До усадьбы… Как понял Миша, эта вот, что на большой Московской дороге, усадьба считалась у Онциферовичей не основной, а так себе, лишь бы была - для богачества. Опять же - и детишкам потом. Да и сейчас, летом - им там самое раздолье: мамок-нянек поблизости нет, никто не причитает, не следит… окромя вот "дядьки", которому, откровенно-то говоря, не до детей больше дело, а до проблем собственных, так сказать, сугубо личного плана. Ну, надо же как-то отсюда выбираться, не навек же застрял! И браслетики нужные поискать, и… Вот кто была та дева в средневековом наряде? Красавица в синем платье… Почему-то чувствовал Михаил - при делах она, при делах…
- Рассказать, говорите? - одернув рубаху, Миша подпоясался, усмехнулся. - Ладно, кое-что расскажу, идемте.
Ребята обрадовались, засмеялись, опять же - и оделись быстро. Как понимал Михаил - мальцам сильно охота было нового человека послушать. А как же! Здесь ведь ни Интернета, ни телевидения, ни газет, все новости так вот - на слух, из уст в уста.
Что бы им такое рассказать-то? Ага!!!
Пошли по тропиночке вдоль ручья, к дороге. Хорошо кругом: в синем небе солнышко ярко светит, облака бегут белые, ветерок свеженький, приятный такой, прохладный, в кусточках и на деревьях пичуги щебечут радостно, клевером сладко пахнет, шиповником, иван-чаем, какой-то пряной травою. Вон ее тут, травищи-то! Коровы пасутся, козы…
Михаил остановился, подождал мальчишек.
- Есть такие люди, - сказал, - которые других людей крадут да продают в рабство.
- Знаем, знаем, - засмеялся Глеб. - Мамушка про то все уши прожужжала.
- А вот у нас, в Пи… в Заволочье, много людей пропало. Все больше - молодых девушек.
- Так ясно же! - Борис махнул рукою. - Дев-то куда как выгодней продавать, да и справиться - чем с мужиком - легче. Ты рассказывай, дядько Мисаиле, рассказывай.
Рассказывай…
Миша уж постарался, выдал пару страшных историй - с похищениями, с пытками, с убийствами кровавыми, ну как в романах, - парни сразу языки прикусили, заслушались.
Между тем уже и знакомый частокол из-за кустов показался - усадьба. Свернули с тропы на мощеную улицу, Михаил улыбнулся:
- А вот еще случай был…
- Стой, стой, дядя Мисаил, не надо! - неожиданно замахал руками Борис.
Миша посмотрел на него с удивлением - как это, не надо? Ведь только что сам просил. Глебушка - младший - тоже глазенками заморгал изумленно - мол, что это еще братец выдумал?
- Сейчас вот - не надо, - с улыбкой пояснил Борис. - Тут и светло, и людно. А вот после вечерни мы на сеновал ночевать придем… вот там и расскажешь! Темно кругом, страшно… и тут - страсти этакие.
- Ой, славно, славно! - Глеб захлопал в ладоши. - И правда - ночью на сеновале послушаем. Лихо!
- Только не я все время рассказывать буду, - пряча усмешку, заявил Михаил. - Вы тоже не молчите. Где у кого какую девицу-красу вели, украли - расскажете.
- Да мы и не…
- А ежели не ведаете, так поспрошайте… День-то велик!
После полудня позанимались с ребятами оружным боем да снова пошли гулять. На этот раз - на торжище, людей посмотреть, товары… якобы. На самом-то деле Мише на Лубяницу было нужно - в мастерскую стеклодува Симеона. Туда и зашли, уже после торга, отыскали быстро.
- Да зачем тебе стеклодув этот? - хмыкнул Борис. - Эвон, на торгу, браслеток-то мало ли?
- Много, да все не те. Мне покрасивше надобно.
- Оба! - братья весело переглянулись. - Что, зазноба, никак, есть?
- А как же?! - хлопнув Глеба по плечу, Михаил весело рассмеялся. - Как ей не быть, зазнобе-то? Парень я весь из себя - видный…
- Да уж, - разом кивнули оба. - Не сомневаемся… Дак ты зазнобу-то бы на наш двор привел. Батюшка бы вам отдельную избу дал - жили бы.
- Избу, говорите… Ну, может, привезу зазнобу, дай бог.
- Ежели за тебя пущать не будут, ты, Мисаиле, нам скажи, а уж мы за тебя…
Миша только хмыкнул:
- Вот, спасибо, парни!
- Эй, мужичина! - поглядев в сторону, громко крикнул Борис. - Где нам мастера Симеона найти?
- Стеклодува, что ль? - остановился сутулый мужичок в армяке и суконной, безо всякой опушки, шапчонке. Подумал, почесал затылок, потом рукою махнул:
- Эвон! За тем перепутьем его усадебка.
Усадебка. У стеклодува - усадебка! Впрочем, почему бы и нет? Если мастер хороший, да товар ходовой…
Товар оказался - да, ходовой. Именно, что товар - "продукт труда, произведенный для продажи или обмена". Не на заказ… хотя и на заказ Симеон тоже работал, но основную прибыль имел с торговли.
- Браслетиков, бус - много, все на любой вкус, да дешевы - для простого народу деланы. А простых-то людей куда как больше, чем бояр да купцов именитых. Там "вервица", тут "белка" - вот они, "куны"-то, и набегают.
Михаил оглядел усадьбу - небольшую, уютную - с мастерской, с двухэтажным домом, с банею и двумя курными избенками - для подмастерий. Почесал затылок:
- Что, значит, на заказ мало что делаешь?
Стеклодув - высокий широкогрудый мужчина с черной окладистой бородой - усмехнулся:
- Коли заказы есть - так что же не делать? Ты выберешь что? Высмотрел?
Миша покосился на целую россыпь браслетов - красивые, конечно, вещи… но все не те.
- Мне бы вот хотелось в виде змейки, с алыми такими глазками.
- У-у-у! - Мастер покачал головой. - Не часто я узорочье делаю… А с глазками алыми… м-м-м… не ведаю даже… Да и из наших никто. Может, на боярских усадьбах… да, там могут. У Онциферовичей, Мишиничей… Да, у Мирошкиничей знатные стеклодувы… целая артель, вот они могут с узорочьем, а мне - без надобности.
У Мирошкиничей… Выйдя на улицу, Михаил с досадой сплюнул. Попробуй, к ним проберись! Только подойдешь к усадьбе - кто таков?! К мастерам, браслетики заказать? А не пошел бы ты, паря! А ну-ка, в собаки его, ату, ату!
Ну, хорошо хоть - узнал про Мирошкиничей. Какая вот только от этих знаний польза? Тут думать надобно, думать… Может, через мальчишек как-нибудь? Они ж все-таки бояричи, это Мишу сразу со двора попрут.
Бояричи…
Лежали бояричи в темноте смирно, слушали, лишь иногда шуршали свежим сеном. Сеновал на усадьбе большой, просторный, обхватистый. По углам да по стрехам особые травы висят - от комаров, оводов-слепней да прочей летучей нечисти. Помогает, правда, нет-нет да какой комар и прорвется - эвон, зудит прямо над ухом.
- И вот, с тех пор, ни слуху о нем, ни духу, - закончив очередную страшную рассказку, Михаил с удовольствием отхлебнул хмельного кваску из объемистой глиняной крынки.
- А дальше! Дальше-то что было? - принялся допытываться Глеб. - Неужто так и сгинул?
- Сгинул, сгинул, - Миша смачно зевнул. - Безо всякого следу, словно бы растворился. Искали-поискали - не нашли даже косточки.
- Жаль…
- Хм, жаль им… Спите уже, время-то позднее.
- Спать? А я вот тоже хотел рассказать… про пропавших. У Жидического озера, на вымоле двое ребят пропали - небольших, - о том сегодня на торгу говорили. Утонули, верно - водяник на дно утянул. Он, водяник-то, кого хочешь, утащит. Не в первый раз уже…
Рассказчик внезапно замолк - то ли заснул, то ли припоминал что-то.
- Эй, Глебушка, - шепотом позвал Михаил. - Спишь уже, что ли?
- То не Глеб… То я, Борис, рассказывал…
- А… И что там с водяником-то?
- В последнее лето - все больше и больше лютует - страсть! Все на Волхове, особливо - за стенами, за валом, к обители Хутыньской, да к Ладоге ближе… Мнози уже утопли.
- Бывает, тонут.
- Бывает, - согласился Борис. - Токмо не в этаком множестве.
Миша ухмыльнулся:
- А ты откуда знаешь про множество-то?
- А ты, дядько Мисаил, будто не знаешь?! По всем концам болтают.
- Ну, болтать всякое могут.
- Все равно - боязно. Это ж водяник - нечисть, его токмо крестом да молитвой возьмешь… и то - молитвою истовой! Монаси, верно, могут… и владыко… Да, дядько! Мирошкиничей боярышню, Ирину - тоже водяник утащил!
Услыхав про Мирошкиничей и пропавшую боярышню, Михаил едва не закричал - йес! - до того возбудился! Ну а как же? Все к одному складывалось - браслетики витые узорчатые на Мирошкиничей дворе делают, боярышня, опять же, у них пропала… Не та ли - в синем платье, с браслетиком? Господи, неужели… Неужели хоть какой-то проблеск… Ниточка, ниточка показалась! Теперь бы не упустить, ухватить за кончик. Ай, Бориска, ай, молодец, парень, такую весточку подогнал!
Мирошкиничи!!!
Мирошкиничи!!!
Стеклодув!
Пропавшая боярышня Ирина!!!
- А что, Ирина эта, боярышня, давно пропала?
- Ха, пропала… - Борис усмехнулся этак по-взрослому, с некоторым даже цинизмом. - О том, что пропала они не говорят, таятся… Токмо я-то примечаю - давненько ее в тереме не видать - так, дак, почитай, каждый вечер на галерейку выйдет… сидит, любуется… почитай, далеко-от, с галерейки видать…
- А ты откуда знаешь про галерейку-то?
Отрок неожиданно вздохнул:
- Да уж знаю… Там напротив, на Прусской, церквушка… на наше серебришко выстроена. Я туда заходил молитися… так с паперти Мирошкиничей усадьбу куда как хорошо видать.
- А ты, значит, на боярышню любовался…
- Ничего и не любовался! Так… смотрел просто.
И снова вздох.
- А красивая она, боярышня-то?
- Красивая! - тут же - тихонько, шепотом - откликнулся Борис. - Не оторвать взгляду. Коса толста, блестит золотом, лицо белое, чистое, а глаза - синие-синие, как вот небо! На край свету б за нею пошел…
- А ты глаза-то как разглядел… с паперти? - усмехнулся Миша.
- В церкви видал… А вот уже с травня месяца - не заходит… Ну, в церкву-то.
- Так в своей, на усадьбе, молится.
- Нет, она завсегда в эту, тоже на Прусской, ходила… Святого Мисаила храм… И на галерее не видно!
- Так, может, не пускают родители-то…
- Так она ж не в девках! Вдовица. Два лета назад муж ее, Анкудин-боярин, в земле Корельской погиб. Так что, в своем праве боярышня… А деток вот Господь им не дал. Это ничего… это наладится, молиться токмо надо…
- Так, может, боярышня-то в монастырь и уехала. В обитель святую - о детках молиться.
- А - может, - чуть помолчав, согласился отрок. - Добрый бы ей путь и удачи. Тогда уж скоро вернуться должна бы… давно бы должна. Господи! Не дай Бог, постриг примет…
Господи…
Борис что-то тихонько зашептал - молился. А Миша подавил явно не нужный здесь смех - а, похоже, боярич-то воспылал к красавице Ирине платонической подростковой любовью! Ишь ты… В церкви на глаза боярышни засматривается, каждый день на Прусскую ходит, по чужим галереям взглядом шарит. Втюрился отрок - нечего и думать! Как вот, бывает, какой-нибудь восьмиклассник в учителку молодую втюрится… Бывает и ответная любовь вспыхнет - Миша таких примеров кучу мог привести.
А ведь, и в самом деле, вполне могла боярышня Ирина Мирошкинична в монастырь уйти - тем более, деток нет, и вдовица. Вдовица… А та-то, в Усть-Ижоре - совсем ведь девчонка. Или - показалась девчонкою, долго ли Миша ее видел? Уж точно, пристально не рассматривал - не до того было: с гопниками метелились. Вот ведь, задержись тогда, не выпей с Веселым Гансом водки… Ничего бы и не было! Или - все ж таки - было бы? Потому как - судьба? Да какая, к черту, судьба - браслетик тот, чтоб ему… Ладно, хорошо хоть - уже кое-что есть!
Интересно, как там Веселый Ганс? Ха! Нашел, кого вспомнить… Лучше бы Марьюшку вспомнил - рабу, Сбыслава Якуновича подарок. Хорошая девчонка, смешная такая… Ну, дай-то бог, на усадьбе тысяцкого ей хорошо будет. Пока вроде бы неплохо было.
- Слышь, Бориско, не спишь?
- Не… задумался чуть.
- А боярышне-то, Ирине, сколько лет?
- Ой… - отрок призадумался. - Ну, лет, может, двадцать… или чуть мене… Или боле. Так как-то вот.
Двадцать… Вполне подходяще - девчонка. Пусть даже - и вдовица. По тутошним меркам - вполне взрослая и самостоятельная женщина.
А, может, с этой стороны и зайти? Вот, через мальчишку этого, молокососа влюбленного?
Михаил пошевелился, пошуршал соломою:
- Вот, думается, как так выходит, что люди живут, друг о дружке ничего не зная, а потом вдруг - оп! - и встретятся, чаще всего - случайно. И, наверное, это только кажется, что случайно, а на самом-то деле - все давно предназначено Господом!
- Вот-вот! - явно обрадовался Борис. - Господом!
- Тсс! Не кричи так, друже, братца разбудишь.
- Ага, разбудишь его, как же! Коль уж уснул…
- Бывает, вот увидишь деву… - гнул свою линию хитрый Михаил. - И - словно сердце оборвется, не знаешь даже - с чего бы?
- И у меня тако было! - отрок разволновался. - Вот прямо как ты говоришь. Обедню стояли на Прусской… И там… там боярышня, вот она самая, Ирина. Язм - рядом молился. Она вдруг оглянется… ка-ак окатит взглядом… Господи! Да есть ли еще где такая краса?!
- А ты с Ириной-то, боярышней, говорил?
- Как можно? К чужой женщине с речами пустыми приставать! Нет… вот, подрасту… Скоро уже, скоро…
- А батюшка?
- Батюшка, конечно, не очень-то рад будет. Мы, Онциферовичи - с Мирошкиничами всяко. Когда дружно, а когда - и врозь.
Миша про себя усмехнулся: понятно, конкуренция.
- Значит, ты к Мирошкиничам этим на усадьбу не заходишь?
- Почему не захожу? - несколько обиженно переспросил отрок. - Захожу. Вместе с батюшкой. Вот, недавно были… И скоро опять зайдем.
- Так ты б и спросил про Ирину-то! - негромко посоветовал Миша.
- А что?! И спрошу! Прямо у братца ее старшего - батюшка-то давно помер - и спрошу.
- Нет, нет, что ты! - Михаил вдруг испугался за свое дело. - Так, в лоб спросить, нехорошо, неблагостно как-то… Скажут - что за нахал с глупыми вопросами лезет? Какое кому дело, куда боярышня подалась? Не-ет… Тут прямо нельзя. Тут хитрее надо. У тебя на усадьбе Мирошкиничей, конечно, никого знакомых нет?
- Вестимо, нет. Откуда?
- А у слуг твоих? Ну, кто вас туда сопровождает…
- У слуг? А ведь верно! - тихонько засмеялся Борис. - Ну конечно же - слуги! Уж им-то всегда все известно - ничего-то от них не скроешь!
- Вот и ты от них кое-что узнаешь, для себя важное, - продолжал подзуживать Миша. - Потом похвалишься… Вижу - запала тебе в душу боярышня.
- Ой, запала!
- Ну и ладно. Дело молодое. А время быстро летит - не все тебе мальцом быть.
- Вот и я так мыслю!
Проговорили долго, почти до утра, до самого солнышка - сначала алого, а потом - ну, почти сразу же, едва поднялось - золотисто-лучистого, радостного, такого, от одного вида которого прямо воспаряешь душою. Вот как сейчас…
Миша проснулся первым, да и вообще, спал плохо - может, от слишком уж колючей соломы, а может - от мыслей, от узнанного. Сегодня собирались с отроками прогуляться по Прусской, а уж после - как пойдет. Никакой другой работою, окромя пригляду за парнями, Михаила на усадьбе не обременяли, а тиун Ефим - так прямо ужом стелился.
Едва Михаил вышел на двор, как увидел въехавшего на усадьбу всадника, в коем тут же признал Ростислава - верного боярского человечка, с которым не так давно дрался на палках. Слегка кивнув - боярский служка, не высокого полета птица - Миша хотел было пройти мимо, к уборной, да Ростислав ухватил его за рукав:
- Бояричи где?
- На сеновале. Поди, спят еще.
- На сеновале? - слуга в удивлении вскинул брови. - Что, больше спать негде?
- Нравится им там, - терпеливо пояснил Михаил. - Интересно. Себя-то в детстве вспомни.
- Нравится, говоришь? - Ростислав усмехнулся и - Мише показалось - хотел добавить что-то еще, но ничего не сказал, лишь махнул рукою: иди, мол, куда шел.
Михаил и пошел, а, возвращаясь уже, заметил, как боярский служка разговаривает у сеновала с парнями - Борисом и Глебом. Вот чертяка, разбудил ведь! Тут же, от амбаров, бежал уже и тиун: здрасьте, мол, Ростислав Тимофеевич, как боярин-батюшка почивать изволили? Все ли по добру, по здорову?
- Ниче боярин-батюшка, здоров, - кивнул слуга. - Послал вот справиться - как-то детушки его тут? Как "дядька" - не забижает?
- Не забижает, - рассмеялся тиун. - Да и спуску не дает - вчера вон, почитай, весь день на тупых мечах бились.
- А еще по городу гуляли, - потянувшись, добавил Глеб. - На ручей хо…
Тут Борис ткнул его кулаком под руку - дескать, не болтай чего не надобно.
- Гуляли много где, - тут же поправился Глеб. - Потом сказки разные слушали.
Ростислав улыбнулся, пригладил бородку:
- От и славно, пойдемте-ка в дом, батюшка гостинец вам переслал.
- Гостинец! Гостинец! - обрадовались, запрыгали отроки. - Идем, идем же скорей, Ростислав, не стой же!
Ушли, скрылись в сенях, только и видели: бояричи, Ростислав и тиун с ними. Не… тиун на крыльце задержался - на двор посмотрел строго, всех увидал - челядинцев, холопов, закупов, - помахал кулаком строго: мол, насквозь вас, лентяев да воров, вижу! Все, бывшие поблизости во дворе, работники, поклонились - кто, конечно, заметил тиуна. Ну а кто не заметил, с тех иной спрос… ужо не даст таким Ефим спуску, уж в этом-то Михаил ни капельки не сомневался, а потому поспешил поскорей на задворки к своей избе - ребят подымать, Мокшу с Авдеем. Все ж таки втроем они в закупы подались, так сказать - в феодально-зависимые люди, а, поскольку Михаил был из них по возрасту самым старшим, то считал себя за обоих ответственным… Хм… И самому интересно - с чего бы так? Вот ведь никогда никого опекать не стремился, ни в школе когда работал, ни уж тем более в фирме - а кого там опекать-то? Бездельников-недорослей? Так у них и без Миши опекунов - целое войско: мамы, папы, бабушки…
А вот эти вот… Эти славные парни, сметливые, работящие, ничуть не виноватые в том, что злодейка судьба к ним повернулась задом… Впрочем - как еще посмотреть.
- О, Мисаиле! - вышел из избы Авдей. - Где-то тя всю ночь носило… Ну да ладно - где был, там был.
- Зазнобу, поди, заприметил какую? - вслед за приятелем показалась рыжая шевелюра Мокши.
Хорошо, встали уже парни. Авдей заскочил в избу, квасу крынку вынес, протянул:
- Испей, вкусен зело!
Михаил отпил - и верно, вкусен, - улыбнулся, поблагодарил кивком. Смотрел, как парни фыркают, умываются…