И вдруг из оцепенения его вывел отчаянный крик Бура: "Бегите, товарищ старший…" Ему заламывали руки сразу трое: Морозов, Юпитин и Померанцев и пытались засунуть в БТР. Мелькали руки, ноги, шлем запрыгал по мостовой. А потом Берзалов ясно увидел во всём этом калейдоскопе мелькнувшую руку с гранатой РГО. Только у одного Бура были такие гранаты, потому что какой‑то шутник на складе надоумил Бура вооружиться со всей предусмотрительностью на все случаи жизни. Сам Берзалов предпочитал брать только две гранаты и только наступательные РГН, потому что привык к ним. А в остальные кармашки клал дополнительный перевязочный пакет и аптечку. Вот граната и пригодилась, тупо констатировал Берзалов и очнулся. Мнимый Гаврилов был в двух шагах от него и внешне ничего не отличался от настоящего Гаврилова, разве что был чуть пошире и чуть повыше, но это было, вообще‑то, мало заметно. И поэтому Берзалов убивать его не стал и да времени, которое вдруг стало словно резиновым, у Берзалова уже не было. Время играло против него. Граната ещё не взорвалась, крик Бура ещё таял в воздухе, когда Берзалов сделал то единственное, что умел делать в жизни лучше всего. Ударил он мнимого Гаврилова, крепко ударил. Так ударил, чтобы с первого раза отправить в нокаут. А потом прыгнул с разворота как раз вовремя, потому что туман сзади сжался и оставил окошко размером чуть больше лаза в собачью конуру. Прыгнул Берзалов и выкатился под "свою" остановку общественного транспорта, и самого взрыва не видел, только когда нему подбежали Архипов и Русаков и страшной спешке потащили его в бронетранспортёр, когда они уже запрыгнули на броню и Филатов с места в карьер дал газа, раздался этот самый взрыв. Но сколько Берзалов ни оборачивался, сколько ни таращился назад, как в пустоту, ничего не увидел. И только когда ему налили полстакана спирта и он, не ощущая вкуса, влил его в себя, только тогда когда ему дали закусить и он выпил вторую порцию, после всего этого, когда его проняло до глубины души, он смог произнесли одну - единственную фразу:
- Бур погиб!
- А мы ведь вас, Роман Георгиевич, ждали, - сказал Русаков так, словно облегчал его душу. - До утра ждали. Всю ночь ждали и атаки отбивали.
- Почти все ракеты и фальшфейер пожгли, - добавил Сундуков, выпучив свои изумлённые жизнью глаза.
- Как утро, а сейчас что? - удивился, пьянея Берзалов.
Но пьянел он странно: какая‑то часть его оставалась абсолютно трезвой, и мозг анализировал ситуацию.
- Сутки вас не было, товарищ старший лейтенант… - объяснил Гуча, как всегда стеснительно глядя себе под ноги. - Мамой клянусь!
- Бур погиб… - объяснил им Берзалов, потому что не понял их реакции. - Спас меня, а сам погиб.
Кец уже висел на нём: "Дядя Роман!" А Сэр прыгал от радости и всё норовил лизнуть в губы.
- Недаром он просился в разведку, - как показалось Берзалову уныло, сказал Гуча и незаметно для всех приложился к фляжке со спиртом.
- Бур погиб… - снова сказал им Берзалов, чтобы их наконец проняло до печёнок. - Неужели не понятно?! Надо пойти и всех их покромсать! Все! До единого!
- Пойдём, лейтенант, обязательно пойдём, - как с больным, заговорил капитан Русаков.
- Нет! - сбросил с плеча его руку Берзалов. - Вы не поняли! Надо пойти сейчас, пока не поздно.
И вдруг его вдруг осенило: что идти‑то некуда, что это тот самый временной континуум, о котором они болтали, давным - давно закрылся и что ему страшно повезло, что он унёс ноги из другого времени, где происходят совсем другие события, совсем другие войны и где старший прапорщик Гаврилов, совсем не похожий на настоящего Гаврилова, почему‑то воюет в славном городе Смоленске. Может, зря я его? - со стыдом подумал Берзалов и всё никак не мог решить этот вопрос: зря он ударил или не зря, и зачем Бур взорвал гранату? Эти вопросы его мучили всю жизнь, но он так и не нашёл на них ответа.
* * *
В сам Харьков, над которым в медленном хороводе застыли чёрные тучи, уходящие в поднебесье, Берзалов не пошёл. Памятуя слова генерала Грибакина, обежал его западнее, пока странные тучи не остались в тылу. Мало ли что там, сказал он сам себе. Опять же "зелёная", то бишь "умная пыль". Что это такое? Никто не знает.
Трассу М-20 пересекли между Дементеевкой и Слатино, а потом, повинуясь голосу Спаса, повернули на юг, двигаясь не по основным дорогам, а вдоль лесопосадок, маскируясь длинными полосами радиоактивной пыли, которую поднимал ветер и засыпал бесплодные поля.
И ничего с ними не произошло. Никто на них не напал, никого они не обнаружили. Разве что гражданских, похожих то ли на "дубов", то ли на бродяг. А к вечеру того дня неожиданно нашли горючее в деревне Синичино. Хорошее было село - тихое, уютное, вдали от дорог и больших населенных пунктов. С одной стороны круто возвышался древний берёг, сложенный из белой глины, а с другой - сколько хватало глаз, простиралась равнина, древнее дно моря, заросшее сосновым лесом, через который протекала широкая и полноводная река - Северский Донец. В воздухе стоял запах чабреца. Даже радиация здесь была почти что в норме, хотя Харьков находился всего в пяти часах езды по прямой. Однако сказывались низина, холмы, леса и река. Если бы не зеленоватый цвет неба, можно было даже забыть о минувшей войне. Наверное, таким выглядел рай, когда в нём забыли о людях, подумал Берзалов.
- Хорошо… - сказал Русаков, спрыгивая на землю и изгибаясь, как лук.
Берзалов промолчал, ему было не до лирики. Кец с криком: "Ура!!!" бросился к реке. Сэр хватал его за запятки. Припёрся беззубый столетний дед с клюкой в руках:
- Дмитрием меня зовут. Вы чьи будете, хлопцы? - прошепелявил он, пристально глядя подслеповатыми глазами.
- Мы, дедушка, советские, - пошутил Сундуков, тоже спрыгивая на землю и с изумлением разглядывая крохотный рай.
- Неужто? - изумился дед Дмитрий.
- Они самые, - подтвердил Берзалов.
- Из самой Москвы?
- Из самой.
- Значит, стоит, родимая?
- Стоит… куда она денется, - соврал Берзалов, потому что скажи правду, дед ещё с расстройства возьмёт да окочурится.
- Это хорошо! - обрадовался дед Дмитрий и перекрестил ту часть света, где в его понимании была столица.
- Один вы здесь? - спросил Берзалов.
- Три семьи, одни старики. У нас‑то глухомань, - наклонившись, вроде как по секрету, сообщил он с непонятным намеком.
- Да видим, видим, - сказал Берзалов. - А укрепрайон от вас далеко?
- Чавой? - спросил дед Дмитрий. - Не - е-е… у нас тихо, - и снова возгордился этим обстоятельством.
Должно быть, у них, действительно, здесь тихое место, решил Берзалов, местный рай на фоне атомного века.
- Я говорю, о Комолодуне что‑нибудь слышали?
- Мы, милок, здесь, как в тридевятом царстве, - засмеялся дед Дмитрий, обнажая десна без единого зуба, - давно ничего: ни хорошего, ни плохого не слышим. Глухомань небесная.
- А на постой у вас встать можно? - Берзалов понял, что от деда большего не добьёшься.
- А чего ж нельзя?! - обрадовался дед Дмитрий. - Выбирай любой дом, все пустые, и живите, сколько хотите.
- На одну ночь, - сказал Берзалов.
- А хоть на сто лет! Пойду старуху обрадую - военные вернулись. Курицу зарежем… самогона достанем… Вечерком посидим… - пригрозил он.
Поглядел Русаков на деда Дмитрия, который поспешал по единственной улице деревни, как молодой, и ехидно бросил Берзалову:
- Где этот укрепрайон, лейтенант?.. А?.. Что мы ищем?..
Разумеется, Берзалов давно сообщил ему о приключениях генерала Грибакина в районе Харькова, но, похоже, капитан то ли не поверил, то ли не принял к сведению. Берзалов не стал спорить. Надоело ему спорить, потому что сколько можно спорить даже с самим собой. Он ещё не отошёл от утренней трагедии, и на душе у него было муторно. Надо было привести себя в порядок и собраться с мыслями. А мысли у него неизбежно возвращались в Буру и его последнему крику. Вот Берзалов и гадал, почему экипаж Гаврилова напал на них? Ответа не было, поэтому он и мучился, а вступать в пререкания с капитаном не хотел. Не тот случай. Кто и как уничтожил пять предыдущих разведок, тоже непонятно. Мало того, у Берзалова появилось ощущение, что все они погибли или по глупости, как вертолетчики, которые летали по одному и тому же маршруту до деревни Поныри, или попали в засады, которые, как известно, не имеют постоянной дислокации. Значит, что?.. - думал он. Значит, укрепрайон существует реально, контролирует область и периодически устраивает засады. Вот то единственное правдоподобное объяснение, происходящему. Но делиться с капитаном свои выводами посчитал преждевременным, потому что капитан был настроен скептически. Берзалов давно заметил у него эту чёрту характера. Похоже было, что пока капитан сам не убедится, не пощупает руками, верить кому‑либо на слово не намеревался. Самое странное заключалось в том, что он также не поверил в лоферы, а теневые люди были для него всего лишь случайностью, игрой природы, а не паразитами, пришедшие следом за инвазивными захватчиками, как решили все. В общем, капитан раздражал Берзалова, как соринка в глазу.
Берзалов отдал команду Архипову занимать пустующие дома, готовить ужин и сварганить баню.
- А то грязные, как чёрти, - сказал он, глядя на чёрное лицо Архипова и Русакова, последний так и не сумел оттереться от праха теневых людей. Одежда тоже была чёрная, словно они записались в трубочисты.
Он взял мыло, полотенце, запасную форму и пошёл умыться. По берегу река заросла огромными, синевато - зелёными лопухами, а прямо под мостками плескались жёлтые лилии. Непуганые лягушки сытно плюхнулись в воду и даже не хотели плавать, а лежали в тине и с изумлением разглядывали Берзалова. Кец и Сэр бесились на косе.
Русаков не отставал и надоедал до тех пор, пока Берзалов не отмылся.
- Слушай, капитан, - сказал он, уловив наконец, что прёт от капитана, мягко говоря, беспокойством аж за километр, - сидел бы ты со своей Зинаидой. Чего с нами попёрся? Сам же напросился.
- Жаль мне тебя, - сказал мечтательно Русаков, поглядывая на чёрные тучи со стороны Харькова, где беззвучно сверкали молнии. - Один экипаж уже потерял, да и с Буром не всё ясно.
- В смысле?.. - спросил Берзалов каменным голосом.
- В смысле, Бур‑то пропал странным образом. Свидетелей нет. Одни твои россказни, лейтенант. К тому же все знают, что ты к нему придирался по поводу и без повода.
Русаков, конечно, имел некоторое преимущество: он стоял на бугре, и достать Берзалов его сразу не мог.
- Вашу - у-у Машу - у-у!.. - выругался Берзалов. - Ты, капитан, - ответил он страшным голосом, - говори да не заговаривайся, а то не посмотрю, что ты вертолётчик, искупаю в реке.
Однако Русаков не испугался. Не из робкого десятка оказался он, хотя жизнь подвыпустила из него пар. А разбитые кулаки Берзалова и побелевшие шрамы на загорелом лице не наводили его на соответствующие размышления.
- А я тебя не боюсь, - храбро заявил он. - Ну, искупаешь ты меня, бланш поставишь, а дальше что?
- Вашу - у-у Машу - у-у!.. Да не буду я тебя бить, - ответил Берзалов, ныряя в реку, - нужен ты мне. Вашу - у-у Машу - у-у!..
Воды была холодной и бодрила. Голова сразу стала ясной. Берзалов два раза переплыл реку, а когда выбрался на берег, то обнаружил, что капитан никуда не делся, а переместился с бугра под дерево и считал лягушек в реке.
- Вашу - у-у Машу - у-у!.. - снова выругался Берзалов. - Ты бы морду помыл, - посоветовал он, - а то несёшь ахинею. Думаешь таким образом от трибунала отмазаться?
Изменился в лице капитан Русаков. Наступил ему Берзалов на больную мозоль.
- Ничего я не боюсь. Трибунал, так трибунал, - гордо вскинул седую голову Русаков. - Сомнения меня просто одолевают, - признался он минутой позже.
- Ладно… скажу я тебе… - объяснил ему Берзалов, чтобы только капитан отвязался, - сигнал от одного из экипажей пришёл как раз из этих мест.
- Да - а-а? - переспросил капитан и сделал вид, что задумался. - Да я не к тому, - пошёл он на попятную. - Харьков мы прошли? Прошли. Есть здесь какие‑нибудь укрепрайоны? Нет здесь никакого укрепрайона, который полоумный Бур называл Комолодуном. Чего мы дальше прёмся?! Чего?! Если я погибну, меня ведь так и будут считать дезертиром!
- Не будут - ответил Берзалов тем тоном, когда разговаривают с человеком, который ничего в жизни не понимает. - Замолвим мы за тебя словечко. Как только связь откроется, сброшу в штаб донесение, - пообещал он.
- Если откроется?.. - уточнил Русаков.
- Ну да… - согласился Берзалов, - если откроется, иначе, считай, что тебе не повезло, - жёстко добавил он.
- Так что?.. - спросил Русаков с тайной надеждой уговорить Берзалова, - повернём назад?
- Не повернём, - упрямо ответил Берзалов. - Завтра дойдём до Красного Лимана, если ничего не обнаружим, тогда вернёмся. Вот это я тебе могу обещать. А теперь отдыхать.
- Ладно… - покорно согласился Русаков, - ты начальник - я дурак. Но, учти, долго я под твою дудку плясать не буду!
- Вольному воля, - скрипнув зубами, согласился Берзалов.
Бог с тобой, подумал он и тут же забыл их разговор. Была у него такая чёрта характера - забывать то, что было мелким и неприятным.
Прибежал Кец с Сэром, и Сэр стал дрессировать лягушек - какая дальше прыгнет. Те, которые оказывались менее проворными, заканчивали свой век на песчаном берегу под лопухами.
Когда Берзалов поднялся наверх, оказалось, что во дворе одного из хозяйств под сенью цветущих абрикосов и яблонь пир идёт на весь мир, и даже часовые: Колюшка Рябцев и Филатов, которые должны были сторожить деревню на въезде и на выезде, присутствовали за столом, но при виде Берзалова постарались незаметно улизнуть. Берзалов не стал делать замечание Архипову, который и так был замотан делами, только погрозил беглецам вслед, мол, я всё вижу, архаровцы.
Берзалова усадили в центре стола. Ему налили самогона и навалили в миску такой густой ухи, что ложка, казалось, должна была стоять в ней вертикально.
Дед Дмитрий привёл с собой ещё двух таких же древних дедов и трёх бабок - морщинистых, как печеное яблоко. Разговор зашёл серьёзный: о мироустройстве, о политике, о том, когда придёт новая власть и что им, простому народу, дальше делать.
- А она уже пришла! - сказал Берзалов, и поймал на себе ироничный взгляд Русакова.
Не верил Русаков в возрождение России. Метался в душе от одного берега к другому, оттого и постарел раньше времени. Остался бы со своей Зинаидой, да совесть, видно, замучила.
- А вот скажи, старший лейтенант, - начал дед Дмитрий, - когда реально власть‑то придёт?
- Думаю, что к лету, - ответил Берзалов, вспомнил генеральские планы штаба бригады.
- Хорошо бы, - сказал мечтательно одна из старушек, - а то мы совсем пенсию‑то не получаем.
На неё зашикали, мол, меркантильная какая! Даже в двух словах объяснили, что деньги сейчас ничего не значат.
- Я нешто не понимаю, - оправдывалась старуха, - может, натурой будут выдавать. Хотя бы зерном, что ли?
- Иван! - окликнул Архипова Берзалов. - У нас консервы остались?
- Остались, товарищ старший лейтенант, - ответил Архипов.
- Выдашь населению для поднятия духа.
- Есть выдать для поднятия духа, - отозвался Архипов.
- Да мы понимаем, - стал оправдываться другой дед, которого называли Ильей и который недобро поглядывал на старуху, взявшуюся рассуждать о пенсиях, - власти сейчас не до нас. Ей бы самой продержаться. Такую войну‑то выиграли. Теперь надо с лиходеями справиться.
- С какими лиходеями? - спросил Берзалов лишь бы только спросить.
Какие ещё могут быть лиходеи с этом глухом места - "дубы", больше некому.
- Да говорят, сами мы не видели…
- Нет, не видели, - закивали старухи.
- Говорят, что вместо людей новая раса появилась, - пояснил дед Дмитрий и покосился на луну - череп, которая вовсю светила с чёрных небес.
- Какая раса? - страшно удивился Берзалов, не придавая сообщению никакого большого значения. Мало ли что болтают в такой глухомани.
- Говорят, что людям конец, - почему‑то шёпотом сообщил третий дед Иван, у которого не было глаза, и он чаще других оглянулся на ближайшие кусты малины.
- Это ясное дело, - басовито согласился Гуча и робко потянулся за солёным огурцом.
Он проявил не свойственную для него сдержанность, пить не стал, хотя самогон был абрикосовым, пахучим, как елей. Поел и ушёл вместе с Сундуковым сменять караульных. Молодец Архипов, похвалил Берзалов. Вымуштровал экипаж. Эх, жаль Бура. Погиб Бур. И Гаврилова тоже было жаль, только с какой‑то ущербностью, с обидой в душе, хотя, должно быть, настоящий Гаврилов, конечно же, на него не нападал, а, должно быть, исчез в этом самом Харькове. Берзалов давно догадывался об этом, только никому не говорил. Чего говорить? В донесении он об этом указал, но донесение из‑за отсутствия связи лежало в памяти СУО.
В сумерках зажгли керосиновые лампы. Поговорили ещё о том, о сём. Вспомнили довоенное время, Сталина, который не допусти бы такого безобразия, и Берзалов, взглянув на поднявшуюся луну - череп, сказал:
- Спасибо за хлеб и соль. Очень вкусно. Самогон классный. Но нам пора.
Его стали уговаривать ещё посидеть, мол, когда ещё выпадет случай. Но Берзалов, вдруг ощутив сильный прилив сонливости, сказал:
- Завтра рано вставать. Мы ж не просто так, а на задании. - И заработал иронический взгляд капитана Русакова.
Вот, гад, подумал Берзалов, разлагает мне дисциплину. Сбежал бы ты от нас, что ли?
- А - а-а… - понимающе сказал дед Дмитрий. - Ну, это другое дело.
И от Берзалова отстали. Вначале он заскочил в бронетранспортёр. У связанного Касьяна Ёрхова была чёрная от побоев физиономия. Каждый уважающий себя член экипажа вымещал на нём злость за Ивана Зуева. Архипов сидел на месте стрелка.
- Отпустишь его утром, - тихо сказал Берзалов.
Архипов вопросительно уставился на него.
- Иначе забьёте. Что с ним делать, не убивать же в самом деле?
- И то правда, - согласился Архипов. - Хорошо, ладно. На рассвете отпущу.
Берзалов пошёл к себе в дом, где в горнице горела лампа и была расстелена постель, сумел ещё побриться, борясь со сном, и завалился прямо поверх одеяла. Впервые за несколько суток он спал, вытянув ноги, без ботинок. Снилась ему Варя и пёс породы эрдельтерьер по кличке Африканец, с которым Варя приходила на свидание. Гулял они в Летнем парке, и народ пялился на благородного красавца Африканца.
Разбудил его Архипов:
- Товарищ старший лейтенант!.. Товарищ старший лейтенант!..
- А! Что?! - Берзалов, схватился за пистолет, который лежал у него под подушкой, сел и спросил. - Долго я спал?
Он испугался, что проспал всё на свете, но за окном только - только начал сереть рассвет.
- Сканер сигнал поймал, - почему‑то шёпотом доложил Архипов, всем своим видом показывая, что наконец‑то нашли то, что так долго искали.
- Не может быть… - так же шёпотом отозвался Берзалов, ещё не придя в себя.
- Продолжительность пять с половиной секунд. Засекли и взяли азимут. Судя по мощности, совсем рядом, - говорил Архипов в третьем лице, принижая свои заслуги, потому что ему выпало дежурить в бронетранспортёре, и он, разумеется, накануне даже не пил самогона.
Берзалов открыл карту:
- Показывай.
- Вот здесь - ткнул Архипов туда, где петляла река.