- Помнишь того профессора, которого мы тогда встретили на переправе? Берланда?
- Да… - насторожилась она.
- Это он звонил. Похоже, он чем-то напуган. Я так и не понял - чем.
- Может, мне поехать с тобой, Олаф?
Я покачал головой - отчасти потому, что предпочитаю при возможных осложнениях не таскать за собой женщин, особенно привлекательных женщин, отчасти из-за того, что тогда, на переправе, она, как мне показалось, смотрела на профессора с большей симпатией, чем того заслуживает случайный попутчик.
- Нет, не нужно. Не думаю, что там и вправду что-то серьезное. Просто психованный тип. Чего ждать от ученого?
- Он не произвел на меня впечатления психованного типа, - возразила она, - приятный, воспитанный человек.
А я что говорил! Когда этим дурехам попадается какой-то хлюпик, который и пушку-то сроду в руках не держал, они сразу говорят, что он "воспитанный". Будто все остальные ведут себя как разнузданные павианы!
Я потрепал ее по плечу.
- Что бы там ни было, я и сам разберусь. А ты не торопись - видишь, опять пошел дождь. Тут тепло, уютно, музыка играет. А там, снаружи, льет и льет.
- Говорят, раньше, до Катастрофы, все было по-другому, - вздохнула она. - Говорят, у нас в Италии триста дней в году светило солнце. А теперь и мы забыли, как оно выглядит.
- Только не в Бергене, - возразил я, - тут всегда так было. У нас говорят, бергенец рождается с зонтиком в руках. Ладно, мне пора. Утешься тем, что можешь допить и мою порцию.
Я подозвал китаяночку, которая приблизилась забавной семенящей походкой, расплатился и вышел из освещенного красными фонариками уютного ресторана на дождь и ветер. Стоило лишь мне захлопнуть тяжелую дверь, меня обступила тьма, ветер с залива швырнул в лицо мелкую водяную пыль. Я поднял воротник и направился к своей старушке, предварительно отключив сигнализацию - мало ли вокруг ублюдков, мечтающих надругаться над чужой машиной? А я был привязан к своей красотке; машина - это вам не женщина, ее не каждую неделю меняешь.
Конечно, если бы что-то хоть намеком подсказало окружающим, что это - полицейский автомобиль, я мог бы спать спокойно - мало кто любит связываться с полицией, - но наш отдел предпочитает себя не рекламировать.
Машина тронулась с места и медленно поползла в гору по узким улочкам - спешить тут было опасно; мокрый асфальт мостовой блестел точно смазанный маслом. Площадь перед музеем была пуста, памятник, изображающий какого-то мужика в тужурке, угрожающе вытаращился на меня позеленевшими буркалами. Все окна приземистого массивного здания были темными, и только одно - на первом этаже - отбрасывало тусклый прямоугольник света на залитую водой брусчатку. Я толкнул тяжелую дверь - она оказалась незапертой, и смутное предчувствие неладного охватило меня. В коридоре было пусто - мои шаги эхом раскатились по пустынным сводам. На какой-то миг мне почудилось, что я слышу не просто эхо - словно где-то вдалеке кто-то быстро пробежал мимо, - но звук тут же стих.
- Профессор! - крикнул я.
Молчание.
Из приоткрытой двери комнаты номер пять в коридор вырывалась узкая полоска света.
Первое, что бросилось в глаза, когда я вошел, - это царивший в комнате хаос. Странно, там, во Фьорде, на ферме тоже все было перевернуто, но там все было иначе. Туг, которого в другой жизни звали Ральф Густавсон, крушил все в припадке помрачения, не оставляя ни одной целой вещи; порыв безумца, обуреваемого только одним-единственным желанием - крушить и резать. Здесь же разгром осуществляла методичная и, я бы даже сказал, хладнокровная рука. Кожаная обшивка кресла была вспорота крест-накрест; ящики, выдвинутые из стола, лежали кверху дном; книги, сброшенные с полок, громоздились на полу бесформенной грудой. Словно кто-то поспешно, но тщательно обыскивал комнату - вот как это выглядело. Не было лишь того, из-за чего, собственно, и поднялась вся эта суматоха, - архива, с которым работал Берланд.
Зато было еще кое-что.
Я заметил его не сразу - обыскивая комнату, преступник сдвинул с места массивный стеллаж, и теперь он заслонял лежащее на полу тело. Сначала я увидел нелепо вывернутый ботинок, торчащий из- под стола, а уж потом и самого Берланда. Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что с ним случилось. Вся левая сторона груди у него была разворочена и почернела от запекшейся крови. Стреляли явно с близкого расстояния. Судя по степени убойности, орудие убийства явно смахивало на "магнум".
Я нагнулся и дотронулся до шейной артерии Берланда. Пульс еще бился - слабый, прерывистый… Это явно была агония. Веки раненого слабо дрогнули; мутный взгляд остановился на моем лице и внезапно стал осмысленным; губы приоткрылись и из них вместе со свистящим дыханием вырвалось:
- Инспектор…
Я наклонился еще ниже.
- Все в порядке, профессор. Сейчас я вызову помощь…
- Нет… мне уже ничто не поможет… они… не успел… дельфин…
Он явно бредил. Я успокаивающе похлопал его по плечу:
- Хорошо-хорошо, не волнуйтесь.
Он вдруг отчетливо произнес:
- Только вы… Больше никто! - И, торжествующе улыбнувшись, добавил: - Я так и думал.
Глаза его закрылись, он вздрогнул, вытянулся, и через миг жизнь покинула его.
Я подошел к телефону, подхватил беспомощно раскачивающуюся трубку и набрал номер нашего ведомства.
* * *
22 декабря 2031 года
Помощнику генерального секретаря ООН
Джеку Лундгрену
от доктора физико-математических наук
Юджина Ионеску
Дорогой Джек!
До меня дошли слухи о закрытом совещании в Женеве и, что самое главное, о результатах этого совещания. Вы все-таки решили открыть этим пришельцам допуск на Землю. Я понимаю - другого выхода у вас не было, и все это очень смахивает на хорошую мину при плохой игре. Конечно, мы сейчас не в том положении, чтобы вступать в вооруженную конфронтацию с пришельцами из космоса. При том уровне технологий, который у них имеется, они просто сотрут нас с лица земли. Но, может, вам все-таки стоило бы немного затянуть переговоры - ты ведь старый дипломатический волк! Я понимаю, установить эмбарго на ввоз новых технологий - это до некоторой степени выход. По крайней мере, это позволит нам хоть как- то контролировать их деятельность на Земле. Но, может, нам вообще стоит задуматься - а что это за деятельность такая? Мы с тобой достаточно пожили на этом свете, чтобы не строить иллюзий: если кто- то предлагает вам бескорыстную помощь, значит, он рассчитывает получить выгоду. Мы тут, на Земле, и между собой-то договориться не можем - кто же сумеет понять, что на уме у пришельцев? Тем более что они, по крайней мере внешне, мало чем отличаются от людей - вполне естественно, мы ждем от них человеческих чувств и человеческих реакций. Джек, а что, если это их внешнее сходство - просто маска? Личина? Как мы угадаем, что за этим скрывается на самом деле? Что они вообще рассказывали тебе о своем родном мире? Ничего? А если и рассказывали что-то, то как проверить достоверность этих сведений?
Джек, я ученый. Я верю только в то, что можно проверить на опыте, только в то, что известно достоверно. А достоверно мы имеем следующую цепочку событий: совершенно необъяснимый (какие бы версии ни выдвигали наши доблестные газетчики) взрыв ракетной установки на Мексиканском нагорье; падение Харона и тот хаос, который за этим последовал; появление тугое и их стремительное и страшное распространение по всему земному шару; и, наконец, появление пришельцев. Весьма вероятно, что между этими событиями нет никакой связи. Но если есть, Джек, может, стоит задуматься, не стоит ли за этим чья- то направляющая рука? Я постараюсь кое-что выяснить - не знаю, что из этого получится, но тем не менее советую тебе поразмыслить над моими словами. Привет Рэйчел и Бобу. Надеюсь увидеться в Баден-Бадене; в Женеве сейчас слишком неуютно.
Твой Юджин.
* * *
"Нью-Йорк тайме"
от 2 февраля 2032 года
Вчера за рабочим столом скончался от паралича сердца видный ученый, лауреат Нобелевской премии в области точных наук, автор фундаментальной монографии "Разум в зеркале Вселенной" доктор Юджин Ионеску. Редакция выражает соболезнование родным и близким покойного. Отпевание в среду в католической церкви на Двенадцатой авеню. Цветов не приносить.
* * *
Берген
27 октября 2128 года
10 часов утра
- Говорю тебе, это не по нашему ведомству, - проворчал Антон, - я передал это дело направо.
Направо - то есть полиции. Наш отдел, как я уже говорил, располагается слева по коридору.
- Он был убит потому, что я ему не поверил, - настаивал я. - Если бы я бросился туда со всех ног, как он просил, может, я успел бы его спасти или, по крайней мере, схватил бы убийцу. Это моя вина, шеф.
- Олаф, кто бы его ни убил, это не туг. И ты это отлично знаешь. Почерк не тот. Значит, нашему отделу сюда нос совать нечего, у нас и без того хватает неприятностей.
- Но я обязан…
- Ты обязан выполнять мои распоряжения, - сухо сказал Антон, - а я обязан отчитываться перед начальством. У меня, знаешь, тоже начальство имеется. И не собираюсь я вешать на отдел убийство какого-то очкарика. Да мало ли во что он впутался? Может, склад наркотиков в музее устроил?
- Антон, ты прекрасно знаешь, что это не так. Я проверял - отзывы о нем самые положительные. Это был вполне добропорядочный человек, ученый с мировой репутацией.
- Дорогой мой, сейчас не так уж сложно стать ученым с мировой репутацией. Да кто теперь вообще занимается наукой? Горстка идиотов?
Антон если уж упрется, его с места не сдвинешь. А тут он, видно, раз и навсегда решил, что дело с неопределенным исходом на наше ведомство вешать нечего, раз уж есть возможность этого избежать. Наскоком его не возьмешь - тут нужно терпение. А потому я спокойно сказал:
- Антон, он занимался Смутным временем. А ты не хуже меня знаешь, когда было отмечено первое появление тугов. Может, при раскопках Технологического центра всплыли какие-то документы?
- Может, - неохотно согласился Антон, - и где же эти документы?
- Исчезли…
Он неопределенно хмыкнул, но я видел, что в его сонных глазах под тяжелыми веками мелькнула искорка.
- Он тебе вроде бы что-то сказал перед смертью.
- Да… но я ничего не понял. Бред какой-то.
Он вздохнул.
- А где Карс?
- Работает с тугом. Ты же знаешь, он должен отчитаться перед своими.
- И когда он освободится?
- Может, сегодня. Может, завтра.
Почему Бьорн так настаивал, чтобы я пришел один? Почему без Карса? Не доверял? Боялся? Ведь он сам признавался, что пришельцы с детства были его коньком. Вот еще одна загадка. Но шефу я ничего говорить не стал - пусть прояснится хоть немного.
Он какое-то время мрачно изучал поверхность стола, потом поднял голову.
- Ладно. Можешь пока заняться этим делом. Но на свой страх и риск. Мешать я тебе не буду. Но и на помощь не рассчитывай. Хочешь, подключайся к ребятам из муниципалкй.
- Не надо. У них - свои методы, у меня - свои.
Это они, заламывая преступнику руки за спину, нежно шепчут ему на ушко: "У вас имеется право не отвечать на вопросы". Наши ребята - никогда.
- На свой страх и риск, понял? - угрожающе повторил Антон.
Врет он все. Если кто-нибудь из нашего отдела попадает в передрягу, уж он-то в лепешку расшибется, чтобы вытащить любимого сотрудничка. Но я не стал его злить и молча кивнул.
- И куда же теперь? - В глазах у шефа появился проблеск интереса.
- Позвоню Стампу, может, он что-то знает; например - архивы. Раз они исчезли, значит, рано или поздно должны где-нибудь появиться. По закону сохранения вещества.
- Ты не умничай, - проворчал шеф, - и держи меня в курсе, ладно?
Все-таки сдался, сукин сын. Я подавил усмешку, кивнул Антону, сохраняя серьезное лицо, и вышел.
… Логово Стампа больше всего напоминало мне нору земляного паука - так оно было опутано всяческими проводами и хрупкими приспособлениями, грозящими вот-вот рухнуть при каждом резком движении, а сам Стамп - паука, сидящего в центре этой паутины. Подобно пауку он покидает свое убежище крайне неохотно и лишь в исключительных обстоятельствах, а так - все больше передвигается в своем моторизованном инвалидном кресле от одного ключевого узла к другому.
Стамп - калека. Болезнь, скрутившая его тело, сохранила в целости мозг, и у него одна из самых классных голов, какие мне только встречались. При желании он мог бы стать консультантом при какой- нибудь частной фирме и зашибать неплохие бабки, но его, как и положено настоящему пауку, никогда не тянуло на свет; все больше - в темные углы, где можно, дергая за ниточки, затевать всякие темные дела. Он обосновался в припортовом районе города, оборудовав под жилье старый склад, до сих пор воняющий протухшей треской и сырыми опилками, закрыл окна пуленепробиваемыми ставнями, навесил бронированную дверь и укрепил над ней глазок телекамеры. Думаю, он сотрудничает с нами лишь потому, что ему нравится вести двойную игру - только так он может получить острые ощущения, которые не в состоянии предоставить ему его хилое тело, а так он все больше промышляет посредничеством, сводит поставщиков наркотиков с покупателями, нанимает киллеров по просьбе всяких добропорядочных заказчиков, которые ни его самого, ни исполнителей сроду в глаза не видели, да и не увидят никогда. Он продает и покупает все, что продается и покупается, и предает всех, кого можно предать. Устройства, которые он мастерит своими негнущимися пальцами, способны подключаться к любой телефонной станции, проникнуть в любую, хоть трижды засекреченную компьютерную сеть.
Конечно, я ему позвонил, прежде чем зайти. Говорить что-либо не было нужды - я просто набрал определенный номер и, подождав, пока прозвучит тройной зуммер, бросил трубку.
Порт вообще отвратительное место. Говорят, тут можно встретить гигантских крыс величиной с кошку, но скорее всего те, кому они померещились, просто были под кайфом. Гораздо опаснее другие крысы - на двух ногах, которые днем забиваются в щели, а ночью выползают наружу, и уж, конечно, не для того, чтобы полюбоваться лунным светом. И дня не проходит, чтобы из залива не выловили чей-то труп, а уж просто о поножовщине, мордобое и изнасилованиях и говорить нечего. Ни одна приличная женщина в этот район по доброй воле не сунется ни днем, ни тем более ночью, а мужчины, если их гонит сюда нужда, оставляют дома бумажник и берут пистолет. То еще местечко, одним словом.
Стампа никто из здешней швали и пальцем не трогает. Боятся.
Иногда я подозреваю, что он и есть тот загадочный Координатор-невидимка, который держит в своих руках все Северное побережье. Как бы то ни было, это не мое дело - пусть у ребят из муниципалки голова болит.
Автомобиль свой я оставил у въезда в порт и прошел пешком - тут не следует привлекать к себе излишнего внимания.
Подойдя к приземистому одноэтажному строению, я остановился. Никаких признаков жизни в наглухо задраенных окнах я не заметил, но отлично знал, что бесстрастные глаза искусно спрятанных телекамер фиксируют каждое мое движение.
Наконец что-то щелкнуло, и обшарпанная дверь отворилась, обнажив свою стальную изнанку. Я вошел внутрь.
Никаких обычных источников света тут не было - лишь тускло мерцали экраны мониторов да вспыхивали сигнальные лампочки на пультах. Я стоял, ожидая, пока глаза мои привыкнут к темноте, когда в углу что-то тихо зажужжало и инвалидное кресло на колесах медленно выехало на середину огромного помещения.
- Присаживайтесь, - сказал Стамп.
Он и впрямь напоминал паука - его руки и ноги были вывернуты под непривычными углами к телу, а голова на тощей шее выдвинута вперед. Лишь приглядевшись, можно было заметить, что по странной иронии судьбы он был потрясающе красив - у него было тонкое одухотворенное лицо греческого бога, оскорбительно водруженное на искалеченное тело.
- Присаживайтесь, инспектор, - насмешливо повторил Стамп, - чувствуйте себя как дома.
Чувствовать себя как дома тут было трудновато - бедлам, да и только. Из стульев я заметил лишь инвалидное кресло Стампа. Я было ухватился за ящик, показавшийся мне наиболее безопасным, но этот шут крикнул:
- Умоляю вас, не сюда! Ведь это же радиомина!
Я пожал плечами и остался стоять. По-моему, он именно этого и добивался.
- Почему это инспектора Особого отдела так волнует смерть какой-то ученой крысы? - неожиданно спросил Стамп.
Ну конечно, ему и это известно. Подслушивает переговоры полиции, что ли?
Я слишком хорошо знал этого типа, чтобы пытаться с ним хитрить, - попробуйте перехитрить, например, хорька. Потому я честно сказал:
- Может, для тебя слово "обязательства" пустой звук, но дело именно в этом. У меня перед ним остались кое-какие обязательства.
- Доблестный инспектор обхаживал очередную телку и не поспел к решающей схватке, - нагло усмехнулся Стамп.
Я кротко ответил:
- Примерно так.
- И что же вас теперь интересует? Убийца? Или пропавший архив?
- Если мы найдем убийцу, то найдем и архив, - сказал я, - или наоборот.
- Что в бумажках?
- Он был историком, Стамп. Ничего такого, что могло бы заинтересовать твоих знакомых.
- Это верно.
Стамп подумал.
- Тебя очень удивит, если я скажу, что не знаю, кто это сделал, - сказал он наконец.
Я и вправду удивился.
- Да ты что!
- Вот те крест! Это - первое. Второе - недавно я получил заказ на восемь "стражей". Целых восемь! И если чисто гипотетически связать эти два факта…
Я мысленно охнул. Про "стражей" всем известно, но ни один из них никогда не попадал в руки ни к одному нашему сотруднику. Это миниатюрное устройство представляет собой крохотный передатчик, который крепится к височной кости носителя. При помощи импульсов, которые он подает, заказчик получает возможность управлять человеком на расстоянии да еще и ориентироваться в обстановке, окружающей исполнителя, - прибор транслирует на приемник все, что происходит вокруг. В критический момент заказчику достаточно нажать на кнопку, и миниатюрный прибор взрывается, впрыскивая своему носителю смертельную дозу цианида. Стоит такой "страж" астрономическую сумму, которая не всякому наркокартелю по карману. А тут - целых восемь!
- Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с какой-то хорошо организованной группой? - спросил я.
- Я ничего не говорил, - усмехнулся Стамп.
- Объясни, зачем хорошо организованной группе понадобился старый архив?
Он покачал головой:
- Слишком много вопросов, инспектор. По-твоему, я знаю все?
- А то нет?
Он снова ухмыльнулся.
- Но эти бумаги пользуются спросом, должен заметить. Говорят, один тип в баре надрался и рассказывал, что кое-кто уже этими бумажками интересовался.
- Какой тип?
- Некий Кармайкл. Знаешь такого?
- Немного… А он тут при чем?