Дожидаться возвращения экспедиции не входило в мои планы, и, угостив председателя запасённой водочкой, я стал выспрашивать его о том, что он знает о необычных артефактах или странных событиях, которые происходят в окрестностях. Председатель в ответ на водку выложил балык и сало, но от разговора на темы артефактов и феноменов уклонился, сообщив, что он не специалист в этом вопросе. В словах председателя мне послышалась недоговорённость, и я непринуждённо спросил: а может быть, такой специалист в посёлке всё-таки есть? Председатель попытался замять и эту тему, но я настаивал, и тогда он рассказал мне о семье Черниковых – потомственных саамских шаманов, обосновавшихся в посёлке с незапамятных времён. Я потребовал подробностей.
– А что они умеют? – спросил я.
– Камлать умеют, – ответил председатель, наливая мне и себе. – Будущее будто бы умеют предсказывать и прошлое видеть. Со зверьми общаются. Много про них болтают. Только чушь это всё, сказки для малышни.
– Познакомьте меня с Черниковыми, – попросил я. – Очень хочу посмотреть на камлание.
– Оплату запросит, – предупредил председатель. – Старший Черников – скряга ещё тот.
– Без вопросов, – сказал я. – Оплачу, сколько потребует.
Заночевал я у председателя, и на следующий день мы вместе отправились на поиски потомственного шамана Черникова-старшего.
К тому времени я знал о шаманах довольно много. Ведь шаманизм – это древнейшая религиозная система, дошедшая до наших дней практически без изменений. Я знал подробности шаманской космологии (трёхчленное деление мироздания на Верхний, Срединный и Нижний миры, сквозь которые прорастает мировое Древо), знал об их мифологии, о тотемах и законах, предметах силы и способности шаманов управлять духами. Я могу рассказывать об этом долго, но не о шаманизме сейчас речь. Главное, что при всех своих познаниях я не имел возможности хотя бы раз взглянуть на главный ритуал шаманизма – танец, приводящий исполнителя в экстатическое состояние и называемый камланием. Подвернувшуюся возможность упускать было нельзя.
Летом над Ловозером солнце не садится, и когда мы в семь часов утра вышли на единственную улицу посёлка, там было светло, как днём. Черникова-старшего мы нашли на заднем дворе поселкового продмага. Шаман был маленький, востроносый, с раскосыми глазами. Носил он огромные, размера на три-четыре больше, чем требовалось, кирзачи, ватные штаны и замызганную до невозможности телогрейку. Более всего шаман походил на обычного алкаша из люмпен-пролетариев, коих в большом количестве можно увидеть у рюмочной в любом городе. Видя, что я засомневался, председатель шепнул мне:
– Он точно шаман. Другого у нас нету. А то, что одет в телогрейку, так это нормально – не в шаманских же лохмотьях ему ходить…
Я согласился, что да, в телогрейке удобнее и привычнее для постороннего глаза.
– Я с ним договорюсь, – пообещал председатель.
Он направился к восседающему на завалинке саамскому дону Хуану и заговорил с ним на местном наречии. Шаман отвечал. Причём среди слов незнакомого мне языка нет-нет да проскальзывали родные матерные выражения – нравы здесь были незамысловатые.
Переговоры продолжались минут десять. Шаман кивал головой, качал головой, вертел головой, потом показал председателю пять пальцев. Председатель в ответ показал два. Сошлись на четырёх.
Председатель вернулся ко мне.
– Четыре бутылки водки, – сообщил он итог переговоров, – и будет хоть сутки камлать.
– Мне так долго не надо, – отозвался я. – Но я согласен. Когда начнём?
Председатель помялся. Было видно, как он перебарывает себя: с одной стороны, он не верил во всю эту чертовщину, с другой – давали себя знать гены и местные суеверия, не позволяющие простому человеку перечить тому, кто общается с высшими силами.
– Он спрашивает, что вы хотите попросить у мира духов? Лечение, снятие заговора, предсказание будущего?
– Нет, – сказал я. – Меня как раз интересует прошлое. Здесь очень интересные места, и я хотел бы услышать о том, что тут происходило тысячу, а лучше – десять тысяч лет назад.
– Я передам ему.
Председатель снова отправился на поклон к Черникову, оставив меня ждать. На этот раз разговор не был долгим, и председатель быстро вернулся.
– Ну что?
– Он готов. Через два часа на берегу. Но только водку вперёд. Иначе он не согласен.
– Вперёд так вперёд, – отозвался я, доставая из рюкзака четыре бутылки "Столичной". – Вы меня сопроводите?
Председатель ответил, как мне показалось, чересчур поспешно:
– Я бы с удовольствием, но работать надо…
– А как я его пойму?
– С ним будет внук, – сообщил председатель. – Очень способный парень. Он вам всё переведёт.
– Что ж, тогда не смею вас задерживать.
Через два часа я действительно встретился с Черниковыми на берегу Ловозера. Впереди шествовал Черников-старший. Я ожидал его увидеть в специфическом шаманском наряде, но Черников, видимо, о моих ожиданиях не подозревал, а потому заявился на камлание в чём был: телогрейка, ватные штаны, кирзачи. Ещё мне показалось, что он пьян до невменяемости. Затея с камланием нравилась мне всё меньше и меньше.
Однако, когда он приблизился, я подумал, не всё ещё потеряно, потому что увидел на плече у потомственного шамана большую сумку из выделанной кожи, украшенную бахромой и бисером, составляющими причудливый узор.
Несколько в отдалении за Черниковым-старшим шёл Черников-младший – парнишка лет четырнадцати в простом школьном костюмчике. Подойдя, Черников-старший, не глядя, обошёл меня и стал выписывать восьмёрки у берега, прислушиваясь и принюхиваясь и что-то бормоча себе под нос. Парнишка, наоборот, направился прямо ко мне.
– Здравствуйте, – сказал он шёпотом. – Меня зовут Игорь. Вы шамана заказывали?
– Здравствуй, Игорь, – я тоже понизил голос. – Да, это я пригласил твоего деда. Но он как-то странно одет – не по-шамански.
– Разве суть шамана в одежде? – возразил Игорь.
Пока мы знакомились, Черников-старший выбрал место и сел прямо на землю, скрестив ноги, лицом на восток. Сумку он положил перед собой. Покопался в ней и извлёк первый предмет. Это был коврик, и даже издали мне было видно, что коврик этот самый простой, плетёный и почти новый – из тех, которые домохозяйки стелят на пороге квартиры, чтобы гость мог вытереть ноги. Вторым предметом была алюминиевая миска, затем – свёрнутая в трубочку пожелтевшая газета, после газеты – детская погремушка, представлявшая собой оранжевый шар на пластмассовой рукоятке; за погремушкой из мешка был извлечён барабан – да-да, не бубен – а знакомый любому с детства "пионерский" барабан. Пребывая в сильном замешательстве, я оглянулся на Черникова-младшего:
– Извини, конечно, Игорь, но я думал, что "орудия шамана" выглядят несколько по-другому.
Парнишка пожал плечами:
– У прадеда они выглядели по-другому. В двадцать втором пришла экспедиция. Её начальник попросил прадеда покамлать, вот как вы. Посмотрел, послушал, а потом велел чекисту – с ними в экспедиции чекист был – все орудия у прадеда реквизировать. Прадед воспротивился, конечно, и они его расстреляли. Как врага народа. Сумка – всё, что осталось. Но сила шамана не в орудиях – сила в нём самом. И даже после смерти эта сила остаётся. Те из экспедиции тоже думали, что главное – это побрякушки, а когда их потом в Москве расстреливать начали, никак понять не могли, почему их расстреливают и за что…
Парнишка рассказывал мне эту страшноватую историю таким спокойным, скучающим голосом, что у меня волосы зашевелились на затылке.
– А откуда ты всё это знаешь? – спросил я.
– Дед рассказывал…
Тем временем Черников-старший разложил на коврике свои орудия. И приступил к действу.
– Подойдём ближе, – предложил Игорь.
Мы так и поступили. Внезапно Черников-старший вскочил на ноги. В правой руке он держал погремушку и смотрел прямо на восток. Взмах руки, тихий и сухой треск погремушки. Протяжный крик, потом – речитатив на высокой тональности. Как я уже говорил, саамского не знаю, а потому обратился к Игорю за переводом:
– Что происходит? Что он говорит?
– Это подготовка к путешествию, – сообщил парнишка. – Дед заручается поддержкой сил мировых направлений, чтобы они помогли ему.
– Понятно, – сказал я, хотя, если честно, ничего не понял.
Раскачиваясь на широко расставленных ногах, словно пьяный (а может, и будучи пьяным?), шаман выкрикивал непонятные фразы и ожесточённо тряс погремушкой. Потом он сменил положение, повернувшись лицом к югу. Перебрав основные направления: четыре стороны света, верх и низ, он совершил довольно странный танец: три оборота вокруг собственной оси, пауза, наклон назад, наклон вперёд; погремушка то взлетает вверх, то опускается резко вниз. Наконец Черников-старший остановился и сел в прежнюю позу. Полез за пазуху, извлёк полиэтиленовый пакетик и, отложив погремушку, высыпал из него в алюминиевую тарелку, стоящую на коврике, какую-то сушёную травку. В полной тишине он достал из кармана ватника спичечный коробок и подпалил сбор. Травка затлела, распространяя неожиданно густой и пахучий дым.
– Началось, – шепнул мне Игорь. – Смотрите внимательно.
– А ты не забывай переводить.
Черников-старший схватил газету и стал размахивать ею, как веером, над миской с тлеющей травой, направляя дым на себя. Возвратно-поступательные движения, которые шаман совершал правой рукой с зажатой в ней газетой, были осмысленны: дым то окутывал голову Черникова-старшего, то струился, обтекая его по бокам на уровне груди.
– Он очищает себя, – проинформировал меня Игорь. – Ещё немного, и он отправится в путешествие.
И действительно, стоило парнишке произнести эти слова, как его дед с хриплым вскриком отбросил газету, схватил барабан и камлание началось. Шаман двигался кругами, в центре которых находился коврик с "орудиями", ноги его выбивали на сухой земле чечётку, а над головой мелькал барабан. Время от времени Черников-старший ударял в него кулаком, задавая ритм: сначала – медленный, затем – всё более ускоряющийся. Продолжалось это минут двадцать, и я успел заскучать. Зрелище, которое иные комментаторы любят описывать как "завораживающее", на меня произвело скорее гнетущее впечатление: вот с ума сходит человек, а толку?..
Танец оборвался внезапно. Черников-старший рухнул там, где остановился, растянулся на земле и, уставившись незрячими глазами в небо, быстро-быстро заговорил. Игорь тут же включился, и я услышал следующее:
– Вижу озеро… Вижу город на берегу… Большой… Красивый… Дома из камня… Вижу дорогу… На дороге – повозки… Их тянут за собой большие лохматые животные… Рыжие… Рыжие… Цвет шерсти – рыжий… И бивни… Большие бивни… Вижу людей… Они управляют этими животными… Они одеты… одеты в шерсть и кожу… На повозках – бочки с рыбой… Повозки везут рыбу в город…
На несколько секунд Черников-старший замолчал, и мы, обеспокоено переглянувшись, подошли ближе. Тело лежащего на земле шамана выгнулось, на лице застыла страдальческая гримаса.
– …Небо темнеет… – вновь забормотал он. – Это летит Куйва… враг саами… я вижу его… я вижу его… он – чёрный демон… его взгляд сжигает… даже боги боятся его… Я вижу, как Куйва приближается… Ветер и рёв… Люди на дороге… кричат… разбегаются… На дороге – пламя… горят повозки… горят животные… они бегут… бегут и горят…
Черникова-старшего трясло крупной дрожью, но он продолжал говорить:
– …Люди боятся Куйву… но старый нойд знает… нойд знает, как изгнать Куйву… Я вижу старого нойд… он проводит обряд… он обращается к Айеке… Айеке… Айеке… Айеке бросает вызов чёрному демону… Я вижу… полыхает небо… гремит гром, и сверкают молнии… Айеке и Куйва бьются насмерть… Я вижу их крылатые тени… Ночь сменяет день… день сменяет ночь… Айеке и Куйва продолжают битву… Я вижу… на город сыплется зола… люди бегут… рыжие животные бегут… Но Куйва ослабел… он не может драться… Айеке наносит ещё один удар… Я вижу… Куйва падает… он падает… падает… падает…
Шаман затих.
– Это всё? – спросил я по прошествии пяти минут, которые мы с Игорем провели в полном молчании, наблюдая за успокоившимся и словно заснувшим Черниковым.
Игорь пожал плечами.
– Не знаю, – ответил он. – Может быть, всё… Наверное, всё.
– Не густо, – сказал я разочарованно. – И что-то мне эта легенда напоминает…
Парнишка с искренним недоумением воззрился на меня:
– Какая легенда?
– Ту, что рассказал нам сейчас твой дед.
– Это не легенда, – обиделся Игорь. – Он видел то, что происходило когда-то на самом деле.
– Ну-ну, – я не стал спорить, хотя уже твёрдо решил, что потратил четыре бутылки водки зря: устроенное на моих глазах шоу таких капиталовложений не стоило.
Поскольку мы стояли очень близко к "спящему" шаману, а делать было совершенно нечего, я принялся изучать разложенные на коврике "орудия". Подобрал газету, с помощью которой Черников-старший окуривал самого себя. Развернул. Это оказался старый номер "На страже Родины" – пожелтевший, мятый, а кое-где надорванный. В глаза мне бросилась фотография – улыбающееся лицо, скрытое до половины защитными очками лётного шлема.
И тут шаман снова вскочил на ноги. Он сделал это так быстро и пружинисто, что я не успел отреагировать, и через секунду Черников-старший стоял вплотную ко мне и держал меня грязными толстыми пальцами за отвороты куртки.
– Ты! – произнёс он громко и вполне по-русски, дыхнув мне в лицо перегаром. – Я видел тебя…
Я посмотрел шаману в глаза и содрогнулся. Такой взгляд сымитировать попросту невозможно – остановившийся, тёмный, нечеловеческий взгляд.
– Ты… ты… – шаман затрясся и выпустил меня. – Ты… Айеке… – наконец выговорил он.
После этого Черников-старший отступил и вдруг медленно опустился на колени. Склонил голову. И замолчал.
Игорь ухватил меня за рукав.
– Идёмте, идёмте, – позвал он. – Теперь нужно уходить.
– Но почему? – воспротивился я, мне казалось, что начинается самое интересное.
Однако парнишка был непреклонен.
– Нужно уходить, – настаивал он и уже тащил меня вдоль берега к посёлку, а я оглядывался на ходу, пытаясь разглядеть, что же такое будет вытворять шаман, чего мне не положено видеть.
Черников-старший оставался в той же позе и никаких признаков того, что он сейчас снова "пустится в пляс", я не заметил.
Когда мы отошли достаточно далеко, Игорь остановился, внимательно посмотрел на меня снизу вверх и спросил:
– У вас сигаретки не найдётся?
Я развёл руками:
– Не курю. Да и ты молод ещё для этого.
Парнишка разочарованно вздохнул и отвернулся.
– Скажи-ка, Игорь, – обратился я к нему, – а что твой дед имел в виду, когда говорил, что видел меня… э-э-э… там… и называл меня Айеке?
– Не вас он там видел, – отозвался парнишка. – Айеке – бог, а какой из вас бог?
Я приосанился:
– Ну, в некотором смысле все люди – боги.
Игорь покивал с отстранённым видом.
– Вы не Айеке, – повторил он, – скажем так, вы его частица. Вы верите в силу неба, а значит, Айеке – ваш бог.
– Но я не верю ни в какого Айеке, – возразил я. – Или я тебя неправильно понял?
– Вы верите, – сказал парнишка очень серьёзно. – Нет людей без веры. Они могут ничего не знать о своей вере, но это ничего не значит. Всё равно все их желания, чувства, поступки опираются на эту веру. Ваша вера – небо. И где бы вы ни были, что бы вы не делали, эта вера сопровождает вас и управляет вами.
– Хорошо, – кивнул я. – Допустим, моя вера – небо. Но если ты так здорово разбираешься в этих делах, может быть, ты скажешь, почему боги, в которых мы веруем, столь жестоки к нам, людям?
Признаться, этим вопросом я рассчитывал загнать Игоря в тупик. Ну в самом деле, откуда четырнадцатилетнему подростку знать ответ на вопрос, которым на протяжении пары тысяч лет задаются мудрейшие из мудрейших, философы и теологи. Но парнишка не смутился:
– А кто вам сказал, что те боги, в которых вы веруете, существуют на самом деле?
Я поперхнулся:
– А кто тебе сказал, что Айеке существует на самом деле?
– Дед сказал. Он видел Айеке своими глазами, а значит, Айеке существует на самом деле.
Я всплеснул руками:
– Не понимаю!
– Боги, которых вы обвиняете в своих бедах, выдуманы людьми. Люди вообще склонны обвинять в своих бедах кого угодно, только не себя – вот и придумывают жестоких богов. Русским лучше – они на распутье, а потому ближе к истинным богам.
Я ошалел:
– На каком распутье?..
– А вы этого не видите? Всё, что происходит сейчас, – это распутье. Общей веры нет, есть много маленьких вер – тех, что создаются душой, а не помутнённым от страха разумом. У русских есть выбор. А это всегда хорошо, когда есть выбор…
– Ну, мальчик, быть тебе академиком, – подытожил я.
На этом наша беседа завершилась.
Минул ещё один день, и в посёлок снова прибыл вертолёт.
– Как успехи? – полюбопытствовали вертолётчики.
Я пожаловался на горькую судьбу, которая разлучила меня с экспедицией.
– Хоть у Черникова побывал? – спросил командир экипажа.
– Откуда вы знаете?..
Вертолётчики зашлись от смеха.
– Да у него все уже побывали. Пользуется популярностью, что твоя Шарон Стоун. Потому и не просыхает – "горючим" всегда снабдят.
– А что, Черников тебе подарка не сделал? – поинтересовался командир экипажа.
– Какого подарка? – удивился я.
Командир с понимающей улыбкой подмигнул:
– Не хочешь показывать? Ну-ну. Мы-то знаем, что он всем подарки дарит, и каждый со смыслом, потому не все и показывают.
Я пожал плечами. И только по прибытии на базу, разбирая рюкзак, обнаружил, что вертолётчик был прав: Черников никого не отпускает без подарка – сделал он подарок и мне. В одном из карманов рюкзака лежал маленький бумажный свёрток. Внутри свёртка я нашёл рукотворную поделку. Это была вырезанная из кости мамонта, грубая, но вполне узнаваемая модель истребителя "МиГ-23"…