* * *
Разбитая дорога вывела их из посёлка, справа и слева легли поля, заросшие сурепкой, а впереди маячили два холма с белыми, как снег, вершинами. Всё это страшно что‑то Берзалову напоминало, только он никак не мог вспомнить, что именно. Вроде бы он уже видел эту картинку, но когда и где, хоть убей, вспомнить не мог. Или мне приснилось? - гадал он. Настоящее дежавю.
Танк М1, "Абрамc" и ещё один "бредли" были обнаружены там, где и положено им быть - как раз во впадине между лысыми холмами. По ним тоже дважды стреляли из автоматической пушки, а уничтожены они были всё тем же неведомым ударом направленной силой - в аккурат по одному разу, точно и в цель, то есть - в башни. "Абрамс" не то что сильно ударили, а дифференцированно применили большую дозу энергии, потому что и он был покрепче. Но башня всё равно не выдержала и была деформирована так, что треснула наискосок - от люка к основанию, и поэтому её первоначальную форму можно было только угадать - блин, он и есть блин. К тому же в танке сдетонировал боезапас и крышка заднего люка была вывернута страшной силой. Всё было в давней копоти, которая почти уже и не пахла, только слабый запах тлена исходил изнутри. У Гаврилова, должно быть, на языке так и крутился вопрос, но он тактично помалкивал, а всё больше многозначительно кряхтел в микрофон и только один раз задал риторический вопрос:
- Как они здесь очутились?..
Ведь получалось, что война протекала не так, как мы привыкли думать, решил каждый из них. А это значит, что есть что‑то такое, чего мы не знаем. Было отчего удивиться и призадуматься.
Берзалов приказал загнать оба бронетранспортёра в ближайший лесок, объявил двухчасовой перекур и как бы между делом вышел размяться. Гаврилов с вопросительным лицом оказался тут как тут. Пришлось отключиться от связи и разоткровенничаться по сути вещей:
- Я вам не всё сказал, Федор Дмитриевич… - признался Берзалов, невольно пряча глаза.
Не любил он обманывать людей, не в его это было характере, иначе бы он в своё время не стал бы чемпионом WBA. Бокс не любит ловкачей, он отбирает не только талантливых и ловких, но и сильных духом. Правда, твой дух могут использовать более умные люди, но это не тот случай, думал Берзалов. Нет, Гаврилов меня не использует. Он такой же, как я, но умнее, это надо признать. Вон как хитро глядит с прищуром.
- Я уже понял, Роман Георгиевич… - тактично отозвался Гаврилов, предоставляя начальству самостоятельно выпутываться из щекотливой ситуации.
- То, что я вам сейчас скажу, я не должен был говорить, - предупредил его Берзалов, - но обстоятельства…
- Да я понимаю… - избавил его от объяснений Гаврилов.
- В общем, мы вышли на американский десант. А это сила, понимаете?
- Понимаю, - отозвался Гаврилов. - Болтали об этом в бригаде, что могли десант здесь выбросить.
- Не здесь, - уточнил Берзалов, - под Харьковом.
- Ну да, - согласился Гаврилов.
- Кто первый её заполучит, тот и будет править Россией в ближайшие сто лет. Нельзя допустить, чтобы, например, новгородцы нашли их первыми, тогда мы проиграем, и это конец.
- Понял… - Гаврилов снял шлем и задумчиво почесал лысую, морщинистую голову. - Это не конец России, - согласился он, - но это конец нам. - Что мы выберем?
- Долг, - не задумываясь, сказал Берзалов
- Значит, мы имеем цель?.. - осознал Гаврилов всю масштабность глубокой разведки.
- Да, нам нужно, как минимум, обратить застрявших здесь американцев в своих союзников или, по крайней мере, получить представление, на чьей они стороне, или не допустить, чтобы они стали нашими врагами.
- А - а-а?.. - и Гаврилов, сделав странные глаза, показал себе за спину, где меж лысых холмов, с белыми вершинами, застыли две коробки американской техники и, видно, хотел задать вопрос о "втором ударе", но, естественно, не задал. Зачем сотрясать воздух?
- А максимум - уничтожить. Вот я и хотел с вами посоветоваться, - сказал Берзалов. - Что вы думаете по этому поводу?
- Думаю, что нас кто‑то опередил.
- Свои опередили, - уверенно ответил Берзалов. - Свои. Самое непонятное, что они где‑то впереди, - он посмотрел вглубь леса, словно желая что‑то в нём разглядеть. - Но, я думаю, что погибли.
- Значит ли это, что американцы всё‑таки враги?
- Не знаю… - тяжело вздохнув, признался Берзалов. - Кто‑то же их всех приголубил.
В этот момент он совершенно забыл, что одна из групп дралась с таинственными механизмами. Вылетел у него, как назло, из головы этот факт, а точнее, не вписывался он в картину, которую Берзалов себе нарисовал, поэтому он и не вспомнил о нём.
- А может, их зацепили во время войны?.. - предположил Гаврилов и настороженно посмотрел в ту сторону неба, которое было зеленоватым, как лягушка.
Берзалов подумал, что они уже привыкли к этому странному цвету, который, похоже, не означает никакой реальной опасности, как и зарницы на горизонте, которые, однако, как будто бы стали ближе и ярче, и вроде бы даже гром стал доноситься. А ещё звезды стали крупнее и висели, словно фонари над головой - это тоже факт, от которого не открестишься. Даже днем светятся. Но на такие мелочи они уже не обращали внимание - мало ли что там в космосе происходит, нам бы на земле разобраться.
- Может быть… - согласился он, - может быть… Однако характер поражения говорит о том, что против них применили пучковое оружие, энергию в чистом виде.
Берзалов вдруг вспомнил, как шумит реликтовый гелий, именно так, как шумит солнце и вообще глубокий космос. А это значит… это значит… До ответа ему остался один единственный шаг, но он его не сделал. Не хватило толчка, намёка, картинка не сложилась, и он не сделал вывод.
- Что это такое?.. - удивился Гаврилов, хотя, разумеется, слышал о нём.
- Ну - у-у… - замялся Берзалов, - это моё предположение… - Оружия такого я не знаю. Объемное знаю, а пучковое - не знаю, чисто теоретически…
- Знаете, что… - в страшном сомнении начал говорить Гаврилов, но к ним уже с очумелыми глазами, спотыкаясь, как угорелый, нёсся Ефрем Бур, как всегда, теряя по дороге магазины, и он замолчал на полуслове.
- Товарищ старший лейтенант!.. Товарищ старший лейтенант!.. - кричал из последних сил Бур. - Там это… там такое!..
- Что?.. - оглянулся Берзалов, и душа у него похолодела от дурного предчувствия.
- Это… как его… вертолётчика нашли… - радостно доложил запыхавшийся Бур, - меня старший сержант послал…
- Как?! Где?! - в один голос вскричали Берзалов и Гаврилов.
- Да на хуторе неподалеку. Мы не дошли‑то метров пятьсот… - начал объяснять Бур, но они оба его уже не слушали, а бежали что есть мочи туда, по заросшей лесной дороге, на которой, как маяк, подавая сигналы, метался старший сержант, командир первого отделения Иван Архипов.
* * *
Хутор находился в излучине реки. По правую руку стоял корабельный лес, а на берегу в крохотной бухточке, за стеной камыша - дом, да так уютно и к месту, что разглядеть его под сенью развесистых тополей да за вековым дубом мог разве что только опытный глаз, такой, как у Архипова или у Юпитина.
Капитана Русакова Берзалов узнал сразу. Возил он их и в транспортниках, и прилетал на "санитаре". Только был он тогда весьма представительным, властным и имел командный голос, от которого пчёлы на лету мёд роняли, а сейчас усох килограммов на двадцать пять с маленьким гаком, покрылся морщинами, вроде бы даже стал меньше ростом, ну и чуб соответственно сделался белым, словно Русакову было не тридцати семь лет, а все пятьдесят.
Обрадовался он, прослезился, и они обнялись. Куртку реглан, штаны и берцы ему, разумеется, тут же вернули, а то он был одет, как сельчанин - в штопанный - перештопанный тельник, в пиджак с чужого плеча, с короткими рукавами, и в разбитых донельзя кроссовках, которые просили каши. Подождали, когда он переоденется, попрыгает на месте, пощупает себя со всех сторон, скажет многозначительное: "Ага…" Правда, Берзалов заметил, что на лице у него пробежала странная тень недоумения, но не придал этому факту значения, а с радостью достал заветную фляжку со спиртом - настало её время. Выпили, закусили тушёнкой.
- Ты не думай, - сказал Берзалов, - мы твою форму сначала в дезактивационную камеру сунули, а потом специально трусили на ветру часа три. Так что в ней, если что‑то осталось, то совсем капельку.
- Мне бы цистамина?.. - жалобно попросил Русаков. - А чувствую, что радиация совсем замучила.
Берзалов отсыпал ему горсть зарубежного зелья. Жалко, что ли для однополчанина? Русаков проглотил сразу три таблетки, несказанно обрадовался и разошёлся:
- Ты понимаешь! - возбужденно кричал он, размахивая руками так, что они походили на вертолётные лопасти. - Сбили‑то меня на "чёрной акуле", здесь, километров в пяти на север, точнее в тридцать восьмом квадрате, - и, похоже, собрался было рассказать свою героическую эпопею, однако Берзалов страшно удивился.
- Подожди, подожди… как в тридцать восьмом? - едва не подавился он, потому что прекрасно ориентировался в картах. - А мы где?
Они сидели перед домом, вокруг валялись дрова, которые пилил Русаков, пахло опилками и берёзовой корой. Закуска на пеньке давно привлекали внимание Сэра, который, не отрывая зада от земли, подкупающе пересаживался от одного к другому и, как обычно, пускал слюни и отчаянно вертел хвостом, заглядывая в глаза. Берзалов уже и так выложил ему полбанки, но Сэр был ненасытным, как прорва. Может, у него глисты? - подумал Берзалов. Надо Чванову сказать, пусть таблеток даст.
- Мы в девятнадцатом, - убеждённо сказал Гаврилов.
- В каком девятнадцатом?! В каком! - возбужденно завопил Русаков. - Мы в тридцать третьем. - Как показалось Берзалову, соврал капитан, не моргнув глазом.
При других обстоятельствах Берзалов, конечно не допустил бы такого крика в глубоком тылу врага, но здесь был случай особый, как‑никак однополчанине встретились - живые и здоровые, и Берзалов расслабился, чуть - чуть, на какие‑нибудь десять минут, и потом же страшно корил себя за это, ну и Спаса костерил почём зря.
- Быть такого не может! - полез за планшетником Гаврилов. - Вот… - он раскрыл его и убежденно ткнул пальцем, а потом огляделся, чтобы сориентироваться на местности, и взгляд у него стал не таким уверенным, а может быть, даже и растерянным, потому что в реальной жизни, к которой они привыкли, таких вещей не бывало, никто ещё не нарушал логику времени и пространства таким наглым образом.
- А это что?! - снова взмахнул руками Русаков, и Берзалов почему‑то стал опасаться за собственный нос, хотя ему‑то, привыкшему к мордобою, это было не в лицу. - А это видели?! - Русаков ткнул им за спину, где на фоне зеленоватого неба и сосен торчали две рукотворные сопки - остатки соляных шахт.
- Ба!!! - воскликнул Берзалов и со всей дури шлёпнул себя ладонью по лбу. - А я вспомнить не могу, ну, где я это видел! Вашу - у-у Машу - у-у!.. Пардон… Вашу - у-у Машу - у-у!..
Русаков с восхищением посмотрел на него, расплылся в обаятельной улыбке, означающей: "А что я говорил?" и сказал:
- Ну да! У нас здесь дозаправка была. Забыл? Деревня Каракокша? Мы поэтому маршрут здесь и проложили в надежде на дозаправку.
Девяносто пятую отдельную гвардейскую бригаду специального назначения выводили из Краснолиманских лесов по частям. Уложились в трехдневный срок. Берзалов уходил в арьергарде. В его задачу входило прикрытие бригады. Дозаправка заняла час, и за это время он успел обежать окрестности и даже слазить на одну из лысых сопок. Вот откуда он их помнил.
- Конечно, забыл, - признался он, и подумал, что всю прошлую, такую дорогую его сердцу мирную жизнь, заслонила война, куча смертей, Варя - столько всего, что эти два года показались ему целой вечностью. - Точно, - сказал он мертвенным голосом. - Я тогда ещё здесь яблок для жены купил.
И, конечно же, не довёз, вспомнил он с тяжестью на душе. Некуда было везти. Через сутки разбомбили Санкт - Петербург. А куда я дел яблоки, я уже не помню. Славка Куоркис, наверное, сожрал. Больше некому. И ему захотелось пойти найти тот домик, где он купил яблоки, поговорить с хозяйкой, в общем, предпринять одну из тех жалких попыток вернуться в прошлое, которые он периодически совершал и из‑за которых страдал и мучился.
Никто на его осевший голос внимания не обратил, потому что у каждого была своя трагедия, о которых если и вспоминали, то только в одиночестве, за бутылкой водки. Таковы были новые реалии атомного века. Прошлое стало табу, о котором неприлично было говорить в приличном обществе, потому оно - это прошлое - было общим для всех - всех - всех и в тоже время индивидуальным, потому что у каждого были свои воспоминания.
- А я как раз заставу под Бежтой отбивал… - вспомнил Гаврилов. - У нас это началось раньше. Диверсанты плотину взорвали. Главаря моджахедов мы аулу отдали на растерзание, у них водой полста домов снесло одним махом. Представляю, что с ним сделали.
Все трое помолчали, вспоминая каждый своё, и Русаков всё так же возбужденно воскликнул:
- Тогда я ничего не пойму!
- И я же об этом! - сказал Берзалов. - Мы должны быть, как минимум, на шестьдесят километров восточнее. А - а-а! - и снова что есть силы шлёпнул себя по лбу.
Гаврилов посмотрел так, словно хотел сказать: "Только не убей себя, командир". Но даже в этой слегка комической ситуации глаза у него так и остались серьезными - серьезными, без намёка на юмор.
- Квантор!!!
- Да… - согласился Берзалов. - Он самый, чтоб ему пусто было!
- Тогда я тоже ничего не понимаю! - совестливо воскликнул Гаврилов.
- Ну так - к-к… ясное дело… - пробормотал Берзалов, не в силах сразу же осознать масштабность идеи.
Получалось, что коридор не был коридором и реликтовый шум космоса здесь ни при чём.
- А что такое этот ваш… как его… квантор? - болезненно морщась, спросил Русаков испуганно оглянулся себе за спину, словно там стоял этот самый квантор и готов был снести ему башку, но, разумеется, ничего, кроме окна с голубыми наличниками и ставень, не увидел.
Нервным был Русаков, даже очень, а почему, не понятно. Впрочем, будешь здесь нервным, когда, как снег на голову, свалились однополчане. Может, даже в самое неподходящее время?
- Как что? - удивился Берзалов. - А это?..
И тут до него дошло. И Гаврилов тоже многозначительно кивнул головой. Всё встало на свои места.
- Квантор - это коридор между областями, - сформулировал Гаврилов. - А мы думали, что он бесконечен и уводит чёрти куда.
Хорошо хоть он не высказался вслух о том, о чём думал и Берзалов, о космосе, а то бы вообще оба выглядели бы полными кретинами. Космос здесь был явно ни при чём. Фантазия у обоих разыгралась.
- Это не туннель, - согласился Берзалов, - как мы думали, это просто дверь между областями с маленьким тамбуром километров в шестьдесят, как ты сказал.
Ерунда на постном масле. Но от этого легче не стало. Одна сверхъестественная идея заменилась на другую, более простую, но от этого не менее значимую.
- Надо было нам ещё в школе поглядеть, - посетовал Гаврилов.
- А Скрипей?.. - напомнил Берзалов, - ночью… в темноте… переться наобум лазаря.
- Да… - согласился Гаврилов, хотя детали знал только со слов, - Скрипей - это дело серьезное.
- А что за Скрипей? - поинтересовался Русаков, опорожняя колпачок от фляжки и с удовольствием закусывая.
Давно, видать, не ел армейскую тушенку, понял Берзалов.
- Сторож кванторов. Как оказалось, он не в каждом кванторе есть, - объяснил Гаврилов.
- Чувствую, нам с ним придётся ещё столкнуться, - согласился Берзалов.
- Ха! - настала очередь Русакова хлопать себе по лбу и снова махать руками. - А я думаю, ну чего я хожу кругами. Я уже полгода не могу отсюда выбраться.
- Об этом ещё лейтенант Протасов говорил, - вспомнил Берзалов, и тут до него дошло, что Русаков врёт, почти незаметно, очень естественно, что от него исходил прелый запах хитрости. Только зачем? Ну, сказал бы, что не хочет воевать, что устал, что желает здесь пересидеть. Мы бы поняли, как‑никак свои. Стыдно, наверное, решил Берзалов. Мы там живот кладём, а он здесь дровишки колет. Хорош гусь, ничего не скажешь! Трибуналом, честно говоря, попахивает. Дезертир, однако. А с другой стороны, сбили - взятки гладки, как бы погиб для всех, канул в вечность. Но почему он тогда вообще не ушёл из этого района - ведь знал, что придут другие, что искать будут?
Его догадка тут же блестяще подтвердилась, потому что из дома выплыла статная волоокая красавица в красном сарафане и подала им кваса и солёных огурцов. У неё были чёрные волосы, заплетенные в толстую косу и большие прекрасные глаза. Загляденье, а не женщина. У Гаврилова сам собой открылся рот. Берзалов испытал что‑то вроде душевного изумления, хотя давно уже ничему не удивлялся. А Русаков покраснел, как очень зрелый помидор, и кажется, разозлился. Должно быть, он хотел, чтобы она сидела дома и не выходила к гостям, сообразил Берзалов, а она возьми да выйди. Впрочем, шила в мешке не утаишь.
- Сейчас картошка будет, - сказал красавица грудным голосом.
- Зинаида! - с упреком вскликнул Русаков.
- Что, "Зинаида"? Что? - откликнулась она. - Пусть гости поедят нормально, по - домашнему, - и так взглянула на Русакова, что стало ясно: влюблена по уши и что Русаков поэтому такой и худой и чаморошный, что обслуживает такую девицу, в которой роста под метр восемьдесят с хвостиком.
Русаков, который был чуть ли не голову ниже своей возлюбленной, засуетился, сделал вид, что видит её словно впервые, и не знал, куда глаза девать. Ладно, подумал Берзалов, отворачиваясь, всё понятно: сбили мужика, до этого сбивали семь раз. Решил больше судьбу не искушать, вот и осел на хуторе. По - человечески я его понимаю, но не одобряю, потому как мы присягу давали, всё ещё служим родине, а не отсиживаемся по хуторами и не прячемся под женскими юбками. Рано ещё прятаться. Дел куча.
Чтобы рассеять всеобщее смущение, Гаврилов кашлянул в кулак и степенно спросил:
- А американцев видел?
- Американцев?.. - переспросил Русаков. - Да нет здесь никого, - и опять соврал, зачем, непонятно.
- Может, они дальше? - наивно предположил Гаврилов.
- А "дубы"? - спросил Берзалов и понял, что "дубов‑то" Русаков видел, даже хорошо их знает, но молчит.
Только он хотел было вывести Русакова чистую воду, только собрался выжать из него всю - всю правду о его жизни на футоре, как Спас наконец подал голос: "Опасность! Чего ты ждёшь?!" Точнее, Берзалов давно уже чуял опасность, как собака падаль, только не мог понять, откуда она придёт и чего конкретно надо опасаться. Однако ничего не успел сделать. Можно сказать, что Русаков всех подвёл из‑за своего страха быть разоблачённым, а вот если бы рассказал всё, как на духу, то ничего не произошло бы. Берзалов просто бы всех поднял на уши и заставил вовремя уйти.