- А язм - охотник.
- Охотник - это уже лучше. А ты, Миша?
- Я по-разному, - Михаил улыбнулся. - И швец, и жнец, и на дуде игрец.
- А по-серьезному? - взгляд у Ефима был вовсе не пьяный, внимательный, цепкий.
- По-серьезному - мечом махать приходилось, и вообще, много чего…
- Славно! Вот это - славно! Эй, малый… давай еще перевар! Пейте, ребята, пейте! А насчет ночлега не беспокойтесь. Посейчас на усадьбу пойдем… К знакомцу тут одному. Там и переночуете да - ежели повезет - так и счастие вам будет.
- Какое еще счастие? - пьяно ухмыльнулся Мокша.
- Ужо увидите сами…
Михаил так и не понял - с чего вдруг возникла драка? Ну прямо на пустом месте. Вот, только что сидели все посетители за длинным-длинным столом, болтали, некоторые уже и песни мычали, и вот те… Мишин сосед слева - здоровый пегобородый мужик - ка-ак зарядит тому, что напротив, в ухо! Бедняга и с лавки - хлобысь! Только ногами задрыгал.
А здоровяк не унимался, вскочил на ноги:
- Ах вы ж, тварюги! Обмануть меня хоцете?
Не глядя, махнул рукою - Миша с Ефимом враз на пол слетели - схватил скамью, да ка-ак швырнет ее на обидчика… Или, уж верней - на обидчиков. Те, естественно, не стерпели - тут и пошло, поехало.
Михаил едва успел вскочить, как - вот тут же! - в ухо прилетела плюха! Да такая звонкая, что аж сразу захорошело, и перед глазами поплыли малиновые, желтые и ядовито-зеленые звездочки и круги… непонятно, от чего - от плюхи или от перевара. Тем не менее Миша на того мужичка, что его зацепил, обиделся и, подножкой сбив нахалюгу с ног, набросился на того, схватив за грудки:
- Ты что это творишь, рожа?
Занес кулак… А был Михаил парень внушительный… Да и три раза в неделю тренировался с ролевиками - помахай-ка мечом, этакой железякой - вмиг мускулы нарастут.
- Не серчай, православный… - загнусавил лежащий мужик. - Обознался.
- Ну, вот то-то же… - вся злость уже у Миши сама собою прошла, рассосалася - уж больно смешно выглядел поверженный вражина - экий коренастенький мужичок в разорванной на груди поддеве недешевого немецкого сукна - в этом Михаил уже разбирался - и с аккуратно подстриженной "профессорской" бородкою, такой же, какую носил когда-то завкафедрой истории Древнего мира.
Миша оглянулся: драка не затихала, но переместилась на середину залы, и уж там, без всяких помех, продолжалась…
- В ухо, в ухо ему, Мелентий! - радостно подбадривали зрители. - Да размахнись же! Не жалей!
- Как не жалей? Все ж хрестьянска душа!
- Это Вастка-то Корел - хрестьянская душа? Язычник - он и есть язычник! Бей, не думай!
Ага… Похоже, основных соперников было двое: здоровенный бугаюга Мелентий - с которого, собственно, все и началось, и - ничуть не уступавший ему статью парняга с сивыми, как выбеленный холст, волосами. Эти вот двое и бились, а их прихлебатели, уже угомонясь и потирая ушибы, лишь подбадривали дерущихся… Нет чтобы разнять!
- И частенько тут так? - Михаил подсел к своим юным знакомцам.
Мокша ухмыльнулся:
- Да говорят, нередко бывает! Великий Новгород - город вольный.
- А где Ефим?
- А вона, в углу… рукой машет.
Михаил тоже помахал в ответ… и вдруг почувствовал, как кто-то несильно ткнул его в бок. Оглянулся - тот самый мужик с квадратной бородкой.
- Слышь, паря, - оглядываясь, тихонько заговорил мужичок. - Ты это… Ефима-то пасись… недобрый он человек, недобрый… Чего предлагать станет - отказуйся.
Миша лишь усмехнулся:
- А ты-то кто таков, чтоб советовать?
- Меня Онуфрий Весло кличут. Лодочник я, с Федоровского вымола. Как что куда перевезти - на вымоле спросишь, покажут.
- Хорошо, обращусь, ежели что… А за Ефимия - благодарствую. Может, выпьем?
- Не, - поблагодарив за предложение, Онуфрий попятился. - Ефим-от сюда идет. У него на меня зуб. Не хочу встречатися.
- Да кто он такой-то, этот Ефим?
- С Онциферовичей двора тиун, - шепнул новый знакомец и тут же исчез, затерявшись в собравшейся на середине залы толпе.
Драка как-то сама собою закончилась, народ вновь подобрел, запел песни…
"С Онциферовичей двора тиун!" Вот оно! Ну, прав был Сбыслав, и посадник Якун, батюшка его - прав. Все правильно, рыскали боярские служки по рынкам да по пристаням-вымолам - вот таких вот, как Михаил да его новые дружки, выискивали - сирот, разорившихся своеземцев, в общем - изгоев, или, лучше сказать - бичей. Искали зачем - ясно: закабалить, люди-то всем нужны… тем более - сильные молодые парни. Всем нужны - Онциферовичам, Мирошкиничам, Мишиничам… хватало в Новгороде знатных боярских родов.
Усадьба Онциферовичей - похоже, именно туда их и привел Ефим - занимала, такое впечатление, целый квартал, вольготно вытянувшись к северу от Федоровского ручья. Еще не стемнело, и Михаил прекрасно разглядел обширный двор с хозпостройками, кузницами, красковарнями и еще какими-то мастерскими. Имелся и огород-сад, и выгон, ну и конечно же - господский дом - трехэтажные хоромы с многочисленными переходами и слюдяными окнами. Двор был чисто выметен и замощен дубовыми плахами и вообще располагался заметно выше уровня улицы - чтоб всякая грязь по дождю стекала не во двор, а со двора. Повсюду с крайне деловым видом ходили слуги - парни, девки, женщины - что-то таскали, пололи в огороде траву, пасли домашнюю птицу…
У самых ворот, под высоким раскидистым вязом, виднелась собачья будка, возле которой вызверился цепной пес - огромный, серый, с желтыми подпалинами, зверь, судя по виду - злобный почти до бешенства. На чужаков не лаял - лишь глухо рычал, показывая желтые клыки. Такой укусит, так мало не покажется! Да что там укусит - разорвет.
- Трезор это, псинище, - ухмыляясь, пояснил тиун. - Страж неподкупнейший. Никого не признает, окромя привратника Семена, да - иногда - поварихи Марфы. На ночь с цепи спускаем - ни один тать на усадьбу не сунется - до того лют Трезор!
- Да уж, - Миша с опаскою покосился на пса. - Это что же, он каждую ночь не привязанный бегает? А вдруг кто на двор захочет?
- Ну, так он к избам-то не бежит…
- И все же…
Собака так и рычала, пока все не прошли.
- Ну, как вам? - с явной гордостью, словно бы он сам и был истинным хозяином всего этого богатства, Ефим обвел усадьбу рукою.
- Видать, могущественный человек здесь живет.
- Не здесь, это его вторая усадебка… не самая и богатая. А человек, ты прав, могучий - Софроний Евстратьич, Евстрата Онциферовича сын, боярин знатный! А язм, человечишко - тиун его, управитель.
- Вон оно что… тиун! - уважительно протянул Мокша.
А приятель его, чернявый звонарь Авдей, почему-то вздохнул, грустно так, тяжело, горестно.
- Не вздыхай, паря! - утешил его тиун. - Глянь-ка - как жить тут пригоже! Хотите - и вы тут будете… в надеже, в спокое, в богачестве…
- Уж так-так - и в богачестве? - Михаил счел за нужное усомниться.
- А как же! Онциферовичи верных людей награждают щедро! Вона, избу видите… идемте-ка, покажу…
Располагавшаяся в углу двора, сразу за овином и выгоном, изба - рубленный в обло дом под крышей из серебристой дранки - и в самом деле выглядела неплохо. Высокая клеть, крыльцо, просторная - живи, не хочу - горница с печью, - естественно, топившейся по-черному, полати… Хорошая изба, спору нет. Вот только неуютно тут как-то, не обжито…
- С прошлого лета пуста стоит… - пояснил Ефим. - Парни - холопи боевые - жили, да хозяин-батюшка их в корельску землю послал. Там теперя.
- А что изба?
- Хотите - вы живите! Ясно - не просто так… Избу вам дадим, снедь, прочее… Всю эту купу - отработать надобно будет. Хозяин, вишь, новую конюшню строить затеял, да частокол менять - руки нужны… Три лета проживете - заработаете, уважаемыми людьми станете, а уж дальше сами решайте - тут оставаться аль податься куда…
Сладко пел тиун, ох как сладко. Ребят тянул в кабалу без зазрения совести, Михаил даже почувствовал себя неловко - жалко парней стало. Хотя, с другой стороны - оба изгои - ну куда им деваться? К сильному не прибьешься - сгинешь!
Быстро переглянувшись, парни кивнули и посмотрели на Мишу.
- Согласны, пожалуй.
- Только не на три лета… на одно для начала, - предупредил Михаил.
- Хо… - тиун явно замялся. - Так это… про лето-то я так сказал, просто… Не на срок - за купу работать будете, коли согласны?
- А за что купа-то?
- За пожилое. За избу, за снедь… Сговоримся!
Сговорились, куда уж. Две гривны хозяину должны были возвернуть - в служебном эквиваленте вестимо. Как сказал тиун:
- Сколь на что наробите.
Две гривны серебра - около четырехсот грамм… Интересно, сколько это человеко-дней будет? Или - человеко-лет?
- Смотря как робить, - Ефим нетерпеливо сплюнул. - Втроем конюшню к осени сладите - вот вам, считайте, полгривны. Робяты, лучше нигде не найдете… По рукам?
- По рукам, ладно…
Парни уже давно мысленно согласились - хуже-то уж не будет - куда? Чем изгоем, которого всякий обидит, так лучше уж под сильной рукою - всяко, в голоде не помрешь, а уж работы только лентяи боятся! И жилье, опять же, имеется, и снедь - полный, так сказать, пансион. С этой стороны, не так-то уж и худо жилось зависимому люду, тем более, в богатых-то усадьбах да вотчинах. Однако ж - с другой стороны - воли своей нет, что хозяин скажет - то и выполняй.
Кстати, этот вот тиун, Ефим… он ведь тоже не вольнонаемный - по ряду-договору служит - рядович. Миша с парнями - за купу закабалились - закупы. А еще были пущенки, прощенники, задушные люди, обельные холопы, челядь… Ой, много кого… И кто только о них не писал в свое время: Греков, Тихомиров, Мавродин, Фроянов, Зимин… Михаил еще на первом курсе сдавал монографии… зачетом. Ну, тогда, по молодости-то, социально-экономические структуры его мало интересовали, больше - политика да война.
В общем, сговорились. Тиун только глазом моргнул молодому парню-привратнику, тот живо с улицы видоков привел - свидетелей, людей незаинтересованных, свободных - молотобойца и ученика ювелира. Ну, вот и сладились…
Михаил потянулся:
- Ну, так что - мы в свою избу пойдем, время позднее…
Тиун уже давно потерял весь свой приветливый вид, осклабился:
- Э! На молитву сперва, нехристи! Потом уж - в избу.
- Да, и насчет снеди…
- Какая же вам снедь, коли вы еще ничего не заробили?
Вот она, классовая сущность боярского прихвостня! Правы были Маркс с Энгельсом, ах, как правы - Михаил теперь убеждался в этом на личном примере.
- Что ж нам теперь, с голоду помирать?
- Так в корчме ж только что ели! - вполне справедливо возмутился Ефим, впрочем, немного подумав, тут же смилостивился. - Ин ладно, после вечерни зайдете на летнюю кухню… Марфа, челядинка, что-нибудь сыщет вам… А завтра с утра - пожалует и боярин-батюшка.
Боярин-батюшка… Вон оно теперь как!
В церкви Мише не понравилось - душно и народу полно. Дьячок быстро читал что-то непонятное тихим гнусавым голосом, собравшийся народ его не слушал - толкался, что-то обсуждал, иногда даже - тихонько, но без особого страха - смеялся. И не сказать, чтоб это все были какие-нибудь, не приведи господи, атеисты - молились вполне истово, крестились с размахом, кланялись - вот-вот лбы расшибут. А вот как-то в Святое Писание не вникали. Или это дьячок слишком уж тихо читал?
Отстояв вечерню, пошли обратно на усадьбу - ну, куда же еще-то теперь? Новоявленные закупы - Михаил с Авдеем и Мокшей - и прочие холопы-челядинцы. Выглядели они, надо сказать, вовсе не так уж и грустно - шутили, задирали встречных девок, смеялись. Глядя на них, и ребята повеселели, особенно - Авдей, а то уж совсем было нос повесил.
- Слышь, Михайло… А может, и в самом деле, неплохо здесь будет?
Миша лишь пожал плечами в ответ:
- Может быть, и неплохо. А может… Кто знает? Поживем - увидим.
Ну а пока действительно было неплохо. Даже пес Трезор больше не рычал - видать, привык и спокойно лежал возле своей будки.
Вроде как грозившийся целый день вот-вот пойти дождь так и не хлынул, налетевший с волховских заливных лугов теплый, пахнущий духмяными травами ветерок растащил тучи, высветлив в темнеющем вечернем небе яркую просинь. Оранжевый закатный шар солнца обдал город пожаром, выклюнулись в небе серебристый месяц и звезды. Похоже, завтра не стоило ждать дождя…
Челядинка Марфа - дебелая повариха лет тридцати с мощными бедрами и талией, словно у необхватного дуба - встретила новоявленных закупов не особо приветливо, однако снеди собрала - крынку молока, лепешку, десяток вареных яиц и изрядный шмат жаренной на вертеле рыбины, по виду - лососи или форель. Так что поужинали плотно, даже яйца еще на утро остались. Поужинали да легли спать уже на новом месте, в избе: парни - на полатях, а Михаил - на широкой лавке, подложив под себя спрошенного по пути на конюшне охапку свежего сена.
Утром - до восхода еще! - закупов разбудил тиун. Лично проследил, чтоб умылись, причесались чтоб, даже лапти не забыл прихватить - босоногим. Ходил вокруг, вздыхал, инструктировал:
- Как взъедет в ворота боярин-батюшка, так сразу кланяйтесь в пояс… В ноги токмо не вздумайте кинуться - хозяин того не любит.
- О как! - Миша поднял вверх большой палец. - Слыхали, парни, - не любит!
- От того, что кидаются-то в ноги кто? Всякие просители, челобитчики… надоели они батюшке боярину хуже горькой редьки, - вскользь разъяснил Ефим. - Уж и деваться от них некуда стало… пришлось велеть высечь. И ведь все одно - не унимаются, жалятся друг на дружку, да на меня… Вы-то жалиться, надеюсь, не будете?
- Да не на что пока, - выходя на улицу, хохотнул Михаил. - Ну, где он там, наш хозяин?
Боярин-батюшка, хха!!! Губернатор!
Боярин Софроний Евстратович появился ближе к полудню - а до этого времени все слуги с усадьбы никуда не уходили, ждали. Явился не один - с двумя отроками - наверное, сыновьями или уже внуками. Сед был боярин, лицом красив, представителен: в седле сидел как влитой, борода на ветру развевалась. На голове у боярина шапка соболья, рубаха верхняя до колен, длинная, голубая, на шее - ожерелье узорчатое с самоцветами, пояс с золотыми бляшками на солнце сверкает - глазам больно, - на поясе - меч в красных сафьяновых ножнах, на плечах - плащ зеленого шелка, горностаевым мехом подбитый. Конь под боярином вороной, в золоченой сбруе… Представить даже трудно, сколько вся эта краса стоит? Уж не меньше, чем какой-нибудь там "хаммер"… да "хаммер" что - железяка… а здесь… Конь, конь-то какой! Красавец!
Отроки - один на вид лет четырнадцать, другой помладше - были чем-то похожи на отца (или деда?), - оба держались гордо, поглядывали вокруг с важностью. Аккуратно подстриженные волосы их отливали на солнышке золотом или, лучше сказать, перепрелой соломою. Тот, что помладше, в красном распашном плаще поверх зеленой рубахи, тот, что постарше - в синем. Кони под мальчишками ничем не уступали боярскому, разве что казались куда как смирнее.
Позади отроков - и на лошадях, и пеше - толпились вооруженные слуги, одетые, конечно, не так, как боярин, но тоже празднично, красиво.
Пес Трезор, выскочив из будки, разлаялся - но был тут же угомонен привратником Семеном.
- Здрав буди, боярин-батюшка! - по знаку тиуна собравшиеся во дворе люди поклонились хозяину в пояс. - Да не оставит тебя Святая София своими милостями, и чад твоих тоже…
Милостиво кивнув людишкам, Софроний Евстратович спешился с помощью сразу двоих слуг - для пущей важности - и неспешно прошествовал в хоромы. Отроки, так же кивнув, подались вслед за батюшкой, а уж за ними - слуги. Двое тотчас же встали на крыльце у дверей, небрежно скрестив короткие метательные копья-сулицы. Не потому, что боярин кого-то на усадьбе своей опасался, а тоже - для важности.
- Ефимий! - почти сразу же вышел на крыльцо слуга. - Батюшка-боярин видеть желает.
Пригладив бородку, тиун тут же бросился на зов, едва не споткнувшись на высоких ступеньках. Интересно было бы, если б споткнулся - покатился бы вниз, завывая, прямо вон, в чуть подсохшую лужу.
Михаил усмехнулся, в подробностях представив сию картину, а потом подумал, что лужа эта, наверное, не понравится и самому боярину - как так, на мощеном дворе - и вдруг лужа. Перемостить бы нужно!
Так и вышло! Выскочив из сеней, Ефим споро спустился с крыльца и, махнув рукой, отправил всех на работы. Всех, кроме троих, недавно попавших в кабалу, закупов - этим было велено взять лопаты и заступы - вытащить дубовые плахи, подкопать, снова положить - чтоб уж никогда больше тут никакой лужи не было.
Лопаты - полностью деревянные, лишь рабочий край был обит узкой железной кромкой - удивления у Михаила не вызвали - видал он такие на раскопе. Не сами, правда, лопаты, а лишь железную обивку. Поплевав на руки, заступами споро подцепили край плахи, поднатужились, приподняли… И, тут же бросив работу, почтительно поклонились спустившемуся с крыльца боярину с сыновьями.
- Ефимий! - по-хозяйски позвал Софроний Евстратович.
- Слушаю, господине! - проворно выскочив, неизвестно откуда, тиун тут же застыл в позе "чего изволите-с?".
- Пойдем-ка, пройдемся… глянем…
Тяжело повернувшись, боярин быстро зашагал по двору, направляясь к конюшне и саду. Позади поспешали отроки и свита, тиун же, постоянно оглядываясь и подобострастно щурясь, бежал впереди.
- От, господине, конюшня… почитай, к осени закончим… В овине тож крышу перекрывать начали…
- Перекрывать! - передразнил боярин. - Управитесь к урожаю?
- Ужо управимся!
Они ходили не так уж и долго, вряд ли больше часа, Михаил с парнями как раз успели вытащить все плахи и теперь выравнивали яму. Судя по довольной физиономии Ефима, больше никаких недостатков, похоже, выявлено не было. Вот, кроме этой лужи… точнее - уже бывшей лужи. И как же так тиун пропустил? Под самым-то носом…
- А это вот, господине, закупы новые… Про которых язм говорил.
- Закупы? - боярин - а следом и свита - остановился, внимательно разглядывая парней… Которые тут же бросили работу и принялись кланяться…
- Полно, полно, - Софроний Евстратович махнул рукою. - Успеете еще накланяться… Идем, Ефимий, обскажешь - кто такие…
Снова все поднялись на крыльцо, скрылись в дверях… Все, кроме отроков - те с любопытством посмотрели, как меняют плахи, а потом, смеясь, принялись бегать по всему двору взапуски.
- А вот, Глебушка, не догонишь, не догонишь!
- Врешь, догоню, Бориско! Догоню ужо!
- Догони, догони же!
- Ну держись.