Он еще только выходил из-за угла, когда "друг Рома" влетел в дверь флигеля, за счет преимущества в скорости преодолев расстояние чуть ли не вдвое большее, чем его оппонент. Охранник, до этого, видимо безмятежно прогуливавшийся во дворе, уже спешил следом за хозяином, при этом лицо его было растерянным и сосредоточенным одновременно.
Как Горнин ни торопился, секьюрити, бывший моложе его лет на двадцать пять, опередил его, без всякого уважения обогнав в нескольких метрах от двери. Поэтому, когда он, отдуваясь, вошел в комнату, он застал безобразную сцену в самом разгаре. Перегуда, растерявший свою невозмутимость, кричал, ругался, грозился всех поувольнять к известной матери и вообще демонстрировал собственное бессилие.
С появлением Горнина он перекинулся на него:
- Это все твои штучки! Это ты все подстроил! Я знаю! Только запомни, это тебе с рук не сойдет! Хватит, я долго терпел. Вызывайте милицию! Я тебе устрою Куликовскую битву.
- Ментам сдашь? Или уволишь? - спросил Горнин, рассматривая оплывающий, рушащийся фантом, даже не столько рассматривая, сколько беря пробу, чего Перегуда, кажется, сделать не додумался.
- Найду, что сделать!
Тут дверь открылась и появилось новое действующее лицо - "нюхачка" Марина.
- Здравствуйте! - громко и очень отчетливо сказала она, так, как это делают девочки-отличницы, уверенные в себе и привыкшие отвечать у доски четко и ясно. Наверное, она тоже была из таких. Почему-то раньше он за ней подобного не замечал.
Перегуда посмотрел на нее зверем.
- Что надо?!
- Я приехала.
- И что нам теперь, плясать от радости?
- Как хотите.
- Это вообще кто? - спросил он, обращаясь к охраннику, маячившему за ее спиной.
- Это моя сотрудница, - опередил его Горнин. - Проходи, полюбуйся. - И показал на тающий фантом.
Марина подошла. Полюбовалась. Даже рукой потрогала то, чего охранники не видели и видеть не могли, поэтому лица у них были обалдевшие. И отошла в сторону. Скромно, без комментариев.
Перегуда несколько секунд следил за ее манипуляциями, а потом не выдержал:
- Ну и чего она тут делает? Я куда сказал отвести?
- Туда, - ткнул пальцем вверх охранник, приведший ее.
- Ну так и давай туда!
- Но она сама…
- Быстро!
Перегуда еще орал, но было заметно, что он выдыхается. Павел ушел, это факт, а какой смысл орать по поводу свершившегося факта? Тем более при посторонних. Это всего лишь означает потерю лица. Ведь ужасно не то, что Павел ушел. В конце концов, это его личное дело. Никто не имеет права держать его взаперти до тех пор, пока его вина не доказана. Да и потом, честно говоря, тоже. Для Перегуды страшно другое - то, что он не сумел удержать под контролем какого-то там Мамонтова. А ведь он его держал, постоянно держал - факт!
Достав сигареты, Горнин закурил, даже не подумав спросить у хозяина разрешения; здесь и без того было хорошо накурено, а пепельница полна окурков.
- Концерт закончен? - осведомился он, чувствуя удовлетворение. Перегуда промолчал, но его реплика в данной мизансцене была необязательной. - Тогда вы свободны, - отпустил маг-директор охрану.
- Зачем ты это сделал? - спросил Перегуда, когда они остались вдвоем, если не считать постепенно рассасывающегося фантома.
- В чем ты меня обвиняешь? Я не понимаю.
- Интриган.
- Коне-ечно! Ты бы на себя посмотрел. - Горнин пыхнул сигаретой. - А чего ты, собственно, так раздухарился?
- Он преступник.
- Это пока еще никто не доказал.
- Я докажу. Мы докажем! Вместе. И ты не сможешь от этого увильнуть! - заключил он торжествующе.
- Все-то ты меня обвиняешь. И то я, и се я. Кругом виноват. Только ты один у нас белый и пушистый. Как унитазный ершик.
- Не смей меня оскорблять!
- Да кто тебя оскорбляет? Если ты на меня намекаешь, так я, наоборот, хвалю. Даже, можно сказать, завидую твоей чистоте и непорочности. Только вот что-то мне подсказывает, что нашей с тобой, Ромочка, дружбе скоро придет конец.
- Что ты имеешь в виду? - насторожился Перегуда.
- Комиссию.
- Нет! Для этого нет никаких оснований!
- Это ты так думаешь.
Положение маг-директора подразумевает не только власть - большую, даже огромную, практически неограниченную, - но и многие сопутствующие ей прелести. Но существуют и ограничения, одно из главных - коллега-оппонент. То, что на него приходится постоянно оглядываться, это еще полбеды. Но тот в самый неподходящий момент может захотеть снять с себя корону, и тогда второй автоматически лишается своей безо всякой надежды когда-либо снова ее примерить. Именно на это сейчас намекнул Горнин.
- Ты блефуешь!
- Пока что я размышляю.
- Что ты предлагаешь? Закрыть дело Мамонтова?
- С какой стати? Не вижу для этого никаких оснований.
- В таком случае стоит констатировать, что до сегодняшнего дня у нас было полное взаимопонимание.
- Оно таким и останется, - как можно увереннее сказал Перегуда.
Ничего не ответив, Горнин принялся тщательно тушить окурок, короткими тычками давя его в пепельнице, и тихонько засвистел мотив "Взвейтесь кострами, синие ночи". Перегуда смотрел на него с остановившимся лицом. Потом повернулся и пошел вон, бросив на ходу:
- Я пошел работать.
Проводив его взглядом, маг-директор усмехнулся; намек был услышан и понят. Коллега надолго лишится душевного спокойствия.
Выйдя в коридор, некоторое время он ждал Марину, прислонившись спиной к стойкам лестницы, ведущей наверх. Когда та спустилась, задал только один вопрос:
- Ну?
- Не знаю, - ответила она.
- То есть как? - удивился маг-директор. Искренне удивился. - Что ты не знаешь? Он это или нет?
- Я и говорю - не знаю.
Тогда он решил сменить тактику. Подошел к ней, приобнял за плечо, прижал к себе и тихо, понизив тональность, так, что получилось задушевно, сказал:
- Я тебя понимаю. Очень хорошо понимаю. Верь мне. Сам, знаешь ли… М-да. В общем, ты знаешь, как я отношусь к Паше. Я ему зла не желаю и не сделаю. Ты мне веришь?
Говорил, а сам прислушивался к ее состоянию, решая про себя - давить на нее или пока не стоит. Она ж почувствует. Она вообще такие вещи хорошо чувствует. И эти его сомнения сейчас - тоже.
Она кивнула.
- Только вопрос очень серьезный. Чтобы его защитить, мне нужно знать правду. Всю правду. Иначе такого можно нагородить. Скажи мне как есть.
- Я не уверена, - произнесла она и отстранилась. Он не стал настаивать и позволил ей увеличить дистанцию.
- В чем ты не уверена? - мягко спросил Горнин.
- Что это он. Вообще не уверена.
- В каком смысле "вообще"?
- Здесь и там, в банке. Что-то не то.
- Подожди. Это крайне важно. Ты уверена… То есть… Тьфу, черт! У тебя есть сомнения?
Марина снова кивнула.
- Вот как. Интересно. Ладно. Можешь, если хочешь, ехать отдыхать. А можешь подождать меня в машине. Думаю, минут через сорок или час я освобожусь. Подождешь?
- Ладно.
Когда он вернулся в лабораторию, Роман Георгиевич даже не посмотрел в его сторону, продолжая работать. И только минут через пять, когда Горнин уже ввел данные для тестирования, тот сказал:
- Зря ты так. Я не хотел тебя подставлять или, хуже того, обидеть. Сам понимаешь, мне это ни к чему. Мы с тобой одной веревочкой связаны.
- Тогда я не понимаю твоих действий.
Перегуда ответил не сразу. Некоторое время он смотрел то на один, то на другой экран, не то что-то прикидывая по поводу того, что там появлялось, не то формулируя ответ.
- Хорошо. Я скажу. Не хотел тебя раньше времени волновать…
- Вот спасибо-то!
- Через несколько дней все стало бы ясно. Но события стали развиваться совсем не так, как я предполагал.
- А яснее нельзя? - сварливо осведомился Горнин. Он с некоторым удивлением увидел, что аппаратура легко прошла первый тест, показывающий, что система работает штатно. Правда, тест был из самых простых. Он загрузил следующий.
- Можно. Но для начала скажу, что я не хочу в отставку. И ты не хочешь! Поэтому давай не будем хвататься за вилы и устраивать бог весть что. Я хочу сделать так, чтобы всем нам, тебе и мне в том числе, было лучше.
На экране цифры показывали, что идентичность М-воздействия, обрушившегося на этого парня - как его, кстати, зовут? - и Мамонтова, уже достигла восьмидесяти одного процента. Учитывая, что погрешность в такого рода анализах никак не меньше семи процентов, а в действительности и все десять, порой и больше, результат вплотную приближался к своему естественному максимуму. Но Марина сказала." "Не уверена". Неужели Рома все же пошалил с аппаратурой? Надо было ехать в Подольск.
- Давай без лирических отступлений! Сказать честно, я от тебя сегодня уже устал. Как-то тебя стало вдруг очень много. Или ты решил перетянуть одеяло на себя?
- Брось ерунду пороть. Хотя при известных условиях, может, и не отказался бы, но сейчас не тринадцатый век и даже не девятнадцатый. Мир оказался очень небольшим. Я сделал открытие.
- Чего ты сделал? Узнал, что Земля круглая?
- Можешь называть это волшебной палочкой. Доводилось слышать про такое?
- На хрена?! - изумился Горнин, забыв про монитор и вообще про все остальное. - Тебе что, своих способностей не хватает?
- Мне - хватает. Пока. Как и тебе.
- Так! Давай-ка все по порядку. Про палочку, про "пока", в частности и в целом. Что ты задумал? Только без этих твоих еврейских штучек!
- Я не еврей, и ты это знаешь.
- Да мне до лампочки, еврей ты, алеут или негр преклонных годов. Только ведешь себя как девка, которой и хочется, и колется.
- Кончай орать тут.
- А где мне еще орать? Если ты темнишь, как не знаю кто. Как прямо… - Горнин захлебнулся возмущением и замолк.
- Мы стареем.
- Тоже мне, открыл Америку.
Перегуда смотрел на него в упор, удерживая злость в себе. Горнин тоже на него таращился, пуча глаза. Если б Павел или другой практикующий маг мог их сейчас видеть, то, может, поразился бы, а то и испугался - такое сейчас из обоих перло. Красное, даже не так, пурпурное лезло из обоих, наподобие солнечной короны, окружая их тела чем-то вроде вздыбленной шерсти, а то и игл вроде ежовых или дикобразовых. Как говорится, плюнь на такого - зашипит. Но эти двое готовы были еще и жечь.
Первым опомнился Перегуда.
Встал, потряс кистями рук и прошелся взад-вперед.
- Без стакана тут не разберешься, - проговорил он. - Что ты говорил про коньяк-то?
- А не бздо?
- Хуже не будет. Тащи. И стаканы прихвати.
- Я тебе не бар.
- Крикни там кому-нибудь.
- Вот сам и крикни.
Как-то так получилось, что они, не сговариваясь, вместо машины отправились в дом, где конечно же имелись и стаканы и коньяк. Молчком, взъерошенные, едва сдерживающиеся от того, чтобы на манер молодых петушков не наскочить друг на друга, недовольные, даже злые. Но при этом каждый понимал, что разговор этот - хочешь или нет - нужно закончить.
Сели в гостиной за просторным столом, напротив друг друга, глядя не на собеседника, а в разлапистые, тяжелые рюмки.
- Так чего ты придумал? - спросил Горнин, сделав щедрый глоток. Дела, которые он на сегодня запланировал, все равно пошли прахом. Все потом, после.
- Все просто на самом деле. То есть в теории все просто, хотя технически тоже, в общем, не так уж.
- Это я знаю без тебя. Скажи - зачем? Мы… - Он закашлялся. - Дай пепельницу, что ли. - Пока Перегуда вставал и отыскивал в роскошном серванте хоть что-то похожее на пепельницу, он продолжил: - Все давно уже пришли к выводу, что всякие эти штучки - палочки, кольца, заговоренные мечи и прочее - создаваться не должны. На черта всякому идиоту давать в руку ядерную бомбу? Или, хуже того, бездонный банкомат. Ага, сойдет.
Он стряхнул первую порцию пепла в подставленную вазочку, изначально предназначенную для варенья либо острых соусов - по форме одно и то же.
- Так чего тебе не хватает?
- Постоянства.
- Чего? Я не понял.
- Это как бы аккумулятор. Господи! Ну не собираюсь я это пускать в широкую продажу! Вот уж проблема - денег заработать! Это - мне. Тебе. Ну и еще кое-кому. Сам знаешь. Мы ж не вечные! А с тобой собачиться - вообще никаких нервов и сил не хватит. Проще поставить тебя перед фактом.
- Погоди. Про аккумулятор. Я что-то не понял. Это ты о чем?
- Вот послал бог напарничка! Смотри сюда. Ты работаешь. Так? На все сил у тебя нет и быть не может. У тебя, у меня - у всех нас. Поэтому мы берем себе помощников. Но ведь и они зашиваются. Ну сколько в таком режиме можно вкалывать? Сдохнем же, и никто не вспомнит. Если только войну не затеем или Кремль не разрушим. Так?
- Ну давай, давай! - через силу сказал Горнин, хлебнув коньяку, после которого говорить сразу стало трудно; какой-то древний и резкий оказался. Но зато М-фактор в нем отсутствовал начисто, уж это-то он проверил в первую очередь. Да и "друг Рома" хлебал его без опаски.
- Так вот я придумал, - Перегуда перешел на доверительный тон, навалившись грудью на стол, - как можно, скажем так, продлить долголетие. В смысле активное долголетие, а не просто пердуном на диване валяться. Нужно аккумулировать свои силы, накопить их, чтобы потом, по мере надобности, расходовать. Вовне! А свои - при себе! Для поддержания собственных… э-э… сил. Жизненных сил. Ты хоть тыщу лет живи. А аккумулятор - вот он! Хочешь - себя подпитывай. Хочешь - на сторону им работай. Все едино!
Коньяк ли, открывающиеся ли перспективы заставили Горнина умерить пыл, но он спросил уже вполне спокойно:
- А что это вообще… Ну в натуре? Правда, что ли, палочка?
- Да какая к черту разница! Хоть палочка, хоть кружочек. Хоть подтяжка на твоих портках или гондон в кармане. Не имеет значения. Главное - это только твое. Понимаешь? Пер-со-наль-но! Ни продать, ни завещать - ничего!
- А потерять? - заинтересованно спросил Горнин. - Или там украдут, к примеру.
- И много у тебя украли?
- Ну-у…
- Вот и я о том.
Горнин сам налил себе коньяка и задумался. Интересно, конечно. Заманчиво. Не очень, правда, понятно, зачем нужна вечная жизнь, но разговор об абсолютной вечности вроде бы и не идет. Если без болезней - ну это-то он уже решил, во всяком случае, в основном. Без нищеты… Да смешно даже! Практикующему магу задумываться о подобном даже как-то глупо. А уж маг-директору-то! Ловок Перегуда! Ох, ловок. Как-то уж очень сильно ловок. До того, что и верить-то ему боязно. На жирного червяка карась, как известно, в первую очередь клюет. И опять ведь напоил неизвестно чем.
- Ну а Павел-то тебе зачем?
- А ты не понял? Ты ж из-за него под ударом, как крендель под задницей. Он такого натворил, что нас с тобой, просто обоих, под зад коленом, и это еще в лучшем случае. Знаешь, мне комиссия не нужна. А уж трибунал - тем более. Мы ж с тобой одной веревочкой, прямо сиамские близнецы какие-то. Один бзднул, у другого голова болит.
- От тебя заболит, - не преминул ввернуть Горнин.
- Я с тобой серьезно говорю!
- Да я понял. Слушай, что это за пойло у тебя такое? Перегуда взял в руку бутылку и внимательно посмотрел на нее.
- Да подарил кто-то, кажется. А что?
- Ну чистый уксус.
- Не может быть. Это ж не вино, он не бродит. - Поставил бутылку на место, взял свою рюмку и понюхал. - Да, есть какой-то запах. Странно. Я даже не заметил. - Убери ты ее от греха.
Пока хозяин менял бутылку и рюмки, Горнин курил и думал. Он всегда был противником того, что сам он называл "железо" или "железяки". Опыт многих поколений, сохранившийся в сказках, мифах, легендах, былинах и прочем, очень убедительно предостерегал против их использования. Кому досталась волшебная лампа с запертым в ней джинном? Простаку Аладдину, толком не умевшему обращаться с такими вещами. Говорящая щука попала в руки деревенскому дурачку и лентяю Емеле, не придумавшему ничего лучше, как заставить ведра самим ходить за водой, и разрушившему собственную избу только для того, чтобы не слезать с печи. Пересказавшие старославянскую сказку о золотой рыбке братья Гримм, а следом за ними и Пушкин очень популярно объяснили, что получается, когда такой силы артефакт оказывается в руках неподготовленного человека. Кстати, именно образ такой чудесной рыбы, как универсальный символ, живет многие столетия у разных народов. Садко вылавливает в Ильмень-озере рыбу - золотые перья. Плотвичка с золотым кольцом, щука златокрылая - это все образы из русского фольклора. Рыбоподобное существо Оаннес в четвертом веке до нашей эры описывал вавилонский историк Берос. В "Махабхарате" описывается, как первопредка Ману спасла маленькая рыбка. Оружие Брахмы, подобие ядерного, про которое написано в "Рамаяне", и огненная стрела и молния Юпитера, которых рисует древнегреческая титаномахия, натворили столько дел, что их спрятали не только от людей, но и от богов. Примеров множество, захочешь сосчитать - не получится. Недаром новые религии - христианство и ислам, появившиеся примерно в одно время, запрещали все материальные воплощения Силы. Только ислам в этом пошел еще дальше, запретив не только воплощения, но даже изображения их. Церковь как говорит? Вот крест, вот образ - молись. Все остальное от лукавого. А чтобы было понятно от какого, даже имя ему придумали. Сатана и Иблис похожи на древнего Пана, державшего в руках волшебную дудочку. И именно змий-искуситель дал Адаму и Еве волшебное яблоко.
Много, слишком много предостережений было высказано на этот счет.
Из относительно недавних происшествий этого рода, к счастью не получивших широкой огласки, - опыты двух немецких магов, сбежавших перед Второй мировой войной в Америку, где они, обуреваемые чувством отмщения, решили создать нечто такое, что поможет сокрушить фашистскую Германию. И создали, назвав это "Экскалибур". И пошли с этим, простачки, к военным. Там им, на счастье, сначала не поверили, назначили, как водится, комиссию, а пока круги на воде таким образом расходились, дошли они и до человека, в этих вещах смыслящего. Тут уж мешкать не стали. "Экскалибур" с большим трудом удалось нейтрализовать, так что комиссионные испытания провалились, а двум гениям с куриными мозгами объяснили, что к чему.