Браслет оказался широковат. Но лишние золотые звенья вынуть - это не новые вставить. Не та проблема.
Был одарен последним прощальным поцелуем со слезинкой с уголке блескучего девичьего глаза.
На прощание мы не сказали друг другу ни слова. Зачем? И так слишком хорошо мы понимаем друг друга.
Выходить за ворота я не стал. Уткнулся лбом в доски забора и замер. Вроде и отношения наши были из разряда "легких", а вот поди ж ты… Укатила Ингеборге - и вместе с ней уехала какая-то часть моей жизни. Что-то в душе потерялось, когда я осознал, что расстался с ней навсегда.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 4 число 6 месяца, вторник, 20:07.
К ресторану "Ladino" моторикша привез меня практически вовремя. Здоровенному вышибале с неожиданно хорошей стрижкой, курящему в дверях, я сказал все слова по теме, которые знал по-испански:
- Салуд. Доктор Балестерос май фейс об тейбл. Но пасаран?
На что получил недоумевающий ответ на хорошем английском:
- Вы что-то хотели, сэр?
И стою в ступоре. Пытаюсь в голове связать что-то путное из слов трех языков, но получается только на русском, и то все какое-то матерное. Перепутать джентльмена с вышибалой - для меня непростительная ошибка.
Потом все же я напрягся и включил свой "оксбридж".
- Простите, сэр, - легкий поклон собеседнику, - меня сюда пригласили и дали только адрес, и мне надо найти пригласивших. Извиняюсь, но я никак не подозревал, что найду тут хоть кого-нибудь говорящего по-человечески.
Надо же, как мелкобритты могут очаровательно улыбаться, когда что-то греет их превосходство над всеми остальными живущими на Земле.
- Позвольте помочь вам, сэр?
- Вы меня обяжете, сэр.
- Сэр?
- Сэр.
И этот детина легким движением руки раскрыл тяжелую ресторанную дверь и что-то защебетал внутрь по-испански неожиданно с несколько просящей интонацией.
На его призыв в дверях показался метрдотель. Эту фигуру ни с чем не спутать нигде и никогда. Порой мне казалось, что их по всему миру отбирают по строго раз и навсегда определенным критериям.
- Чем могу быть вам полезен, сеньор? - спросил он меня по-английски.
- Доктор Балестерос заказывала столик здесь на двадцать часов.
- Да, сеньор, она уже здесь, и ее гости тоже.
- Я ее гость.
- А я подумал, что пациент, - осклабился англоязычный верзила, имея в виду мой филадельфийский воротник.
И тут же скукожился под строгим взглядом "метра".
Когда мы с "метром" появились в зале, то магистр Купер тут же призывно замаячил рукой в нашу сторону.
- Похоже, вас ждут, сеньор, - констатировал метрдотель.
- А вы сомневались?
- Обычно в таком наряде по ресторанам не ходят, - кивнул он на мой филадельфийский воротник, будь тот неладен.
- Не подскажете, а кто это стоит у вас в дверях с сигаретой? - Я все-таки решил ублажить свое любопытство.
- Это наш вышибала, сеньор. Могучий человек. Но не всегда тактичный.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 4 число 6 месяца, вторник, 23:55.
Ужин удался, еда и напитки были выше всяческих похвал, компания также была хорошей. Так что вроде деньги я потратил не зря.
Местные врачи заранее распределились со своими сексуальными предпочтениями. Веронику де Охеда Лопес "окучивал" Купер, Балестерос была конкретно настроена на мою тушку.
Вспыхнувшая было между мной и Вероникой неожиданная симпатия была моментально замечена, и местные нас старательно разводили "по разным углам ринга". Чувствовалось, что в данном варианте заемная от Мастроянни внешность Лусиано не очень-то помогает, а вот на мои староземельные байки о нравах на выборах в России Вероника, наверное, даже билет бы купила. И это раздражало не только Купера, который давно отвык от женских отказов, но и "Просто Марию", которая и подавно считала меня своим призом. Тот еще клубок целующихся змей образовался.
Впрочем, я быстро взял себя в руки, потому что данное "нужное" мероприятие собиралось не для моего удовольствия, а всего лишь как средство стимуляции госпитальных врачей улучшить содержание и лечение моей Наташки. И это с жабой не обсуждалось. Но дай мне свободный выбор между Балестерос и де Охедой, победила бы в этом конкурсе Вероника. С большим отрывом.
Купер попробовал последнее средство и предложил вслух устроить всей компанией групповую оргию, как "продолжение банкета". На что моментально женской частью компании был покрыт позором и нехорошими словами. И советом устроить оргию между госпитальными санитарками. Те просто счастливы будут. Но госпитальные карги не вызвали у Лусиано никакого энтузиазма.
Мы даже танцевать не стали по умолчанию, чтобы не накалять страсти. Хотя оркестр тут был замечательный. Чувствовалось, что это не профессиональные ресторанные лабухи, а мастера.
- Надеюсь, что мы еще встретимся, - сказала Вероника, вставая из-за стола и пристально глядя мне в глаза. - Спасибо за такой приятный вечер.
Потом повернула свою очаровательную головку к магистру и попросила с интонациями приказа:
- Вызови мне такси. Завтра очень рано утром у меня конвой в Америку.
А когда Купер поднялся, чтобы выполнить просьбу девушки, подала голос доктор Балестерос:
- И НАМ тоже машину вызови, - выделив интонацией слово "нам".
Не для него, а для нее и меня. "Просто Мария" решила напоследок показать всем, кто тут "царь горы".
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 5 число 6 месяца, среда, 06:05.
Разбудил звонок городского телефона, чересчур резкий - как школьный, на перемену. Аппарат стоял в прихожей, и "тюкнуть" его не представлялось возможным.
Пришлось просыпаться и расталкивать глубоко запахнувшуюся в объятия Морфея "Просто Марию".
Та спросонья никак не могла понять: что тут от нее все хотят?
Потом конкретно, что именно я от нее хочу. Она все, что могла, уже дала.
Осознав телефонный звонок, она сонно вылезла из кровати… нет, не из кровати, и не вылезла, а сошла с алтаря чувственной любви. Так будет точнее.
И вскоре что-то быстро залопотала в трубку на испанском, переминаясь голыми ступнями на холодном полу.
Я ничего не понял, откровенно говоря, хотя из прихожей было все отлично слышно. Ясно было: что-то случилось. Но ведь на то она и больничка, чтобы иногда в ней что-то случалось. Обязательно надо вынимать при этом из-под мужика главного врача? Дежурным обойтись не смогли?
Потом доктор Балестерос оделась со скоростью электровеника, даже не дав мне насладиться созерцанием своих выдающихся форм. И с удивлением посмотрела на меня, сидящего развалясь на койке в костюме Адама.
- Ты еще не готов, несносный мальчишка, - с укоризной выговорила она мне и посмотрела на часы. - Нет, я тебя ждать не могу. Бананы, яйца - в холодильнике, обслужи себя сам. Будешь уходить, входную дверь просто захлопни. Буду нужна - я в госпитале. Только мне, милый, будет сегодня не до тебя. Салуд. Посуду можешь не мыть.
Воздушный поцелуй на прощание - и вот я один в этой роскошной спальне.
Спать больше не хотелось.
Стало скучно.
С нечего делать пошел к холодильнику докторицы - "чесать" яйца с бананом. Кофе заваривать. И домой убираться из этого богатого дома; не желаю я тут задерживаться, тем более навеки поселяться. Даже завтракать.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 5 число 6 месяца, четверг, 19:44.
Три сухих залпа из задранных в небо наганов разорвали сонную тишину вечернего кладбища, когда коренастые кладбищенские служители на толстых веревках медленно опускали оббитый червонным бархатом гроб в выдолбленную в скале аккуратную могилу. Последние воинские почести от нас - той, которая нас спасла от участи, что хуже смерти.
Греческий попик в смешной цилиндрической шапке, похожей на гвоздь, что-то еще бормотал на языке древних эллинов, раскидывая серебряным кадилом густые клубы ладана на окружающих, когда я, засунув в кобуру наган, первым взял полной горстью сухую землю пополам с мелкими камешками и бросил ее сверху на бархатную крышку гроба. И звук этот, глухой и равнодушный, разорвал мое сердце.
Генерал-капитан, подхватил меня за локоть своей единственной рукой и оттащил от Наташкиной могилы в сторону соседнего склепа, где усадил на каменную скамейку, шипя вполголоса:
- Нельзя так вглядываться в бездну, потому что тогда бездна начнет вглядываться в тебя, и она поглотит тебя, Хорхе. Бездна всегда будет сильнее.
Сглотнув комок в горле, ответил этому тертому жизнью мудрому мужчине:
- Я жить не хочу, Паша. Это все из-за меня. Это все потому, что я такой мудак, который уверен в том, что он умнее всех. Господи, почему я так неправильно расшифровал видения?
- Жизнь, Хорхе, всегда продолжается, и тем жизнь сильнее смерти. Смотри, сколько у тебя девочек на руках, за которых ты несешь ответственность! Не все замыкается только на твою боль. - Паулино присел рядом и стал набивать свою трубку.
- Ага… - горько хмыкнул я в ответ. - "Отряд не заметил потери бойца". Да что бы ты понимал, ментяра тупой…
Это все я высказал на русском, чтобы Паулино не понял того, что я сказал, потому что мне очень хотелось его обозвать нехорошими словами за его тривиальные нотации и одновременно не обидеть ненароком этого хорошего человека.
- Утешься тем, что она умерла счастливой. - Он не обратил внимания на мою ругань.
- Зато я остался жить несчастным, - прикусил я нижнюю губу чуть ли не до крови. - Была у меня мечта - прожить остаток жизни на Новой Земле с любимой женщиной - и нет ее. Ни мечты, ни женщины. Эта Новая Земля просто какая-то Земля Утрат. Лишний я на ней.
- Ты прав. Это Земля Утрат. Но это не отменяет жизни. Прервать самому свою жизнь - это плевок в лицо Господа. На, мол, забери свой дар никчемный. Просто ты должен жить дальше. Так жить, чтобы быть достойным ее смерти. Как я живу после разгрома того конвоя, в котором потерял жену, детей и руку. Живу и грызу глотки дорожным бандитам. И ты живи. А мы, "казадорес", возьмем на себя труд ухаживать за местом ее упокоения. Ее могила не будет заброшенной. И память о ней не пропадет.
К нам подошла Анфиса:
- Господа, нам пора. Жорик, пригласи своего друга на поминки.
Утром я еще пребывал в хорошем расположении духа. Доктора ублажил - должна постараться с лечением Наташки, не дура же она. И надеялся, что все-все у меня теперь будет хорошо.
По дороге "домой" с аппетитом позавтракал в открытой кафешке около рынка. Креветками в чесночном соусе и красными перцами, запеченными с козьим сыром на угольном гриле. С серым деревенским хлебом. И кофе, конечно, почти ведро употребил, так как даже за эту очень длительную новоземельную ночь я совсем не выспался. Не дали.
Откушав же, позаботился о девочках - приобрел у хозяина заведения залитый воском большой круг понравившегося мне на вкус козьего сыра и фляжку местного коньяка на четверть литра, уже только для себя.
И только потом поймал моторикшу и поехал в место нашей временной дислокации - сон добирать. Однако обломился.
Не успел я на кухню пройти, как Анфиса мне выпалила:
- Жорик, горе-то какое… - и заплакала навзрыд, повиснув на моем плече.
Но даже в таком состоянии она сначала усадила меня на ближайший стул и только потом проинформировала, что сегодняшней ночью умерла Наташа.
И тут небо упало на землю, больно меня ударив, но ничего вокруг не изменилось, только душа скукожилась.
Сорвавшись в госпиталь на валлийском "хамви", благо в нем ключей не было - просто флажок зажигания, я меньше всего думал о дорожных правилах. Как только никого не задавил по пути…
И ворота оказались открыты, как специально для меня.
И улицы пустынны.
И даже электрички навстречу мне не было, как ни жаль.
В госпиталь меня, естественно, не пустили.
Точнее - из него выпихнули.
Втроем - два полицейских и магистр Купер - меня утихомиривали.
Влили в рот песятик медицинского ректификата.
И увели-усадили в ту же пагоду-курилку, которую я еще совсем недавно обживал с генерал-капитаном.
Рядом сел Купер и, отослав полицейских, прикурил сразу две сигареты. Одну тут же отдал мне, точнее - сам мне в губы сунул.
Я затянулся, успокаиваясь. Потом буркнул:
- Ты чего такой злой, Лукиан, Охеда не дала?
- Злой я на себя всегда, когда у меня умирает пациент. Тем более такой, что уже на поправку пошел, - ответил Купер, стараясь говорить спокойно. - Все уже нормально было с твоей Наташей. Все анализы в порядке, ну сообразно ее состоянию. И…
- Что "и"?
- Что "и", окончательно скажет патологоанатом, который из Кадиса утром прилетел. Он сейчас вскрытие делает. - Лусиано вытащил из кармана фляжку и снова наполнил мензурку спиртом. - Будешь еще?
- Нет, - отказался я. - Чую, у меня сегодня тяжелый день будет. Когда это случилось?
- Где-то в два-три ночи. Точнее не скажу. Меня в три вызвонили. Мне оставалось только констатировать смерть. В реанимацию ее везти было поздно. Расслабились медсестры, уснули рядом. Скажи спасибо, что я не дал среди ночи Марию поднять. Утра дождался.
Он глубоко затянулся, выдохнул табачный дым и просто по-русски опрокинул мензурку в свою глотку.
А я подумал, что Наташа умерла как раз в то время, когда я ей изменял с докторицей. Когда доктор Балестерос кричала во весь голос от наслаждения, подпрыгивая на мне в порывах страсти. Наврали все сны и видения. Не Наташа от меня уходила, а я от нее ушел.
- А Охеда действительно не дала, динамистка, - вдруг неожиданно признался Купер. - Красавчиков она, видите ли, не любит. А я виноват, что родился таким красивым? Вот тебя за что бабы любят? А?
- Не знаю, - пожал я плечами. - Как-то не думал на эту тему. А почему патологоанатом - из Кадиса?
- У нас так принято. Для независимости экспертизы, - ответил магистр. - Чтоб кумовства не было и врачи не покрывали друг друга.
- Где у вас тут церковь?
- Рядом с кладбищем. А тебе зачем? - удивился Лусиано.
- Отпевание заказать. Крещеный человек преставился. Свечку за упокой поставить, раз за здравие не вышло.
Из корпуса вышли Буля и Альфия. Уже без больничных халатов.
Лусиано, забычарив в песке окурок, сказал мечтательно, кивнув на девчат:
- А вот эту твою пепельноволосую я бы даже в жены взял.
- Зачем ей муж, когда у нее жена есть, - мстительно высказал я то, что давно подозревал в Альфие.
- И кто у нее жена? - поднял брови Лусиано.
- Рядом идет, - кивнул я на Бульку.
- Тогда мне понятно, куда они отлучались из палаты больной, - констатировал Купер. - Но все равно это не их вина, а медсестер из персонала госпиталя. Тем спать на дежурстве не положено.
Когда девушки подошли к беседке, Буля спросила вместо приветствия:
- Жора, ты в курсе?
- В курсе, - ответил я, не желая произносить слово "смерть" рядом с именем Наташи.
- Что делать будем? - подала голос Альфия.
- Поминки готовить, - ответил я ей. - Траурную церемонию с воинскими почестями.
- Почему с воинскими почестями? - не понял Купер.
- Наташа умерла от раны, полученной в бою, - твердо сказал я, все же совместив ее имя со смертью. - Кстати, красивый катафалк у вас в городе есть?
Купер понял, что вопрос к нему.
- Даже некрасивого нет, - ответил он моментально. - Пока мы гробы с покойниками на кладбище возим на грузовиках. На крайний случай - в пикапах. Не так еще много народа в городе мрет, чтобы создавать ритуальную фирму. - Он посмотрел на часы и добавил: - Кстати, пошли в корпус. Патологоанатом должен был уже закончить работу.
Патологоанатом оказался неожиданно высоким и крупным мужчиной среднего возраста. Брюнет. В больших роговых очках. Уставший. Невыбритый. В мятом докторском халате. У ног его скособоченно хвалился потертой на углах кожей винтажный докторский саквояж.
Он стоял на крыльце парадной двери, держа сигарету между указательным и безымянным пальцами, огоньком к ладони, но про то, что ее надо курить, казалось, забыл.
- Что показало вскрытие? - спросил его Купер по-английски.
Это, скорее всего, для нас, могли же они и по-испански свободно пообщаться…
- Тривиально, - ответил патологоанатом на том же языке неожиданно тонким голосом. - Тромб оторвался в легочной артерии. Дошел до сердца - и… все. - Тут он опытным взглядом вычислил меня как "близкого" и добавил: - Она совсем не мучилась. Моментальная смерть. Хотел бы и я когда-нибудь так умереть. Раз… и все. Лучше всего на бегу.
Тут к крыльцу подкатила машина - белая "Тойота Ленд Крузер 80".
- Это за мной, - сказал "мортус" нам на прощание. - Нужен буду - телеграфируйте. Заключение в морге. Полиция в курсе. Можете хоронить, - пожал всем нам руки и, подхватив со ступеней саквояж, поторопился сесть в это старое изделие японского автопрома.
- Когда хоронить? - переспросил я, когда пыль от "тойоты" стала оседать в воротах.
- Лучше сегодня, - ответил Купер. - Жара. Холодильник в морге старый. Работает на пределе. Тем более что его только ночью включили, и он как следует выхолодить помещение еще не успел.
- Тогда я поехал, - протянул ладонь Куперу, - дел выше крыши. Сам на похороны придешь? Или у тебя для пациентов персональное кладбище?
- Погоди тут, - наставительно сказал магистр, пропуская мимо ушей мою колкость, - я сейчас.
Как всегда в экстремальной ситуации, я не раскис, не впал в ступор, а четко собрал все свои возможности в кулак. Но держать их так мог только в действии. Никак не в ожидании. На мое счастье, Лусиано вышел обратно на крыльцо быстро. В сопровождении полицейского.
- Вот, - сказал он. - Знакомься: Айтор де Бискайя. Будет сегодня у тебя водителем. А то и тебя хоронить придется. Понимаю, что так дешевле выйдет, но не хотелось бы.
Уел, Пилюлькин, уел - ничего не скажу.
Церковь оказалась маленькой - я, откровенно говоря, ожидал большего размаха. Но, видать, даже испанцев, этот последний оплот католицизма, покинуло рвение к вере. Просто на Старой Земле с ее многочисленными памятниками культовой архитектуры это не так заметно.
Внутри было пусто и тихо настолько, что гулко под потолком отзывались мои шаги по каменным плитам.
Прямо напротив входа стояла большая каменная чаша со святой водой. Опустив в нее правую руку, я перекрестился по-православному.
Свечи никто не продавал. Они сразу за чашей на столе у стены лежали невысоким штабелем и походили на поленницу дров около деревенского сарая. Сбоку со стены на цепочке свисала большая церковная кружка с прорезью под замком. Бери - сколько хочешь, плати - насколько совесть позволяет.
И свечку взял, и купюру опустил первую попавшуюся в кармане, не посмотрев даже на номинал.
Затеплил свечу на тетраподе перед распятием.