- Ну, считается, что у него большие связи.
Это уже интересно. Те, кто искал эти бумаги, раз уж они связались с Кармайклом, понятия не имели о Стампе. Скорее всего это кто-то со стороны, кто-то не знающий здешнего расклада. Они наняли Кармайкла только потому, что тот не брезгует никакой работенкой и беззастенчиво рекламирует сам себя. Я вздохнул:
- Ладно. Поговорю с ним. Значит, кто-то еще завелся в этом омуте. Поглядим, что за рыбка такая.
Стамп, нажав на какую-то невидимую кнопку, развернул свое кресло и, подъехав вплотную ко мне, уставился снизу вверх блестящими глазами мне в лицо. Взгляд его своими гипнотическими свойствами смахивал на взгляд змеи - почему-то при виде его мне всегда на ум приходили какие-то ассоциации из мира животных.
- Похоже, ты влип, Олаф, - сказал он. - Если архивы у них, плохо. Но еще хуже, если архивов у них нет.
Я разозлился.
- Что ты хочешь сказать? Может, хватит говорить намеками?
- Тебе фамилия Ионеску ничего не говорит?
Я отупело потряс головой.
- Если бы у вас, легавых, были бы такие же мозги, как мышцы…
- Стамп, - сказал я, - давай не переходить на личности. Я наведу справки. Ты этого хочешь?
- Мне-то какое дело? Валяй наводи.
Я вздохнул.
- Спасибо. Что ж, пойду проведаю Кармайкла. Он все там же ошивается?
- Там же! - Стамп, казалось, потерял всякий интерес к происходящему. Он резко развернул свое кресло и завозился у одного из пультов. Я понял, что больше из него ничего не вытянешь, и направился к выходу. При моем приближении дверь щелкнула и автоматически отворилась, пропуская меня. Я был уже на пороге, когда Стамп сказал мне вслед:
- Эй!
Я обернулся.
Отблеск красной сигнальной лампы высвечивал его лицо падшего ангела.
- Привет напарнику.
Он никогда не тратил слов понапрасну, и все, что он говорил, имело некий определенный смысл - за этим пожеланием явно скрывался какой-то намек. Но какой?
…Кармайкл обычно ошивался в баре "Веселая сардинка", расположенном на молу, выступающем далеко в море. Вонючее место, но для многих темных личностей оно служило чем-то вроде конторы для деловых переговоров, и всякой швали тут вечно болталось полным-полно. Я толкнул ногой стеклянную дверь, кивнул Уле, мрачно восседавшему за стойкой, и, велев принести мне виски с содовой, устроился за столиком с видом на залив. Наступал вечер, солнце нависло над ртутными водами, точно раскаленный шар, с моря потянуло холодом…
В баре было тихо, только в углу дремал, положив голову на руки, какой-то хмырь.
Уле воспринял мое появление спокойно - уж не знаю, откуда этим барменам всегда все известно (а Уле вдобавок был еще и владельцем этого довольно доходного местечка), но и сам он, и все его постоянные клиенты отлично знали, что инспектор Матиссен приписан к Особому отделу, а Особый отдел не занимается всякой шушерой и ни наркотики, ни подпольная продажа оружия, ни даже заурядные убийцы меня не интересуют. Особый отдел занимается только тугами - а их все боятся как зачумленных - и в кишащих крысами трущобах, и в грязных барах, где темные личности ворочают миллионами, и в благополучных кварталах Трольдхагена; может, нас не слишком любят, да и какой идиот любит полицейских, но терпят…
Уле поставил передо мной стакан с янтарной жидкостью, в которой холодно поблескивал кубик льда. Стакан, в виде исключения, был почти чистый.
Он уже собрался возвращаться за стойку, но я остановил его.
- Кармайкл когда будет?
Уле взглянул на старомодный круглый циферблат часов, укрепленных над стойкой.
- Через полчаса, наверное. Он каждый вечер тут.
- Не знаешь, с кем он в последнее время вел переговоры?
Уле неопределенно хмыкнул.
- Вот он придет, у него и спросишь.
Я медленно прихлебывал виски, стараясь растянуть свою порцию. Настроение было гнусное, в самую пору как следует надраться, но "Веселая сардинка" не то место, где можно позволить себе расслабиться. За стеклом сгущались сумерки, солнце медленно погружалось в воды залива, и бар постепенно стал заполняться людьми - тут были мрачные широкоплечие докеры в брезентовых робах; лихие моряки с французского траулера; подтянутые молчаливые контрабандисты и лощеные томные сутенеры с настороженными жесткими глазами. Девицы в новомодных платьях из крупной ячеи, больше смахивавших на рыболовные сети и соблазнительно подчеркивающих их пышные нордические прелести, лениво бродили между столиками, подсаживаясь то к одному, то к другому…
Одна из них небрежно облокотилась на мой столик - славная рыжеволосая веснушчатая деваха, чудом ухитрившаяся сохранить в этом гнилом месте сельскую свежесть.
- Похоже, ты тут новенькая, крошка. - Я сделал знак Уле, чтобы он принес ей выпивку, а себе велел повторить. - Что-то я тебя раньше не видел. Как тебя зовут?
- Барбара, - она заученно улыбнулась пухлыми яркими губами.
- Барби, значит… - Я подумал, что она наверняка придумала себе имя позвучней. Все они выдумывают.
- А меня зовут Олаф.
Она нахмурилась.
- Уле говорил, что ты коп.
- Верно. Но ты меня не бойся. Я не по твою душу. Мне нужен Кармайкл.
Девица хихикнула.
- Это еще зачем? От него тебе не будет никакого проку…
- Так, спросить кое о чем.
- Вообще-то он назначил мне свидание, - заметила Барбара, - но, похоже, опаздывает. Все мужчины такие свиньи… - Она спохватилась и нежно добавила: - Ты, конечно, исключение. Закажи мне еще выпить.
- И я не исключение, - успокоил я ее и подозвал Уле. Черт его знает, что он ей в действительности наливает вместо анисовки, спрайт, что ли, но меня это не касается. Десять лишних монет меня не разорят.
В баре уже стоял страшный шум. Чтобы подозвать Уле, мне пришлось порядком поупражнять глотку. Дым коромыслом, народу - не протолкнешься. Я отмахивался от Барби, то и дело норовившей расстегнуть на мне рубашку, и пытался высмотреть в этом бедламе знакомую рожу Кармайкла. Но его не было.
Я прихлебывал виски, прислушиваясь к долетающим до меня обрывкам разговоров…
- …Пять кусков, не меньше… Но ты с ним поосторожней, он парень со странностями. Говорят, он вообще не парень, а прооперированная баба…
- Странная, понимаешь, история вышла. Кореш у меня есть такой - туповатый он, честно говоря, мужик, двух слов связать не может… а тут вдруг проснулся и начал чесать на каком-то языке. Пошел к врачу, а тот говорит - первый раз такое слышит. Странный язык какой-то… аркадский? акадский? Мертвый язык, говорит.
- Что такое - мертвый?
- Ну… дохлый. На нем с сотворения мира никто не говорит.
- Это что… я недавно сам видел, как один мужик сквозь стену прошел.
- Что ты пил, приятель?
- А вот ни грамма! Посмотрел на меня, усмехнулся и прошел.
- Странные дела, по слухам, творятся… Мне говорили…
У стойки уже скопилась такая толпа, что Уле только и успевал разливать выпивку по стаканам. Я дернул Барби-куколку за рыжую прядку и направился к нему, проталкиваясь сквозь возбужденно гомонящую публику. Бросив на мокрую пластиковую поверхность стойки двадцатку, я взглянул на часы. Елкин корень! Без четверти восемь! А ведь Кармайкл тут обычно торчит с шести вечера - как на службу ходит. Уле, встретившись со мной взглядом, покачал головой.
- Где он живет?! - крикнул я, пытаясь перекрыть шум, царящий у стойки.
- Что?! - крикнул в ответ Уле.
- Кармайкл! Я спрашиваю, где он живет?
- Знаешь такой красный кирпичный доходный дом на набережной? Там еще недавно португальца зарезали. Этого, как его там…
- А, знаю… Ладно, пойду проведаю. Не нравится мне все это.
Я еще не успел повернуться к двери, как вдруг почувствовал, что обстановка в баре изменилась - точно внезапно врубили высокое напряжение. Я видел, как напряглись мышцы на бычьих шеях докеров, а Уле замер с бутылкой в руке, приоткрыв рот. Потом, несколько опомнившись, он обратился ко мне:
- Ты что, Олаф, совсем свихнулся? Какого черта тут делает твой напарник?
Я обернулся.
В дверях стоял Карс. Он растерянно озирался, пытаясь отыскать меня в толпе.
- Убери его отсюда, если не хочешь неприятностей, - сказал Уле, - ребята не любят чужаков.
Привлекая взгляд Карса, я помахал рукой, давая понять, что заметил его и сейчас выйду, но этот дурень решил, что я приглашаю его войти, и начал пробиваться сквозь толпу.
Люди молча расступались, смыкаясь за его спиной. Наконец Карс подошел к стойке и встал рядом со мной. Он помахал рукой, подзывая Уле, но тот сделал вид, что ничего не заметил, и, повернувшись спиной, стал расставлять бутылки на подвесной полке.
- Какого черта ты сюда приперся? - процедил я сквозь зубы.
- Я беспокоился, Олаф. О тебе с утра ничего не известно, кроме того, что ты пошел к Стампу. Я закончил работу, позвонил Стампу, он сказал, что ты скорее всего пойдешь сюда.
- Ты что, самоубийца?
Он виновато сказал:
- Я знаю, сюда мне лучше бы не соваться. Но я беспокоился, от тебя давно не было известий.
Я взял его за рукав и уже собрался двинуться к выходу, как вдруг на плечо мне легла тяжелая рука.
- Эй, приятель, - обратился ко мне мрачный тип в пропахшей рыбой брезентовой робе, - скажи своему дружку, чтобы убирался вон. Мы не потерпим тут этих тварей.
- Земля для землян! - выкрикнул кто-то у меня за спиной.
- Верно!
Я примирительно сказал:
- Да мы уже уходим. Кому охота торчать тут, глядя на ваши гнусные рожи.
И, скинув с себя мозолистую руку борца за всепланетную безопасность, начал пробиваться к выходу, по-прежнему продолжая нежно поддерживать Карса под локоток.
Но, похоже, уйти спокойно нам не светило. Несколько человек сомкнулись, загораживая нам дверь. Дрянь дело! Инстинктивно я потянулся к кобуре, но тут же заставил себя опустить руку - не хватало мне еще завязать перестрелку в баре у Уле. Да после этого я и носа не смогу сунуть в портовые кварталы, а мне тут еще работать и работать… Если я в данный момент уцелею.
- Не шумите, ребята, - сказал я внушительно, - мы уже уходим. Дела у нас, понимаете.
- Валяй, инспектор, - усмехнулся высокий, гибкий как хлыст малый. Он, по-моему, зарабатывал на кусок хлеба с маслом, промышляя живым товаром. - Хочешь - иди. Мы тебя не держим. А вот дружок твой останется здесь. Мы с ним хотим кое о чем потолковать.
- Полегче, приятель, - я смерил его взглядом, прикидывая, куда удобней будет врезать, если начнется заварушка. - Он мой напарник.
- Дерьмо он, а не напарник, - буркнул второй противник, со сложением и ухватками портового грузчика.
Я одобрительно кивнул:
- Люблю изящные выражения. Свежо и оригинально!
Грузчик обиделся:
- Ну ты, не больно-то умничай.
Я увидел, что в руке у него тускло блеснул кастет, и понял, что драки не избежать. А значит, надо бить первым, пока этот ублюдок еще раскачивается.
Я чуть повернулся и вмазал труженику порта в челюсть. Сильно размахнуться я не мог, потому что сбоку на меня напирал какой-то распаленный лох, но все-таки кое-чего добился: грузчик охнул и закатил глаза. Я метнулся к ближайшему столику, схватил за горлышко массивную бутылку и шарахнул ее о подоконник. Это произвело некоторое впечатление; толпа, окружившая нас, слегка расступилась, и только торговец живым товаром, гибко уклонившись от смертоносных обломков стекла, выхватил нож и медленно пошел на меня. У меня не было времени смотреть, что там делает Карс, но я по опыту знал, что мой напарник отбивается с той нечеловеческой ловкостью, которая в тяжелую минуту просыпается во внешне ленивых и медлительных кадарах; кто-то отвалился, скуля и зажимая разбитый нос, кто-то еще пытался сопротивляться, но, не в состоянии уследить за молниеносными движениями противника, лупил вслепую и без особого результата.
Мой противник держал нож профессионально, мягко зажимая рукоятку в полуоткрытой ладони, и я подумал, что торговля живым товаром явно была вершиной его карьеры, а начинал он с самых низов, как и положено деловому человеку. Я медленно двигался, не спуская глаз со сверкающего лезвия, - остальные зачинщики отступили в ожидании схватки. Короткий выпад - но я успел уклониться, полоснув по руке, держащей нож, своим нехитрым оружием, и рукав суперлоновой сорочки моего противника, за которую тот, видно, выложил немалые денежки, окрасился кровью.
- Бей его, суку! - крикнул кто-то у меня за спиной. - Бей копа!
Я сделал обманное движение, гипнотизируя сутенера отблеском стекла, и въехал ребром ладони левой руки ему в горло. Раздался глухой чавкающий звук, рука, державшая нож, разжалась, и мой противник медленно осел на пол. Лишь теперь я мог бросить взгляд на Карса - тот уже пробился к выходу и стоял, придерживая тяжелую дверь, чтобы я мог беспрепятственно проскользнуть наружу. Но мне нужно было еще до этой двери добраться, а это оказалось не так-то легко. Кто-то успел сориентироваться и ухватил меня за плечо. Я стряхнул руку и, выдвинув локоть, не глядя, коротко и резко ударил типа, стоявшего за моей спиной. Тот ослабил хватку, но в это время кто-то еще набросился сбоку и чья-то рука взяла в захват мое горло. Еще немного, и удары сгрудившихся вокруг меня завсегдатаев этого великолепного местечка сшибли бы меня с ног, как вдруг руки, держащие меня, дернулись и пальцы с обломанными грязными ногтями бессмысленно загребли по воздуху. Я на миг освободился, и в эту самую минуту кто-то подтолкнул меня в спину.
- Шевелись! - раздался незнакомый голос рядом со мной.
Я ринулся к двери, бросив короткий взгляд на моего спасителя, и, к своему удивлению, узнал в нем того типа, который все это время кемарил в углу за столиком. Сейчас он вовсе не казался таким уж пьяным.
Выяснять, какого черта он, собственно, лезет не в свое дело, времени не оставалось. Мы вывалились наружу, вытолкнув топтавшегося у двери Карса, точно пробку из бутылки с шампанским; а за нами, вопя и размахивая кулаками, вывалилась вся возбужденная толпа.
- Сюда, - сказал мой спаситель и махнул рукой за угол. Дареному коню в зубы не смотрят - я побежал за ним, увлекая за собой Карса. Мы перемахнули через какой-то забор, нырнули под какие-то сваи, оказались под стеной цеха по засолке трески и, миновав его, втиснулись в узкий проход между складами. Гомон толпы, поначалу отчетливо различимый, постепенно затихал - наш спутник великолепно ориентировался в лабиринтах порта. Даже в окружавшей нас темноте он передвигался совершенно свободно. Мы бежали в полном молчании, боясь привлечь внимание преследователей, но наконец наш проводник вновь произнес:
- А теперь сюда, - и отодвинул какую-то доску в абсолютно глухой с виду ограде. Мы протиснулись сквозь образовавшееся отверстие и оказались на набережной. Тут по сравнению с недавней бурной потасовкой все выглядело на редкость спокойно - тусклые фонари освещали мощеные тротуары и отбрасывали слабые отблески на пляшущую черную воду; окна тянувшихся вдоль набережной домов, чьи стены словно вырастали из вод залива, угрожающе таращились пустыми глазницами.
- Поторопитесь, - сказал незнакомец, - предпочитаю избегать открытых мест.
Я счел за лучшее послушаться, и мы передвинулись вплотную под стену дома, скрывшись в его густой тени. Я и сам с трудом мог различать своих спутников - лишь глаза Карса отблескивали во тьме красноватым светом, как всегда у кадаров в момент возбуждения.
- Вы что, с ума сошли? - спросил наш спаситель. - Нужно же быть полным идиотом, чтобы притащить кадара в портовый кабак.
- Да никуда я его не тащил, - ответил я с досадой, - он сам приперся.
- Вы что, первый год на Земле? - раздраженно обратился он к Карсу. - Не знаете, куда можно соваться, а куда - нет?
- Я думал, что-то случилось с Олафом, - оправдывался тот. - Он утром ушел и пропал. А он - мой напарник.
- Оно и видно, - сухо сказал незнакомец. - Ладно, что было, то прошло. А меня зовут Хенрик. Вы Кармайкла ищете?
Недаром он все это время просидел за столиком, бессмыленно таращась в пространство - он явно не пропустил ни одного слова из моей беседы с Уле.
- Положим, - неохотно ответил я. Не люблю, когда посторонние суются в мои дела.
- Он мне тоже нужен, - отрезал Хенрик. - Пошли. Проведаем его.
- То-то он обрадуется, - пробормотал Карс.
Мне было наплевать, обрадуется Кармайкл или нет, - я знал его как довольно гнусного типа и вовсе не стремился с ним любезничать, но на всякий случай сказал:
- Послушай, приятель, если тебе так уж нужен Кармайкл, какого черта ты увязался за нами? Сходил бы один, навестил его с глазу на глаз.
- Вы знаете, где он живет, - коротко ответил Хенрик, - а я нет. И мне Уле сроду не сказал бы; это он с вами такой любезный.
Я осторожно потрогал челюсть, и она отозвалась ощутимой болью.
- Боюсь, все в прошлом. А зачем тебе нужен Кармайкл?
- По делу, - отрезал Хенрик. - Я же не спрашиваю, какая тайная сила влечет к нему тебя. Тем более, как я слышал, нет в нем ничего особенно привлекательного. Довольно мерзкий тип.
Я колебался лишь секунду. Дело и так было из рук вон плохо; не хватало мне еще постороннего подозрительного субъекта, который путается под ногами. Но без него мы бы не выбрались из этой заварушки. Я искоса поглядел на Хенрика - особой симпатии он не внушал, уж слишком жесткое у него было лицо… впрочем, кто из нас ангел?
- Ладно, - сказал я, - но я не могу отвечать за твою безопасность.
- Уж как-нибудь сам разберусь, - ответил Хенрик, - ты, судя по всему, и за свою ответить не можешь. Так куда идти?
- Недалеко, - ответил я, - это здесь, на набережной.
- А, это та дешевая гостиница, про которую ты когда-то рассказывал, - вмешался Карс, - ты еще говорил, что это настоящий половник.
- Чего? - удивился Хенрик.
- Клоповник, - пояснил я, - он вообще-то хорошо объясняется по-нашему. Только иногда путается. В основном в этих… ну, переносных смыслах.
- Метафорах?
- Во… верно. А так его можно понять, - вступился я за своего напарника.
- Посмотрим… - сказал Хенрик, - вы имеете в виду вон тот красный кирпичный дом? Ну, там действительно настоящее клопиное гнездо.
Дом выглядел, как десятки других таких же домов на набережной: мрачная кирпичная коробка с узкими окнами-бойницами. От остальных домов, располагавшихся по соседству, его можно было отличить лишь по тому, что во многих его окнах и сейчас горел свет; клопы - ночные насекомые.
Я поудобнее передвинул кобуру, чтобы при нужде вытащить пушку как можно быстрее, и шагнул в темный, пропахший мочой подъезд. Лампочка над дверью была вывернута, но под лестницей светилось окошко - там располагалась будочка консьержа (если можно считать представителем этой солидной профессии одноглазого негра с заячьей губой). Он снял ноги в грязных ботинках со столика и мрачно спросил:
- Вы к кому, ребята?
- К Кармайклу, - ответил я за всех (Карс на этот раз благоразумно предпочел держаться в тени). - Есть одно дело.
- Майка дома нет, - басом отозвался страж подземного мира. - Ясно?
- Парень, - ласково сказал я, - я его целый вечер прождал в "Сардинке". Он там назначил мне встречу. И не явился. Ясно? А если он не в баре, то, значит, дома. И наоборот. Где же ему, спрашивается, еще быть?
- Говорю тебе, нет его. Никаких признаков жизни.