Сэр в свою же очередь не отрывая от него взгляда, пускал длинные - длинные слюни и был не менее предан Кецу, чем Кец - Архипову.
Гаврилов прикрывал тыл и дышал в микрофон взволнованно, как спринтер, побивший мировой рекорд. Всё будет хорошо, думал Берзалов, всё будет просто отлично! - уговаривал он сам себя, напряженно вглядываясь в СУО, и не верил, не секунду не верил самому себе - уж очень всё складывалось как‑то естественно. К тому же экран был мёртв и кроме второго борта ничего не показывал. Позже вместе со связью и второй пропал, но пока они их видели.
На прощание Гаврилов пошутил:
- Роман Георгиевич, мы вас ждём, как любимую тещу, самое позднее через час.
Это было намёком на ностальгическое прошлое Гаврилова, который как‑то проговорился, что тёщу у него звали Клавдией Михайловной и, вопреки стереотипам, он с ней ладил и даже, можно сказать, любил сыновней любовью, возил подарки и заботился, как умел заботиться только военный человек, полжизни проживший в гарнизонах и на заставах: регулярно звонил, справлялся о здоровье и отсылал оказией или через почту всякие южные деликатесы. В общем, баловал.
- Как договорились, - подтвердил Берзалов, добавив, - через час по плану уходите в сторону Харькова, - и подумал, что раз Спас молчит, то имеются все шансы на благополучный исход мероприятия.
Бур тайком перекрестился, а Колюшка Рябцев зажмурился, оскалился и, должно быть, приготовился к самому худшему, к Скрипею и ещё к чему‑нибудь ужасному, например, к ядерному взрыву, но ничего не произошло. Только Бур, который сидел ниже и впереди Берзалова на месте стрелка, явственно и громко икнул.
- Крути башкой! - сердито произнёс Берзалов, и Рябцев впился глазами в прицел так, словно видел его впервые.
У Берзалова из головы всё ещё не выходил разговор с прапорщиком, и поэтому он был злым и нервным. Последнее, конечно, было особенно хорошо там, где грозила опасность, то бишь в данный момент в лесном кванторе. Договорились его так называть, в отличие от школьного квантора. Берзалов его так и обозначил в донесении, которое отдал лейтенанту Протасову, и в пакете, который вручил Гаврилову. То‑то у подполковника Егорова глаза на лоб полезут, думал он так, словно ему было пятнадцать лет и он всех хотел страшно удивить, чтобы о нём думали только хорошее и вспоминали незлым, добрым словом.
- Вы, Федор Дмитриевич… простите меня, - неожиданно даже для самого себя сказал Берзалов. - Не прав я. Но… и вы тоже не правы…
- Ну - у-у… - великодушно отозвался Гаврилов тем тоном, когда думают об одном и том же. - Главное, чтобы задание выполнили. А то, что мы спорим, так - х-хх… это ж - ж… для пользы дела.
Он крутил своим рязанским носом и был абсолютно, стократно, всецело прав. Полностью с вами согласен, подумал Берзалов и без всяких там телячьих нежностей и объятий на дорожку прыгнул в бронетранспортёр, и они понеслись.
Дорога, похожая на туннель, плавно повернула влево, деревья сомкнулись, зелёный полумрак накрыл их. Берзалов включил подсветку. Вернее, СУО сама всё сделала, хотя это мало помогло. Если какой‑нибудь американец и сидел в кустах, например, с ракетой "джавелин", то его всё равно не разглядеть впопыхах, да и поздно. Шарахнет так, что броня покажется бумагой.
Потом сделалось светлее: прояснилось, и они въехали в поселок - вполне целый, хорошо сохранившийся, с дощатыми заборами и яблонями в цвету.
- Вашу - у-у Машу - у-у!.. - кажется, прошептал Берзалов, но больше ничего не добавил, иначе бы его слова могли интерпретировать как годно: и как панику, и как воззвание Гаврилову к помощи. Прапорщик и так тут как тут - напомнил о себе, за одно проверяя связь:
- Остриё сеть! Остриё семь! Роман Георгиевич, что у вас там?! - всполошился он.
Его голос едва был слышен сквозь бесконечный космический гул.
- Остриё пять, всё нормально… - не поверил даже самому себе Берзалов, - находимся на краю пустого посёлка. Ведём разведку.
Аппаратура шифрации и дешифрации задерживала ответ на долю секунды. Накануне они обговорили и эту предосторожность, задействовав СУО на полную катушку, хотя теряли оперативность.
- А то мало ли что… - сказал Гаврилов. - Услышит кто‑нибудь, и пиши пропало.
Берзалов хотел сказать, что связь вообще стала глуше, что это плохой признак, но не успел. СУО вдруг выставила красную "галку", а где и как в привязке к местности - визуально не определишь, потому что заборы и дома закрывали видимость. Правда, азимут был взят верно. Если бы не азимут, лихорадочно подумал Берзалов, то вообще кранты. Колюшка же Рябцев выдохнул все свои ночные страхи:
- "Бредли"!
- Вижу… - спокойно ответил Берзалов и приказал: - Филатов, назад! Всем из машины - вон! Рассредоточиться!
Это манёвр у них был отработан до совершенства. Не зря он гонял экипаж до посинения: "высадка и посадка на бронетранспортёр". Главное, чтобы никто руку себе не сломал, как Кумарин, подумал он. Гаврилов почему‑то молчал, вроде как ничего не слышал, но сейчас было не до него. Сейчас надо было выкручиваться.
- Чванов, можешь достать его из "шмеля"?
- Могу! - бодро ответил Чванов и надел свой огромный шлем, величиной с казан.
- Я могу! - подпрыгнул Бур.
- Сиди на месте! - приказал Берзалов. - Или нет, будешь вторым номером.
- Есть вторым номером! - обрадовался Бур и, забыв, что надо обязательно поворчать, проявить, так сказать, характер, неуклюже полез из бронетранспортёра, как всегда, выронив магазин.
- Быстрее, быстрее, ребята! - торопил их Берзалов, - потому что если америкосы опомнятся, нам голов не сносить.
А сам подумал, что уходить надо, назад к Гаврилову, ведь получается, что квантор запечатан, как бутылка с шампанским, что стерегут его американцы, как зеницу ока. А воевать такими силами мы не можем. Это конец, мрачно думал Берзалов и соображал, как бы половчее вывернуться из неприятной ситуации.
- Филатов, сможешь пройти соседней улицей и прикрыть наших?
- Смогу… - ответил Клим Филатов и мягко, как детскую коляску, тронув с места многотонную машину, подминая колёсами тюльпаны и гвоздики, росшие у калиток, завернул за угол. И СУО, всё так же настойчиво рисуя домики, улочки, проулочки, тут же отобразила уже не красную "галку" под номером двадцать один, а контуры "бредли" во всей его красе. Но кроме этой "галки" появились ещё и двадцать вторая и двадцать третья "галки" почти за пределами видимости СУО, но о них пока можно было не думать. О них потом… потом… уговаривал себя Берзалов, кожей чувствуя, что проигрывают они во времени, что кто‑то невидимый наводит на их несчастный БТР какую‑нибудь супер - пупер ракету. А потом когда бабахнуло - громче, чем он ожидал, и когда ударная волна - короткая и стремительная - пришла и пнула башенку БТРа, вздрогнул от неожиданности, хотя, конечно, ожидал выстрела из "шмеля".
- Вперёд! - скомандовал он. - Вперёд! Теперь только вперёд!
Бронетранспортёр, напичканный оружием и электроникой, но всё равно уязвимый для любого пехотинца, выскочил точно сбоку "бредли", и Колюшка Рябцев с расстоянии в двести метров залепил ему в корму длиннющую очередь, да так, что во все стороны брызнули пламя, огонь, а осколки веером ушли в зеленоватое небо.
Ещё ни один "бредли", сделанный из алюминия, не выдержал попадания "шмеля - м" и очереди, считай, в упор из автоматической стомиллиметровой пушки с бронебойными подкалиберными снарядами. А этот как стоял, так и остался стоять, даже не шелохнулся, и из него никто не выскочил, и не повалил дым, а ещё не завыли сирены и в небе не залетали БЛА.
Поубивали мы их, что ли, всех? - страшно удивился Берзалов, и только потом понял, что сержант Чванов кричит в наушнике что есть мочи:
- Подбили! Подбили!!!
- Вашу - у-у Машу - у-у!.. Чего орёшь?! - грубо спросил Берзалов так, как только он умел спрашивать в минуту душевных волнений. - Сам вижу, что подбили.
- Подбили давным - давно! - уже спокойным голосом добавил Чванов.
- Как давным - давно?.. - опешил Берзалов и впился глазами в оптику.
Только теперь он разглядел, что динамическая броня на боку и башенке разорвана в крошево, но это было не самое главное, главное заключалась в том, что, похоже, башенка была свернула набок, как может быть свернута только челюсть у боксёра. Однажды Берзалов был свидетелем, как Артур Абрахам, чемпион мира по версии WBA, дрался со сломанной челюстью, выстоял все двенадцать раундов и выиграл. А противник - большая сволочь, всё норовил в эту сломанную челюсть попасть, только это ему никак не удалось. Так вот, башенка "бредли" оказалась не только сильно деформированной, но ещё и прижатой правым боком к корме, словно её ударили слева - коротко и жестко, как в боксе, от пояса, снизу вверх, с вывертом пятки.
Ого! - подумал он, не веря своим глазам. К тому же "бредли" всё ещё не горел. Слегка чадил, но это было вовсе не то, что обычно бывает после попадания "шмеля", буквально выжигающего изнутри любой объект, который мог пробить. Так что "бредли", действительно, подбили уже давным - давно, сообразил Берзалов, хватаясь за автомат. И словно в подтверждение Чванов снова заорал и появился в прицеле, приплясывая на броне:
- Мёртвый! Мёртвый!
Пришлось выбираться и идти смотреть. Берзалов пробежал эти двести метров, единственно, опасаясь, что его подстрелят свои же.
Выходит, что стреляли зря, что "бредли" основательно покалечен ещё при царе Косаре, с дюжиной дырок и в корме, и в башенке, к которым добавилось отверстий: то, чего Берзалов сгоряча не разглядел в оптику - капли блестящего, как серебро, алюминия и свежие "розочек" от стального сердечника подкалиберного, который пробивает сталь насквозь. А Чванов, не замечая ничего этого, всё бесился и бесился на его корме, выбивая чечётку:
- Мёртвый! Мёртвый! Мёртвый!
- Кто это его так?.. - растерянно спросил Сундуков по кличке Актёр, обходя "бредли" со всех сторон и тоже по дурости полез к Чванову.
Да, действительно, подумал Берзалов, дурилка я картонная, не мог отличить целый "бредли" от подбитого. Опять же окалина, которую принял за маскировочные разводы. Хорошо хоть никто не заметил, как я покраснел. Не увидеть того, что пушчонка "бредли" безвольно смотрит в землю да ещё и безнадежно согнута, не мог разве что слепой. У меня же была целая секунда, чтобы оценить обстановку, а я оценил её неправильно, сокрушённо корил он себя. Теперь о нашем прибытии знают все окрест. И считай, операция провалена.
- Слезайте! - приказал он. - Вашу - у-у Машу - у-у!.. Слезайте! Здесь ещё парочка затаилась! А если снайпер?!
Чванова и Сундукова словно ветром сдуло. Они, озираясь, испуганно побежали к своему бронетранспортёру.
- Товарищ старший лейтенант, получается его ещё кто‑то до нас?.. - слезным голосом спросил Архипов.
- Получается… - согласился Берзалов, открывая дверь и усаживаясь в кабине. - Только я никак не пойму, кто?
- Не знаю… - счёл нужным сознаться Архипов, хотя он не любил чего‑то недопонимать.
Хороший из Архипова офицер получится, мимоходом подумал Берзалов, если, конечно, выживет. Он даже не стал суеверно скрещивать пальцы, потому что знал, что это бесполезно. Война научила его простой истине: человек не может планировать свою жизнь в условиях атомного века. А умозрительность и даже очевидное - это ещё не правило и не закон, потому что все правила и законы в атомном веке давным - давно нарушены и низвергнуты и со всех пьедесталов, пример - квантор и Скрипей. Откуда они взялись и зачем? Раньше ни о чём подобном никто ничего не слышал.
- Ладно… - сказал он. - Потом разберёмся. В пяти километрах отсюда ещё двое.
Он не знал, что делать: то ли прекратить обследование квантора и вернуться, то ли идти дальше, а потом уже, убедившись в безопасности, вызывать Гаврилова.
Только он испытал некоторое облегчение, только Клим Филатов завёл двигатель и отъехал под цветущие яблони, только бойцы приготовились двигаться дальше и уничтожить коварного противника, как раздался взрыв и грохот, переходящий в протяжный гул. Казалось, это произошло совсем рядом, может быть, в километре, а может, ещё ближе. Берзалов автоматически отметил время: семь ноль пять. В кванторе они двадцать минут, а кажется, два часа прошло. СУО молчала, а в триплекс лезли одни белые ветки яблонь и крыши домов.
- Кто‑нибудь что‑нибудь понял? - спросил Берзалов. - Что взорвалось? Филатов, вперед вправо, за домики, за домики.
Смена дислокации была азбучной истиной, пренебрегать ею было глупо и даже опасно.
- Не знаю, - растерянно ответил Архипов. - Посёлок пуст. Я его специально обежал. Нет никого, даже трупов. Такое ощущение, что его покинули ещё год назад. Сады заросшие, земля не копана.
- Хорошо, - оценил Берзалов. - Кто ещё что‑нибудь увидел?
- Я видел на окраине следы, - доложил рядовой Сундуков и, как всегда, выпучил на Берзалова и без того изумленные глаза.
- Какие? - оживился Берзалов, хотя, конечно, тоже их видел в луже, где плавали головастики.
- Такие, как от бэтээра, - важно надул щеки Сундуков. - Очень похожие.
- Ага - а-а… - многозначительно сказал Берзалов. - Интересно…
- Следы старые, - добавил Сундуков. - А ещё там гильзы от стомиллиметровой пушки.
А вот этого я не заметил, посетовал Берзалов, плохо, я должен всё замечать.
- Значит, одна из наших групп шла здесь, - не показал он вида, что немного растерялся. - И "бредли" они подбили. Кто ещё что заметил?
- Да вроде больше ничего, - ответил за всех Архипов.
Клим Филатов как раз переполз центральную улицу посёлка и завёл бронетранспортёр на самую окраину, дальше был обрыв и зеленела река - в камыше и осоке, холодная, стылая, как любая река в мае.
- А башенку кто свернул набок?.. - ехидно осведомился Берзалов.
Все на мгновение замолчали, пристыженные и пораженные мыслью: всё же видели сами, а сформулировать не смогли. Хороший у нас лейтенант. На - блю - да - тель - ный - й-й…
- М - м-м… - покрутил головой Колюшка Рябцев и, должно быть, хотел произнести свою коронную фразу: "Не верю!", но, естественно, ничего не добавил, потому что не покидал борта, а прикрывал вместе с Филатовым остальных.
- Наверное, тоже наши… - скромно предположил Ефим Бур и посмотрел внизу вверх на Берзалова, потому что сидел на своём месте рядом с водителем.
- Нет, не наши, - авторитетно сообщил Берзалов, наклоняясь, чтобы лучше видеть его. - Наши так же, как и мы, били уже по мертвому "бредли". Кто‑то его ещё до наших приголубил.
- Почему?.. - удивились все и даже заерзали до неприличия активно, выражая недоумение: кто бы мог сотворить такое непотребство.
- Удар был нанесен сверху и слева, - принялся рассуждать Берзалов в благодушном тоне, хотя, конечно, следовало одернуть Архипова за то, что распустил отделение. - Конкретно по "бредли", потому что дома вокруг целые, стёкла разве что выбиты.
- А мы не заметили… - признался Архипов, - вы, товарищ старший лейтенант, - прямо провидец.
- Значит, это был не ядерный взрыв, - рассуждал польщенный Берзалов, - и вообще, не взрыв. Вот тогда‑то "бредли" и выгорел. А больше гореть нечему.
- Вот как… - все страшно удивились. - А что же это тогда было?
- Целенаправленный источник энергии конкретно на башенку, - сказал Берзалов и сам же поразился своим скоропалительным выводам.
- Так - х-хх… и нас же могут?! - в полное тишине высказал кто‑то опасение, вместо того, чтобы соображать о деле.
И все загалдели, как на митинге, все, кроме Архипова, которому не пристало как командиру первого отделения пугаться раньше времени.
- Тихо, - опомнился он, - не на базаре!
- М - да… - многозначительно сказал Чванов, держа на коленях огромный, как казан, шлем.
- Вот то‑то же… - веско произнёс Берзалов. - Так что вспоминайте, чему я вас учил. А главное, не суетитесь, не красуйтесь перед противником, на броню не лезьте и не пляшите. Вашу - у-у Машу - у-у!.. Давно со снайпером не встречались?
- Да нет… - ответил кто‑то неуверенно, а Чванов покраснел, Сундуков же, как всегда, изумленно вытаращил глаза и, похоже, ничего не понял.
- Вы чего, испугались? - спросил Берзалов, почувствовав, как напрягся экипаж. - Если бы здесь кто‑то был, мы бы с вами уже не рассуждали… - и разрядил этим обстановку.
- А кто?.. - глуповато спросил Бур.
- Господи! Но ведь ясно, сгорели бы, как "бредли"! - чётко сформулировал Архипов. - А что мы будем дальше делать, товарищ старший лейтенант? - и так выразительно глянул на Чванова и Сундукова, что те покраснели, спрятали глаза и поняли, что кулаков Архипова им не избежать, и поделом.
- Сейчас мы посмотрим, что за цели висят у нас в СУО, - объяснил Берзалов, - а потом вызовем Гаврилова и двинем дальше или, наоборот - назад. Выбор, собственно, небольшой. Но задание надо выполнить любой ценой, чтобы больше никто не погибал, чтобы наши пришли сюда и закрепились. И вообще, нам непонятки не нужны, - добавил он, вспомнив о злополучных американцах и их базе. А может, и нет никакой базы? Может, это фантазии начальства? Имеет оно право ошибаться.
Произнёс он это всё и даже самому себе не поверил. Спас молчит, информации - ноль - ноль копеек, деваться некуда, только умирать. Ещё один странный взрыв, и считай, пропало. Хорошо, хоть передислоцировались на другой край посёлка.
- Понятно? - спросил он бодро, не подавая вида, что, как и все, пребывает в страшных сомнениях.
- Понятно… - тяжко вздохнули все, даже Архипов, хотя ему‑то по уставу и не положено было вздыхать по любому поводу.
Однако они ничего не успели предпринять. СУО вдруг отразила на экране синюю "галку" под номером один, и Берзалов к своему облегчению услышал взволнованный голос Гаврилова:
- Остриё семь, остриё семь! Роман Георгиевич, это мы!
- Ну слава богу! - воскликнул Берзалов, и с души у него словно камень упал. - А то я уже волноваться начал. Это у вас рвануло?.. - с надеждой на счастливый исход спросил он.
- У нас, - тоже с радостью в голосе признался Гаврилов. - А где вы?..
- Мы на окраине справа. Видите холмы с белыми вершинами?
- А, вижу, вижу…
- Мы как раз на ракурсе между ними.
- Понял. Какие наши действия?
- В пяти километрах две цели. Следует разведать. Но сдается мне, что они давно мертвы.
Он в двух словах рассказал Гаврилову о том, что здесь произошло.
- А?.. - задал было вполне естественный вопрос Гаврилов.
Но Берзалов его перебил:
- А у вас что?..
Боялся он преждевременно открывать тайны к тому же ещё и в эфире. Мало ли кто слушает.
- Да Форец отличился, бронепоезд взорвал…
- Бронепоезд! - воскликнул Берзалов и ощутил, как в экипаже наступила тишина и как пять пар глаз впились в него и даже, казалось, Клим Филатов, которому не пристало отвлекаться от дороги, и тот обернулся. - Всё‑таки вы были правы.
- Да это не важно, - скромно отозвался Гаврилов. - Форец молодец!
- Форец молодец! - подтвердил Берзалов. - Представим к награде!