* * *
Очередная передышка, которая могла продлиться то ли пять минут, то ли пять часов. Ожидание тревоги изматывало почище боёв. Шельмы лежали по койкам, большей частью молча. Свет был притушен, к вящему удовольствию комэска, который, пользуясь случаем, занимался дыхательной гимнастикой. Точнее, выполнял единственное упражнение - дышал глубже. На три счёта глубокий очищающий выдох, чтобы почувствовать, как слипаются стенки лёгких. Пауза. На три счёта вдох на полную ёмкость груди, так, что больно даже. Магне научил, и оказалось, что штука полезная, унимает сердцебиение, и грудь не так давит. Давило, правда, довольно сильно. На груди уютно свернулось пять кило кошатины. Тринадцатый, истинный Шельма по духу, моментально разобрался, кто в стае главный самец, и одному ему выражал пиетет. Стоило Рубену отлучиться по делам эскадрильи - бобтэйл немедленно отправлялся изъявлять верноподданнические чувства Ренну. Однако как только комэск появлялся в дверях - кот вспоминал о присяге. Так и получилось, что если Рубен его не сгонял, Тринадцатый устраивался у него на животе или груди, или в сгибе коленей, если комэск спал на боку. Сегодня шевелиться было особенно лень, и Рубен, лёжа плашмя, отрешённо внимал восторгам Трине в адрес Аниты Козмо, её сросшихся чёрных бровей и глубокого проникновенного баска. Были у Аниты, ясное дело, и другие достоинства: как большинство звёзд, огребавших популярность в отзывчивой и непритязательной армейской среде, сценические костюмы она носила достаточно неумеренные. Особенной славой пользовался её комби-купальник из чёрной кожи-флекс. В отличие от Мэри Зеро, уже столько лет мусолившей образ покинутой бэби-блондинки, Анита пела о "страстных и пряных ночах". Поклонником Мэри Зеро у Шельм числился Танно Риккен, а брат за него охотно и весело отлаивался от шуточек в адрес "естественной мужской страсти защитить и обогреть". Магне, без которого не обходился ни один трёп "о бабах", полагал, что если есть пара нежных бедрышек, то прочее зависит уже только от систем наведения. Впрочем, эскадрилья давно уже была в курсе насчёт валькирии его собственной мечты. Блондинка его роста, на каблуках-платформах, в коротком облегающем платье - непременно голубом! - мускулистая, с резкими движениями и непременно - непременно! - с длинными волосами, забранными в "хвост". Магне до мелочей продумал образ вожделенной богини - а Содд уверял, что даже и реплики за неё! - и даже уверения, что блондинки дороги" и даже комсостав стоит за ними в очередь, не могли сбить его с взятого курса.
Вот, кажется, как нас прикладывает, впору вовсе о женщинах забыть. Ан нет. Первыми пали барьеры самоограничений. И хотя любой из нас способен сейчас спать с женщиной только исключительно буквально, едва ли в часы относительного покоя кто-то может не думать о них.
Что до Рубена, он подозревал, что обе дивы суть цифровые манекены, и голоса их спроектированы с учётом рекомендаций психотерапевта и биотоков среднестатистического армейского мозга. В любом случае они вызывали у него желаний не больше, чем дешёвые латексные модели на батарейках из каталога "Всё для холостых". Если… нет, правильно будет сказать, когда он вернётся, у него есть название авиакомпании… имя… и лицо.
- Эстергази! - в раздвижные двери Н-18 всунулась голова Гринлоу. - Ты не в курсе? В умывалке твоего пилота бьют!
Взвились - куда там боевой тревоге! Тринадцатый, оскорблённый в лучших чувствах, ещё висел в воздухе, вздыбившись и растопырив лапы, а Шельмы уже грохотали по кишке коридора в сторону палубного санузла.
Бента Вангелис, оказавшийся шустрее прочих, влетел в умывалку первым, поскользнулся на кафельном полу - ах, эта вода! - и выехал на середину, отчаянно балансируя руками. Следом ввалились и прочие.
Ох, какое плохое дело. Их было трое. Вале хрипел и извивался, а закрученное на шее полотенце не оставляло ему ничего другого. Рубен хорошо знал этакое полотенце. Посредством точно такого же полотенца на первом курсе двое старших предприняли попытку выразить отношение к месту Эстергази возле трона. Если удачно его набросить, отпадает необходимость держать жертву - так судорожно она вцепляется обеими руками в удавку. Важно также как следует прогнуть её назад, удерживая в миллиметре от падения. Человеку, чей мозг стремительно теряет связь с телом, кажется, что, потеряв равновесие, он сломает себе позвонки. Иоханнес был к этому близок: лицо побагровело, глаза закатились до белков. Один держал, запрокидывая Шельму назад, двое других жестоко и унизительно точно избивали его скрученными в жгуты мокрыми полотенцами. Тяжёлыми, как дубинки.
После короткой схватки Шельмы выложили три тела в аккуратный ряд, прямо в лужу на полу. Трине, Йодль и кто-то из Риккенов устроились у них на спинах, придерживая локти в районе лопаток. Тощие мосластые предплечья Содда торчали из засученных рукавов. Улле Ренн выглядел настроенным весьма решительно, хотя угрозу в его случае представляли разве что ботинки на ногах.
Вале, опираясь на локоть, заходился в кашле. Дален неуверенно стоял над ним: то ли поднимать, то ли дать очухаться. Единственный, кто, ступив на порог, не сделал ни единого движения, был Рубен. Старший офицер среди присутствующих, имевший право "поднять и двигать вопрос".
Коридор за спинами рассыпался гулкой дробью многих ног, на пороге вырос Гросс собственной персоной и ещё восемь его пилотов: те, что числились в остатке.
- Что, Эстергази… Что за… дерьмо?
Вале наконец собрал себя в кучку. Дален помог ему подняться, но Иоханнес оттолкнул его руку и, шатаясь, побрёл в ближайшую кабинку. Там его громко вырвало. Ни на кого не глядя, с видимым усилием дотащился до питьевого фонтанчика и, зачерпнув ладонью, сполоснул рот. Все молча смотрели на него.
- Иоханнес, ты хочешь, чтобы я дал делу законный ход? - Голос был совершенно чужим, холодным, сухим и таким презрительно-княжеским, каким и от рождения ни разу не был. - Должен предупредить, если он скажет "да", я покончу с тобой, как с комэском и добьюсь расформирования твоей уличной банды.
Вале покачал головой, хотя и видно было, что через силу. Против самого себя Рубен вздохнул с облегчением. Помимо писаного Устава, в армии, само собой, есть и неписаный. Не выносить на вышестоящее начальство то, что… словом, можно не выносить.
- Трое твоих напали на одного моего. Сам их накажешь. Так, чтобы я… нет, так, чтобы он остался удовлетворён?
- А я тебе должен за этого плюгавого педика?
Наверное, это длилось всего мгновение: кровавой яростью заволокло глаза. Эстергази даже испугался: не оно ли, не та ли самая роковая вспышка давления, о которой его предупреждали упорно и долго и каковым предупреждением он так неосмотрительно пренебрегал? Но и испуг был ненастоящий, того же рода, как в бою, когда весёлое бешенство заставляло забывать обо всём. Там это было противостояние мастерства и техники, и чужой пилот точно так же был осведомлён о ставках в этой игре. Расстреливая чужой истребитель, он никогда не добивал катапультировавшегося пилота, поскольку это противно чести. Сейчас он не просто желал Гроссу скорой и мучительной смерти - он хотел убить его прямо сейчас и своими руками, раздолбать ухмыляющееся рыло прямо о мокрый кафель. И мог - вот что самое неприятное. Эскадрильи стояли кругом. Трое на одного - полное дерьмо, в глубине души это признавал каждый, но комэск против комэска - это шоу, в особенности если - эти два комэска. И лишь во вторую очередь повод к свалке стенка на стенку.
- Гросс, ты, надеюсь, понимаешь, что на этот раз…
Нет, не то. Ехидный прищур Гроссовых глаз, в которых если и есть тревога, то очень уж глубоко запрятана.
- Если ты отказываешься решать вопрос со своими людьми, я буду решать его с тобой.
- Даже так?
- Так. Вплоть до дуэли.
Гросс присвистнул.
- Вылетишь, - констатировал он. - И с комэсков, и со службы вообще. Хотя с твоей кредитной карточкой можно себе позволить.
- А с твоей - нет.
Победителем здесь будет не тот, кто приложит больше силы в нужную точку, а тот, кто удержит нерв.
- Да ладно, - сказал Ланге, которого в числе нападавших не было. - Шельмам гонору давно бы поурезать. На боевые операции ходим поди. И у нас поди-ка перекрестье прицела имеется. Можем ведь и не оказаться рядом… когда очень понадобимся.
Гросс цыкнул и зашипел, но поздно. Есть грань, которую научаешься не переходить, но для этого требуется житейский опыт и хотя бы минимум ума. Как ни странно, глупая ненависть Ланге столкнула камень с души Эстергази.
- Я этих слов не слышал, - сказал он. - Твой пилот их не говорил. Иначе возникнут сложности, которые действительно не нужны ни тебе, ни мне. Само собой, если вас не будет в нужном месте в нужное время… что это такое - ты сам понимаешь. Вопрос уже не дисциплины. - Он обнаружил, что улыбается, стоя так высоко, что Гроссу не допрыгнуть вровень даже на батуте. - Это называется другим словом.
- Хорошо. - Гросс сделал чрезвычайно важный шаг назад, подчеркнув тем самым уступку, но по-прежнему глядя Эстергази в глаза. - Я их накажу, всех… четверых. За идиотизм! Надеюсь, будешь доволен.
- Не буду, - сказал Эстергази.
Ещё секунду они мерились харизмой, потом Шельмы, повинуясь жесту Лидера, слезли со спин поверженных врагов, те поднялись, в комбинезонах, сплошь пропитанных водой, и, ни на кого не глядя, вышли первыми. Ни один из Шельм не тронулся с места, пока все остальные Кинжалы следом за своим комэском не покинули поле боя.
- Свободны, - сказал Рубен уже своим нормальным голосом.
Из всех побед эта была самая тяжёлая.
Не торопясь и проходя в двери по одному, пилоты потянулись обратно.
- Вале!
Иоханнес вздрогнул, обернулся, взглянул - как обжёг. Рубен даже вздрогнул непроизвольно.
- Я говорил по одному не ходить?
- Так точно, командир. Съер.
- Индивидуалист?
- Вроде того.
- Я тоже, - неожиданно признался Рубен. - Как по мне, подходящее качество для аса.
* * *
Если прикрыть глаза, меру наполнения пространства чувствуешь, слыша хождения и стуки, и негромкие голоса, какими приветствуют друг друга давно знакомые люди, кому уже не столь важно соблюдение субординации. Тремонт сел рядом с Крауном, и кадровик не стал поднимать век, потому что и сам знал: лицо старого друга было от усталости серым, а взгляд - беспокойным. И это понятно: из всех, кто тут сегодня собрался, на него пришёлся главный удар. Вот только сейчас ему выпало "накачивать героизмом" сто семьдесят смертельно уставших, плохо побритых парней, тяжко молчащих на грани тихой истерики. Сто семьдесят. А две недели назад было двести сорок. Крауну не было нужды смотреть, чтобы узнать чифа лётной части по… а собственно, по чему? По характерному ощущению тепла, происходящего, должно быть, от трепета его внутреннего огня? Вольно или невольно Краун переносил чувство восприятия этого огня с Винсента, которому искренне симпатизировал, на всех знакомых пилотов, поскольку ему казалось - оно принципиально свойственно им. В той или иной степени, разумеется.
Размеренные тяжёлые шаги Эреншельда. Торопливая трусца сопровождающих его адъютантов. Характерная, обманчиво-ленивая поступь командира десантной эскадры. Главный инженер. Главврач. Лёгкая щегольская ниточка Клайва Эйнара. Звуки. Эхо. Авианосец - не что иное, как огромная пласталевая коробка, в которой резонирует всё на свете. Включая боль, отчаяние и смертный страх.
Это заседание проводилось малым кругом, в персональном кабинете вице-адмирала. Конференц-зал для собиравшейся компании был бы слишком велик. Адъютант включил мониторы на стенах, чтобы командиры приданных "Фреки" крейсеров могли участвовать в совещании виртуально.
- Приветствую вас, господа, - сказал Эреншельд, садясь во главе стола. - Поговорим о сложившейся ситуации. Я располагаю персональными докладами всех начальников служб. Следует, я думаю, провести перекрёстное ознакомление. Капитан Краун, начнём с вас.
Ланселот Краун щёлкнул клавишей считывателя, отправляя на аналогичные устройства присутствующих материал своего отчёта.
- Ещё перед началом боевых действий аналитические расчёты предполагали, что в случае продолжительного массированного наступления нашим узким местом становится ограниченность людских ресурсов. Наши потери на сегодняшний день составляют, - он перевёл взгляд на равномерно струящиеся на мониторе строки, - тридцать процентов личного состава. Его наиболее квалифицированной части. Пилотов, - у него странно онемели губы. Далеко не каждый, с кем сталкивала его служба, способен был спровоцировать его на проявление эмпатии. Краун считал себя уравновешенным человеком. Тем не менее, сейчас он отчётливо ощущал и служебную панику Тремонта, и его вполне человеческую боль.
- Анализ записей с фотопулемётов позволяет утверждать, что противник несёт более тяжёлые потери: как в технике, так и в личном составе. То, что они могут позволить себе интенсивную атаку такой продолжительности, какую мы имели возможность наблюдать, и такой численности, заставляет предполагать, что противоборство на нынешнем этапе сводится к одной схеме. А именно: кто первым ляжет под грузом потерь. Мне кажется… я убеждён, - поправился он, бегло глянув ниже, - капитан Тремонт лучше доложит о состоянии дел во вверенном ему подразделении.
Тремонт дёрнул углом рта. Он готовился, но, тем не менее, как всегда, оказался не готов.
- В целом, несмотря на многочисленные трудности, авиачасть пока справляется со своими задачами. Проблем с материалами, благодаря поддержке базы, нет. Состояние техники хорошее, претензий к инженерным службам нет, боеприпасов достаточно. Состояние личного состава… близко к критическому. Нагрузка на пилотов - предельная.
- Расшифруйте подробнее.
- Тридцать процентов, - повторил он. - Это чертовски много, прошу прощения, вице-адмирал, съер… Пилоты совершают по шесть боевых вылетов в сутки. Парни практически не вылезают из кокпитов. И примите во внимание, по мере того, как их становится меньше, возрастает кубатура патрулирования, а как следствие - нагрузка на пилота. Чтобы ослабить нагрузку на истребителей, патрулирование относительно безопасных секторов ведут штурмовые авиакрылья, пересаженные на истребители. Попытки чередовать очерёдность патрульных вылетов ни к чему не привели. Потому что при каждой атаке приходится вводить в бой все резервы. Только вчера, - он непроизвольно вздохнул, - я опять объединил две эскадрильи.
- Ничуть не сомневаясь ни в героизме наших пилотов, ни в их профессиональной подготовке, замечу всё-таки, что парии выполняют свой долг.
Клок чёрных волос на голове Тремонта встопорщился, Краун потянул было того за рукав, по командир лётной части досадливым движением освободился.
- Я сам пилот, и я представляю, что такое - шесть вылетов в сутки. Два инсульта прямо в кабинах. Обоим - по двадцать пять. Я каждый день принимаю кассеты с самописцев: комэски не могут поставить роспись, у них трясутся руки. Гросс ходит, держась за стенку коридора. Эстергази слепнет, а я не могу отправить его вниз, потому что у меня нет не только лучшего пилота, но даже вообще лишнего.
- Лучший снайпер у вас всё ещё Эстергази? Или ремесленная хватка опрокинула наконец княжеский гонор?
Тремонт сморгнул, сообразив должно быть, что преступил границу допустимого.
- Княжеский гонор пока на высоте. Гросси отстаёт… прилично. Да и в общем зачёте Шельмы против Кинжалов выглядят повеселее. Выглядели, во всяком случае, до вчерашнего дня.
- Я подал Императору представление на рыцарские звания и Серебряных Львов для лучшей эскадрильи, - задумчиво молвил вице-адмирал. - И это оказались, само собой, Шельмы. Нас могут не понять.
Чиф лётной части по-волчьи приподнял верхнюю губу.
- Я немедленно спишу Эстергази, если вы позволите мне боевые вылеты. А лучше присвойте ему внеочередное звание и поменяйте нас местами. У него получится.
- Сам Эстергази согласен?
- Нет. Но он - офицер и подчиняется приказам.
- Бросьте, Винсент. Смешно завидовать двадцатипятилетнему мальчишке. Всё равно вы его счёт не превысите.
Шутка не возымела действия.
- Не ерундите, Тремонт.
- Прошу прощения, вице-адмирал, съер, - Тремонт, как Краун и опасался, пошёл вразнос, и теперь его уже не остановить, не привлекая внимания главкома. - Парни, конечно, выразят надлежащие чувства по поводу званий и наград, но было бы намного полезнее для дела, если бы в ближайшее время что-то кардинально изменилось. Мы не можем более контролировать такой сектор космоса. Мы уже, - он поморщился, - пропустили внутрь системы несколько бомбардировщиков. Это не вина моих пилотов, и это не имеет, осмелюсь заметить, никакого отношения ни к отваге, ни к героизму.
- Ваших пилотов никто не винит, капитан Тремонт. Равно как и лично вас. Для орбитального и планетарного оборонных комплексов Зиглинды два-три звена бомбардировщиков не должны составить серьёзных затруднений. В любом случае, это не то, за что с нас снимут головы.
- Съер, если сегодня-завтра на "Фреки" не возрастёт число боеспособных пилотов, чтобы дать людям хоть малейшую передышку, либо если мы не уменьшим им сектор ответственности, "железный щит" системы просто рухнет.
Вице-адмирал задумчиво глядел на начальника лётной части. Отёчные старческие пальцы барабанили по поверхности стола.
- Новость, которую я сообщу, вероятно, порадует капитана Тремонта. В состав действующего флота спешно готовится вступить новейший авианосец "Валькирия". Он намного мощнее "Фреки" и способен нести в полтора раза больше истребителей. В ближайшее, - он подчеркнул это слово интонацией, - время он вместе с приданными ему крейсерами и эсминцами примет на себя контроль над своим сектором ответственности. Соответственно сузится зона наша и "Гери". Поверьте на слово, "Гери" приходится не слаще нашего.
Тремонт дёрнулся, сглотнул, пробормотал: "Благодарю вас, съер" - и сел, ни на кого не глядя. Он явно казался себе глупцом, не ко времени и не к месту вылезшим с эмоциями. Положив ладонь на стол, Краун просигналил: "Всё в порядке", но друг только отмахнулся.
- Съер вице-адмирал, - спросил Краун, - в связи с полученными ободряющими новостями мы можем планировать расстановку пилотов хотя бы в две смены?
- Как только "Валькирия" доложит, что заняла позицию в своём секторе - немедленно. Кстати, капитан Краун, информация по вашему ведомству. Сегодня во второй половине дня ожидается прибытие резерва второй очереди. Решите этот вопрос с капитаном Тремонтом.
- Слушаюсь, съер.
- Пара слов по политической ситуации, - продолжил Эреншельд, словно инцидент с начальником лётной части не стоил большего внимания. - Ни Новая Надежда, ни Земли по-прежнему не изобличены как виновники происходящего. Это ставит нас в невыгодное положение: каждый из них настолько боится вхождения Зиглинды в состав потенциального противника, что готов вмешаться в конфликт на уровне открытых военных действий. Мы не раз этим пользовались, сохраняя суверенитет. В данном случае этот рычаг не сработает. И коммандер Лаки сейчас расскажет нам - почему.
Поименованный представитель аналитической службы кивнул коротко остриженной головой.