Мобильник он не признавал категорически, так что, вернувшись домой, Таня уселась за рабочий стол, и нашарила среди бумажных завалов трубку домашнего телефона.
Боря являлся кладезем информации обо всем, что происходило в малопонятных для непосвященного кругах, которые Таня называла "оккультяпными". Повидав по роду своей деятельности томных дам в возрасте глубоко за сорок, устало тянувших тонкие сигареты, рассуждая о пассионарности, проклятьях древних родов и особой миссии, возложенных на них Небом, Таня старалась наблюдать за такими людьми со стороны, опасаясь за собственный рассудок.
Боря же искренне развлекался, посещая сборища контактеров или прямых потомков гиперборейской расы, с наслаждением рылся на книжных развалах, увлеченно раскапывая книги с зубодробительными названиями, вроде "Вся правда о поисках Шамбалы войсками НКВД" или "Берия – шпион инопланетных агрессоров". При этом он ухитрялся оставаться на редкость разумным человеком, склонным к несколько циничному юмору.
Застать его на работе было делом не простым, но сегодня ей явно везло:
– Вольский слушает.
– Боря! Ты ли это, друг сердечный?
– Я, а кто же еще, – хмыкнул Борис.
– А вот скажи мне, Боря, давно ли ты почту свою проверял?
– Э-э-э… регулярно этим занимаюсь.
– А не видел ли ты письма моего? Которое я тебе еще до майских отправляла?
– Видел! В тот же день и прочитал! – бодро отрапортовал Вольский.
– А ответить? – голос Тани сделался вкрадчивым.
– Тань, ну ты же знаешь, мог бы – ответил. Но ты же спрашиваешь не пойми о чем. Индейцы какие-то, о которых я вообще ни сном, ни духом. Верная Рука, друг апачей – все, что я сходу о них вспомнить могу.
– Я про ацтеков спрашивала, а не про апачей, – въедливо уточнила Таня.
– Да какая, собственно, разница. В общем, если честно, я сначала просто не сообразил, чем тебе помочь, а потом закрутился. Праздники, то, сё, в общем, не до того было. Потом парни эти странные замучили расспросами…
– Какие парни? – быстро спросила Таня. Почему, она и сама не могла бы сказать, но что-то ее толкнуло изнутри. Наверное, это и называется журналистским чутьем – суметь понять, когда человек бросает внешне ничего не значащую фразу, за которой скрывается интереснейшая история.
– Честно говоря, не знаю точно, кто они. Говорили – из какой-то общественной организации. Вроде областной комитет по охране памятников старины или еще как-то так. Заковыристо, в общем. Но, знаешь, если и работают они в общественной организации, то не больше, чем на полставки.
– Это почему?
– А потому, что от них "людьми в черном" за версту несет.
В свое время, посмотрев комедию "Люди в черном" о парочке суперагентов ФБР, занимающихся инопланетянами, живущими на Земле, Боря пришел в дикий восторг и с той поры всех сотрудников спецслужб называл только так.
– И что же им от тебя потребовалось? Какие секретные материалы обнаружились в твоей библиотеке?
– А вот знаешь, интересно. По основной моей работе они и не спрашивали ничего. Но, ты же помнишь, я Москву петровской эпохи очень неплохо знаю. Вот об этом и спрашивали.
– Да ты что? А конкретнее можно?
– Кстати, а ты же сама меня об этом как-то спрашивала. О карте Брюса. Помнишь?
Татьяна вспомнила. Действительно, готовя колонку о Сухаревской башне, она спрашивала Борю и Якове Брюсе. Тот что-то говорил, помимо прочих интересных вещей, о том, как Брюс, по заданию Петра I, составил карту "сильных" мест Москвы. Поговаривали, что не только Москвы, но и Подмосковья.
– А что именно спрашивали?
– Очень подробно о том, есть ли какие-то следы этой карты, известны ли упоминания о конкретных объектах, проводил ли кто-нибудь реконструкцию карты, и так далее. В общем, полный бред.
– И что ты им сказал.
– А что я мог им сказать? Рассказал о том, что никаких документальных подтверждений не сохранилось, карта же пропала в середине 20-го века, а что касается описаний – они есть, сохранились в хранилищах Академии наук. Там пусть и ищут.
– Как думаешь, а почему они так заинтересовались?
– Честно говоря, понятия не имею. Но, сдается мне, что в Академии они не смогли найти того, что им требовалось. Описание там есть, но весьма поверхностное. А из знатоков, из тех, кто мог бы рассказать подробно что к чему, никого уже не осталось. Кто умер, кто в девяностые ушел джинсами торговать, кто уехал в теплые края на другую сторону шарика. Осталась пара-тройка энтузиастов, но они давно на пенсии.
– А ты не знаешь, кто бы это мог быть?
– Да вот твой старичок Малинин, к примеру. Попробуй его порасспрашивать.
Поблагодарив, Таня положила трубку, и задумалась. Странно все это… Спецслужбы, колдовская карта Брюса, и все это по времени совпадает с началом событий, которые Ян считает очень опасными.
Найдя в коммуникаторе номер Малинина, она нажала клавишу вызова, молясь про себя, чтобы профессор не оставил мобильник в прихожей, где его найдет жена. Если она возьмет телефон – последует длительный допрос, в конце которого она положит трубку, сказав, что Игорь Львович занят.
Снова повезло. В динамике раздался бодрый надтреснутый голос Малинина:
– Здравствуйте, Танечка! Душевно рад вас слышать.
– Здравствуйте, Игорь Львович, – Таня тоже искренне радовалась. Малинин ухитрился сохранить энергичность и жизнелюбие, которых хватило бы на пятерых молодых людей.
– Вы просто так, поболтать со стариком, или по делу? – спросил профессор, и тут же спохватился, – Ох, о чем это я. Вы же по мобильному, значит, по делу. Знаете, постоянно забываю, что эти приспособления служат еще и для пожирания денег.
– Игорь Львович, скажите, пожалуйста, а вас в последнее время никто не расспрашивал о карте, которую составлял Яков Брюс?
– Да, приходили какие-то очень самоуверенные молодые люди, – удивился профессор, – а что такое?
– Нет-нет, ничего. Просто интересуюсь. Скажите, а о чем, конкретно, они спрашивали?
– О самой карте, о том, какие территории там были отмечены, как "места силы". Знаете, еще они очень интересовались, составлял ли Брюс карты Подмосковья.
– И, как? Составлял?
– Понимаете, Танечка, официальных данных нет. Но, существуют предания, что занимался, занимался чем-то таким шотландский колдун!
Внезапно, собеседник заторопился:
– Простите великодушно, Танечка, бежать, бежать мне надо. Вы, знаете что, если хотите поподробнее поговорить, вы ко мне приезжайте. Мы обо всем замечательно побеседуем!
– Конечно, Игорь Львович, как скажете. Когда вам будет удобно встретиться?
– Давайте не будем откладывать? Подъезжайте завтра, часиков в семь-восемь вечера, поужинаем, чайку попьем. Антонина Васильевна как раз уедет на дачу, а я точно вернусь из университета. А то, – тут профессор рассмеялся мелким рассыпчатым смехом, – она продолжает меня ревновать к любому существу женского пола. А вы, Танечка, у нее просто вне конкуренции!
Таня постаралась не хмыкнуть в трубку, и благовоспитанно ответила:
– Хорошо. Давайте завтра в два часа дня. Я тоже буду искренне рада вас видеть.
Нажав кнопку отбоя, она пробормотала: – Так, все интереснее и интереснее, – и снова принялась тыкать стилом в экран коммуникатора, в поисках номера своего третьего "эксперта по чертовщине".
Семен Никитович Вышегорский также ответил сразу. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. В свои преклонные годы, он являлся горячим поклонником современной техники, и со страстью покупал новейшие телефоны, а ноутбуки менял каждый год, в погоне за все новыми и новыми функциями. К чести Семена Никитича следовало сказать, что технику он осваивал прилежно, и пользовался ею с большим толком. Правда, электронную почту не любил, говоря, что не может уловить интонацию собеседника, читая письмо с экрана.
Закончив разговор, Таня откинулась в кресле, положила вытянутые ноги на стол, закинула руки за голову, и принялась задумчиво мурлыкать под нос что-то не слишком мелодичное.
Вырисовывалась интересная ситуация, о которой, несомненно, стоило сообщить Яну.
Хотя, решила она, сначала стоит встретиться с Малининым. Милейший Игорь Львович за чаем с брусничным вареньем мог припомнить новые подробности разговора.
Засигналив зеленым огоньком, коммуникатор подал голос.
Глянув на экранчик, Таня подняла бровь, издав удивленное, – О, как.
После разговора на платформе метро, Таня никак не ожидала звонка от Нижегородцева. Однако, вот он.
– Здравствуй, Пашенька, – промурлыкала она в трубку.
– Здравствуй, Танюш, – Нижегородцев разговаривал как ни в чем не бывало, – а скажи мне, подруга, ты документы на свою супертачку забирать собираешься? Да и деньги неплохо было бы отдать.
Таня тихонько ойкнула. Получилось, действительно, неудобно.
– Паша-а, я ду-ура безголовая, сил нет, – протянула она, лихорадочно соображая, как ей побыстрее встретиться с Пашей, и рассчитаться за машину. Благо, нужная сумма лежала у нее дома, так что, хоть с этим проблем не должно возникнуть.
– Как приятно слышать, что хоть кто-то себя здраво оценивает, – хмыкнул Нижегородцев, но тут же милостиво предложил, – Давай-ка, я до тебя сейчас доеду, ты меня чайком напоишь в качестве благодарности. А еще лучше – обедом накормишь.
Вскочив с кресла, Таня, не отрывая коммуникатор от уха, побежала к холодильнику. Открыв дверцу, окинула тоскливым взглядом полки. Пара помидоров, три огурца, бутылка питьевого йогурта, упаковка низкокалорийного творога. На нижней полке – банка земляничного и банка яблочного варенья.
Всё.
– Паша, а ты когда подъедешь? А то, если ты обедать желаешь, то мне в магазин придется бежать.
– Часа тебе хватит?
Таня прикинула, что изобразить обед из макарон и пачки полуфабрикатных котлет, она за час точно успеет.
– Ага, давай. Жду с нетерпением!
Когда раздался звонок в дверь, по квартире разносился запах жареных котлет, а Таня дорезала овощи, сооружая нехитрый салат из огурца, помидора и майонеза.
Паша вошел, заранее потирая руки, чмокнул хозяйку в щеку, после чего Таня направила гостя в ванную.
– Так, вот тебе все документы, давай сразу деньги, пока я не забыл, – и Паша убрал в потертую барсетку пачку денег, перетянутую желтой резинкой.
В пару минут умяв полную тарелку макарон с тремя котлетами, Нижегородцев, по-кошачьи жмурясь, блаженно развалился на стуле.
– А сооруди, пожалуйста, чайку, Танюш, – попросил он, – и ты увидишь перед собой счастливого человека.
– Так уж и счастливого? – поинтересовалась Таня, доставая чашки и заварочный чайник.
Выглядел старший лейтенант, действительно, не слишком хорошо. Меньше, чем за неделю, он похудел, осунулся, под глазами залегли глубокие тени. Он старательно изображал привычного – веселого и беззаботного Пашу Нижегородцева, но Таня видела, как нервно старший лейтенант косится в сторону окна, стоит только на улице раздаться резкому звуку, как напряглись его плечи, когда на лестнице застучали чьи-то шаги.
Вопрос Паша проигнорировал, принявшись сосредоточенно прихлебывать горячий чай. Сделав пару глотков, поставил чашку, с досадой посмотрел на Таню:
– Ну отчего ты такая любопытная, Береснева, а? вот почему не можешь дать человеку просто посидеть, попить чаю, отдохнуть от трудов?
– Работа у меня такая, – напомнила ему Татьяна, – журналист, называется.
– Акула пера. Пиранья клавиатуры, – грустно констатировал Паша, и Таня повнимательнее всмотрелась в гостя.
– Паша, а ведь ты мне сказать что-то хочешь.
– Я ж говорю, пиранья клавиатуры. Еще и умная, черт бы тебя побрал.
Нижегородцев нервно пододвинул к ней чашку.
– Сделай-ка мне кофейку, акула.
– У меня только растворимый, Паш, – на всякий случай уточнила она, и потянулась за банкой.
– Да сыпь, что есть!
Держа в руках пузатую кофейную банку, Таня обернулась, и удивленно уставилась на старшего лейтенанта.
– Нижегородцев, да ты, никак, нервничаешь? Что происходит то?
Паша встал, резко отодвинув стул, прошелся туда-сюда по крохотной кухне, встал у окна, барабаня пальцами по подоконнику.
– В общем так, если что, я сюда приезжал отдать тебе документы на машину. И все. Поняла? Ты накормила меня обедом и выпроводила. Ясно? Повтори?
– Ты отдал мне документы на машину, я накормила тебя котлетами с макаронами. Кстати, ты умял полпачки.
– Я сам не понимаю, на фига тебе все это говорю, но за последние сутки пропало несколько человек. Мне во всяком случае, известно о пяти. В разных районах Москвы.
– Паш, да в Москве люди десятками, если не сотнями пропадают. С чего, вдруг, ты задергался?
– Сиди и слушай, – Нижегородцев вырвал у Татьяны банку, ополоснул под струей воды чашку, из которой до этого пил чай, аккуратно вытер цветастым кухонным полотенцем. Бухнул две ложки кофе, заозирался, и Таня молча пододвинула к нему круглую стеклянную сахарницу. Нижегородцев, сопя, отправил в чашку три ложки сахара.
– Паш, ты не молчи. Ты говори, давай.
– Береснева, не дави. Я думаю.
– Я давлю?! Ты сам приходишь ко мне, ведешь себя как девица которая не сообразит, потискаться с парнем или мама заругает, а потом я же еще и давлю!
В это время щелкнул чайник, оповещая, что вода вскипела, и Нижегородцев снова вздрогнул.
Чертыхнувшись, в сердцах бросил ложку на стол.
– Да что с тобой творится?! – снова спросила Таня, всплеснув руками, – ты ж параноиком становишься! Тебе успокоительные пить пора!
– Пью. Не помогает, – отмахнулся Паша.
Налив кипяток, он медленно размешивал сахар, стараясь успокоиться.
– Понимаешь, все пропавшие – здоровые молодые мужики в возрасте до тридцати пяти лет, не имеющие никаких криминальных связей, одинокие, ведущие отвратительно здоровый образ жизни. Как там? "В порочащих связях замечен не был", и далее по тексту. При этом, заметь, пропали все они за последние сутки. Узнал я об этом случайно, наши то занимаются только одним случаем. И я бы, конечно, внимания не обратил, но, в коридоре чуть не нос к носу столкнулся с мужичком из "соседей". Он у нас шустрил, когда забирали Костину "расчлененку". Потом я его видел еще раз, когда мы разбирались со смертью Загорулько.
Таня почувствовала, как по спине ползет нехороший холодок страха. Вокруг снова начинались непонятные события.
Да и не заканчивались они, призналась она самой себе, просто ты совершенно перестала обращать внимание на внешний мир, погрузившись в свои чувства. А вот мир о Татьяне Бересневой не забыл и, кажется, готовил какую-то очередную подлость.
– Не знаю, каким боком это может тебя касаться, но чую, лучше тебе об этом знать, – вывел ее из ступора голос Нижегородцева.
– Знаешь, Паш, а ведь меня никто так и не вызвал в связи с гибелью Славы, – медленно сказала она.
– Вот это совсем интересно, – отхлебнул кофе Паша. – Наводит на определенные размышления. И я, однозначно советую тебе свалить из квартиры.
– И что за размышления тебя натолкнули на такую интересную мысль?
– Танюш, первое, что должен был сделать следователь, получив дело Загорулько, это пройтись по его ближайшему окружению. В которое ты, без вопросов, попадаешь. Раз этим никто не занялся, значит, дело забрали, чтобы похоронить. Следовательно, это часть какой-то операции "соседей". И есть у меня подозрение, что операция эта частная. Была б она легальной, они бы действовали по стандартным процедурам, с вызовом свидетелей, отработкой контактов и прочими кренделями. А так…
Не закончив фразу, он махнул рукой. Впрочем, Таня и так его прекрасно поняла.
– Вот такие пироги, Танюш, – сказал, допивая кофе, Нижегородцев.
– А теперь пойду я. Владей своим супермобилем, радуйся жизни, и сделай так, как сказал добрый дядя Паша. Исчезни на некоторое время. А то… нехорошие какие-то у меня предчувствия.
Закрыв за Нижегородцевым дверь, Таня уселась в кресло у своего рабочего стола, как и до прихода гостя, закинула на него ноги. Невидящим взглядом уставилась в монитор, по которому неторопливо плавали рыбки скринсейвера.
Непонятные убийства, покушения на ее жизнь, гибель Кости Нифонтова и Славы Загорулько, теперь, вот, исчезновения людей…
А еще неизвестные визитеры, расспрашивающие ее знакомых о карте Якова Брюса, невероятный рассказ Яна, полностью изменивший картину мира, в котором она живет, а еще…
Таня никак не могла уловить связь между всеми этими событиями, но чувствовала, что она должна быть.
Вот, только, как ее нащупать?
Черная стена леса приближалась нестерпимо медленно, хотя Таня бежала изо всех сил. Проваливаясь по пояс в невесомый, обжигающий нестерпимым холодом, снег, она рвалась вперед, надеясь обрести убежище под тяжелыми еловыми лапами, затеряться среди потрескивающих от мороза стволов.
Позади, все ближе и ближе, слышалось тихое потрескивание ледяных полозьев.
Она боялась оглянуться, потерять хоть мгновение, отпущенное отпущенного ей времени.
Дыхание с хрипами и свистом вырывалось из обожженных холодом легких, но она упорно проталкивала в себя неподатливый воздух. При каждом выдохе, вместе с облачками пара, с губ срывались брызги крови. Она не чувствовала боли в растрескавшихся, кровоточащих губах, старалась не думать, что будет делать, когда доберется до леса. Пока она может двигаться – она жива.
Скрип становился все громче, и Таня не выдержала – обернулась.
Ледяные сани были совсем рядом.
Она увидела нечеловечески спокойное лицо Мораны, даже не взглянувшей на нее, и едва уловила движение Чернобога.
Бог небрежно взмахнул рукой, и Таня почувствовала, как спину между лопаток обожгло холодом.
Внутри взорвалась ослепляющая боль, и она с ужасом увидела, как из груди у нее появляется синеватый ледяной наконечник, а за ним и древко копья.
Мир вокруг закружился, и она ничком упала на снег.
Прозрачные весенние сумерки медленно вползали в город. В метро толпы менеджеров и секретарш вырвавшихся из душных офисов штурмовали вагоны, на Таганке привычный дневной затор перерос в столь же привычную безнадежную пробку, в которую с упорством лосося, идущего на нерест, вливались все новые и новые автомобили.
Вокруг парапетов подземных переходов собирались стайки измочаленных мужичков, припадающих к бутылкам пива.
Тем, кому повезло работать рядом с жилыми кварталами, устраивались на лавочках возле детских площадок, и вели неторопливые беседы, обсуждая невменяемое руководство и тяготы семейной жизни, не забывая потягивать пиво.
В небольшом уютном дворике, чудом сохранившемся в центре Москвы, угловую лавочку облюбовали двое мужиков распространенного типа "мелкий менеджер небольшой фирмы". Одному явно уже перевалило за сорок, второй выглядел помоложе, но лица у обоих усталые, в неторопливых движениях сквозит обреченность людей, для которых жизнь – серый замкнутый круг, по которому надлежит бежать, пока не помрешь.
– Вы не хмурьтесь так, Владимир, – выговаривал своему молодому коллеге Олаф, со вкусом обгладывая прозрачную полоску рыбьей спинки, добытой из плоской пластиковой упаковки.