- Проклятье! Мальчишка! Я же велел дождаться меня! - рявкнул его отец. - Ты еще не рыцарь-сенешаль! Не тебе совершать первое убийство.
Мотоскиммеры окружили двух рыцарей, несколько вассалов спешились проверить, не подают ли шахтеры признаков жизни.
- Как всегда, твоя резкая оценка моих поступков совершенно неверна, - ответил Рэвен, опуская кабину к телу маллагры и изучая изорванную массу на боках и груди. Сами по себе раны не были смертельны, однако каждая из них должна была причинять мучительную боль. Зверя убило ранение в живот - потрошащий удар чем-то чрезвычайно острым и обладающим достаточной силой, чтобы прорваться сквозь крепкую шкуру к внутренним органам.
- Я его не убивал, - сказал Рэвен, поднимая кабину обратно на полную высоту.
- Не лги мне, мальчик.
- Отец, ты же меня знаешь. Я не стесняюсь приписывать себе чужие поступки, но этот зверь пал не от моей руки. Взгляни на эти раны.
"Адский клинок" наклонился над трупом, и Рэвен воспользовался моментом, чтобы поизучать изуродованное лицо отца в манифольде. Киприан Девайн отказывался от омолаживающих процедур, которые носили сугубо косметический характер, позволяя лишь те, что активно продлевали ему жизнь. В мире Киприана все остальное являлось тщеславием, изъяном характера, который он наиболее ясно видел в своем втором сыне.
Любимым сыном Киприана всегда был единокровный старший брат Рэвена Альбард, однако неудачная попытка соединения с рыцарем сорок три года назад разрушила его разум и фактически ввергла в кататонию. Его держали взаперти в одной из башен Девайнов, и продолжение его существования было пятном на древнем имени дома.
- Эти дыры в плоти зверя неаккуратны, такие бы оставило что-то наподобие твоего цепного меча, - произнес Рэвен, пока вассалы Девайнов несли тела шахтеров к мотоскиммерам. Судя по тому, что одним из людей занимались медики, и впрямь нашелся выживший.
- Должно быть, это сделала самка, - заявил отец. - Они подрались за добычу, и она выпотрошила его.
- Маловероятное объяснение, - заметил Рэвен, обходя труп.
- У тебя есть лучшее?
- Если самка убила своего спутника, то почему оставила тела? - сказал Рэвен. - Нет, ее что-то прогнало отсюда.
- Что может прогнать самку маллагры от ее спутника?
- Не знаю, - ответил Рэвен, приподняв одну из когтистых ног своего рыцаря и перевернув огромную маллагру на живот. - Нечто такое, что в состоянии сделать вот это.
Спину существа покрывали кровавые воронки. Все они, без сомнения, были выходными отверстиями от разрывных боеприпасов.
- Его застрелили? - прошипел Киприан. - Проклятье! Дом Котиков, не иначе. Должно быть, эти безбожные мародеры перехватили просьбу о помощи и отправили в горы своих рыцарей, рассчитывая украсть славу с моего стола!
- Посмотри на эти раны, - указал Рэвен. - Дом Котиков немногим лучше, чем дикари Тазхара. Их сакристанцы едва в состоянии обслуживать любимые ими развалины с термоядерным питанием, не говоря уж о чем-либо настолько мощном.
Отец проигнорировал его и зашагал к дереву, возле которого терялись запятнанные кровью следы второй маллагры.
- Разберись с вассалами, а потом следуй за мной, - распорядился Киприан. - Самка ранена, так что не могла уйти далеко. Еще до утра ее проклятая голова будет над Серебряными Вратами, парень. И запомни мои слова, если кто-то встанет у меня на пути, их головы окажутся рядом.
Киприан направил "Адский клинок" во мрак под кроной горьколиста, оставив Рэвена заниматься рутиной, недостойной его внимания. Рэвен развернул "Бич погибели" и наклонил фонарь кабины к кругу мотоскиммеров, куда собирали мертвых шахтеров.
Он вышел на связь с вокс-лакеем и произнес: "Верните тела туда, откуда их уволокли, что бы это ни был за гадюшник. Выдайте семьям стандартную компенсацию за гибель на службе и отправьте адептам-аэкзакторам уведомления о смерти".
- Мой господин, - отозвался старший вассал.
- Любопытства ради: выживший говорит что-нибудь интересное?
- Ничего, что мы в состоянии понять, мой господин, - произнес медик, приложив одну руку к своему шлему. - Сомнительно, что он долго протянет.
- Так он что-то говорит?
- Да, мой господин.
- Не будь все время таким идиотом, - рявкнул Рэвен. - Скажи мне, что он говорит.
- Он говорит "лингчи", мой господин. Повторяет снова и снова.
Рэвен не знал такого слова. Оно звучало знакомо, как будто относилось к языку, на котором он не говорил, однако смутно знал о его существовании. Он выбросил это из головы и повернул "Бич погибели", зная, что отец не одобрил бы его возни с низшими сословиями.
Он повел своего рыцаря в тень границы громадных горьколистов. Он следовал по следам "Адского клинка" и биосигналу раненой маллагры, и его настроение было паршивым.
Один зверь мертв, а второго наверняка убьет отец.
Какой же колоссальной тратой времени оказалась эта охота.
"Адский клинок" был прямолинейной машиной, не обладавшей ловкостью скакуна Рэвена, и по следу из сломанных ветвей было нетрудно идти. Во многих отношениях это идеально соответствовало Киприану Девайну, который жил так, словно находился в центре атаки.
Сквозь полог леса пробивались холодные лучи: колонны цвета слоновой кости, в которых блестела снежная пыль. Рэвен проследовал по следам "Адского клинка" по узким лесным каньонам и вышел на продуваемое ветром плато. Пятна раздавленных камней и размазанной крови вели в усыпанную костями расщелину в утесе впереди.
- Вернулась в свое логово, - произнес Рэвен. - Глупо.
Значок орла на сенсориуме, обозначавший отца, был прямо по курсу, в двухстах метрах в глубине разлома, и Рэвену вспомнился последний бой "Адского клинка" с маллагрой.
Это произошло перед Становлением Рэвена, сорок с лишним лет назад, однако навеки отпечаталось в памяти. Отступник-сакристанец попытался убить его отца, подорвав черепные имплантаты подчиненной маллагры при помощи электромагнитной бомбы. Обезумевший от боли зверь едва не убил Рэвена с Альбардом, однако их отец рассек его надвое одним ударом цепного клинка своего рыцаря, несмотря на то, что в схватке ему проткнуло грудь и живот железными стойками.
Но воображение людей поразила не эта история.
Рэвен встал перед беснующимся чудовищем, держа в руках только обесточенную энергетическую саблю брата. Крошечный человек бросил вызов зверю, не имея надежды победить. Тщательно выверенные нашептывания Ликс восхваляли отвагу Рэвена и принижали Киприана.
Шли годы, и Рэвен рассчитывал занять положенное по праву наследования место, но старый ублюдок никак не умирал. Даже когда Рэвен стал отцом троих мальчиков, продолжив род, Киприан ничем не показал, что даст браздам правления ускользнуть из своих рук.
Не имея доступа к реальной власти, Рэвен проводил годы, потакая Ликс с ее верованиями и даже участвуя в некоторых ритуалах ее культа, когда его одолевала неизбежная скука. Ликс наслаждалась чувственными искусствами, и те ночи, которые они проводили под лунами обнаженными и опьяненными ядовитым цебанским вином, были, безусловно, запоминающимися, хотя и совершенно пустыми в сравнении с правлением целой планетой.
Сенсориум залился красным светом, вырвав Рэвена из горьких раздумий, и тот сразу же пустил "Бич погибели" во весь ход. Ауспик заполнился фильтрами угрозы, и Рэвен услышал знакомый треск выстрелов стаббера.
- Отец? - произнес он в вокс.
- Чудовище! - раздался в ответ полный напряжения голос. - Это была не спутница второго!
Рэвен повел "Бич погибели" вглубь мрака. На верхней поверхности панциря рыцаря развернулись слепящие дуговые фонари, залившие разлом светом. Рэвен мог руководствоваться сенсориумом, однако когда его поджидала смерть, предпочитал доверяться собственным глазам.
"Бич погибели" рвался, едва не выходя из-под контроля, до сих пор оставаясь похожим на дикого жеребца. Рэвен испытывал соблазн позволить ему принять на себя руководство, однако не ослаблял хватку. У старых пилотов было полно историй о тех, кто лишился рассудка, позволив духу скакуна взять над ними верх.
Рэвен активировал кнут и подал боеприпасы в пушку стаббера. Он почувствовал, как руки окутывает теплом готовности оружия, и позволил своему стучащему, как падающий молот, сердцу подражать грому реактора "Бича погибели".
Расщелина представляла собой змеящийся разлом в горах. Дно густо покрывали обломки, гнилая растительность, замерзшие кучи экскрементов и полупереваренные останки расчлененных трупов. Рэвен давил все это, двигаясь на звуки лазерных выстрелов и визжащий рев тяжелого цепного клинка.
Он вывел "Бич погибели" в расширение разлома: пещеру, где стены почти сходились на большой высоте, практически закрывая свет солнца.
Лучи прожекторов высветили кошмарное зрелище: самую крупную маллагру, какую он когда-либо видел, - ростом в полных десять метров и шире любого из самых больших рыцарей. У нее был пегий бело-коричневый мех, а длинные лапы обладали буквально абсурдной мускулатурой. Из рваной раны в боку лилась кровь, но чудовище игнорировало повреждения.
"Адский клинок" припал на одно колено на краю сернистого разлома, откуда валили клубы ядовитого желтого тумана. Правая нога была погнута, и отец Рэвена отчаянно отражал сокрушительные удары обезьяньих лап монстра крутящимся лезвием своего клинка. Брызгала кровь, но маллагра была слишком разъярена, чтобы обращать на это внимание.
Рэвен пригнул голову своего скакуна и атаковал, раскручивая кнут и стреляя очередью из стаббера. Крупнокалиберные болты выжгли полосу на спине маллагры, и та вздыбилась от неожиданного нападения.
Рэвен побледнел от размеров монстра и его седой, старой шкуры. Теперь он понял последние слова отца.
Это была не спутница мертвого животного.
Это была его мать.
Маллагра с яростным ревом прыгнула на него. Удар лапы врезался в кабину "Бича погибели". Стекло раскололось, и Рэвен вдохнул лютую стужу. Столкновение было чудовищным, а тварь замахнулась снова. Рэвен качнулся вбок, заслоняя неприкрытую кабину ионным щитом, чтобы отвести удар. Почерневшие когти маллагры просвистели мимо него. На ладонь ближе - и они бы содрали ему лицо.
Рэвен выдвинул руку-орудие, и каньон залило пульсирующим светом дульных вспышек шквального огня из стаббера. Трассерные заряды ударили в плечо маллагры, воспламенив ее шерсть и оттеснив назад. Рэвен продолжил щелчком энергетического бича, пропахавшего на груди зверя кровавую борозду.
Маллагра взревела от боли, и Рэвен не дал ей возможности прийти в себя. Он подступил вплотную и впечатал ей в морду жесткую кромку своего ионного щита. Клыки сломались, и из изуродованной пасти хлынула маслянистая кровь. Кнут щелкнул еще раз, содрав мышцу с бедра монстра.
Когтистая лапа вцепилась в нагрудную броню, но Рэвен отбил ее в сторону стволами стабберной пушки. Он развернул руку обратно и вогнал полдюжины зарядов в морду, раздробив кость и взорвав глаз на боку черепа.
Маллагра рванулась к нему, и не успели среагировать даже генетически улучшенные рефлексы Рэвена. Жилистые лапы обхватили "Бич погибели" и начали выдавливать из него жизнь.
Зверь жарко дышал, обдавая его тухлой слюной и смрадом гнилого мяса. Рэвен давился рвотой, вызываемой вонью, и пытался вырваться из хватки монстра. Они шатались взад-вперед по пещере, будто пьяные танцоры на Змеином пиру, врезаясь в стены и обрушивая сверху обломки. Каменная глыба ударила Рэвену в плечо, погнув наплечники и разбив фонари на панцире. В раскуроченную кабину хлынул поток битого стекла, и Рэвен дергался от того, что бритвенно-острые осколки секли ему щеки.
На поврежденном сенсориуме вспыхнули предупреждающие огни. Броня скрипела, дойдя до предела прочности. Рэвен ударил маллагру коленом в бок, куда перед этим нанес рану кнутом. Зверь взревел, чуть не оглушив Рэвена, и боль чудовища дала тому необходимый шанс.
Он ударил ионным щитом в окровавленный, оплавленный от нагрева край черепа маллагры. Хватка монстра ослабла, и Рэвен вырвался из сокрушительного объятия, выпуская в грудь и голову шквальный поток огня.
За каждым залпом следовали повторяющиеся взмахи энергетического кнута, и скулящий зверь отшатнулся прочь. От жгучего жара выстрелов его кровь мгновенно превращалась в красную дымку.
Рэвен расхохотался, тесня чудовище назад.
Он не заметил, как позади маллагры рванулся вверх на уцелевшей ноге "Адский клинок". Все, что он увидел - фонтан липкой крови, когда крутящийся клинок отцовского цепного меча вырвался из грудной клетки маллагры.
Жизнь покидала глаза зверя, и Рэвен почувствовал, как от гибели монстра у него в груди зашевелилось нечто, сдерживаемое на протяжении четырех десятилетий: нечто колючее, полное ненависти и враждебности. Вибрирующий цепной меч налетел на ребра маллагры. Та забилась в конвульсиях ложной жизни, пока Киприан не выдернул клинок через бок вместе с потоком зловонных внутренностей. Выпотрошенный зверь завалился в разлом, и с его падением Рэвена наполнила злоба.
Он развернул "Бич погибели" к раненому рыцарю отца.
"Адский клинок" присел на краю разлома, одна из его ног была погнута так, что не могла держать нагрузку. Рыцарь получил ужасные повреждения, однако после обслуживания механикумами и сакристанцами смог бы пойти вновь.
- Она умерла славной смертью, - выговорил Киприан в промежутке между тяжелыми вдохами, поддерживая себя в вертикальном положении при помощи неподвижного клинка. - Хотя и чертовски жаль, что голова пропала. Никто не поверит, какого размера была эта тварь.
- Это была моя добыча, - с холодной яростью произнес Рэвен.
- А сейчас ты смешон, - отозвался Киприан. - Я рыцарь-сенешаль, и право Первого Убийства всегда было моим. Мальчишка, не нужно мочить портки, я отмечу, что ты помог мне. Заслужишь часть славы.
- Помог? Если бы не я, ты был бы мертв.
- Но кто прервал ее жизнь? Я или ты?
Клетка в груди Рэвена раскрылась, и колючая ненависть и честолюбие, которые пыталась сдержать печать Механикум Трона, оказались на воле, вновь уязвив его душу.
- А кто - как скажут люди - прервал твою? - прошипел Рэвен. - Я или маллагра?
Киприан Девайн слишком поздно увидел бездонный кладезь злобы в сердце сына, но никак уже не мог помешать тому, что произошло дальше.
Отступив назад и ударив когтистой лапой "Бича погибели" в середину груди "Адского клинка", Рэвен столкнул рыцаря в разлом. Раздался яростный вопль отца, и Рэвен проследил, как древняя машина переворачивается на лету. Она врезалась в острый выступ скалы и разлетелась на части, словно конфискованный автомат из Заводного города под кузнечным молотом сакристанца.
Останки "Адского клинка" исчезли в сернистой дымке, и Рэвен отвернулся. С каждым решительным шагом прочь от разлома пагубное честолюбие внутри него приобретало все более определенные очертания.
Теперь Рэвен был имперским командующим Молеха. Как расценит его продвижение Ликс?
Рэвен ухмыльнулся, точно зная, что она скажет.
- Змеиные боги помогают, - произнес он.
Глава 4
ПЕРЕКОВАННЫЙ. ФИЛУМ СЕКУНДО
СЕМЕРО НЕРОЖДЕННЫХ
Когда магистр войны желал вызвать у просителей подавленность или благоговение, он принимал их во Дворе Луперкаля - с высоким сводчатым потолком, бормочущими тенями, черными боевыми знаменами, блестящими стрельчатыми окнами и базальтовым троном. Когда же ему хотелось просто общения, он звал в личные покои.
За прошедшие годы Аксиманд много раз приходил сюда, однако обычно это случалось в компании братьев по Морнивалю. В своих покоях магистр войны мог на несколько бесценных мгновений отложить тяжеловесный титул и побыть просто Хорусом.
Как и большинство мест на борту "Духа мщения", они заметно изменились за последние несколько лет. Исчезли безделушки из первых лет Великого крестового похода, многие из картин закрывала мешковина. Давно уже не было громадной звездной карты с Императором в середине, ранее закрывавшей целую стену. Ее место заняли бесчисленные страницы, исписанные плотным почерком, а также причудливые рисунки, описывающие космологические связи, диаграммы точек омега, алхимические символы, тройные узлы. В центре располагалась картина, изображающая закованного в броню воителя, держащего золотой меч и блестящий серебряный кубок.
Скорее всего, эти страницы были выдраны из сотен астрологических учебников, хроник Крестового похода, летописей Единения и мифологических текстов, которые были разбросаны по полу, словно осенние листья.
Аксиманд наклонил голову и прочел несколько заглавий: "Узревший Бездну", "Нефийский триптих", "Монархия Алигьери", "Либри Каролини". Были и другие - как с обыденными, так и с эзотерическими названиями. Часть, как отметил Аксиманд, была исписана золотой колхидской клинописью. Прежде чем он успел прочесть еще, его окликнул громовой голос.
- Аксиманд, - позвал Хорус. - У тебя же хватает ума не стоять там, будто дрянной посол? Заходи!
Аксиманд повиновался, прохромав мимо небрежно сваленных куч книг и инфопланшетов в святая святых примарха. Как и всегда, он ощутил трепет гордости от того, что находится здесь, что генетический отец счел его достойным этой чести. Разумеется, Хорус всегда отмахивался от подобной высокомерной ерунды, однако от этого такие моменты становились только ценнее.
Даже сидя и без панциря доспехов Хорус был огромен: героический Акиллиус или Гектор, проклятый Гильгамеш или Шалбатана Багрянорукий. Его кожа была розовой и шершавой от пересадки лоскутов и регенерации, особенно вокруг левого глаза, где раньше обнажился изуродованный обугленный череп. Волосы отрастали щетиной. И было похоже, что после атаки на купол Возрождения не осталось постоянных шрамов. По крайней мере, Аксиманд их не видел.
Сразу же после засады трое примархов отбыли на свои флагманы для лечения и отдыха. В припадке мстительности Сыны Хоруса сравняли Тижун с землей, убив население и не оставив камня на камне, чтобы уничтожить любых оставшихся нападавших.
Спустя пять дней собравшиеся флотилии магистра войны покинули Двелл, оставив вместо живой планеты дымящуюся пустошь.
Хорус трудился за столом, который окружала стена книг, сложенных таблиц, небесных иерархий и дощечек с вырезанными формулами.
Судя по толщине корешка и альбомной ориентации страниц, сейчас внимание магистра войны занимала хроника Крестового похода. Даже глядя наоборот, Аксиманд узнал фиолетовую эмблему кампании в верхнем углу открытой страницы.
- Убийца? - спросил Аксиманд. - Давно это было.
Хорус закрыл книгу и поднял взгляд. В его глазах было странное раздражение, как будто он только что прочел в хронике нечто неприятное. Когда он заговорил, возле рта натянулась сморщенная рубцовая ткань.
- Давно, но до сих пор актуально, - произнес Хорус. - Порой на битвах, которые проиграл, учишься в той же мере, если не больше, как на тех, что выиграл.
- Ту мы выиграли, - заметил Аксиманд.
- Нам вообще не следовало сражаться, - ответил Хорус, и Аксиманду хватило ума не задавать новых вопросов.
Вместо этого он просто изложил свой рапорт.
- Сэр, вы хотели знать, когда флоты совершат переход.