- От псковичей посланцы явились! - скупо пояснил тот. - Изборск орденские взяли! Дело важное - Псков-от (Сбыслав говорил - "Плесков") давно от Новгорода отложитися хочет. Как бы орденских немцев не призвали! Могут… Ежели Ярослав-князь Владимирович почует, что прогнать могут, немцев позовет - бискуп рижский ему - по отцу второй жены - сродственником приходится. Позовет! А те и явятся… От того Новгороду - худо. Вот и поспешают посейчас все - помочь ли тем псковитянам, что за нас стоят, нет ли? Ой, непростое дело.
- Да уж, - согласился Миша. - Так что отец-то твой от меня хотел?
- А, - сын тысяцкого вдруг улыбнулся. - Мало дело. Отроци наши, холопи, Аксиньи, поварихи покойной, детушки, третьего дня купатися пошли… с тех пор нету. Сбежать вроде не должны - плохо им тут, что ли? ("Цто ли?") Верно, утопли. Ты, Мисоиле, узнай - ежели утопли, пес-то и с ними, жалко, конечно - может, подросли б, так вышел бы толк - а так… ну да ладно. А вот, ежели убегли… - Сбыслав посерьезнел. - Так это совсем другое дело.
Миша при этих словах поежился.
- Совсем, совсем другое… Тогда выяснять надобно, разбираться - почему сбегли, кто подбил-сманил? Сыскать, вернуть, наказать - чтобы другим неповадно было! Вот этим ты, Мисаил, и займись… заодно с другими делами. - Сбыслав погладил бородку. - Выясни наскоро - утопли или сбегли. Дня тебе хватит?
Михаил тут же вспомнил про ладожского гостя Рангвальда:
- Лучше бы три!
- Два… Но не более!
Вот как удачно все складывалось! Теперь можно спокойно заняться своими делами, подготовиться, чтоб незаметно уйти. Да сделать так, чтоб не сразу хватились… Как? Тут думать надобно, думать… Ну и - уж заодно - беглецов поискать… или утопленников, хм… Сиди-сиди, Яша, под ракитовым кустом…
Перво-наперво - время-то было - Михаил поговорил с тиуном. Что за отроки? Да куда ушли - не говорили ли? Тут же для себя запомнил имена да приметы… которых, по сути-то, и не было - оба парня, Трофим и Якся - одинаково светловолосы, светлоглазы, худы, Трофиму - тринадцать годков, Якся - на год помладше, кстати, у этого последнего и приметы обнаружились - на щеке, слева, рваный шрам - прошлолетось рыболовным крючком зацепил.
Выслушав тиуна, Михаил покивал:
- Ясно… Так не говорили, куда пошли?
- Да на реку, куда ж еще-то? Двор подмели, дров на баню накололи - язм их и отпустил. Кто ж знал, что так вот все выйдет?
- А время-то какое было? День или, может быть, вечер?
- Время-то? - тиун задумался, покрутил длинный ус. - А не день и не вечер, а, скорей, послуполуденье.
- И что же, пропавших сразу хватились?
- Да кому они вечор нужны-то? Утром кликнули воды таскать… а нету!
- А жили они…
- На заднем дворе, на сеновале ночевали. Одни.
- Угу… И никому не говорили, куда именно пошли? Ну, в какое место?
- Да куда они ходят? Тут, рядом, к мосткам. Не к тем, где ладьи, а в камыши, к рыбацким.
- В камыши, значит… ну-ну… - покивав, Михаил отправился по указанному адресу. Надо сказать, пока еще для него - весьма смутному.
Спустился по утопающей в садах многолюдной Кузьмодемьянской вниз, потом поднялся на земляной город, прошел воротною башней, снова спустился, на этот раз уже к Волхову, к вымолам. Остановил первую попавшуюся компанию ребятишек:
- Парни, рыбацкие мостки где?
- А вона, пройдешь к камышам, там увидишь.
Миша сделал, как сказали. Прошел. Увидел. Сняв сапоги, уселся прям на мостках, спустив ноги в воду. Хорошая вода, пока еще теплая, и все же, нет-нет, да и увидишь качающийся на волнах первый желтый листик, предвестник близкой, увы, осени. Да уж, вот и осень скоро. А он, Михаил, еще здесь… черт знает, где, господи! И случится же! Кому потом рассказать - у виска пальцем покрутят.
На противоположном берегу реки, от Федоровской пристани, отчалив, уходили вниз по теченью груженые ладьи, обгоняя их, мчались челноки полегче, поменьше - кто на веслах, а кто - и под парусом.
У мостков, на мели, поднимая тучи брызг, с шумом и гамом плескались мальчишки. Играли в какую-то игру - в пятнашки-догоняшки, что ли… Миша присмотрелся… Да нет, не в пятнашки - в водяника! Водящий - сиречь водяник и есть - прятался в камышах и, резко нырнув, должен был утащить кого-нибудь под воду. Кого утаскивал - тот потом и водил. Нехитрое игрище…
- Эй, парни, племянников моих тут третьего дня не видали? Оба сивые, у одного - младшего - шрам на щеке, вот тут… - молодой человек показал - где.
- Со шрамом говоришь, дядько? А они, племяши-то твои, вольные аль боярские?
- Да с усадьбы, - Миша не уточнил, с какой именно.
- Значит, боярские. А мы с челядью не водимся, так-то!
- А кто водится?
- Отдельно они купаются, вона, за той ракитою, - один из отроков показал рукою. - А ежели сюда придут, так мы их бьем, не даем спуску!
- За ракитою, говоришь…
Миша спрыгнул с мостков, зашагал, держа сапоги в руках. Дойдя до свесившейся почти до самой воды ракиты, свернул к берегу… и тут же увидал на ветвях - белело что-то. Ближе подошел… Ну конечно! Двое портов, две грубого полотна рубахи, на солнышке выбеленные. По размеру - как раз на пропавших отроков.
Значит - утопли. Голыми же в бега не подадутся? Логично. Можно возвращаться да спокойно докладывать обо всем Сбыславу.
Или не торопиться? Два дня ведь даны… вот и использовать их для себя. Дойти до Федоровского вымола… эх, жарковато в обход, через мост шагать, круг выйдет немаленький. Вон они, Федоровские мостки - через реку, видать, если хорошо присмотреться. Переправил бы кто? Сходить, поискать лодку?
Михаил внимательно посмотрел на реку - как назло, поблизости не было видно ни одного рыбачка. Ни единого! Все там, за плесом, у Жидического озера, там самый клев… Видать, придется пешком тащиться. А тогда зайти на усадьбу - пообедать, что ли?
Миша уж совсем было собрался так вот и поступить, как вдруг увидал в камышах лодку - обычную долбленую ройку. Старую и, кажется, ничью. Да - была бы чья-нибудь, так уж привязали б, или пригнали б к мосткам - чтоб на людях, на виду… Нет. Скорее всего - действительно ничья… Ишь, лежит, вроде как просто волною прибило… Ха! Так, может быть, и прибило. Откуда-нибудь сверху, с плеса. Ну да… вон, веревка-то перетерлась. Михаил наклонился, внимательно рассматривая остатки веревки. А уж когда в ройке обнаружилось и запасное весло - больше не думал. В конце концов, какая разница, куда унесло лодку - на Софийскую сторону к Рыбацким мосткам или - на торговую, на Федоровский вымол?
Кинув в лодку сапоги, столкнул в воду, уселся - эх, хороша лодочка! И идет неплохо, хоть с виду и колода колодой, а все же слушается весла и на волнах устойчива… нет, все же захлестывает. Доплыв примерно до середины реки, Миша призадумался - чем бы вычерпать воду? Неужели ничего подходящего? Обнаружив позади углубление, сунул руку - вроде бы есть что-то… Дудка! Камышовая, с каким-то утолщением посередине - чуть ли не тромбон! Михаил из озорства дунул… Ну и звук! Уханье какое-то, а не звук - аж уши завяли. Сунув дудку обратно, снова пошарил… вытащив, наконец, обломок глиняной корчаги, вполне подходящий для вычерпывания. Посидел, почерпал воду, снова взялся за весло, и вскоре уже был у Федоровских мостков. Завидев знакомого - с синими мерзлявыми губами - парня - помахал рукою:
- Здоров, Пахом!
- И ты будь здрав. Вовремя пожаловал - Рангвальд Сивые Усы, гость ладожский, раненько поутру отплывает. За перевоз возьмет немного - "куницу" - но будешь у порогов, на волоке, помогать.
- Вот, славно! - обрадованно воскликнул молодой человек. - Конечно, помогу, спина не отвалится. Только вот насчет "куны"… Придется в обрат, на тот берег.
- Хорошая ройка, - Пахом оглядел Мишин челнок. - Справная.
- Да? А мне так показалось - не очень.
- Справная… да ты глянь! И двух лет ей нету… Дорого взял?
- Не моя… - Миша не стал врать, к чему? - К вымолу вон, прибило, к Рыбацким мостам.
- Добрая ройка. Я б и сам такую прикупил.
- Так бери эту! Все равно - ничья!
Пахом с сомнением покачал головой:
- У такой лодки хозяин, чай, сыщется. С плеса видать, унесло, а куда - сообразить можно! Вот увидишь, явится за нею хозяин, явится.
Сказал, и как накаркал!
Михаил едва успел сплавать туда-сюда - взять "куну" - едва привязал ройку к мосткам остатком веревки, как - на тебе! Причалил чуть ниже по реке длинный шестивесельный челн с тремя мужиками. Один из них - горбоносый, чернявый - завидев на вымоле Мишу, зашагал прямо к нему:
- Здрав будь, мил человеце.
- И тебе не хворать!
- Ройку чай, сеночь, не прибивало?
Михаил равнодушно кивнул:
- Да вона, стоит какая-то… Твоя что ль?
Горбоносый ринулся к лодке, осмотрел и, обрадованно осклабившись, обернулся:
- Моя! Она самая! Вон, тута, на боку - сучок, а там вот, дырочка…
- Твоя, так забирай, - махнул рукою Миша. - Вообще-то, хорошо б с тебя что-нибудь взять за потерю…
- А ты, мил человек, лодочник?
- Лодочник…
- Инда пришлю вечерком пива на "белку", - садясь в ройку, пообещал мужик и замахал рукою своим. - Эй, эй! Нашел, нашел, парни.
В челне засмеялись:
- Добро, что нашел. Иначе б Кнут бы тебя…
Кнут?! При чем тут Кнут? Или - послышалось… Да, наверное, послышалось.
Черт с ним, с Кнутом, не до него сейчас.
Еще тогда, когда у Рыбацких мостков обнаружилась одежка утонувших отроков, в голове Михаила зародился некий план, не то чтобы весьма остроумный, но вполне даже действенный: утонуть! Утонуть, чтоб не искали. Где-нибудь в ближайшем омуте и… не то чтоб при скоплении народа… но чтоб он, народец этот, там был, хоть сколько-нибудь - свидетели.
- Где тут омута? - Онисим Ворон - уже к этому времени приплывший - помотал головой. - А зачем тебе омута?
- Утонуть хочу, - хотел было честно признаться Миша, но передумал.
Кто его знает, как тогда сладится? Онисим, конечно, парень хороший, и вон как помогает, но… Одно - помочь с попутной ладьей - обычное дело, и совсем другое - участвовать в каком-то непонятном - и, бог знает, ради чего? - обмане. За кого тогда Мишу примут? За беглого? Или - того хуже - за шпиона орденских немцев?
Нет уж, надобно самому "утонуть", да так, чтоб потом не искали… И желательно, чтобы кто-то видел… чтоб на глазах… но чтоб спасать не полезли. В крайнем случае, конечно, можно обойтись и слухами… Мол, приходил один человек, про отроков утопших выспрашивал, сам в воду полез - да и сгинул. Только пятки сверкнули!
Кстати, и одежка тогда другая понадобится… эту-то - на берегу оставить.
- Слышь, друже Онисим, я тут подумал, что хорошо б одежку новую справить… Эта-то уж не больно богата. На две "белки", а?
- На две "белки"? - Онисим Ворон смешно наморщил нос. - Ладно, придумаем что-нибудь.
- А где тут искупаться можно?
- Да эвон - река!
- Нет… чтоб понырять… чтоб омуток какой-нибудь.
Лодочник прищурился:
- Гляди, в омутке-то можно и остаться, не выплыть.
- Ничего, плаваю я хорошо!
- Да и поздновато уже для купания - Илья-то Пророк когда был? То-то же!
- И все ж таки?
В общем, уговорил Миша, показали ему удобнейшее местечко - плесо, камыши, ольховник и, конечно, омут. Вода воронки крутила - смотреть страшно. Жаль только вот - вокруг ни души!
- Подожди, ближе к ночи приблуды явятся, - засмеялся Онисим.
- Кто? - Михаил поначалу не понял.
- Приблуды. Ну, изгои всякие… Днем-то они на торгу, на подхвате, а ночевать некоторые сюда приходят - тут и скрытно, и родников много, опять же - и поплавать, грязь да пыль с себя смыть.
- Ясно. Рангвальд, ладожский гость, с Торговой пристани отплывает?
- С Торговой.
Прекрасно! Пешком недалече дойти.
- Так что с одежкой-то?
- До вечера подождешь?
- Ну, конечно!
- Пришлю с Пахомом, сеночь его сторожить очередь.
Вот и славно!
На пару "белок", конечно, не бог весть что прикупил Онисим Ворон, однако слово свое сдержал, прислал с синегубым лодочником на вымол. Михаил, подальше отойдя, развернул сверток - рубаха плотного тепло-коричневого сукна, длинная, с оторочьем, к ней пояс, да рубаха нижняя, льняная, да порты. Коричневый цвет, это, конечно, не синий - как на Мише сейчас. Уж не спутаешь. И никто ту - коричневую - рубаху не видел, кроме Онисима… Ну, а уж тот какой вывод сделает - ладно. Михаил усмехнулся - вряд ли они больше когда-нибудь свидятся - повезло бы с браслетами! Эх, разгадать бы тайну, уйти… О том, что будет, если все не срастется, не сложится, Михаил сейчас старался не думать - просто шел себе по чуть показавшемуся следу, словно хорошая гончая, и все тут. Получится - не получится, выйдет - не выйдет, нечего сейчас рассуждать - другого-то ничего нет, только браслетик - Мирошкиничи - Долгое озеро. Так-то!
Со стурожей похлебали ушицы - солнце садилось уже, золотисто-оранжевое, теплое - отражалось в реке последним прощальным лучиком… однако совсем еще не закатилось, сверкало, пускало по волнам золотисто-багряную полосу, вытягивая длинные черные тени.
Простившись с лодочниками, Михаил зашагал прочь - якобы к себе - сам же, не доходя до Никитиной улицы, снова свернул к реке - к ольшанику, к купальне, к омуту. Прошелся по узкой тропинке - а вечер-то был такой чудный, спокойный, тихий! В малиновых - рядом - зарослях пели соловьи, где-то на другом берегу куковала кукушка, сладко пахло клевером, иван-чаем и - почему-то - только что скошенным сеном. А какие плыли по небу облака! Нет, не белые - багряные, ярко-золотые, голубовато-зеленые - целая радуга. Миша никогда таких раньше не видел, может быть, плохо смотрел? Да нет… просто - он давно приметил уже - в этом мире цвета были ярче: не то чтобы небо синее, чем в двадцать первом небе, не то чтобы солнышко ярче, но… Но вот взять, к примеру, хоть те же цветы, вот, скажем - желтые. Кроме одуванчиков, мать-и-мачехи да купальниц Миша никаких других и не знал, ну, может, еще лютики да мимозы. А тут… Тут их столько! Вот, кажется бы, ромашка - а вся золотистая, солнечная, а вот здесь что-то похожее на иван-чай, целые заросли - и тоже желтые, и здесь еще… и там… А взять голубой цвет? Синий, сиреневый… Что там Миша-то помнил? Васильки, незабудки, колокольчики, фиалки… а здесь вот - справа, протяни руку - целое море! Глубоко-синее, небесно-голубое, сиреневое - почти до пурпура. И что за цветы такие? И с любым цветом - так. Вот розовый - само собой, клевер, иван-чай - и что-то еще, много-много. А вот красные маки, а вот… даже непонятно и что - длинные узкие лепестки, словно капли крови. М-да… ну и сравнил! Нет, не кровь, конечно… словно художник, какой-нибудь там Клод Моне, обронил из палитры краску, не донес до своих знаменитых "Маков", разбрызгал - и вот они, лепестки, пламенеют!
А воздух, воздух какой! Сказать - пьянящий - ничего не сказать. Пить можно. Есть глубокими столовыми ложками - и, кажется, одним им, воздухом-то, и будешь сыт. А вода… Миша припрятал сверток с новой своей одежкой за приметным кусточком, скинул старую рубаху, порты, сложил на бережку приметливо… и - прихлопнув пару комаров - в воду… Аж дух захватило! Молоко! Молоко парное… А солнышко - вот уже и не видать почти, только пламенеет вдалеке крыша воротной башни.
Михаил, ясное дело, в омут соваться не стал, поплавал рядом, нырнул… а когда вынырнул, выбрался на бережок - и тут же спрятался в ольшанике, услыхав быстро приближающиеся девичьи голоса и смех. Спрятался, да так неудачно - не повернешься, не выбежишь, до одежки - хоть до старой, хоть до новой - незаметно не доберешься, тропинка-то - вот она, совсем рядом. А девки - тут уже! Три грации… Бегут, на ходу одежонку снимают… Миша аж присвистнул восхищенно - тихонько, чтоб не услышали - ну до чего ж хороши, чертовки! Молоденькие, стройные, крутобедрые, с золотистою - и, верно, шелковистой на ошупь - кожей… Ах…
Посмеялись, да, взявшись за руки, зашагали в воду - одна другой краше. Или Михаилу просто так сейчас казалось? Как вот с цветами…
Ага, вот одна нырнула… вот, вынырнула… обдала брызгами подружек. Те заверещали:
- Ну, хватит, Добронега, хватит!
Добронега, хм… Имечко-то, кстати, языческое.
Вот все уже поплыли вокруг омута, а Миша-то, между прочим, подмерзать начал - после воды-то да на улицу. Между прочим - вечер, сумерки уже, скоро и совсем стемнеет - вон, и звезды на небе, луна - серебристые пока, но наливаются золотом, а небо синеет, синеет, синеет…
Откуда раздался этот звук. Миша не мог бы сказать. С дальнего ольшаника, что ли? Или от излучины… Вот опять! У-у-ух!!! Уу-у-ух!!!
Девчонки завизжали, поплыли к берегу… И вдруг - из камышей - им наперерез - лодка! Быстрый приземистый челн!
И снова этот звук - у-у-ух!!! у-у-ухх!!!
Господи! Так ведь это - как дудка. Та дудка, что Миша сегодня нашел в ройке. И - так кричит водяник! Об этом предупреждал тот хмырь, волхв. Надо, мол, прятаться, говорить какое-то дурацкое присловье и ни в коем разе на водяника не смотреть…
Не смотреть… Ах вы ж твари!
Из своего убежища Миша увидал, как на несчастных купальщиц накинули сети… хороша рыбалочка! А и водяники - куда как хороши… сволота поганая! Не смотреть, говорите?
Ладно… покажем вам - не смотреть!
- У-у-ухх!!! У-у-у-хх!!! - доносилось с реки.
Уже стемнело, и в самом деле было страшно. И так-то, знаешь, что дудка, а все равно - мурашки по коже от этого - уу-у-ххх!!! У-у-уххх!!!
А девчонки визжат…
- Помогите!!!
Ах вы ж…
Не думая больше, Михаил выскочил из кустов, заорал что есть мочи:
- Что творите, шильники косорылые? А ну, пусти девок! Заходи справа, братва!!!
Про братву - это он специально крикнул, чтоб разбойникам было страшнее. Ишь, суки, нечистой силой прикинулись.
- У-у-ухх!!! У-у-уххх!!!
Сейчас будет вам - ух!
Сейчас, сейчас… Лодочников на помощь позвать, уж не должны бы струсить…
- Эй, парни!
- Эй…
Это кто-то сзади.
Миша обер…
Нет, не успел.
Что-то тяжелое ударило в голову.
И темнота.
И все…
- У-у-уххх! У-у-ухх!!!