Варинна стояла в открытом дверном проеме, и в тот миг, когда она с усталостью спустилась, чтобы поприветствовать их, стало очевидно, что она бодрствовала всю ночь. С момента решения начать миссию все ее люди работали в сумасшедшем темпе, затрудненным из-за приказа Эндрю, потребовавшего максимальной степени секретности для всей операции. Сделать это было практически не реально, ведь город находился всего на расстоянии пары миль, но каким-то непостижимым образом никто в Конгрессе ничего не узнал, скорее всего, из-за того, что они были слишком заняты собственными перепалками, чтобы заметить круглосуточное умопомешательство, творящееся на площадке для дирижаблей. Что касается десятков сообщений, отправленных на фронт и в Рим, приказывающих о передислокации дирижаблей и оставшегося бронеполка, то их отправляли, используя книжный код. Адмирал Булфинч лично приглядывал за погрузкой броневиков в течение ночи. Два корабля, перевозящие машины и транспортное судно, вывозящее цистерны для изготовления водородной смеси, боеприпасы, бригады механиков - все они плыли под покровом ночи. Если все пойдет согласно плану, то они должны в течение ночи прибыть в Тир, а также привести в состояние боевой готовности войска Стэна Бамберга, так как ситуация внезапно станет очень горячей. Варинна улыбнулась и протянула руку.
- Все готово, - заявила она.
- Что-либо известно из Рима?
- Ничего. На фронте тишина.
- Хорошо.
Эндрю взял ее руку и пожал, довольный светом, который, казалось, искрился в ее глазах. Это пожатие как-то отозвалось внутри нее, и он почувствовал прилив уверенности, поскольку именно она была их тайным лидером, который разработал большинство деталей плана. Смерть Чака глубоко потрясла его, так сильно, что он не сразу был в состоянии понять способности, которые были живы в ней.
- Давайте пойдем на поле.
Возглавив движение, она пошла вниз по склону и вышла на ровную открытую площадку. Бригады вытаскивали из ангаров последние дирижабли и начинали заводить двигатели. Ему внушила благоговение картина, лежащая перед ним. Шестнадцать "Орлов" стояло в линию крылом к крылу. Двенадцать из них были новыми, четыре, вернулись с фронта на ремонт и обслуживание двигателей. В неясном свете они выглядели призрачно, словно гиганты из какой-то забытой эры прошлого или пришельцы из другого мира.
Люди, отобранные для миссии, уже выстроились рядом с машинами, по десятку на каждый дирижабль вдобавок к экипажу. Почти все они были бывшими компаньонами Ганса, выжившими в освободительном побеге в прошлом году, или в зимнем фланговом нападении в долине реки Эбро. Три сотни их товарищей из чинской бригады погрузили на поезда, утром после решения совершить это нападение, и отправили экспрессом в Рим, а там пересадили на транспортные судна до Тира. С ними было отправлено оборудование, чтобы переоснастить двадцать восемь "Орлов" и тридцать "Шмелей", которые должны лететь из Капуа в Рим, а оттуда прямо в Тир. Если там все идет согласно плану, то те дирижабли стартовали незадолго до полудня.
- Ты понимаешь Варинна, что ты скрывала от меня, - сказал Эндрю, смотря на нее, пытаясь обсудить неприятное обстоятельство.
- Дирижабли? Некоторым необходим ремонт, у остальных тоже есть проблемы, что-то подрегулировать, что-то закончить, некоторые были построены раньше графика.
- Они могли дать нам преимущество у Капуа.
- Я так не думаю. Если бы Чак был жив, то он бы говорил вам не делать этого, а совершить то же самое, что делаю я.
- Так это оправдывает, что эти "Орлы" были придержаны?
- Нет, сэр. Но теперь вы рады, что я так поступила.
Эндрю не мог с ней спорить по этому пункту. И он знал, что восемь, десять, пятнадцать дирижаблей не дали бы превосходства в тот день.
Утренняя тишина была нарушена, когда запустили большинство двигателей, сначала неуверенно запинающихся, а потом гремящих, вплоть до мощного стука.
Он увидел Джека Петраччи, медленно идущего к ним, двигающегося скованно. Эндрю показал ему, что можно стоять вольно.
- Все готово?
Джек тихо рассмеялся.
- Полагаю, что да, сэр.
Эндрю ничего не ответил. С большинством солдат, он устроил бы выволочку за такой нерадивый вид, но были некоторые, особенно, такие как Джек, которые танцевали со смертью так близко и так долго, что он понимал их обреченное отношение, особенно в момент подобный такому.
- Номера сорок семь и пятьдесят два, нам следует вычеркнуть их из списка. Я думаю у сорок седьмого слишком большая утечка газа; на пятьдесят втором прострелен двигатель по правому борту.
Джек посмотрел на Варинну, которая покачала головой.
- Идут все, - сказал Эндрю. - Прикажите этим двоим, держаться побережья насколько это будет возможно, но идут все.
- Как я и думал, сэр. Я уже сказал им это.
- Все эти новые пилоты, ты думаешь, они справятся? - спросил Эндрю.
Джек снова захохотал.
- Ну, сэр, пока нет ни одного шторма, небо чистое, и ниоткуда не выскочат бантагские дирижабли. Я как бы считаю, что половина из них, так или иначе погибнет в течение недели, даже если план не сработает, но это их работа.
- Все в порядке, Джек, - негромко произнес Эндрю, но его тон показал, что фатализм Джека не должен распространяться так далеко. Эндрю посмотрел вокруг на собравшуюся группу, затем положил руку на плечо Джека и отвел его в сторону, чтобы поговорить наедине.
- У меня не было возможности поговорить с тобой ранее об этом плане.
Джек промолчал, предпочитая не вступать в разговор.
- Тебе не нравится план.
Снова смешок.
- Не нравится. Ну, я всегда понимал, что когда-либо я умру, начиная с того момента, как я позволил записать себя в этот проклятый дурацкий воздушный корпус. Вы понимаете, сэр, я только вчера думал, что если бы я держал рот на замке, о том, что я летал на воздушном шаре там, в старом мире, ничего этого бы не произошло.
И он неопределенно махнул в сторону дирижаблей.
- И мы бы погибли на войне давным-давно. Те полеты, которые ты совершил, изменили ситуацию.
- Сэр. Мы идем на смерть. Я имею в виду всех нас. Я видел битву у Капуа с высоты в милю. Резервы, которые есть у них, бесчисленны. Они просто прибывают к ним и прибывают. И я думал обо всем, чему нас обучали, когда мы были молодыми. Помните поэмы - "Старый броненосец" , и еще произведение Теннисона "Атака легкой кавалерии" . Мы полагали, что это здорово, погибнуть смертью героев. Но теперь я вижу, что это бессмысленно. Ты умираешь и верно лишь то, что ты продул.
Эндрю ничего не ответил. Для любого, чей разум задержится на этой мысли, такая идея становилась отравой, если она овладевала им накануне битвы.
- У вас когда-либо было чувство, что они только что отлили пулю с вашим именем на ней?
Эндрю кивнул.
- Несомненно, много раз. Помнишь Колд-Харбор. Мы написали наши имена и прикрепили их на спины прежде, чем мы вошли туда. В Испании, утром третьего дня, я знал, что отправляюсь на смерть.
- А зимой, у Капуа?
Эндрю почувствовал холодную дрожь. Нет, тогда не было никакого предупреждения, но, тем не менее, он чуть было не погиб. Все же слишком часто он видел таких парней как Джек, мечущиеся глаза, внутренние муки, усугубленные чувством пустоты, которое овладевало некоторыми из них.
Когда он смотрел на Джека, в нем в который раз возникала мысль о природе страха. Некоторые солдаты, такие как Винсент, по какой-то странной причине по-настоящему испытывали недостаток воображения, чтобы просто поразмыслить о том, каким может быть страдание от раны или смерть. Они просто исполняли свои обязанности, не загружая голову. Винсент страдал от ужасной раны, но, тем не менее, похоже, это не покрыло рубцами его душу. Шрам у него был другого характера, внутреннее противоречие, вызванное давним конфликтом между его воспитанием квакера и врожденным талантом вести людей за собой на поле боя. Ответом Винсента стало то, что он позволил своей душе впасть в холодное безразличие ко всем страданиям, и своим и чужим. Однако, были и другие, такие как Джек, те, кто постоянно мучился воображением, вздрагивая внутри, когда мимо свистела пуля, тех, кто просыпался среди ночи в пропитанных потом и скомканных простынях из-за кошмара, который вертелся в их трепещущих сердцах. Когда он посмотрел на Джека, он почувствовал прилив восхищения, понимая, что ту храбрость, которую проявлял Джек, было значительно сложнее найти в себе и поддерживать ее. Каждый день он должен был скрывать тот ужас, и идти лицом навстречу смерти.
Джек, дрожащей рукой, залез в карман жакета и вытащил свернутый лист бумаги.
- Я никогда не был, по большей степени, тем, кто являлся джентльменом с девушками. Помните общину Онейда , тогда, перед войной? На самом деле я пытался присоединиться к ним, да пытался, но они сказали, что я слишком молод.
Он рассмеялся, а Эндрю улыбнулся.
- Она из Рима, работает в главном госпитале девятого корпуса. Выхаживала меня после моего падения весной. Забавно, но теперь она неожиданно стала очень важна для меня, поэтому убедитесь, что она получит этот лист.
Эндрю торжественно взял письмо, зная, что было бы бессмысленно пытаться говорить по-другому в такой момент.
- Джек, мне жаль, что я не могу позволить тебе избежать этого. Но ты единственный, кто может вести их. Вот почему я прошу, что бы ты вернулся сюда с фронта. Эти мальчики - зеленые юнцы и я боюсь, что они не смогут найти Тир без тебя в качестве поводыря.
Джек слабо улыбнулся.
- Я знаю, и поверьте мне, я бы принял предложение, если бы думал, что могу.
- Джек, скажи со всей прямотой, есть ли шанс в этом деле? Я хочу сказать, что Винсент верит в это. Ганс, понятное дело, он сделает это. Мы совершали отчаянные дела в прошлом, но это - бросок во тьму.
Джек молчаливо посмотрел на него, и Эндрю пожалел о нескольких секундах проявленной слабости. Он оттянул Джека в сторону, чтобы вежливо сказать ему, быть бодрым перед другими, а вместо этого просил об утешении.
- Пока остановимся на том, о чем договаривались. Я знаю, что Ганс хочет отправиться в путь до самого конца, но сэр, корабли просто не имеют такой дальности полета. Я не могу просить ребят, пилотирующих корабли, отправиться в полет в один конец без надежды на выживание. Придерживайтесь первоначальной идеи, и тогда может быть шанс. Если бы у нас было в три или четыре раза больше дирижаблей, настоящий флот из нескольких сотен, то я бы гарантировал, что мы сделали бы это. Это означало бы, что у нас будет целая войсковая бригада, а не едва ли полк. Тем не менее, в любом случае, это будет один первоклассный удар по их снабжению и может снизить давление на фронте.
Эндрю кивнул. Это было первым большим сражением из оговоренных на всю неделю. План Варинны говорил о двухступенчатом развитии, вторая фаза, не начинается, пока первая половина не пройдет безупречно и не будет захвачен безопасный плацдарм, чтобы опереться на него. Утром после принятого решения, Ганс начал дискуссию, что атака должна быть произведена целиком и одновременно. Эндрю мог понять такое рассуждение, ведь это ошарашит Джурака и не даст ему времени для реагирования, но он понимал, как наверняка и Ганс, что это было бы самоубийственным актом, что бы его пробовать. И все равно он ощущал, что на самом деле сделает Ганс, как только он там окажется. Первая фаза была, в лучшем случае набегом, налетом на бантагский портовый город Сиань, разгромить все что получится, утопить корабли и уничтожить припасы. Миссия же Винсента состояла в том, чтобы действовать как приманка, чтобы привлечь войска, а еще лучше броневики из Сианя прежде, чем будет совершено воздушное нападение. Целью, если ее можно было достигнуть, была для Винсента в том, чтобы полностью перерезать путь к Великому морю и надежно защитить базу для дирижаблей и даже возможно для морских судов, захваченных в Сиане. Но по-прежнему это будет только полдела. Если бы они на самом деле могли удержать Сиань, переправляя воинов, из сил Винсента морем, для укрепления захваченного города, Джурак был бы отрезан от своего снабжения и вынужден был оставить всю территорию Рима и вернуться к Великому морю. Он должен был бы полностью отступить в Ниппон. Это была бы огромная победа… но бантагская армия по-прежнему будет не уничтожена, военная машина, все также работающая и готовая возвращаться снова и снова. То, что хотел Ганс, было пройти весь путь до самого конца, но он понимал, что никогда не отдаст такой приказ, в результате которого погибнут все, кто сделает такую попытку. Также это могло означать, что в попытке достичь всего, Джурак мог нанести контрудар и разбить план по частям. Эндрю взял руку Джека и плотно сжал ее.
- Безопасного полета.
- Да я всегда был образцом осторожности. Как бы я иначе дожил до двадцати восьми очень старых лет.
Приняв сухой вид, Джек отсалютовал.
- Сэр, я думаю, что самое время перейти к выдвижению, так что, вы извините меня.
Эндрю вернулся к своей небольшой группе. В то время как он говорил с Джеком, подъехал Винсент. Как обычно он был одет в униформу стиля "Фил Шеридан", сапоги для верховой езды больше обычного размера, снежно-белые рукавицы, униформа со слишком большим количеством золотой тесьмы, щегольское кепи, и такая же смешная редкая козлиная бородка и усы. Эндрю видел, что парень стремится вернуться на фронт. Он бы предпочел, чтобы Винсент остался в Суздале, но из-за произошедшей попытки убийства его тестя, Эндрю ощущал, что лучше будет вытащить парня из города на некоторое время. Если бы не пуля выпущенная убийцей, то с другой стороны, Винсент сам мог сделать что-нибудь опрометчивое. И, кроме того, учитывая то, что он собирался делать, присутствие Винсента в городе просто не будет вписываться в план.
Вот и на самом деле пришел момент, наступило время отбытия. В течение многих дней он размышлял над этим моментом. Двигатели на большинстве дирижаблей теперь были заведены, нарушая предрассветную тишину, так как пилоты газовали каждый в свою очередь, позволяя им работать на полных оборотах в течение нескольких минут, затем перекрывая дроссель, и уменьшая обороты до холостого хода. Винсент был нетерпелив в своем желании отправиться. Он уже попрощался с семьей; это было частью его характера, никогда не позволять показывать на людях эту сторону своей жизни. Не было никакого смысла просматривать план еще раз. Часть его задумал Винсент, особенно атаку броневиками из Тира. Он знал ее значительно лучше Эндрю. Приветствие было обычным, как будто он направлялся для утренней инспекции.
- Это сработает, сэр, - сказал Винсент. - Я вам это обещаю.
Эндрю кивнул, и парень отошел, отправившись к своему дирижаблю в сопровождении отобранных офицеров штаба. Он оставил свою трость и медленно передвигался с явной хромотой. Теперь рядом остались только Ганс и Варинна, что-то бормотавшая о проверке одного из кораблей и необходимости оставить два на месте. Ганс вздохнул и сел на траву, показывая Эндрю последовать его примеру. Ганс улыбнулся, и Эндрю внезапно почувствовал острое желание любым способом повернуть время вспять, чтобы все происходило так, как это было за очень многие годы до сего дня и скрыться там от знания того, что произойдет. Ганс постарел, его волосы стали седыми, зубы изогнулись и окрасились в темно-желтый цвет, несколько из них выпали или почернели, его кожа больше не была загорелой и жесткой, а стала теперь похожей на воск. Он по-настоящему никогда не признавался себе в том, насколько годы тюрьмы изменили Ганса. Очень жестокими способами они смягчили его, сделали его более открытым человеком, который стал высказывать то, что лежит на сердце, но также он потерял свою неутомимую жизнеспособность. Однако сейчас, он ощущал, как будто Ганс вызвал обратно эту энергию для еще одного усилия.
- Война проиграна, Эндрю. Мы сражались в хороших драчках, бог знает как много лет. Мы сдерживали три империи, но теперь они приближаются. Но чтобы сделать это, они также должны были измениться и в этом их уязвимость. Раньше, это походило на нападение на пчелиный рой. Мы должны были вырезать их по одной, пока не останется никого. Эндрю, мы вынудили их измениться, стать похожими на нас и, при таком развитии, теперь у них появилась брешь. Мы можем добраться до гнезда, сокрушить королеву, и яйца погибнут вместе с гнездом.
Ганс оживился, говоря это, его глаза неотрывно смотрели в глаза Эндрю.
- Не думаешь же ты, что он не видит этого, - ответил Эндрю, - и не сделал необходимых приготовлений?
- Неожиданность будет на нашей стороне. Мы придерживаемся нашего плана, и мы побеждаем. Та часть плана, вовлекающего Винсента, похожа на безумие, но она удержит его внимание достаточно надолго, и они будут оставаться выведенными из равновесия. Затем остальная часть нашего плана пойдет в ход. Он будет полагать, что воздушная поддержка оказывается Винсенту. К тому времени, когда он поймет, мы уже будем у него в тылу. Мы должны сделать это, Эндрю; иначе, проиграем не только мы, проиграют и чины и весь мир. Сейчас это что-то, ради чего я готов рискнуть своей жизнью. Вопрос в том, найдешь ли ты мужество также рискнуть.
Эндрю сердито посмотрел на Ганса.
- Это ведь не вопрос о моей смелости.
- Да, не об этом. Храбрость в том, чтобы отпустить. Если бы это не я уходил, то возможно было бы как-то полегче.
Он хотел отрицать это. Бог знает, скольких он уже послал на верную смерть, пройдя весь путь по воспоминаниям от конца до начала, до своего собственного брата. Но Ганс - совсем другое дело. Эндрю наклонил голову.
- Да, черт возьми. Я думаю, что когда дирижабль взлетит с тобой, я никогда снова не увижу тебя. Я могу отрицать это, говорить, что это из-за того, что я вверяю наш оставшийся воздушный флот на безумное предприятие. Но на самом деле это из-за тебя.
- Я единственный, кто может возглавить эту атаку.
Наконец, Эндрю кивнул.
- Иди, - прошептал он.
Ганс нагнулся, робко взяв своей рукой руку Эндрю, а затем крепко сжал ее. Эндрю взглянул на него и увидел слезы в глазах друга.
- Ты все делаешь отлично, сынок, просто превосходно.
Эндрю начало трясти. Что он мог сказать, как он мог сказать это? Наконец, слова полились из него, сдерживаемые так долго.
- Я люблю тебя, Ганс, так как я любил собственного отца.
Ганс улыбнулся.
- Я знаю. Мы всегда любили друг друга, ты мне словно сын, которого у меня никогда не было; просто тот жизненный путь, которого мы оба придерживаемся, лишает нас возможности говорить то, что мы чувствуем.