– На пирамиде "А" на самом верху обнаружен их символ, – решил меня удивить разведчик.
– Но это ни о чем не говорит, – пожал плечами я, вспоминая отчеты Алекса. – На Омелле до сих пор эти символы и изделия с подобной символикой просто везде… Без труда найти можно как в пещерах, так и в городах.
– Возраст… – сказал многозначительно ученый.
– Разве для Орпеннов возраст – характеристика? – хмыкнув, сказал я. – Если так рассуждать, то и пирамиды Гиза строили не египтяне…
– Все равно… Сейчас мы точно установили, что объекту восемь тысяч девятьсот лет, – сказал ученый, все так же пытаясь нас поразить.
– Вот даже как. Даже так точно! – с сарказмом сказал я. Но, решив, что моя насмешка может обидеть ученого, я пояснил: – К сожалению, думаю, что это не Орпеннов подарок.
– Почему? – удивился разведчик.
– Орпенны не переваривают как простые фигуры, так и простые линии. То есть абсолютно не переносят. Насколько мы с Игорем в свое время выяснили. Вот такой вот куб являлся бы сильнейшим раздражителем для них. Помните военные базы класса "Куб"? Орпенны же практически в первую очередь их выводили из строя. Кубы, пирамиды, параллелепипеды и прочее можно сразу в сторону отметать – они не могут быть связаны с ними. Это не соответствует их пониманию вселенской эстетики. Но если бы вы тут обнаружили сферу, я бы подумал, что это и вправду они.
Я вспомнил, что на Матке было множество вещей, не соответствующих пониманию Орпенна о красоте и функциональности. Те же жилые палубы, по которым я носился в поисках неизвестно чего. Но там была двойная ситуация. Эти палубы служили для проживания существ, явно не имеющих родственных связей с Орпенном. Словно они были аквариумами, в которых Орпенн содержал и изучал всех своих гостей.
Зато во внешних корпусах… там все превращалось в малопонятный мне хаос округлых коридоров, полуживой автоматики, которая, приснись любому обывателю на Земле, без промедлений сделала бы его заикой. Чего стоил только один из эллингов для малых кораблей охранения. Хаотичное на мой взгляд переплетение гибких, дышащих труб, трубочек, щупалец "кранов" с тысячами немаленьких присосок на них.
Я с усмешкой вспомнил, как меня, замершего в гигантском круглом проходе в эллинг, заметил "кран" и, обхватив присоской шлем скафандра, попытался найти мне подобающее место. Минуты две он тыркался со мной, не зная, куда и как меня использовать. Потом оставил в покое, бросив на пол посреди эллинга под небольшой тушкой, похожей на головастика переростка, "пираньи" – корабля, что, прорываясь в боевое построение противника, буквально вгрызался в броневые листы ближайшего судна своими атомными резаками. И ведь стрелять по такому было нельзя. В случае большого количества повреждений или прогноза неминуемой гибели "пиранья" с превеликим удовольствием подрывала свой реактор. Брошенный "краном", я впервые тогда рассмотрел вблизи эту "головную боль" нашего флота.
Почему от меня отстал механизм, я даже не рассуждал. Может, получил команду от компьютера Матки или от самого Орпенна, а может, просто сдался, посчитав меня мусором и оставив уборщикам. Но, стоя под зависшими в "коконах" кораблями, я навсегда усвоил, что наши стреловидные формы кораблей не могут вызывать у Орпенна каких-либо положительных чувств. Все его суда, представшие перед моим взором, отличались чем угодно, но только не углами и не прямыми линиями.
Вообще оставалось загадкой, почему в знаке, которым они одаривали тех, с кем вступали в контакт, всегда использовался треугольник. Ну, каплю воды или жидкости наши ученые всегда объясняли символом жизни, но треугольник не могли объяснить даже они. Все их объяснения выглядели как попытка угадать мелодию с одной ноты. Бестолковые и не имеющие под собой ничего разумного предположения.
– Тогда что это, по-вашему, может быть? И что это за материал? – спросил разведчик, отрывая меня от воспоминаний.
Я честно сказал, что не знаю. Но есть возможность узнать.
– Как? – удивился служака.
– Спросить самих Орпеннов, – сказал я буднично. – Тем более что представитель эскадры меня пугал Маткой, где-то неподалеку болтающейся.
– И как вы себе это представляете – спросить их? – поинтересовался разведчик. – Насколько мне известно, для вас это несколько проблематично. Вам там вроде мозги промывают каждый раз?
– Ничего. Главное, они поймут, чего мы от них хотим, – заверил я его. – А головную боль и беспамятство мы потерпим.
Игорь только усмехался, слушая наш разговор.
– А если они захотят изъять этот предмет? – обеспокоенно спросил разведчик.
– Ну и пусть, если захотят, – спокойно сказал я. – У меня есть стойкое ощущение, что вы его не взломаете.
– Глупости, – уверенно сказал ученый. – Нельзя сегодня отдавать то, что мы не можем понять. Завтра мы уже, может быть, проникнем внутрь.
– М-да? – Я вздохнул и попытался урезонить его: – Структура этого материала спокойно меняет саму себя как хочет. Теперь представьте, о каком порядке энергии идет речь. И вы надеетесь понять и тем более вскрыть ЭТО самостоятельно. При таких энергиях это просто опасно.
– Ничего. Мы видим, что это абсолютно подконтрольный самому объекту процесс, – упорствовал ученый, а разведчик думал о чем-то своем.
После осмотра "черного ящика" мы с Игорем и ученым поднялись на вершину пирамиды и встали перед блоком, на поверхности которого в свете фонаря без труда разглядели знак Орпеннов.
– Это и есть причина, по которой вы связали объекты с ними? – спросил Игорь, проводя пальцами по узору.
Ученый кивнул и пояснил:
– Я понимаю, что бредовая связь. Стал бы Орпенн на камне ручным методом вытесывать свой символ! Но найти ИХ знак в такой глуши… Сами понимаете, что в любом случае это подозрительно.
Я покивал и сказал:
– Впервые на Ивери мы встретили подобный символ в изделиях ювелиров Апрата. Но там в общем-то никакой загадки не было. Предком властительницы Апрата был наш десантник. Тот, что якобы погиб по отчетам экспедиции Вернова. Он остался здесь, согласовав все с адмиралом. Его хорошо снабдили для дальнейшей жизни. Но когда сюда после разоблачения Вернова вернулись земляне, десантник уже погиб, успев основать династию и научив свою дочь пользоваться информатекой, предусмотрительно прихваченной им вместе с генератором для батарей излучателя. Символ капли в треугольнике, по недоразумению или специально, из загадочных объектов, олицетворяющих наших противников, превратился в украшение, свойственное только культуре Апрата.
Ученый слушал меня, склонив голову. Он еще спросил меня, не встречалась ли еще где подобная символика, и я ответил, что я о таких случаях не слышал.
– Дело в том, что этот символ выгравирован сразу, когда была закончена пирамида, – пояснил ученый. – В этом нет сомнений. Как он не истерся за это время – вопрос сложный, но объяснимый. Скрытый нанесенной почвой, он уже не подвергался такому жесткому воздействию внешней среды. Так что у нас нет основания грешить на привнесенное в этот мир нами же самими знание об Орпеннах. Их знали тут девять-десять тысяч лет назад. Другое дело, что после открытия мы обшарили весь этот материк и не нашли больше ничего подобного. Скажу так. Мы не нашли ни одного факта присутствия на нем ранее разумной жизни. Мы даже место, откуда взят строительный материал, не обнаружили. Очень бы хотелось поработать с вашими аборигенами, узнать, нет ли у них на этот счет каких-либо сказок, легенд.
Я кивнул, понимая под его хотением конкретную просьбу.
– Я поговорю с теми, кто может помнить подобные сказки… просмотрю кристаллы предка Ролли. Он оставил богатые материалы по преданиям и верованиям. Но я сомневаюсь, что мы что-то обнаружим. Я здесь не первый десяток лет, но ни разу не сталкивался с тем, что аборигены знают о втором материке на их планете. Разве что их вера в долины Рога? Место на востоке, куда уходят все достойные после смерти.
Ученый с сомнением кивнул и поблагодарил. Мы уже собирались спускаться, когда он, словно долго решаясь, попросил:
– Граф, как вы отнесетесь к небольшому эксперименту? Вы поможете развеять одно подозрение, сложившееся в нашей группе.
Не понимая, я спросил, в чем именно заключается моя помощь. Продолжая неуверенно говорить, ученый пояснил:
– У вас на груди, всем известно, оставленный Орпенном знак. По скудной информации, которую вы иногда передавали властям, носящему этот знак подчиняются механизмы и устройства Орпенна.
Я начал понимать его, но поспешил подправить:
– Только если рядом нет самого Орпенна или механизм не имеет четкой программы действий по отношению к носителю.
Ученый вскинул брови и сказал:
– Вот это ограничение мне было неизвестно. – Подумав, он добавил: – Не откажите в маленькой просьбе, пока не видит начальник экспедиции. Узнав, что мы провели эксперимент без него и без работы фиксирующей аппаратуры, он меня, конечно, сожрет, но я не уверен, что вы будете ждать и согласитесь на подобное…
– Вы много говорите, – честно сказал я, чем невольно обидел ученого. – Говорите конкретно, что вы хотите.
Он жестами, словно распахивал невидимую рубашку, показал на свою грудь и сказал:
– Вы не могли бы обнажить… знак и прикоснуться им к этому выгравированному символу?
Я с сомнением посмотрел на него.
– Вы точно ученый? А может, просто мистик? – спросил за меня Игорь. – Это же камень. Алтарь. Да что угодно, только не механизм.
Ученый, понимая, как глупо он выглядит в наших глазах, попросил:
– Не судите строго. Вам может показаться моя просьба идиотской, но в вопросах, связанных с Орпеннами, я готов верить во что угодно.
Мне самому стало интересно, и под ехидным взглядом Игоря я расстегнул броню, уложил ее на камень под ногами и, задрав по шею майку, без рассуждений накрыл собой символ на блоке. Ничего не произошло. Даже дуновения ветерка не наблюдалось. Чувствуя себя несколько обманутым, я поднялся, заправил майку и натянул поверх броню. Глупо улыбнулся Игорю, отчего тот чуть не рассмеялся, и сказал ученому:
– На этом мы, пожалуй, остановимся в ваших ненаучных экспериментах.
Тот покачал головой и признался:
– Мне стыдно перед вами, но если бы я просил об этом официально, мне было бы еще неприятнее. Прошу простить меня, граф.
Отмахнувшись, я сказал, что ничего страшного не произошло. Игорь тоже уже забыл о происшедшем и, ворочая одной рукой с ножом в ней, что-то зачищал на гравировке. Ученый и я склонились к нему.
– Вы посмотрите только, – заметил Игорь. – Это же неоднородный камень. Могу спорить.
В свете фонарей действительно стало более заметно, что камень, окаймленный рисунком капли, абсолютно совпадал по цвету, но не по структуре. Чуть заметная пористость отличала его от остального блока. Напрасно Игорь скреб его ножом, думая, что это просто источенный влагой участок. Ученый попросил Игоря не применять столь варварский метод и захотел немедленно разбудить специалистов, но я ему не дал:
– Подождите! Вот мы улетим, и делайте тут, что хотите. Не хочу никакой суеты. И так уже от людей устал…
Игорь, сдув каменную крошку, показал на "каплю" и сказал:
– Она вся такая. Могу спорить.
Ученый, приглядевшись, заметил:
– Это очень похоже на материал на дне "колодца". Наверняка пропускает в себя влагу. Только куда он ее дальше направляет, мне не понятно. Сканеры показывают монолитность блоков.
– Обалденная монолитность, – съязвил Игорь, указывая на "каплю". – Как вы ее прощелкали?
Пожав плечами, ученый пояснил:
– Ничего удивительного. Еле заметно же! Это мы сейчас под сильными фонарями разглядели. А днем могли спокойно не обратить внимания.
Я покачал головой и сказал:
– В общем, ладно. Нам пора лететь. Хотелось бы сегодня еще поспать.
Игорь задумчиво склонился над рисунком, уперев локоть в каменный блок. Вдруг он заговорил с серьезным видом:
– А представим, что это и правда жертвенный алтарь. И что кровь должна была стекать через этот камень внутрь. И…
Я, поражаясь заразности дурных идей, спросил:
– Ты предлагаешь принести меня в жертву? Бред не говори. И вообще полетели. Хватит уже идиотских экспериментов.
– Да подожди ты! – сказал Игорь по-русски и продолжил: – Впервые за несколько лет действительно что-то интересное и загадочное, а тебе лишь бы поспать!
– Я не люблю загадки, – возразил я тоже по-русски. И, указывая на горло, пояснил: – Мне проблем океана во как…
Игорь ничего не ответил, только еще внимательнее вгляделся в "каплю". Видя, что он не собирается уходить, я развернулся и начал спускаться с пирамиды. Не спеша, опасаясь поскользнуться, я без проблем добрался до земли и без промедления двинулся к капсуле, возле которой в свете тусклой лампочки на охранной вышке периметра ходил взад-вперед десантник.
– Ну как, посмотрели? – спросил он меня.
Я только отмахнулся рукой, показывая свое отношение к находкам. С усмешкой он проводил меня взглядом, пока я забирался в шлюзовой тамбур. Пройдя в рубку и заняв кресло пилота, я вывел реактор на мощность взлета и только ждал Игоря, чтобы покинуть расположение лагеря.
Он появился спустя минут двадцать, посасывая палец и улыбаясь непонятно чему. Я спросил хмуро, чего это он усмехается, и Игорь пояснил:
– Этот мистик и меня дураком выставил.
– В смысле? – не понял я.
К этому времени я уже поднял капсулу и направил ее к дому.
– Он попросил у меня каплю на символ… – с усмешкой сказал Игорь, показывая пораненный палец.
Удивившись, я сделал вывод:
– Они от своих неудач уже совсем свихнулись. Люди никогда не избавятся ни от суеверий, ни от своих собственных выдумок.
– Согласен, – ответил Игорь, надевая "визоры".
Через минуту, обдумывая идиотизм, до которого дошли исследователи, я сказал:
– Надо было ему кровь пустить. Чего это сразу тебя…
Кривясь в ухмылке, Игорь сказал:
– Да ладно… Я ему еще и плюнул, чтобы больше не приставал… Нет, не в лицо, на алтарь.
Глава 17
Ночной Тис встретил нас желтоватыми огнями улиц и площадей. Редкие экипажи, спешащие по только им ведомым делам, даже не останавливались, чтобы посмотреть на снижающуюся капсулу с ослепляющими посадочными огнями. Привыкли уже. Ни у кого удивления не вызывает. Даже у детей. Пройдя мимо поста охраны на крыльце дворца, мы попрощались с Игорем и пожелали друг другу спокойной ночи. Но я направился не спать, а в кабинет – найти материалы прадеда Ролли по исследованию фольклора аборигенов. Ничего особо нового не выяснив, я незаметно для себя уснул прямо в кресле перед информатекой.
Наутро, пользуясь тем, что дела Земли меня больше не отвлекают, я вернулся к позабытым книгам и продолжил самообразование. Накопив массу непонятных для меня моментов, я перебрался в капсулу, сбежав из суетливого дворца, и там долго терроризировал корабельную память, выуживая крохи знаний, которых мне не хватало для понимания. День прошел практически за учебой.
Только к вечеру, с перегруженной головой, я позволил Игорю отвлечь меня, и мы вернулись к планам прокладки трамвайных путей в столице. Всего намечалось пять трамвайных веток. Первоначально. Теперь же я увидел на плане города, кроме них, кольцевую ветку и еще одну, что тянулась аж до рыбачьего поселка.
– Ты ничего не напутал? – спросил я удивленно. – Это трамвай, а не поезд.
– Нет не напутал, – сказал он, указывая на план. – Если город будет расширяться на север, восток или юг, то мы наползаем на фермы, на наши колхозы, на лес, в конце концов. Зато у нас есть шикарное место на западе, куда можно продолжить строительство. На планах я уже показывал.
– Тогда лет через пятнадцать нам придется объединять поселок со столицей, – сказал я, смутно припоминая.
– А чем плохо? Будет отдельным рабочим районом города. Зато ветка пройдет сквозь поселок и ему будет более чем полезна.
Я скептически посмотрел на него.
– Они в этом году начнут экспортировать рыбу в Орден, – вспомнил я.
– Ого, разрослись! – восхитился Игорь.
– Вот-вот. А потому там ни фига трамваем не отделаться. Надо нормальную железную дорогу прокладывать. И тянуть сразу от Тиса до Ордена.
– Надеюсь, не из-за рыбы? – испугался Игорь.
– Нет. Чтобы проще войска перебрасывать на север, – сказал я серьезно. – В Маруке сам видел, что творится. Да и вообще… Есть у тебя строители свободные?
– Нет конечно, – уверенно сказал Игорь. – С прошлого года в Наёме соединяют города дорогами. А молодежь тоже вся там учится.
– Когда они закончат? – тоскливо спросил я.
– Думаю, при таких темпах – через пару лет, – с сомнением протянул он.
– Долго! – не согласился я с положением вещей. – Гони обратно всю молодежь, пусть строят нам. А остальные по договору пусть остаются.
– Ну, это не меньше месяца. Пока я перетащу их и пока начнут материалы поступать… – сказал Игорь.
– Ну и хорошо, – кивнул я. – А пока меня интересует вот что… Вы не отказались еще от бредовой затеи с западными дикарями?
– Ну, я-то и не особо желал. А Ролли вроде как притихла после всего случившегося. По крайней мере не напоминает: "Поговори с ним, поговори с ним…"
Я усмехнулся и сказал:
– Ну, раз вы протрезвели, тогда завтра у нас большой совет по дикарям Запада.
– Да с чего это? Неужели и ты созрел? – спросил Игорь, усмехаясь.
– Я вчера на наш детсад смотрел, пришла в голову идея. Вполне, хочу заметить, как ты и говорил, реальная и опробованная как в Турции, так и в России. Да и в других странах Земли. Так что я в отличие от вас велосипеда не изобретаю.
– Ну-ну, – с сомнением сказал Игорь, начиная сворачивать карту города и окрестностей.
Я спросил его, кивая на стол:
– А кольцевая тебе зачем?
Виктор усмехнулся и ответил:
– Бронепоезд пущу вокруг города… Шучу. Тис будет расширяться. Так что сейчас надо думать, а то потом опять придется домишки сносить, как с третьей веткой.
– Ну, тогда вот ты о ней и думай и на планах отмечай. А строить мы ее начнем, когда необходимость будет. Мне дороги на север важнее, чем твое кольцо.
Я налил нам по кружке легкого вина. Почти обычного сока. Вышли на балкон в соседней комнате. Постояли, осматривая город, окрашенный закатом в розовые цвета.
– Ты не скажешь – на хрена нам те высотки? – спросил я, указывая на башни в дальнем районе города.
– Ты раньше почему такие вопросы не задавал? – спросил Игорь.
– Да когда мы договор заключали, я как-то думал, что это, типа, круто и все такое.
– Ну, вот теперь и радуйся: у нас этих башен будет еще штуки три, – совершенно серьезно сказал Игорь.
– И-и… зачем? – не понял я сути странных сделок, заключаемых Игорем со строителями эскадры. – Нельзя что-нибудь у эскадры другое выторговать?
– Э-э-э, брат, они не идиоты. Эти панельки им в копейки вошли. Буквально из морского песка лили плиты, – сказал Игорь. – А ты же сейчас что-нибудь эдакое захочешь!
Я, отпивая из кружки, сказал тихо:
– Да ничего я уже не хочу.
– В смысле?
– Да, блин, такой пофигизм навалился что-то… – признался я.
– Слетай развейся, – предложил Игорь.
– Не поможет, – заявил я уверенно.
– Тогда два раза слетай развейся, – хмыкнул Игорь.