– А чем тебе Вождь жить помешал? – спросил я, искренне недоумевая. – Он не покушается ни на твою религию, ни на твои права на власть. Он во всех бумагах своего двора именуется твоим верным слугой наравне с тем, что служит мне.
– Он служит себе и только себе! – резко заявила мне Ролли. – Близость к богам делает его власть неоспоримой для большинства дикарей, что сейчас живут в моих… в моих городах и селениях. Это он нас использует, а не мы его. Я хочу, чтобы духу его не было на моей земле.
– Ролли… – сказал я, нежно произнося ее имя. – Но мы говорим не о твоих землях, а о дикарях Запада.
– В войне с дикарями Запада можно использовать Вождя и его племена. Не теряя своих воинов, – сказала она, и я подивился ее циничности, ранее мной не замеченной.
– Ты ничего не путаешь? – хмыкнул я в ответ. – Племена Вождя и миллиона не наскребут с прибившимися семьями. Это от океана до Атиса. А там, куда ты так стремишься направить нас, три миллиона с лишком, из которых два можно в ружье поставить при партизанской войне. Каждое дерево будет стрелять.
– Если погибнут или обескровятся племена Вождя, то я смогу беспрепятственно вернуться в свои земли, не оспаривая ни с кем своего права на них.
– Но он и сейчас, повторяю, не оспаривает, – уже раздражаясь, сказал я.
– Не он, так его шаман втолковывает населению, что я стала рабыней Боевого Зверя и теперь потеряна для Апрата, и только Вождь, столь дружный с Протом, единственный, кто способен править племенами правого берега Иса.
– Эту чушь я слышал, – сказал я, отмахнувшись. – Но и ты пойми: они укрепляют власть не по своей прихоти. Те реформы, которые идут в их обществе, нуждаются в стальной власти. Во власти неоспоримой. Ну так и пусть он правит железной волей, а ты остаешься милостивой богиней. Поверь, лучшего пиара не придумать. Если какой-нибудь фанатик, по нашему и шамана недосмотру, убьет Вождя, то ты придешь на все готовенькое. Стальная власть и вера в тебя.
– У тебя нет фанатиков на примете? – спросила с интересом Ролл.
– Ты сегодня чересчур кровожадная, – сказал я, нисколько не иронизируя.
– А ты, смотрю, чересчур флегматичен, – парировала она.
Я встал и, пройдясь к окнам, сказал негромко:
– Твои доводы не кажутся мне убедительными для твоего желания начать войну с Западом. Мне кажется, тобой движет еще что-то.
– И что же, к примеру? – саркастически улыбаясь, спросила Ролли.
Повернувшись к ней, я сказал как можно мягче, стараясь не напугать и не вызвать сопротивления:
– К примеру, тебе эту мысль предложил Орден. Более того, я уверен, что ты заключила с ними договор. Уже сейчас я послал эмиссаров, чтобы приказали нашим людям в Ордене выяснить суть твоих с ними переговоров. И они выяснят. Ведь там семь Хранителей… А если знают хотя бы трое, то знает и такая свинья, как я.
Ролли поджала губы и сказала жестко:
– Настолько мнительным я тебя не представляла. Я сказала правду: мне нужны мои земли. И можешь не волноваться – я не плела против тебя заговоров там.
Я усмехнулся и сказал:
– Ролли, я-то тебе верю. Верю, что не плела. Верю, что тобой двигают чувства оскорбленной женщины. У тебя отобрали Апрат, и он только формально твой. Тебя поносит шаман Вождя, хотя Вождь уважительно относится к Боевому Зверю и его супруге богине Ролл. Верю даже в то, что ты искренне считаешь, что нет ничего плохого в очередной войне за благо цивилизации. И даже твои методы оправдываю. Огнем и мечом насаждение новой жизни. Я сам так поступаю почти всегда, когда встречаю сопротивление. А до этого так же поступали македоняне, римляне, немцы, испанцы. Это не мы злые. Это законы скачков эволюции такие. Многие особи вида погибают, не имея продолжения. Но я никогда, – я понизил голос и сказал так, чтобы она поняла, – не отделяю себя от вида. Я часть его и поэтому могу погибнуть при очередном скачке. Потому что так может понадобиться истории и планете. И только поэтому я спешу, еле успевая отворачивать корабль Ивери от всеобщего краха и скатывания обратно.
– Ты к чему это? – не понимая, спросила Ролли.
– К чему это я? – переспросил я и шмыгнул носом. Где-то я умудрился простыть. – Да к тому, что ты не считаешь себя ни частью Ивери, ни частью ее народа. Ты не считаешь себя даже частью человечества. Господи! Ты хоть женой себя считаешь или для тебя Игорь лишь инструмент исполнения политической воли?
Ролли возмутилась и заявила:
– Я в отличие от тебя знаю свое место в жизни. И да: считаю Игоря своим мужем! И люблю его.
– Тогда зачем ты хочешь его смерти? – сказал я тихо.
Она замолчала, возмущаясь и недоумевая.
– Хорошо, я расскажу тебе, что будет, если мы вторгнемся на Запад. Только вкратце, подробности у Игоря спроси. Вождь не поведет всех на войну. Он правитель, а не убийца своих подданных. Хорошо, если мы за всю кампанию у него вытянем тысяч двести бойцов. Остальными будут наши войска и наемное отребье со всего материка. Вряд ли в сумме больше тысяч трехсот. Что ты так смотришь? Я говорю тебе реальные цифры. В общей сумме полмиллиона. Против трехмиллионного объединившегося перед общим врагом народа. Ведущего не фронтовые действия, а сугубо партизанскую войну. Наши полмиллиона в условиях выжженной земли и отсутствия обозов сгинут за три месяца. Чего удивляешься? А как ты собралась доставлять на такое расстояние необходимое пропитание? В выжженных и разоренных районах невозможно создать оккупационные администрации и обязать их снабжать армию. Так вот, в таких условиях армии, как таковой, не станет уже через три-четыре месяца. Ну а партизанам останется только добивать врага. И неужели я, Прот, не пошлю Боевого Зверя выправлять ситуацию? Конечно, пошлю. И неужели ты думаешь, что он отступит? Не отступит. Что я, десантников не знаю? Без приказа ни шага назад. И он, безусловно, погибнет, пытаясь с остатками армии закрепиться в оккупированных районах.
Я, конечно, не думал, что даже в худшем варианте Игорю грозит смерть. Капсула не даст никому к нему подойти на несколько километров, но надо же этой девчонке на примерах показать, что будет.
– А дальше… дальше еще проще. Объединенный перед нашей агрессией Запад буквально на плечах остатков отступающей армии ворвется в земли Апрата и на хрен сметет Вождя. И не только, а еще и все население поработит и, не дай бог, сожрет… Запад, сама знаешь, практикует каннибализм в отношении к своим врагам. Так кем ты там тогда править будешь? Новые колонизаторы Апрата тебя знать не будут, не то чтобы тебе поклоняться.
– Ты преувеличиваешь! – возмутилась Ролли. – У нас армия, у нас ружья…
– У них тоже ружья, – спокойно пожал я плечами.
– У нас танки! Которые на новых двигателях, я имею в виду! – не унималась Ролл.
– Ага, целых тридцать, которые мы никогда не сможем дотащить сквозь джунгли к полям сражений. А что на танке делать в лесу – для меня большая загадка.
– У нас авиация. У нас дирижабли!
– А у них неплохие пушечки. Не у всех, конечно, но прибрежные княжества Запада могут и этим похвастать.
– У нас флот.
– А чем он поможет в джунглях? Побережье десантом мы не удержим, если не будем наступать. А наступать мы не можем. Я уже говорил почему.
– Мы сильнее! – не отступая, заявила Ролли. Если бы она стукнула кулаком по столу, я бы не удивился.
– А их больше, – устало сказал я. – И они на своей земле.
Ролли смотрела на меня, пытаясь придумать еще хоть один аргумент.
– И что делать? – вдруг спросила она.
– В смысле? – не понял я. – Что делать? Да не воевать, вот что делать! Спокойно и не торопясь жить. Если так уж страшно тебе за твой любимый Апрат, то возвести укрепрайоны, насадить в них потомственных военных, дворян, и пусть себе там живут и сами себя охраняют. Примеров в истории Земли масса.
– Но настанет день, и дикари уже придут к нам, и их будет значительно больше, – сказала отчаянно Ролли.
– И у нас тоже к тому времени будет немало народа и, надеюсь, оружие, чтобы остановить нашествие, – невозмутимо ответил я, положив руку на книгу герра Хенке о проблемах добычи и очистки тяжелых металлов.
– Они станут сильнее.
– К тому времени, повторяю, – сказал я, двигая книгу к ней, – у нас будет уже несколько другое вооружение. Разрыв в технологиях увеличивается с каждым месяцем. Мы давно ввели контрразведку, которая следит, чтобы технологии не уходили к неподконтрольным нам землям и странам…
– Но мы должны убрать опасность, а не жить постоянно с ней, – сказала Ролли, не понимая, зачем я подсовываю ей книгу.
– Почему? – пожал я плечами. – Чувство опасности очень даже стимулирует мозговую активность.
Она замолчала, не зная, чем еще возразить. А я, пока она не нашла аргументов, сказал:
– Зато, знаешь, кому выгодна наша война с Западом?
– Кому? – спросила она.
– Ордену. Наши неминуемые поражения они проафишируют как кару Господню, павшую на идущих за лжебогами. Поражения всегда подвигали народные массы на свержение правительств. И очень часто такие перевороты удавались. И не будет тогда ни богини Ролл, ни Прота, ни Боевого Зверя. На объятых гражданской войной землях Орден будет себя прекрасно чувствовать. Расширяясь и вербуя себе новых сторонников. Которых, при нашем бессилии, будет с каждым днем все больше и больше.
– Неправда! Орден в случае войны в первых рядах бы пошел, – сказала Ролл, хотя в ее голосе появились нотки сомнения.
– Конечно, – кивнул я с усмешкой. – Я бы загнал их в окопы и джунгли первыми. Но это пока не начались поражения. Или еще хуже. Представь, что мы сняли наши гарнизоны для укрепления армии нападения. А на второй месяц корпуса Ордена развернулись и с поднятыми знаменами пошли обратно. По землям, на которых им никто в здравом уме не окажет сопротивления. Вот тогда, чувствую, придется Игорю порезвиться на капсуле, расстреливая их. Но нам это слабо поможет. Наша армия, увязнув на третьем месяце войны, не сможет вернуться, чтобы поддержать порядок в государстве. Да и не уверен, что корпуса Ордена, дабы получить благодарность дикарей, не откроют огонь по нашим же частям. Вот весело-то будет! Они себе, поверь, получат и Запад, и разрушенную империю Тиса.
– Ты говоришь страшные и несправедливые вещи. Орден предан короне Тиса.
Я взорвался:
– Тогда почему Орден ведет переговоры о возможной войне не со мной, а с тобой?! – рявкнул я, уперевшись в стол руками и смотря в глаза Ролли.
Она испугалась внезапного крика и, обняв себя руками и отводя взгляд, сказала почти шепотом:
– Они боятся тебя.
– Чушь! – снова на повышенных тонах сказал я. – Орден уже давно так разросся, что никого не боится. Опасается, может быть. И то не уверен. Они меня кем угодно могут считать, но только не безумцем, что в порыве ярости уничтожит их трехсоттысячное население.
– Они так и говорили – что ты не поймешь идею. А если догадаешься, что это идея Ордена, то просто из чувства противоречия найдешь массу поводов не начинать войну.
Я сел и, успокоившись, с нежностью посмотрел на Ролли.
– Девчонка… Какая же ты все-таки девчонка! Тебе о фактах говорят, а ты в пургу веришь, которую тебе святоши наплели. – Я хмыкнул и спросил то, что вдруг пришло мне в голову: – Сознавайся: когда ты стала искренне в ИХ Единого верить? Год назад? Два?
Она помотала головой, мол, не верит она в Единого морского народа. Я хмыкнул и нажал кнопку электрического звонка. Ролли, услышав из коридора перезвон, побледнела, подозревая, что я вызываю охрану. Думаю, ее апратские офицеры долго бы не продержались против моих гвардейцев.
Вошел гвардеец и встал у порога, ожидая указаний.
– Позовите прислугу, пусть нам сделают орденский чай. В больших кружках. Мы тут надолго.
Порозовев чуть, Ролли сказала тихо:
– И что мы тут будем с тобой долго делать после этого чая?
Я покачал головой и заявил:
– Не то, что ты подумала. Мы будем с тобой изучать основы принятия политических решений. И первое правило, которое ты запомнишь навсегда, – это не спешить. Вот захотела ты принять немедленное решение – пойди вымой руки. Пока моешь, авось тебя отпустит глупость и придет верная мысль. А лучше послушай умных людей, что они скажут. Я не говорю о священниках Ордена. Заведи себе советников из всех областей общественной жизни. Промышленных спецов и менеджеров можешь не заводить. Я тебе никогда экономику не отдам. А то ты еще и правда на войну денег накопишь…
Уже поздним вечером, когда разговор с Ролли выветрился из головы, я, взяв листок бумаги и карандаш, стал набрасывать план реализации идеи, подкинутой мне Игорем. Вопрос с дикарями Запада, несомненно, требовал решения. И не для успокоения озадаченной Ролли, а в силу вполне объективных причин. Вся юго-западная часть материка была нам не то что не подконтрольна, но даже практически нами не изучена. Подробные карты, сделанные аппаратурой с орбиты, позволяли знать даже глубину ручьев и оврагов, но не давали ни малейшего понятия, какие руды и на какой глубине там залегают. То, что аппаратура фиксировала на поверхности, было интересно, но не более. А вот подозрение, что в районе хребта без названия, который вспорол собой гигантскую зеленую кляксу на поверхности материка, могут залегать близко к поверхности редкоземельные металлы, заставляло меня подумывать о том, что надо прибирать к рукам и этот участок суши.
Я называю подозрением предположение залежей. А вот, к примеру, геолог в эскадре нисколько не сомневался, что в джунглях можно будет встретить и достаточно богатые залежи даже тяжелых металлов. Мне пару раз удавалось с ним поговорить, и тот щедро делился известными ему данными. В свое время геолог даже передавал мне карту с разведанными им месторождениями и приблизительной оценкой их объемов, и я в благодарность снабдил его и весь научный коллектив эскадры нашим эксклюзивом – чаем с дурманящим эффектом. Снабдил и только потом подумал, что такие действия легко могли быть расценены адмиралом как саботаж работы научной группы. После того чая много не наработаешь.
Если получить беспрепятственный доступ к джунглям и горам Запада, то можно было бы в шутку поспорить, а ту ли планету Прометеем назвали. Как известно, на Прометее в большом количестве добывались лантаноиды – редкоземельные элементы, среди которых был и прометий. А лантаноиды в силу их природных характеристик и свойств, что они придавали стали, были мне нужны позарез.
План, вырисовывающийся на листке, был настолько сомнительным и зависел от стольких "если", что я только покривился критично, еще раз пробежав его глазами. Оставив в покое идею покорения Запада столь неоднозначными методами, я сжег в камине листок и направился к себе. Утро вечера мудренее, как говорили мои русские предки.
Глава 8. Алекс
Пять месяцев счастья. Счастья с горчинкой страха за наше будущее. Мы каждый день вели себя так, словно завтра нас уже будут задерживать и брать на абордаж десантники. Развлекались, опустошали мой пополненный на Багрянце бар, много говорили. Не только и не столько о политике, сколько о людях. Совсем старались не касаться ее связи с мятежниками. Только один раз Катя сказала, что террор – это просто оружие, после чего мы на три часа сорвались в не очень приятный для меня спор. Я ей на пальцах, как сам считал, объяснил, что если террор – оружие, то оружие умалишенных. На что она, тоже не особо церемонясь в выражениях, объяснила, что Корона и вообще земное сообщество, не стесняясь, применяют методы террора по отношению к неугодным политикам или целым группам людей, которые ищут спасения в бегстве с планет. Рассказала, как подрывали в глубоком космосе корабли с эмигрантами, бегущими в неизвестном направлении. Как сбрасывали на спрятанные в лесах Георга Шестого поселения распыленные радиоактивные вещества. Мол, схватят лучевую болезнь – мигом прибегут обратно в города, подконтрольные властям. Она подробно описала случай, когда яхту одного из политиков, содействовавшего восставшим, за неимением доказательств его открытой причастности к мятежам просто втихаря уничтожили, оставив после таможенного досмотра на ее борту мину. Катя рассказала, как потом повстанцы нашли и допросили одного из участников того теракта. Но разве людям докажешь, что Корона и прочие ведут себя не лучше самих повстанцев…
Но, наверное, это был единственный случай такого вот неприятного разговора. В остальном мы разговаривали о людях. О тех, кто остался на Земле. О тех, кто никогда, наверное, кроме детства, не мечтал подняться в космос. О тех, для кого дом и семья были настолько важны, что они боялись помыслить оставить их ради сомнительной романтики многолетних перелетов. Пытались мы говорить и о нас. И она, и я с трудом представляли, как сложится все там на Ивери. Боялись касаться мысли, что нам придется расстаться на планете. Что ей предстоит довольно длительная работа в Эскадре. Я успокаивал себя тем, что мне тоже надолго придется застрять на Ивери. Что у меня будет время и бывать с ней, и работать.
Она не говорила о своем отношении ко мне. Но я видел это в ее глазах и слышал в ее словах. А уж я своих чувств, даже если бы захотел, не смог бы скрыть. Личность откровенно потешалась надо мной в те редкие минуты, когда я садился за аппаратуру. Причем тонкий цинизм корабля мне был даже интересен. Где он его нахватался?
– Позвольте дать вам отдохнуть, вы так утомились за ночь…
– Ах, ваше эмоциональное состояние не позволит вам в полноте оценить ситуацию. Прошу вас, займитесь тем, что у вас так хорошо в последнее время получается…
– Простите, но ваша система личного контроля говорит мне, что вы не готовы к введению данных и ручному управлению полетом.
И все в таком же духе.
Услышавшая однажды эти речи, Катя сначала удивилась, а потом долго и искренне смеялась, повторяя "диагнозы", что мне "выписала" Личность. Я тоже смеялся. И даже не злился на подозрительно своевольный мозг корабля. Но однажды я все-таки втихаря оттестировал его для успокоения совести. Личность была исправна. Это наводило на мысль, что я правда забываюсь… Но я ничего не мог с собой поделать. Это было просто счастьем – просыпаться с ней в одной постели. Прижимать ее к себе. Наслаждаться запахом ее волос. Смотреть в только проснувшиеся глаза и видеть ее почти счастливую улыбку. "Почти" – в глубине ее глаз я все так же видел беспокойство. Кажется, за меня.
На шестом месяце отлета с Багрянца появилась Иверь. Она как рок зависла над нашими головами, предвещая скорое расставание. И хотя я не собирался отпускать Катю от себя, она меня уговаривала:
– Тебе нельзя. Это очень опасно. И… если мы будем вдвоем, нас точно быстро найдут и арестуют. Одна – я просто девушка из службы "спецобслуживания", а с тобой я становлюсь непонятно кем. Пойми, я должна выполнить свои дела. Мне помогут друзья. Я все быстро сделаю, и мне помогут уйти. Я тебя найду и присоединюсь. А ты пока подыщешь безопасное место, где мы могли бы потом спрятаться. Хорошо?
– Ты будешь девушкой из "спецобслуживания"? – возмутился я.
– Ну, только на бумаге. Так мне будет легче встретиться со своими товарищами, – уверяла она меня тогда.