Вокруг расстилался лес! Угрюмая такая чащоба с елями, соснами, буреломом. Да еще и болотины по краям - никуда с тропинки не денешься при всем желании. И - странно - Миша приметил по солнышку, по мху на деревьях - тропка-то вела вовсе не на юг, к Пашозерскому погосту, а совершенно наоборот, явственно уводила к северу, в какие-то совсем уж непролазные дебри. Впрочем, очень может быть, что только таким путем сейчас и можно уйти, выбраться. Та, южная-то, дорожка наверняка мимо лугов да полей тянется, а там народ, людно, беглеца запросто заметить могут.
Несмотря на ясный день, в лесу было сумрачно, темно, угрюмо. И - казалось - смотрят со всех сторон чьи-то злобные глаза. Рысь? Медведь? Волки? Хотя зверье-то сейчас сытое, бояться нечего… и некого, ну разве что - лося. Вот уж тот-то дурак рогатый может и просто так, ни за что ни про что - копытом башку снести, бывали случаи!
Беглец вдруг резко остановился, услышав впереди, в зарослях, чей-то стон! Или даже - вскрик… Ну, явно человеческий голос!
Оглянувшись по сторонам, Михаил ломанулся вперед, с трудом протискиваясь сквозь растущие прямо на тропе колючие заросли… и едва не упал вниз, останавливаясь на самом краю глубокой, разверзшейся под ногами ямы… Именно - ямы. Ямы-ловушки - волчьей, а то и на медведя. Во-он, торчат колья! Если б не голос… если б кто-то уже не провалился в ловушку допрежь, вот только что - Мишу уж точно пронзили бы колья. Прямо насквозь, как какого-нибудь медведя!
- Эй, кто здесь? - беглец склонился над ямой.
И тут же отпрянул - кто-то рубанул ножом, едва не достав Михаила. Кто-то? Молодой человек лет двадцати пяти, русоволосый, кудрявый, с задорной кучерявой бородкой и пшеничными усами.
Миша, между прочим, обиделся:
- Хотел помочь, а ты - ножиком! Хорош гусь. Ну и сиди теперь там, охотничков дожидайся. Когда они еще ловушки свои проверят!
С досадою сплюнув, беглец подался в кусты - обойти яму слева, справа, похоже, что никак нельзя было - болотина. Угодивший в яму путник неожиданно застонал.
Михаил обернулся:
- Ты там что, ранен, что ли?
- Да колом бок распороло.
- Лихо ты прыгаешь, для раненого… Хочешь, чтобы помог, так нож выкинь.
Просьба сия тут же была исполнена - на край ямы, сверкнув, вылетел узкий клинок.
- Не хотел я тебя резать, думал - зверь какой, - тихо признался раненый.
- Индюк тоже думал…
Наклонившись вниз, Миша присвистнул и, поразмыслив, все тем же брошенным ножом принялся вырубать в попавшихся рядом рябиновых зарослях подходящий шест. Ямища-то оказалась глубокой - метра четыре, не выпрыгнешь. Да еще края мокрые, сыпкие…
- Сам вылезешь или помочь?
- Вылезу…
Парень выбрался - ловкий, черт… И снова застонал, приложив ладонь к окровавленной рубахе.
- И большая рана? - участливо поинтересовался Миша.
- Да не так, чтобы очень… Юшку унять бы. Постой, я сам… Подорожника у тропы посмотри… должен быть бы…
Рана оказалась рваной, большой, однако - даже на мишин непросвещенный взгляд - неглубокой. Так, вырвало клок мяса… Однако вполне загноиться может - от той же грязи.
Приложив подорожник, перевязали бок оторванной от подала рубахи тряпицей.
- Вот, поганцы, ну надо ж - на самой тропе волчью яму устроить, - скрипя зубами, выругался незнакомец.
- Так местные-то, верно, про нее знают, - усмехнулся Миша, внимательно рассматривая нож - хороший, с наваренным лезвием и резной рукоятью из рыбьего зуба. Новгородской работы ножик!
- Местные-то знают… - парень зло сплюнул.
- А чужие здесь и не ходят! - в голос захохотал Михаил.
- Тс-с!!! - незнакомец вдруг тревожно приложил палец к губам и прислушался. - Кажется, голоса.
- Так - охотники!
- Охотники? Может быть… а не лучше ль нам скрыться? Спрячемся, во-он, хоть в том буреломе - век никто не найдет, а нам все слыхать будет.
- Не найдут - если у них собак нету, - резонно заметил Миша. - А ежели есть…
- На собак у нас нож найдется! Идем… может, и не охотники это вовсе. Ну же? Идем!
О как уже сказал - "у нас"! Прогресс - одно слово. Михаил спрятал усмешку - этак ежели дело пойдет - так его скоро братом родным величать будут. Однако послушался незнакомца, зашагал к бурелому. На ходу, правда, спросил:
- Тебя хоть как звать-то?
- Василий… Василий Нежданов сын. Новгородец я, лоцман.
- А я - Михаил. И чего ж тебя в этаку даль занесло, лоцман? Тут, чай, ни немецких купцов, ни готландцев…
Василий отмахнулся:
- Надо было… Тс-с!
Нет, собаки с ними не было. Да и не охотниками были те, кто вот как раз сейчас подошел к краю ямы. Белобрысый круглоголовый Страшок и с ним тот старикашка, староста Нежила.
- Ну? - внимательно осмотрев ловушку, староста оглянулся на парня. - И где ж он?
- Тут должен быть, - Страшок озадаченно взъерошил затылок. - Ну, никак он ямину эту миновать бы не смог… провалился б, тут же ее и не заметишь. А заметишь, так уже поздно будет… О! Да вот же, юшка!
- Да где?
- Вон-вон, на кольях.
- Ну, юшка… - старик призадумался и вдруг, неожиданно, изо всех сил закатил Страшку оплеуху. - Нна!!! Едино дело доверил, и то не смог как следует сладить!
- Так, дядько…
- Я те покажу дядьку! Иди вон теперь, рыскай по лесу, аки волк, ищи. И покуда не найдешь - не возвращайся.
- Да найду я, дядько Нежила…
- Найдешь?! - староста с подозрением посмотрел на обиженно засопевшего парня. - И где ты его тут найдешь - в чаще? А собаку не дам! Нечего наших всех бередить.
- Да и не надобно собак, дядько Нежила, - вдруг ухмыльнулся Страшок. - Он, если и уйдет, так недалече. Других троп тут нет, а эта - к Чоге-реке выведет. И не свернуть - болота кругом, трясина. Я посейчас ройку возьму - на речке его и встречу.
- Встретит он… - староста сварливо потряс бородой. - Эх, надо было сразу, как вывел, ножиком в бок…
- Так я же так и предлагал! А ты все - заметят, заметят… Оттащили б потом в овраг - никакие б собаки вовек не учуяли.
- Ин ладно, - Нежила махнул рукой и строго посмотрел на собеседника. - Пойдем, возьмешь лодку. Но смотри…
- Ты ж знаешь, дядько, - я стрелой белку в глаз бью!
- Ладно хвалиться-то - в глаз!
- Христом-Богом клянусь… И еще Родом с Мокошью!
Во как! Не только Христом, но и Родом с Мокошью! Двоеверы, однако, язычники…
Голоса постепенно затихли, и Михаил, вздохнув, повернулся к Василию:
- Ну-с, господин лоцман, в свете услышанного что делать будем? По тропе идти - на стрелу нарваться, а свернуть, похоже, нигде и нельзя - было бы можно, не были б они так уверены.
- Даже не знаю, что и сказать, - новгородец искоса взглянул на Мишу и усмехнулся: - Чаю теперь - яму-то не для меня, для кого-то другого готовили.
Михаил глухо хохотнул в ответ:
- Этот другой - перед тобою сидит!
- А я догадался! - ухмыльнулся Василий. - Я вообще - догадливый.
- Как же ты, догадливый наш, в яму-то угодил?
Лоцман отмахнулся:
- Ладно тебе смеяться-то. Лучше думать давай - как выбираться будем.
- А что там думать-то? На усадьбу вернемся! - резко, как отрубил, заявил Михаил.
- На какую еще усадьбу?
- Есть тут одна… Откуда тропа. Сам же слыхал все. Вперед нам нельзя, в стороны - невозможно, остается куда? Правильно - назад. Туда сейчас и отправимся. Что смотришь? Нет, ночи дожидаться не будем - к чему? На усадьбе-то нас как раз сейчас никто и не ждет. Ай да староста… ай да Страшок! Ай да я, глупый дурачина…
- Ты про что это?
- Так, друже Василий, о своем, о девичьем…
- О девичьем? - лоцман зачем-то потянул с себя кушак.
А Мише, честно сказать, не до него сейчас было. О себе думал - ну надо же, так глупо попасться! Поверил, блин, хитрецам. Да что там, хитрецам, стоило только повнимательней присмотреться к поведенью Страшка - и все стало бы ясно уже с самого начала. Ведь все, как нарочно - и двор пустой (на луга все ушли, как же!), и сам Страшок стоял как хозяин - даже не моргнул, а ведь нехорошим делом занимался - пленнику убегать помогал. Эх, чего уж теперь говорить? Одно хорошо - из всего следовало, что его, Михаила, староста и Страшок замыслили убить в тайне от всех. И это очень хорошо, что в тайне…
- Идем, идем, не сомневайся, - на ходу обернувшись, Миша весело подмигнул своему спутнику. - Чего кушак-то снял?
- Показать хочу кое-что… Ты тут про девок давеча говорил? Так вон, взгляни - может, встречал такой где поблизости, у реки, вдоль озер, на тропинках…
Василий с грустной улыбкой протянул новому знакомцу… девичий изящный браслетик синего новгородского стекла!
- Гламурненько! - с хохотом заценил Михаил. - Видал, а как же! На Паше-реке один, и один уже здесь, к Пашозерью ближе.
- Так ты видал?! Видал?! Здесь? - лоцман аж весь затрясся и чуть было не схватил собеседника за грудки, да ведь и схватил бы, кабы не помешала рана. А так - дернулся, застонал - у-у-у…
- Ничего, вылечат скоро твой бок, - пообещал Миша. - Твою девчонку что, людокрады похитили?
- Похитили, так… - новгородец посмурнел ликом. - Ненаглядную мою Добронегу…
- С Федоровского вымола?
- Там… рядом… Постой! А ты что, бывал в Новгороде? По выговору вроде не новгородец.
- Да уж приходилось, бывал… А девчонка у тебя сообразительная - ишь, выдумала знаки после себя оставлять.
- Мы с ней раньше в такую игру играли… Она спрячется где-нибудь… браслетиками путь укажет, а я ищу. Браслетов этих я ей много дарил… мог бы и серебряных, да Добронега любила стеклянные. Нравились они ей почему-то.
Михаил хмыкнул:
- Да уж, серебряными-то не поразбрасывалась бы - отняли бы сразу.
- Слушай-ка, Михайла… А ты-то кто такой, откудова? Не поверю, что местный!
- Так с Заволочья! И на новгородской службе бывал.
- А, вон оно что.
- Скажу, не хвастаясь - с князем Александром вместях лихо свеев рубили! Прямо, как в той песне - мы красные кавалеристы и про нас… Впрочем, ты эту песню, верно, не знаешь.
- Я много песен знаю!
- Эту - нет. А вот про браслетики… Ты такой, золотисто-коричневый, в виде змейки, случаем, не встречал?
- Золотисто-коричневый? В виде змейки? - Василий задумчиво покачал головой. - Нет, не встречал… Разве что только обломки!
- Обломки?! И где?
- Да здесь, рядом, на Чоге-реке… Я ж как раз оттуда к яме этой чертовой вышел!
Подойдя к усадьбе, беглецы не стали хитрить, а просто-напросто постучались. Прямо в калитку, как могли, громко…
- Эй, эй, открывай! Да открывайте же, мать вашу за ногу!
- Чего лаетесь? - наконец откликнулись со двора. - Кто такие?
- Друг мой торговый гость, а язм - тиун. Отворяй быстрее, дурья башка, надоело уже тут мерзнуть!
- А вроде не холодно… жарковато даже…
Тем не менее калитка открылась… и уж теперь-то на дворе было полно народа - видать, вернулись охотники… или рыбаки…
- Ого! - завидев Мишу, удивленно воскликнул кто-то из давешних парней, подручных старосты Нежилы. - Вот так да! Вернулся в обрат, сам пришел!.
- А я никуда и не убегал, - Михаил пожал плечами. - Так просто, погулять вышел…
- Мисаил! Мисаиле!!! - из толпы собравшихся рванулись вдруг двое парней… чернявый и рыжий… Авдей и Мокша!!!
Обнимая их, Миша аж прослезился:
- Господи… господи… живы… Постойте-ка! А Марья где? Она ж с вами шла, с вами…
- Да с ними, с ними… - знакомый голос зазвучал позади, за спиною. - Жду не дождусь, когда меня так, как их, прижмешь, господине…
Михаил оглянулся… Господи… Марьюшка!
Глава 13
Сентябрь 1240 г. Обонежский ряд
Лужа
Аще кто с робою своею блуд сотворит…
Церковные правила о челяди, холопах, изгоях, смердах
Она ждала его в предбаннике, распаренная, нагая, счастливая. Марья-Марьюшка, раба. Уж конечно, Миша был очень доволен… и вовсе не любовными утехами - хотя и они, надо сказать, вовсе не были лишними - но главное все-таки было не это - радость наполняла сердце: и Марьюшка, и ребята нашлись - вот они, живы, здоровы, веселы! Никуда не сгинули, не затерялись, не утонули в болотах. Для Михаила эти люди были свои. Свои… Пожалуй, пока единственные, кого можно было бы называть так в этом мире. Мокша, Авдей, Марьюшка… А кроме них? Ну, лодочники с Федоровского вымола, хорошие, добрые парни - однако ж это так - друзья-приятели, как вот и Василий Нежданов сын.
Марья… а ведь, похоже, запала девка. Запала… Говоря откровенно, Мише-то это было до лампочки - ну не испытывал он к ней никаких серьезных чувств. Так, переспать пару раз по обоюдной приятности - не более… А вот Марьюшка - по всему видно было - совсем иначе считала. Ну, ее дело… Мысли такие Михаил от себя гнал. Еще не хватало - влюбиться. О доме надобно думать, о возвращении.
Кстати, в суматохе встречи как-то не сразу заметилось отсутствие Страшка. Исчез куда-то, сгинул - скорее всего, староста сплавил его подальше от Мишиных глаз. Сам же остался, ходил нагло - да и чего ему было опасаться? Кто тут что смог бы доказать, и, главное - кому? Ни Авдей, ни Мокша покуда особой силы в вотчине не имели. Так что чувствовал себя староста Нежила вполне спокойно, уверенно, с Мишей разговаривал, улыбаясь - какой такой стыд, божья роса. А вот помощник его - молодой кудрявый парень по имени Кирьян, кстати, недавно женившийся, Михаилу понравился - добродушный и, судя по всему - честный малый, явно пользующийся уважением. Вот такого бы и в старосты!
Собирались на Долгое озеро. Михаил с Василием, рана которого уже начала подживать, с ними и парни - Авдей с Мокшей. Все честь по чести - испросили разрешенья у старосты проводить давних друзей в Заонежье. А Нежила тому и рад - пущай проваливают, лишь бы больше не возвращались. Вслух, конечно, ничего такого не говорил - улыбался. Ух, до чего ж мерзкий, пакостный человечишко, Миша хотел уж было рассказать все парням, да по совету Василия передумал - нечего тут отношения осложнять, лучше уж потом сказать, на обратном пути.
Браслетики синенькие, путь к любушке своей указующие, Василий Нежданов сын уже после Ладоги стал находить, а до Ладоги путь - знакомые корабельщики подсказали. Туда, мол, людокрадам самое милое дело - к югу-то какие-то страшные мунгалы, ну их, опасно - этак и самому можно в рабство попасть запросто, вместе с товаром. А Ладога, что ж - путь оттуда и в емь, и в корелу, и в свейские земли, и в Заонежье, Заволочье, на Терский берег. Справные девки везде нужны.
Василий в Ладоге еще понаводил справок, узнал про путь по Сяси-реке, туда и двинулся, наняв узкий быстрый челнок - прям сразу за биричем и плыл, не торопясь да поспешая. А как первый-то браслетик увидал, екнуло сердце. Понял - на верном пути, на верном! Теперь вот, на Долгое озеро путь тот лежал. И Михаил был тому рад - хоть у кого-то еще есть к тому починку дальнему искренний интерес.
Туда-сюда - а прособирались дней пять: покуда рана поджила, покуда Мокша с Авдеем освободились, покуда… в общем, хватало в вотчине дел. И крышу на овине срочно надобно перекрыть, и столбы на конюшне подправить и хлев перебрать по бревнышку - работы много.
Наконец, собрались уже. Нежила, гад, улыбался довольно, правда, проводника не дал, сказал - все на север, по дороге до Харагл-озера, а там - на восход солнца, недолго. Мокша с Авдеем, конечно, местных стежек-дорожек еще не ведали, но тропу на Харагл-озеро знали, уверяли - найдем!
Перед дорогой истопили баньку, помылись, а после, к закату ближе, Марьюшка зазвала Мишу в луга. Просто так, прогуляться.
Чудные были луга - заливные, многотравные, желтые от лютиков и купальниц. Вокруг - липовые и березовые рощицы, ельники, река. Чуть дальше начинались леса, густые чащобы, урочища, впрочем, лес тут и не заканчивался нигде, простирался изумрудно-голубоватой дымкой, как Вселенная, без конца и без начала.
- Хорошо здесь, - усевшись в траву, Марья плела венок. - Благостно. Все кругом свои, не чужие… Староста Нежила, правда, старичина въедливый, вредный - всю работу самолично проверит да поворчит: то не так, это не этак. Но он ведь и должен ворчать, раз староста… Эх… Мисаиле…
Девушка прижалась плечом, и Миша ласково погладил ее по волосам:.
- Чего тебе?
- А правда, что ты здесь, в вотчине, тиуном будешь? Так Авдей с Мокшей бают.
Михаил усмехнулся:
- Вот у них и спроси.
- Хорошо бы, коли так. Радостно.
Марья прижалась теснее, и Михаил, обняв девушку, принялся с жаром целовать ее в губы…
- Ах… - негромко вскрикнула Марьюшка. - Сладко как… ах… Жарко! Я в поту вся… Пойдем, выкупаемся!
- Так холодно же!
- Да мы быстро…
- Ну пойдем…
Оба наперегонки бросились к озеру, на ходу сбрасывая одежду. Пробежались по узкой полоске песка и - бултых! - в воду… Словно морозом ожгло! Да-а-а!!! Не лето уже, не лето…
- Брр!!! - немного проплыв, Миша выскочил из воды, зябко обхватывая себя руками.
- Что, замерз? - Марьюшка брызгалась, смеялась…
Потом тоже выбежала на берег…
Михаил обнял ее, погладил, поцеловал… И оба повалились в траву, душистую, мягкую, с желтоватыми проплешинами осени.
Такие же стояли кругом и деревья, еще зеленые, но уже тронутые золотыми осенними прядями. Высоко, в синем небе, курлыкали журавли, улетая далеко к югу. Совсем рядом, в рощице, порывы ветра шевелили папоротники - большей частью зеленые, однако попадались уже и желтые, и багряные…
- Ты красивая, Марьюшка, - Михаил ласково погладил девушку по спине. - И хорошая… да-да, очень хорошая.
Девчонка ничего не ответила - лишь блаженно зажмурилась, да прижалась крепче… Вот хотела что-то сказать… нет, промолчала.
А солнце уже зашло, скрылось за дальним лесом, и только вершины сосен горели закатным пожаром. Холодало, у самой воды начинал уже стелиться туман. Да, не лето… не лето…
Михаил поднялся первым.
- Пойдем уже. Поздно.
- Пойдем… Ой, слышишь? Кукушка…. А вот - песни… Наши поют. Побежали?
- Успеем…
Марьюшка вдруг взяла Мишу за руку, заглянув в глаза, прошептала:
- Знаешь, у меня почему-то плохое предчувствие… Не хотела говорить, да вот сказала… Как-то зябко мне… Неуютно, хоть и с тобой рядом. Ты - мой господин, я - твоя раба. Верная раба…
Михаил скривился:
- Да брось ты - раба. Будет еще у тебя и свобода, и счастье.
- Ты так сказал… - девушка неожиданно дернулась. - Так, будто прощался.
- Так ведь и прощаюсь, - пожал плечами Миша. - Уходим завтра.
- Ты так сказал, как будто прощаешься навсегда.
Молодой человек поспешно отвел глаза - хотя, что могла сейчас увидеть в них Марья, в вечерней-то фиолетовой мгле?
И все же было неловко.
На усадьбе, у распахнутых ворот, сидя на вытащенных скамьях, пели девушки.
Ой, дид-лало, дид-лало…
- Хорошо поют, - тихо промолвил Миша. - Давай-ка, поспешим, пока не ушли.
Прибавили шагу, срезая путь, прошли кустами. Успели. Уселись на широких ступеньках крыльца, Марьюшка затянула мотив вместе со всеми:
Ой, дид-лало, дид-лало…
Миша не подпевал, стеснялся - не было у него ни слуха, ни голоса.