Мы не стали заморачиваться с ожиданием приготовления блюд и выбрали "дежурную котлету". И вино. Однако кормили нас довольно вкусно. Острым супом из красной свеклы с капустой - что-то среднее между щами и борщом. На второе значились зразы из овощей, картофеля и "баранины". Картофель был местный, дикий и мелкий. Подозреваю, что и "баранина" тоже недавно бегала в пампасах за городом. Тут, на Новой Земле, в отличие от Старой, дичь стоит намного дешевле мяса домашних животных. Мало еще их тут, и к ним труд приложить надо. А дикое само растет. Всех трудов - удачно выстрелить по месту.
Когда трапеза плавно докатилась до кофе, Ингеборге, несмотря на присутствие за столом кирасир, вдруг выпалила по-русски:
- Теперь я за тебя спокойна, Жорик. Ты в надежных руках.
- Спасибо, - ответил ей по-английски, намекая на то, что мы тут не одни в компании.
- Плевать, - отмахнулась девушка в ответ на мой намек и продолжила вещать на языке моих осин: - Перетопчутся. Тем более у нас с тобой больше не будет такой возможности серьезно поговорить. Я и так со вчерашнего вечера этот разговор все откладываю.
- Ладно, излагай. - Я также перешел на русскую мову.
Сумела заинтриговать.
- Если ты помнишь, то ты мой должник дважды, - выпалила литовка. - Первый твой долг я реализовала ночью. А второй твой долг покроется тем, что ты не будешь препятствовать тому, что я от вас уйду.
- Куда уйдешь? - Нет, это просто пыльным мешком по голове!
- В Палангу. Я не хочу в Одессу. Пока ты валялся тут без сознания, я не удержалась и съездила на экскурсию в литовский анклав и там поняла, что хочу жить среди звуков родной речи. Тем более что по вечерам они там поют по-литовски на набережной, хором, очень тихо и красиво, а мне этого, как оказалось, так не хватало все эти годы. Я больше не хочу быть эмигранткой. Я хочу жить среди СВОЕГО народа. Прости меня, но я тебя не бросаю, а оставляю на Наташу, которая будет тебе очень хорошей женой, поверь. Когда ты с ней, я спокойна за тебя, милый.
- Что ты будешь там делать?
- Шпроты коптить, - и улыбнулась мне очень мило; если бы я ее не знал, то сказал бы - наивно.
- Значит, ты все-таки шпротная, - усмехнулся я, припомнив гаремные баталии трехнедельной давности.
- Выходит так, что шпротная, - засмеялась девушка в голос, - только уже не млять, а порядочная женщина, бизнес-вумен, входящая в сливки местного истеблишмента по статусу владелицы стекольного завода. Надо будет соответствовать. Наверное, даже замуж выходить. - Последнюю фразу она произнесла просто горестным тоном.
- Неужели двести экю за час не дают? Ну, и жмоты эти твои жмудины, - не удержался я от подколки.
- Я теперь сама намного больше заработаю, даже не раздвигая ног, - глаза у девчушки сузились, а речь стала жестче, - и мужики у меня теперь будут только такие, кто мне самой нравится. Вот как ты, например. Но ты не останешься со мной кильку коптить.
Я только головой покивал, подтверждая, что кильку коптить - это не мое.
- А тебе так резко менять жизнь не влом? - на всякий случай спросил, понимая, что решение ею уже принято. - Как же твоя тяга к красивой жизни?
- Ты забыл? Я рабочая девочка с рыбачьего поселка. Я люблю запах моря, гниющих водорослей, мокрых сетей и копченой рыбы. Я в этих запахах выросла. Я сбежала оттуда только потому, что там не стало работы после независимости. Вообще никакой работы. Вот увидишь, я тут еще баркас куплю и сама буду в море ходить на промысел.
- Что делает твой стекольный завод?
- Все. Очень универсальное оборудование и производительность на вырост. Хорошее оборудование. Испанское. Рассчитанное на минимум обслуживающего персонала. Мне просто повезло купить недорого такое предприятие.
- Наверное, все свои деньги, полученные за квартиру, туда вбухала?
- Почти, но орденский банк мне дает льготный кредит за то, что я поднимаю разорившееся предприятие перерабатывающей промышленности. О как! Всего за семь процентов годовых он обеспечивает меня оборотными средствами. И даже за три процента, если я не буду выходить за лимит. Пятнадцать процентов всевозможных налогов, остальное - все мое, и я его не упущу.
- А с крышками как? Помню, это всегда было проблемой для консервов в стеклянной таре.
- Первое время можно обойтись стеклянными крышками с проволочным зажимом. К тому же рядом, в Портсмуте, тонкую жесть уже катают, даже с оловянным покрытием, но делать целиком жестяную банку сейчас невыгодно. Стекло дешевле выходит. Да и аппарат для вакуумной винтовой закрутки вместе с заводом достался, так что и на резинки затрат не будет. Все подготовил мой предшественник как надо. Только вот не бизнесмен он. Решил консервному заводу конкуренцию составить с эксклюзивным товаром. Понадеялся на местное оливковое масло от первого местного урожая… Кстати, ты знаешь, что олива плодоносит только на восемнадцатый год?
Я кивнул в подтверждение:
- Еще со школы. С курса истории Древней Греции.
Ингеборге мой ответ, видимо, удовлетворил полностью. И она продолжила рассказ с того места, где закончила:
- Так вот, это время тут наступило в прошлом году. И облом. Первый новоземельный урожай оливок был очень маленький, и повадился этот жмудский кретин из-за "ленточки" оливковое масло таскать, и скоро ему нечем стало отдавать кредиты. А заменить оливу на другое растительное масло у него тяму не хватило. Как же - эксклюзив! Я даже не у него завод покупала, а у банка выкупила. За полцены, если не меньше.
- И где он сейчас этот деятель? Уехал?
- Я ему уеду! Я ему так уеду! - В голосе девушки прозвучал металл. - Где я еще такого технолога по стеклу найду? У меня будет на производстве пахать как миленький.
- А консервный завод твои банки-то брать будет?
- Куда он денется, я там тоже двадцать пять процентов капитала выкупила и в совет директоров вошла. Так что у меня уже, считай, холдинг.
- Кредит на это брала?
- Кредит.
- Не прогоришь, так широко шагая?
- Не прогорю. Ты меня знаешь, я хозяйственная, расчетливая и осторожная. Как и положено европейской путане, - и, не удержавшись, прыснула. Потом засмеялась в голос. А отсмеявшись, продолжила: - Тут еще икра есть у одной рыбы, которая на красную похожа; икра похожа, а сама рыба - на морскую форель, только крупнее раза в два. Если правильно засолить - как думаешь, русские такую икру есть будут?
- Если как закуска к пиву пойдет, то будут. Главное, чтобы на этой жаре нормально хранилась и не портилась.
- Это хорошо, а то ее тут пока обратно в море выбрасывают. Не знают, что с ней делать. А я красную икру сама никогда не солила.
- Попробуй посоли ее, как икру щуки. Это же тебе знакомо? Посмотри, что получится. Главное, чтобы народ от этой твоей икры ласты не склеил. Когда уезжаешь?
- Сегодня. За мной Вилкас, бывший владелец завода, должен заехать, пока у меня своей машины нет.
Вилкас - Ложкас. Какая разница, кто уводит девушку "из стойла". Главное, что увели.
Ингеборге еще что-то вещала про свои деловые перспективы, но я уже не слушал. Мне хотелось наглядеться на ее красоту в остатний раз. Где я еще такую девушку найду, такую красивую, такую душевную. Хотя… Это все до брака, а как будет в браке - тайна великая есть. Никогда не угадать. А у Ингеборге к тому же не один скелет в шкафу живет.
Тут все как в старом анекдоте про политтехнологов. Помирает мужик, ему предлагают на выбор рай или ад, так как все у него всего пополам: и грехов, и пороков, и благодеяний.
Сходил он в рай - там ему скучно стало. Из жратвы - только яблоки. Из развлечений - только хоровое пение ограниченного репертуара. Славословия Всевышнему - и все. Даже баб нет - все бесполые, аки ангелы. Так что и у самого между ног ничего нет. А это отсутствие ему на самооценку давило.
Сходил на экскурсию в ад. А там… Пьянка-гулянка с красивыми шалавами. Вино рекой. Дым коромыслом. Оркестр зажигает. Весело.
Вернулся к святому Петру. В ад, говорит, хочу.
Скинули его в ад. А там черти сразу его на раскаленную сковородку нежной попой сажают и давай помешивать вилами.
- А где бабы, водка, оркестр?! - орет истошно новоявленный грешник.
- А это был наш агитпункт, - гордо вещают ему черти. Так что до свадьбы у любой бабы агитпункт в наличии, но вот штамп в паспорте его закрывает на замок, за ненадобностью уже. Баба перестает притворяться и становится сама собой. А такие резкие перевертыши мало кому из мужиков нравятся.
Да что я о браке со мной Ингеборге рассуждаю, когда у меня невеста рядом в госпитале лежит. Совсем с катушек съезжаю. Привык, панимаш, к многоженству. К хорошему быстро привыкаешь. И отказываться тяжело, даже по большой любви.
А вино все же, как оказалось, из-за "ленточки".
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 4 число 6 месяца, вторник, 16:02.
То, что сотворил гравер в оружейном магазине "У Франко", мне совсем не понравилось. Только серебро пластин испортил. Ведь написано ему было четче четкого, осталось только скопировать, как орнамент. Тупо один в один. А тут… Просто зла не хватает. Гравировано-то красиво, но ошибка на ошибке, и главное - в именах! Ладно еще - "Татиане", а вот "Дюлекан" куда девать? Имя же для человека хоть и эфемерная, но очень значимая вещь. Имя - это и есть человек. Сколько скандалов на своем веку я видел только из-за перевирания имен…
Огорчился я.
А, видя, как я огорчился, огорчился уже и Франко, как хороший продавец. Двойное огорчение: и клиент недоволен, и прибыль уплывает. Да еще антиреклама заведению очень и очень даже вероятна.
Франко только виновато разводил руками, пряча глаза.
- Переделывать надо, - решительно пошел я в атаку, - и срочно, потому как вы мне мероприятие по награждению срываете, которое должно состояться именно сегодня.
Франко проблеял тоном кающегося грешника:
- Штихелями так быстро переделать невозможно. Не работает гравер так быстро. Вот если бы использовать другие методы…
- А какие методы есть?
- Бормашина, к примеру…
- Оставь это для дешевых подарков ко дню святого Валентина, - он что, решил меня и дальше раздражать?
- …лазер еще есть.
- С компьютером?
- С компьютером.
- И программа соответствующая есть? С кириллицей?
Франко радостно закивал:
- Есть. Есть, сеньор, все есть. Не в Дагомее живем.
- Веди.
Хозяин охотно провел меня в заднее помещение магазина узким коридором мимо подсобок. Довольно большая комната, уставленная верстаками, заваленными разными оружейными железками и слесарным инструментом. На одном верстаке стоял лазер, выглядя в таком окружении просто футуристически.
- Это моя мастерская, - с гордостью поведал Франко, - тут я занимаюсь кастомизацией и тюнингом любого оружия. А также тривиальным ремонтом.
- Ты лазер настраивай, не тяни время, - подхлестнул я его энтузиазм.
- Одну минуту, сеньор, всего лишь минуту… - Франко защелкал тумблерами питания на станке и на компе, одновременно прессуя меня новыми предложениями. - Тут мне пришла мысль, что на лазере серебро будет плохо смотреться, все же мягкий металл.
- И что ты предлагаешь?
- Никелевую пластину. Ее гравируем лазером, потом полируем до зеркального блеска и вставляет в щечку рукоятки. И все. Много времени не займет, а пластинки никелевого сплава у меня есть. И по размеру подходящие. Только с прямыми углами.
"Да и черт с ними, с углами", - подумал я, но вслух сказал другое:
- Показывай.
Он показал. Хорошие пластинки. Только вот щечки пистолетные уже проточены были под старые косые параллелепипеды из серебра. На что я и указал Франко.
- Это не страшно, - отмахнулся тот. - Так как виновата моя фирма, то щечки будут даже лучше - из махагони. Вам понравится.
Он оторвался от компьютера, В два шага вышел в коридор и там громко крикнул что-то на испанской мове, прямо в пространство. Довольно длинной тирадой с матерными оттенками и обертонами.
- А где гравер? - спросил я Франко, когда он вернулся к технике, что на грани фантастики.
- Он сделал свою работу и уже ушел. Он у меня приходящий. Не каждый день есть заказы на гравировку штихелями. - Франко снова возбудился.
Южный человек. Вспыхивает быстро. Я его попробовал успокоить, опустить слегка на землю грешную.
- Влетишь ты с ним когда-нибудь, как английские фальшивомонетчики, которые подделали все: и бумагу, и краски, и даже степени защиты, а вот в слове "кассир" на банкноте сделали две ошибки.
- Когда это такое было?
- В конце шестидесятых, в двадцатом веке.
Франко хмыкнул, задумавшись. А мне вдруг показалось, что он внезапно прикинул, как ловчее подделать орденский денежный пластик. В смысле - если с умом подойти при соответствующей аппаратуре, то не сложнее, чем пластиковые игральные карты копировать. Телефонные карточки и то сложней будут.
Наконец программа была настроена. Станок приведен в готовность. А дородная женщина с некрасивым лицом принесла в плоской картонной коробке щечки из красного дерева. Положила их на верстак, поклонилась мне и ушла, не проронив ни слова.
Судя по этому явлению, такие щечки Франко держит в недоступном для работников месте. Видать, и в самом деле дорогие они.
Франко пригласил меня за компьютер и попросил самому набрать текст в окошке, чтобы никаких ошибок больше не было.
Я набрал.
Потом Франко вставил в станок никелевую пластину, закрыл кожух и попросил меня освободить ему место.
Сев за комп, он сотворил несколько вариантов надписи с разными шрифтами.
Я ткнул в понравившийся, отметив про себя, что компьютер грамматических ошибок не сделал. Не сглючил, однако.
Франко ткнул на борде Enter, и станок тихо зажужжал.
Через минуту пластина была готова. Правда, еще не полированная, но вполне годная и так.
Затем я снова набирал вторую надпись в окошке на мониторе компа.
А Франко снова проделал с ней ту же операцию, что и с первой.
После моего одобрения попросил меня обождать в торговом зале, пока он будет завершать так нужную мне работу. К тому же срочную.
- Э, нет, - злорадно сказал я Франко, - так просто ты от меня не отвертишься. Нужно еще одну надпись будет сделать. На золоте.
В торговом зале заскучавшая Ингеборге только подняла на меня брови, вопрошая.
- Намана, - ответил я, - все пучком, на этот раз.
Через двадцать минут появился лучащийся Франко и вынес нам наш заказ.
Пистолеты в кобурах.
Запасные магазины в почах.
Коробочки с патронами и причиндалами.
И пакет из крафт-бумаги с веревочными ручками, чтобы все это сложить. На пакете красовался логотип магазина.
На это раз все было очень красиво и даже пафосно. Отполированные до зеркального блеска металлические таблички с наградными надписями были утоплены в щечку рукоятки заподлицо, а лазерная надпись поражала совершенством линий. Получилось даже красивее, чем на серебре.
Рассчитываясь, я сказал Франко, что буду его магазин рекомендовать всем знакомым, и мы - каждый счастливый по-своему - наконец-то разошлись.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 4 число 6 месяца, вторник, 18:44.
В доме, арендованном, точнее, предоставленном нам городскими кортесами по программе защиты свидетелей, как приехал я туда из города, так и закрутил вокруг себя всех и разом. И кого можно, и кого нельзя.
И в строй поставил во дворе в две шеренги углом.
Одной стороной угла выстроил всех наличных валлийских кирасир.
И дедков из Гражданской гвардии Виго построил. Ибо не фиг. Хотя и смешно они смотрелись со своими лупарами и домашними тапочками рядом с бравыми валлийцами в самом соку молодости. Подпольный обком в действии.
Другой стороной угла - моих девчат в "парадке", в нашем случае - в американской "цифре" и черных беретах. Отсутствовали только Наташа по причине ранения и Булька с Алькой, которые возле нее дежурили. О чем мне и доложила баталер после торжественного построения.
Ну, раз построил, то и командовать пора.
- Смир-на! Равнение на середину!
Дожидаюсь, пока валлийцы, интуитивно опознав команду, утихомирятся и сделают как надо, затем приступаю к главному действу:
- Боец Комлева.
- Я, - моментально откликается Дюля.
- Боец Бисянка.
- Я.
- Выйти из строя.
Не пропала пока еще у девчат выучка доннермановская. Четко вышли. С поворотом. Молодцы. Не опозорили наш партизанский отряд перед кадровыми вояками.
Показал им, где встать, так чтобы их видели хорошо с любого места строя, и объявил:
- За спасение личного состава отряда "Факел" - всех нас то есть - от дорожных бандитов, смерти и плена, который тут хуже смерти, и проявленную при этом храбрость и отвагу бойцы отряда "Факел" Татьяна Бисянка и Дюлекан Комлева награждаются именным оружием - пистолетами "Беретта-84" с памятными знаками об их подвиге, каковое им будет вручено немедленно.
После перевел весь этот короткий спич на английский язык специалитетом для понимания валлийцев, и приступил к вручению.
Как ни старался я, чтобы все вышло чинно, торжественно и внушительно, не получилось. Все испортили эти жеребцы - валлийские кирасиры, которые, моментально смяв строй, нашли удобный повод безнаказанно зацеловать таежниц, якобы их поздравляя. А под этот шумок и других девчат.
А потому смена баталера в отряде прошла в рабочем режиме. Просто объявили Ивановой, что теперь она не просто Фиса, а "ответственная за все" с "соплей" на погонах. И пошла она с Прускайте дела сдавать-принимать: деньги, шмотки, лишнее оружие и прочее, чем разбогатели сообща. Без меня уже.
Естественно, праздник закончился импровизированным банкетом типа "шведско-еврейский стол". Немного закуски и еще меньше вина. Не хватало мне еще кирасир напоить. Они и без спиртного дурные и озабоченные. А как напьются, то никакие дедки с двустволками их не удержат. А оно мне надо?
К тому же мне самому в этот вечер еще врачей поить, а печень не казенная.
Ингин Вилкас (или все же Ложкас?) просочился по отмашке мимо привратного кирасира, в холле цапнул всех по очереди холодной потной ладошкой, и с тюками частного имущества литовки убежал обратно в свой обшарпанный грузовик. Неприятный тип вообще-то. В глаза не смотрит. Я бы с таким дел иметь не стал. Но вот советовать другим? Тоже не стал. Могут не так понять.
Ингеборге, попрощавшись со всеми в холле, вышла к воротам со своими вещами и оружием. Туда, где уже давно топтался я сам, прикуривая одну сигарету от другой.
Одарила меня напоследок сладким фирменным поцелуем, от которого зашумело в голове и обострился хватательный рефлекс. И как ни хотелось мне продлить этот болезненно-сладкий миг, когда девушка еще со мной и на моей территории, но пришлось прощаться.
Тонкие и самые изящные золотые трофейные часы вручил я Ингеборге "за заслуги" уже совсем приватно, пока этот мутноватый Вилкас-Ложкас на улице нетерпеливо стучал по клаксону своей корейской полуторки.
Да и надпись на тыльной крышке часов была не торжественная совсем: "Ингеборге. Из России с любовью. Жорик".