сын Сбыслав отправлять доверенного своего рядовича к черту на куличики - в дальнюю долгоозерскую вотчину бояр Мирошкиничей. Нечего, мол, там делать, и в самом городе, чай, тайные порученья найдутся. К тем же Мирошкиничам на усадьбу ходок проделал - Онфима-песочника вместо - так давай, действуй и дальше. А дальний погост… Да черт с ним! Не там вовсе политика новгородская делается, не там…
А вот Мише-то как раз бы туда и надобно. Как вот только? Эх, кабы раньше про Долгое озеро знал - уехал бы вместе с парнями и Марьюшкой! Они ж тоже примерно в те места подались… да уж - знал бы…
Один выход - уйти от тысяцкого да пробираться самому по себе, с каким-нибудь купеческим караваном. А о караване том - на торгу спросить… или лучше у кого-нибудь из хороших знакомых… да хоть у тех же лодочников. Михаил так и сделал, уже ближе к вечеру - отпросился у Сбыслава: мол, по важным делам - к Мирошкиничам, да был таков. Ничто его на усадьбе тысяцкого Якуна не держало.
Однако следовало быть осторожным - конечно, вряд ли тысяцкий тут же отправит погоню за сбежавшим рядовичем, но и просто так побег не спустит - начнут искать. А где будут искать? В "родных" Мишиных местах - в Заволочье. А это не очень хорошо - ежели вовремя сообразят, могут и нагнать на полпути, - дальше-то дорожки разойдутся. Поэтому нужно было рассчитать так, чтобы покинуть усадьбу в день отплытия каравана.
Лодочники были на месте - жгли костерок, переговаривались, перед тем как разойтись по домам. Вечерело, и длинные тени крепостных стен и башен, подрагивая, ложились на серебристо-желтые волны Волхова, качающего на своей могучей спине ладьи и лодки. Онуфрий Весло уже ушел домой, а вот Онисим Ворон не торопился - сидел вместе с молодыми парнями вокруг костра, слушал какого-то плюгавого типа, взахлеб вещающего о кровавых проделках водяного.
- Ой, ой, сколь народу к себе утянул водяник-от! Несть числа! Вчерась - двух дев, Любомиры-вдовицы дочек, прям на глазах и утянул. Пошли с подружками купатися - глядь-поглядь - и нет их. Токмо хвост над водою махнул, стра-а-ашный…
- Знаю я Любомиру-вдову, - негромко подтвердил Онисим. - На Славковой живет. Сегодня видал - убивается… О, Миша! - заметив Михаила, лодочник приветливо махнул рукой. - Садись с нами, ушицы похлебай, послушай.
- Так от, водяник-то третьего дня на плесе трех отроков утащил - приблудные были отроки, никто об них и не плакал… Однако все ж жалко.
- А какой он из себя, водяник-то? - несмело полюбопытствовал один из парней. - Я вот его не видал…
- И слава Богу, что не видал, - Онисим Ворон усмехнулся и перекрестился… а следом за ним - и все, окромя рассказчика.
Вообще, странного вида он был, этот плюгавый мужичок с растрепанными - палею - волосами и редковатой козлиной бородкой. Одет в какую-то длинную сермягу, на шее - ожерелье из звериных клыков, на поясе - какие-то мелкие черепушки - то ли птичьи, то ли змеиные головы. Волхв, что ли? А, похоже, что так…
Рассказчик сделал паузу, принявшись прихлебывать из протянутой кем-то миски обжигающе-вкусное варево. И тут же посыпались вопросы:
- Что же, никак этого водяника не поймать? - спросил востроглазый парень с синюшными, будто вечно мерзнет, губами. - Ишь, озорует.
Плюгавец выплюнул в ладонь кость и презрительно усмехнулся:
- Поймать? Смотри, паря, кабы он тебя не поймал! Сжует, да выплюнет.
- Молитву, молитву творить надобно!
- Молитву?! - неожиданно засмеялся рассказчик. - От вашей молитвы ему никакого вреда. Другое надо молвить… присловье одно… Сказать?
- Скажи, скажи, Всеславе!
Волхв зачем-то оглянулся вокруг и понизил голос:
- Он-от, водяник-то, любит, когда его орехами потчуют… Орехи завсегда с собою носите… иль в челнах где спрячьте. Как почуете - здесь он, водяник, так быстро скажите: сиди-сиди, Яша, под ракитовым кустом, сиди под кустом, ешь орешки каленые… Бросайте орехи через левое плечо - и поскорее, покуда водяник их есть будет - веслами, веслами… Главное - не оглядывайтесь. Оглянетесь - смерть! Утащит водяник под воду, выпьет всю кровь, сожрет с потрохами!
- Господи, Господи, помилуй!
- А как же мы его почуем, водяника-то? - снова спросил тот, с синюшными губами.
Волхв негромко хохотнул:
- Почуете… Водяник, как на поверхность из воды-от выходит, ухает… Протяжно так, гулко - у-у-уххх!!! У-у-уххх!!!
Рассказчик приложил руки к губам, изобразил…
На что уж Миша в подобные ужастики не верил - а и у того от подобных мерзких звуков мурашки по коже побегли, что уж говорить о молодых лодочниках.
- Темнеет уже, - посмотрел в небо синюшный. - Пора и домой пробиратися…
- Да уж, пора… - согласно кивнул Онисим. - Ты, Мисаил, чего приходил?
- Спросить кой-что… - Миша поднялся, отошел от костра с парнями. - На Заволочье купцы-гости не отправляются ли на днях?
- В Заволочье? - лодочник задумчиво почесал затылок. - Так они третьего дня отплыли. А больше и не ведаю… На Софийском вымоле поспрошать разве что?
- Был я сегодня на Софийском, - парень с синюшными губами - Пахом - покачал головой. - Нет там заволочских, отплыли уже. Путь-то не близок-от.
- Жаль, - искренне огорчился Михаил. - Что, все-все отплыли уже?
- Ежели сильно надобно, их в Ладоге можно нагнать, - Пахом улыбнулся. - Уж там они постоят всяко… Стоит у Софийских мостков одна ладейка гостя ладожского, Рангвальда Сивые Усы. Он уж, Рангвальд-то, все свое распродал, чего надо - прикупил, день-другой - и отправится.
Услыхав такую весть, Миша обрадовался, упросил парня о госте ладожском получше узнать. Здесь же, на Федоровском вымоле, и встретиться уговорились - завтра примерно в это же времечко.
Покуда Михаил разговаривал с лодочниками, волхв все стращал оставшихся сторожить лодки парней - детин вполне себе ничего, мускулистых, однако ж, похоже, что боязливых… Хотя, с другой стороны - водяника-то дурак только не испугается, потому, как мозгов нет - не у водяника, у дурака.
Все выспрашивали: да какой из себя водяник, да как узнать, да как что…
- Водяник - он как ящерица огроменная али как коркодил-зверь… Слыхали про коркодила-то?
- Не-е…
- Ну, ящериц видали… Ящер целый! Так и зовут - Яша. Вы, главное, как услышите - плеск, а потом - у-у-уххх!!! Уххх!!! - так сразу ничком тут, на бережку, падите… Главное, на него, на ящера-то, не глядеть… тогда и он не увидит.
- У-у-у! - смешно было видеть, как здоровенный верзила боязливо передернул плечами. - А орехи… орех-то нетуть у нас!
- Ладно с орехами - не поспели еще. Главное - присловье помните: сиди-сиди, Яша, под ракитовым кустом!
- Сиди, сиди, Яша… - нестройным, словно нашкодившие первоклассники, хором повторили парни. - Ой, дяденька Всеславе, - поможет ли?
- Поможет. Обязательно поможет. Главное - все делайте, как я наказывал. Тогда живы останетесь. Ништо, он не страшный, водяник-то! - неожиданно рассмеялся волхв. - Главное, не смотреть на него, да шептать присловье… Сразу ж отвернитесь, а уж ежели оглянетесь - тут вам и конец.
- Господи! Господи! Страсть-то какая!
- Ништо-о-о-о! Делайте, как я сказывал.
Михаил слушал весь этот бред краем уха и едва сдерживал смех - уж больно это все походило на какой-нибудь инструктаж. Ну парни-и-и… Ну простота… Про крокодилов в Волхове - это только академик Рыбаков мог написать… Холодновато им тут, крокодилам-то, как и всем прочим ящерам-динозаврам. Как там песенка-то? Сиди-сиди, Яша, под ракитовым кустом? Жуй орешки каленые… Орешки, ишь, любит… Гурман!
Попросив Онисима перевезти на Софийскую сторону, Михаил переночевал у себя в избе на усадьбе, а прямо с утра явился пред очи тысяцкого Якуна.
Поклонился - тысяцкий как раз спускался с крыльца:
- Здрав будь, господине.
- И ты не хворай, Мисаил, - Якун явно куда-то спешил - слуги уже подводили коня, покрытого длинной расшитой попоной. - Хотел тебе поручить тут… Ну, да некогда - Сбыслав, сыне, расскажет…
Сбыслав как раз на крыльцо вышел, кивнул - с отцом простился: обнялись, поцеловались троекратно… Это куда ж тысяцкий собрался?
Заржали кони. По-молодому взметнувшись в седло, тысяцкий Якун нетерпеливо махнул рукою - привратники поспешно отворили ворота, и вся кавалькада помчалась к детинцу.
Проводив всадников взглядом, Михаил вопросительно посмотрел на Сбыслава.