Пройдя светлыми сенями, Михаил вышел на крыльцо - на обширном дворе усадьбы уже трудилась челядь: кто-то кормил гусей и уток, кто-то гнал на выпас отару овец, кто-то подметал, кто-то что-то тащил, копал, строил… Да уж - феодальный строй в действии - все зависимые люди при деле. Интересно, ему-то, Мише, какое здесь дело найдут? Неужто - ратное?
С делом разъяснилось сразу после обеда, когда вернулся на усадьбу хозяин - тысяцкий Якун. Все, как и предполагал Михаил - его вербовали в зависимые люди, как сказали где-нибудь в королевстве Французском - в вассалы, однако, тут понятия такого не было - просто в дворню, в зависимость по ряду - в рядовичи! Хорошо - не в холопы. Тут же ряд и составили - четко прописали, что Мише надлежит делать - уж, конечно, не пахать, не сеять, не прислуживать, а "исполнять службу ратную живота не щадя, и еще службу тайную, о чем укажут". Службу тайную… интересно…
Подписал, согласился - деваться некуда, - не выжить современному человеку в средневековье одному без поддержки и покровительства, не выжить. А так… Говоря шпионским штилем - легализовался. Своим стал. Ну почти своим…
За новый ряд и выпили - теперь уж и Сбыслав - дружок называется! - и тысяцкий Якун поглядывали на него снисходительно, по-хозяйски, учили уму-разуму. Михаил сдержанно кивал, соглашался, а куда деваться, он теперь не сам по себе, а зависимый от хозяина человек - рядович! Хоть и не холоп, а все ж подчиняться должен.
Но нет худа без добра (как, впрочем, и добра без худа) - получил Михаил и место жительства, можно сказать - прописался. Адрес простой - Новгород, Неревский конец Софийской стороны, угол Великой и Кузьмодемьянской, усадьба тысяцкого Якуна. Не спутаешь, хоть заказные письма пиши!
Избу на дворе выделили - небольшую, однако, по питерским меркам - хоромы! Метраж более чем приличный, и все, как полагается - горница на подклете, по-черному печь, лавки, полати. Даже сундук - и тот имелся.
- Ну, вижу - по нраву! - довольно улыбался Якун. - Дай срок, оженим тебя… Хорошую девушку сыщем… но уж и ты, паря, не подведи… Завтра с тобой да со Сбыславом в господу поедем… Дела-то нехорошие в Новгороде Великом творятся - бояре князя прогнать замыслили… Власти, грят, у него слишком уж много! Нам, житьим людям, то ох как не на руку… Пусть бы и бояре и князь… друг друга бы жрали поедом!
Вот оно! Михаил опустил глаза - вот оно, как, оказывается! То-то об изгнании Александра из Новгорода в учебниках и монографиях говорилось как-то невнятно, вскользь, без всяких подробностей… Теперь вот в эту бучу самому лезть… Только - надо ли? Головенку оторвут - враз. А никуда не денешься - ряд-то подписан… хм… рядович!
Глава 6
Лето 1240 г. Господин Великий Новгород
Закуп
Аже господин переобидить закоупа, а оувидить купу его или отарицю, то ему все воротити, а за обиду платити ему…
Суд Ярослава Владимировича. Правда Русская
Михаил совершенно правильно сообразил - зачем он так понадобился тысяцкому и "житьим людям". Взяли его под свою руку, естественно, как выразился Сбыслав - "не токмо добра ради". Своеземец из дальних земель, ни с кем не связанный, никого в городе не знающий, умелый воин, да еще и смел, и не дурак в общем-то… Как такого не использовать во всякого рода интригах? "Житьим людям" - особенно тем, кто, пожалуй, и побольше бояр землицы имеет - очень уж знать хочется, что там эти самые бояре замышляют? Тем более, сейчас - когда положение князя Александра, несмотря на победу на Неве, как-то сильно быстро стало уж больно неустойчивым. Недели не прошло, как во все колокола звонили, князя да дружину славили, и - на тебе, уже совсем другие слухи по всем концам новгородским пошли. Дескать, и неуживчив молодой князь, и властолюбив, и - страшно сказать! - на казну новгородскую да земли зарится! Такому бы сказать - путь чист, - да, чем скорее, тем лучше.
Миша, как историк все-таки, помнил прекрасно, что почти сразу после Невской битвы вышибут Александра из Новгорода, точно вышибут, вот сейчас прямо… Но вот - за что? Составители научных - и не очень научных - монографий отвечали на этот вопрос уклончиво, а то и вообще игнорировали. Ну, выгнали и выгнали защитничка единственного - бояре, они, псы такие… Таким вот образом историки-марксисты мыслили… ну и житьи новгородские люди заодно с ними.
Бояре-то, понятно, псы… Но вот что конкретно умыслили? Супротив князя копают, понятно, с ними еще и купцы - "заморские гости" - те, что с немецкими странами торговлишку ведут. Не хотят с немцами ссориться, а Александр-князь совсем другую политику ведет… оно им надо? Да и власть, власть… уж точно сказано - властолюбив! Да и как же иначе - ведь князь же! Хоть и молокосос двадцатилетний - а князь! Хотя и насчет молокососа… в эти-то времена лет с тринадцати-четырнадцати уже считалися вполне даже взрослыми, а следовательно, по-взрослому себя и вели… так что, по местным меркам, двадцатилетний князь - человек уже вполне зрелый и опытный, это в России-матушке - в той, будущей России - двадцатилетние оболтусы все подростками считаются, инфатилы долбаные мать их… Сталкивался Михаил с такими еще в фирме… Мамы-папы-дедушки на теплое местечко устроили, работать сии "мальчики" не хотят, не умеют и не любят, хотят только денег, как они выражаются - "бабла", которое тут же спускали на красивые игрушки - машинки - ночные клубы, девочек - в общем, на все детсадовские радости. Да черт, конечно, с ними, на что они там все тратили - работали б как следует… так ведь нет! Полная безответственность! А зачем что-то делать, в какие-то скучные непонятные вещи вникать, когда прямо в офисе можно повеселее время провести - кофе попить, покурить, поржать, в "одноклассниках" пошариться… А выгонят? Да и ладно - мамы-папы-бабушки в другую фирму пристроят. Вот такие были… работнички. Хорошо - кризис, многих вытурили… А, впрочем, ладно… с чего бы это Михаил молодых балбесов вспомнил? Ах да… о князе думал. Не юнец князь, хоть и двадцати лет еще, пожалуй, нету… По-местным меркам - человек, конечно, еще молодой, но вполне зрелый. И своего - по всему видать - не упустит. И не только своего… В Новгороде Великом князь - человек служебный, для войны, для суда верховного, ну а насчет верховной власти - шутишь! У Новгорода своя власть есть - посадник, тысяцкий, Совет господ - бояре именитые, "сто золотых поясов" - ну и вече, конечно, собрание городское. Понятно, бояре там первую дудку дули, а "житьи люди" и "гости" богатые им конкуренцию старались составить. У аристократов-бояр - власть, князь тоже власти хочет - вот пусть бы они и дрались, интриговали - именно так и рассуждали "житьи", так что князь был бы им сейчас нужен.
Напрасно надеются… Михаил усмехнулся. Хотя… сейчас уйдет, через год позовут - явится, репрессии начнет против тех, кто за "немцев". Хэ! А хорошо все наперед знать, однако… Только пока какая самому от этих знаний выгода? А никакой! Браслет, браслет искать надобно… мастерскую…
Михаила инструктировал лично хозяин, тысяцкий. Все подробно обсказал - как и куда идти, что говорить, и что делать… Договорились и о связи - это уже со Сбыславом. По ходу дела понял Миша - на долгое время его внедряют, Штирлица хотят сделать, мать их… Ну и черт с ними, Штирлиц так Штирлиц! Обжиться - пусть даже и так, в шпионстве, да свои дела делать. Обжиться - да… Главное, по-другому-то никак не выйдет, делать то, что прикажут, надобно - а как иначе выжить? Ну, допустим, послать всех, да сбежать - а потом что? Где жить, что кушать? В таксисты идти, ха? Что он, Миша, умеет-то такого, чтобы здесь пригодилось? Мечом махать? Ну, так это уже пригодилось - вона… К другому кому наняться - воином - так не факт, что лучше будет, может даже - и много хуже. Здесь хоть Сбыслав - вроде как друг… Да еще эта Марья… Ну и привязчивая же девчонка! Здесь ее, правда - в работу: полоть, поливать, стирать - а она и расцвела вдруг! Похорошела вся, по воскресеньям - в платье новом - из холстины, но чистое, красивое, с вышивкой - бусы на шее дешевые, но тоже ничего, сверкают зеленью изумрудной… как и глаза… А красивая девка! Сбыславов подарок… тьфу… Пришлось ведь дружка уговаривать, чтобы "холопку" оставить… Сын тысяцкого разрешил, конечно… правда, нахмурился, предупредил - "кто на рабе женится, сам робичич" - по закону так. Женится… Ага, как же…
Сбыслав ухмылялся:
- Если хочешь, пусть в твою избу раба изредка наведываться будет… тайно… Хоть и грех то… После невесту тебе сыщем, из наших… такую, чтоб не стыдно. От рабы своей тогда избавься… Ну, время еще есть.
Марья так и жила в людской, вместе с остальными девушками-челядинками, на Мишу при встрече поглядывала, кланялась, однако ж в избу его к ночи не просилась, а приказать самому Михаилу вдруг стало стыдно - экий рабовладелец выискался. Да и сколько девчонке лет… шестнадцать хоть есть ли? Говорила, что больше - врет, явно врет! Хотя здесь в тринадцать-четырнадцать замуж выходят, потом рожают каждый год - кто ж позволит бабе пустой простаивать? Детская смертность высокая, а помощники в доме всякому нужны, и чем больше - тем лучше. Патриархальная семья, аграрное общество - что уж тут говорить-то?
В общем, непонятные отношения были сейчас у Михаила с Марьей - он и сам вроде как теперь человек зависимый - рядович, - а она, уж так вышло - его имущество. Собственность. Велик соблазн, но… Он же, Михаил Сергеевич Ратников - человек, а не похотливый козел! Ну, было раз… не сказать, чтоб по принуждению, а сейчас… совсем другая ситуация сейчас, и зазвать Марью на ночь в избу, как ни крути - подло. Да и не до того стало…
В корчме на Лубянице - что на Торговой стороне, близ площади-торга - на Ильин день, в честь праздника, подавали свежее, недавно сваренное пиво. Хорошее оказалось пиво, вкуснющее, Миша уже третью кружку - деревянную, верно, литра полтора объемом - выкушал и еще хотелось. Деньги были - корову только что на Торгу продал, так что гулеванил теперь, можно сказать, на свои кровные "белки"-вервицы. Не было сейчас на Руси мелкой монеты, как, впрочем, и крупной, не считая немецких и старых арабских дирхемов. Как помнил Михаил с института - "безмонетный период". Крупные сделки гривнами серебра обеспечивались, а мелкие - чем придется - беличьими шкурками, бусинами, медными колечками или - тоже медной - византийской монеткой, у кого таковые имелись.
Корова, ясно, была не Мишина - тысяцкого Якуна. Тощий такой нетель, давно уже забить собирались или продать - вот как раз и сгодилось. Для, так сказать, более правдивого вхождения в образ. По тщательно разработанной Якуном легенде, Михаил - бедный однодворец, пришел вот в Новгород единственную коровенку продать, поскольку с год тому назад сгорели в лихоманке и жена, и чады-домочадцы, а все хозяйство, стало быть, пришло в полное - полнейшее! - разорение. А он, Михаил, оставшись бобылем, взял последнюю коровенку да отправился в город - искать не счастья, а хотя бы пристанища.
- Может, в артель какую возьмут, плотником, - жаловался Миша соседям по рынку - таким же, как он, горемыкам, молодым - лет по шестнадцати, парням с похожей судьбою. Один - рыжий светлоглазый Мокша - торговал лично подстреленную в лесу дичь - куропаток и рябчика, второй - чернявый, похожий на грека, Авдей - пытался продать почти что не ношеные лапти.
- А вот, налетай, лапоточки лыковые, новые…
Рябчика-то с куропатками быстро взяли, а вот на лапоточки не налетали чего-то, может быть, потому что совсем близехонько - через рядок - как раз и торговали лаптями, корзинками, туесами, коробами разными и всяким прочим плетеньем. Правы люди - уж если и покупать лапти, так новые - стоят дешево, снашиваются - месяца за два… ну, это как ходить.
Миша, в отличие от босоногих парней, был обут в кожаные постолы с обмотками и высокой оплеткой. Постолы выглядели уж о-очень сильно поношенными, как и вся прочая одежка - зипун, порты, длинная, до колен, рубаха… между прочим, шелковая, но, увы, давно потерявшая и вид, и блеск. В общем, такой вот образ человека, некогда имевшего кое-что, но ныне пришедшего в полный разор.
- Говор у тебя цудной, Миша, - еще на рынке заметил Авдей. - Издалече?
- Вообще-то - с Заволочья.
- Поня-а-атно.
Михаил уже, конечно, попривык к Новгороду, но все же, все же смотрел по сторонам, широко раскрыв глаза, что провинциалу с какого-то там Заволочья было вполне даже простительно. Ничего не скажешь, красив город, хоть и мало еще каменных строений - всего несколько храмов да стены детинца на Софийской - а все же, все же… Улицы бревнами - а кое-где - и брусом - мощенные, чистые, усадьбы за частоколами ладные, аккуратные, с высокими домами в два-три этажа, с резным узорочьем, с крышами из серебристой дранки… ох эти крыши… особенно сейчас блестели - ну чистое серебро. Денек-то выпал теплый, не дождливый, но и не ярко-солнечный, а такой, с серебристо-облачным небом, словно бы озаренным неким матовым сиянием, как оклады на древних иконах. Сияние это отражалось в многочисленных озерцах и ручьях, и конечно же - в Волхове, седом батюшке Волхове, без которого - уж всяко - не бысть бы великому граду, не бысть…
А зелень вокруг! Прямо здесь, в городе. Яблоневые и вишневые сады, смородина, выгоны - целые луга, прямо здесь, в городе, вот, хоть у многоводного Федоровского ручья - ах, а цветов, цветов сколько! Пушистые - дунь - и нет - одуванчики, розовый вкусный клевер, и все оттенки голубого и синего - васильки, колокольчики, фиалки… да, еще иван-чай - фиолетово-розовый, налитой, душистый, а еще ромашки - девушками на гаданье "любит, не любит, плюнет, поцелует", и желтизна-желтизна - лютики. Красиво… глаз не оторвать прямо.
А воздух… воздух такой, что, кажется, пить его можно. Даже не пить - хлебать большими деревянными ложками.
Ну и народу соответственно - много, день-то праздничный. В церквях колокола - поют, гудят, заливаются! Боом, боом… - басом, солидно - на Софийской звоннице, красивым баритоном - в церкви Богоявления, что на воротах детинца, почти так же, но как-то громче, изысканней - рядом, в церкви Параскевы Пятницы… ну и в остальных церквях - дисканты - динь-динь-динь, динь-динь-динь…
Про колокола - это Мише Авдей обсказал, тот, что на грека похож, чернявый. Оказывается, он у себя на погосте дальнем звонарем был.
- Хорошее дело - звонарь, - одобрительно покивал Михаил. - Чего ж сюда-то поперся?
Парень сразу нахмурился:
- Емь поганая деревни наши спалила… Язм еле ушел. Теперь вот - один… с Мокшей. Изгои мы с ним… летом-то еще ништо, а вот что зимой заведем?
- Мыслю - уйдем подале в леса, избу-землянку сладим… - тут же улыбнулся Мокша. - Поохотимся, перезимуем как-нибудь…
- Ну перезимуем, - грустно кивнул Авдей. - А дале-то что? Так и будем в берлоге своей жить… медведя вместо?
- Тем более, парни, вся земля - она чья-нибудь, - напомнил Миша. - Явится к вам тиун Софийский… ну или боярина какого-нибудь, скажет - платите-ка, ребята, за житье-бытье!
- Ну, лет пять мнози дозволяют и так жить…
- Это если сами позовут, сманят! А вас-то кто покуда сманил?
- Да покуда - никто.
- Эй, робяты, коровушку кто продает?
Михаил оглянулся - мужичок. Темнобородый такой, шустренький. Лицом худ, востер глазом. Одет - ну примерно как Миша… чуть, может, получше. На голове - шапка кожаная, простая, без всякой опушки.
- Ну я продаю, - Миша с важностью выставил вперед ногу. - А ты, мил-человек, купить хочешь?
- Сперва посмотрю… Телка-то яловая? Стельная?
Михаил только рукой махнул:
- Дурить не стану - нетель.
Ну надо ему еще и коровой этой заморачиваться! Скорей бы избавиться - это да. Впрочем, и не это главное…
Мужичок, осмотрев коровенку, ухмыльнулся:
- Ну, вижу, что нетель.
И - тут же - к парням, хлестнул внимательным взглядом:
- Вы - вместе, что ль?
- Не…
- Лапти что - свои продаешь?
Он говорил "цто", да Михаил привык уж, не обращал внимания, того более - и сам начал на местный манер язык коверкать.
- За нетеля свово сколь хочешь? - это уже другой подошел - крестьянин, бородища лопатой. Тоже, наверное, однодворец… или смерд. Зачем такому нетель? На мясо разве что… Ну да, чуток откормить на лугах, да забить осенью.
Сговорились на несколько "белок". Миша-то торговаться не умел, брезговал… такая дешевка вышла, что даже парни-изгои - Мокша с Авдеем - удивленно эдак переглянулись, мол, что делаешь, совсем уже спятил? Хоть и нетель, а все ж, чай, корова, не кошка!
Ну, продал - и продал… Тут опять тот мужичок хитроглазый, что недавно нетеля торговал, подошел… Так, поболтать просто… Якобы. Михаил давно заметил, как он у забора стоял, приглядывался… Сбыслав ведь так и говорил - подойдет кто-нибудь обязательно! Уж не может так быть, чтобы даже и совсем пропащие люди никому не надобны были! Ничьи людишки - они многим надобны!
- Облака-тучи-от ходят, - прищурясь, мужичок посмотрел в небо. - Не было бы дождя.
- Да, дождя бы не надо - сенокос, - мотнул рыжей шевелюрой Мокша.
- Особливо плохо - у кого крыши над головой нетути, - продолжал незнакомец. - Вам-то есть, где укрыться, парни?
- Да как сказать…
- Одну корчму тут, на Лубянице, знаю. За пиво возьмут недорого. Идем? За-ради продаж ваших выпьем! Меня Ефимом кличут.
- В корчму? - ребята задумчиво переглянулись. - Ты как, Михайла?
Михаил улыбнулся:
- А чего ж? В корчму - так в корчму. Вон, и правда, дождь собирается.
Сговорились. Пошли с Ефимом. Через все Торжище многолюдное, мимо церкви Иоанна Предтечи - центра купцов-"гостей" - "Ивановского ста"…
Орали, шумели вокруг - рынок. Чем только не торговали! Разноцветными тканями, дорогой - и не очень - посудой, оружием, лубяным плетеньем, медом, скотом, замками… Некогда смотреть было - глаза разбегались.
Да, к новому знакомцу по пути один человек подошел, чем-то неуловимо на самого Ефима похожий - взгляд такой же внимательный, цепкий… Спросил что-то… Улыбнулся - как почему-то показалось Михаилу - завистливо. Дальше пошел.
- Видали мужичка? - Ефим показал на незнакомца глазами. - Держитеся от него подале, ребята!
- А что так?
- Прощелыга известный.
Прощелыга? Хм… А ты-то сам кто?
Миша ухмыльнулся - кажется, Сбыслав был прав - вербовщиков тут хватало.
Вот и сидели теперь в корчме все четверо: Ефим, парни, Михайла. Угощал Ефим - ну как же!
- Пейте, пейте, робята… Так, говорите, сироты? А ты, Миша?
- Тож в разоренье впал.
- Ничо! Ничо! - с ласковою улыбкой Ефим потрепал Михаила по плечу. - Авось, найдутся добрые люди, парни. Ну, еще по кружечке?
- Да хорошо б…
- Добро! Эй, человек… Человеце!
Вот уже и не пиво на столе. И на мед - на вкус - не очень похоже, скорей, на дешевый портвейн - такого же рода пойло.
- Чего это, Ефиме?
- Медок переваренный… Пейте, парни, - весело будет!
- Ну, разве что - для веселья… Слушай, Ефим… а тута, в этой корчме, заночевать можно?
- Ужо сыщем, где вам ночевать. Сыщем!
Ефим хохотал, подливая. Миша помотал головой - шумело уже не хуже, чем с паленой водки.
- Вы чего умеете-то? - исподволь выпытывал навязчивый доброхот. - Ну, окромя крестьянской работы…
- Я - в колокола бить могу!
- Хм… в колокола…