Но Сашу уже никто не слушал. Дружинники схватили его за руки, повели к темнице. Швырнули в маленькую комнату в подвале без окон. Свет пробивался только через зарешечённое оконце в деревянной двери, окованной железными полосами. В дальнем углу полугнилая солома, заменяющая постель, слева от двери – ведро с водой и кружка, справа – параша. Хорошо хоть – один. Когда Сашу завели в подвал, он видел с десяток дверей, слышал разговоры за ними. В подвале душно, стоит запах и чад горевших факелов. Пол земляной, пищат крысы. Мрачно, обстановка угнетающая, а хуже всего моральное настроение. Думал укрыться в Пскове, Руси послужить, а попал под подозрение и в узилище. Как говорится – из огня да в полымя. Прямо невезуха! Понятно, на Руси не самое лучшее время. То Дюденева рать на центральные княжества напала, то шведы подсуетились, попытавшись землицы себе прибрать. Нет мира и спокойствия ни в одном княжестве. И он, как неприкаянный, почти по всем княжествам и республикам прошёл, как странствующий рыцарь из Ламанчи, именем Дон Кихот, только без верного Росинанта и Санчо Пансы.
Не успел он в себя прийти, загремел замок, на пороге дружинник возник.
– Выходи!
Однако повели не к выходу, где виднелись ступеньки лестницы, а в другой конец, в тупик. Завели в комнату, от одной обстановки которой мурашки по телу побежали. Да это же камера для пыток. Дыба стоит, деревянное кресло с жаровней под ним, в углу камин, больше похожий на кузнечный горн, огонь в нём пылает, и железяки устрашающего вида лежат. За небольшим столом мужчина невзрачного вида, даже плюгавенький какой-то. Взялся он за перо, в чернильницу обмакнул.
– Назовись.
– Александр Ворон.
Мужчина пером по бумаге заскрипел.
– Расскажи подробней, где жил, где служил, кто видак?
Саша про Фотия и Фадея во Владимире рассказал, о поединке под Суздалем, потом о Новгороде, о тысяцком и ополчении, штурме Кексгольма.
– Не так быстро, записывать не успеваю.
Э, похоже, всю его жизнь проверить князь хочет. На самом деле тот, за кого себя выдаёт, или лазутчик немецкий? Долго допрос длился. Потом писарь сказал:
– Если соврал, я тебе не завидую.
Сашу в камеру отвели. Как он понял, узилище не городское было. Оно и размером поболее быть должно, и надсмотрщиками городские стражники, а его конвоировал дружинник. Стало быть – для княжеских нужд поруб. И потянулись дни. Впрочем, как узнать – день снаружи или ночь, если окна нет? Приловчился определять время суток по еде. На завтрак давали кусок хлеба, запивал водой из ведра. В обед каша, без мяса, но иногда сдобренная маслом, на ужин хлеб. Не потолстеешь, но и с голода не умрёшь. Пуще всего угнетала неизвестность. Если кого-то и пошлют проверить, так не дальше Великого Новгорода. Тысяцкий и кончанский голова подтвердят, что был такой и за спинами не отсиживался. Но не всплывёт ли убийство Егора? Оба пропали в один день, следом обнаружили убитого Егора. О! У него же изъяли меч этого предателя! Саша едва не застонал от досады. Как он мог так опростоволоситься? Сдался ему этот меч! Улику притащил с собой, а это как подпись собственноручная под доказательством вины. Убийство княжьего дружинника – вина тяжкая, карается жестоко, смертью через повешение, считавшуюся позорной. Но теперь не изменить ничего. Для того чтобы время шло быстрее, да и мышцы сохранить, после завтрака устраивал физические упражнения – приседания, бег на месте, имитацию боя. Однажды увлёкся, не заметил, как через оконце за ним с интересом дружинник наблюдает. Когда вспотел и устал, присел на солому в углу. А дружинник и спроси:
– Ты для чего кулаками-то машешь?
– Мышцы разминаю для будущих боёв.
Дружинник хмыкнул, посмотрел на Сашу как на больного. Видимо, это было выше его понимания. Сколько дней прошло в узилище, он не представлял. Посожалел однажды, что на постоялом дворе деньги в мошне оставил и саблю. Деньги – дело наживное, а саблю сильно жалко. Сколько боёв он с ней провёл, привык. Здесь такую не купишь ни за какие деньги. О дамасской стали и не слышали. Только через пять веков в Златоусте начнут изготавливать нечто подобное.
Коли постоялец исчез, хозяин добро Сашино прибрал. Потом усмехнулся – ещё неизвестно, как князь с ним поступит, может, казнит, а он о сабле кручинится. Тьфу! А вот меч Егора можно продать. И не потому, что плох, а в русском стиле, с тупым концом. Уж лучше купить шведский или немецкий, коли нужда возникнет.
Однажды вечером, когда затихли узники в соседних камерах, ко сну отошли, раздались шаги. Два дружинника с факелами вывели его из камеры, проводили по ступенькам наверх. У темницы Лукьян стоит в полном боевом одеянии.
– Хочешь ли Пскову послужить?
– Сидя в темнице?
– Ёрничаешь?
На улице темно, ночь и тепло. А сажали его в поруб, так снег лежал и морозно было. Сейчас снега не видно, стаял. И по ощущениям немного выше ноля. Март? Или апрель?
– Готов, если нужда есть.
– В отъезде князь, в Новгороде, у меня воинов мало, а ливонцы поганые Тямшу разоряют.
– Дай оружие и коня.
– Не сомневался я, что согласишься.
К Саше подвели уже осёдланного коня, его коня, не чужого. На задней луке седла пояс с мечом, щит, кольчуга, шлем, всё его, что отобрали. Саша оделся быстро, в пять минут.
– Едем. Но смотри, если к ливонцам переметнёшься, я тебя из-под земли достану.
– Руки не дотянутся, из-под земли-то.
– Поскаль ещё зубы! Кабы не нужда, сидел бы ещё в порубе. Али понравилось?
– Попробуй, узнаешь!
У ворот к Лукьяну присоединился ещё с десяток конных дружинников. Выехали из города. Саша оглянулся пару раз. И это всё? Двенадцать человек, если с Лукьяном считать. Дюжина, хорошо, хоть не чёртова. Сколько же рыцарей? А впрочем, плевать. Лучше умереть в бою, чем на дыбе в подвале, воином, а не узником.
Погнали рысью, впереди Лукьян, видимо, дорогу хорошо знает. В Тямшу подоспели на рассвете. Четверо кнехтов, пехотинцев ливонского ордена, выводили из деревни связанных пленников. Лукьян на ходу приказал.
– Иван, Тимофей – кнехтов бить!
Двое всадников отделились, остальные в деревню ворвались. Деревня большая, десятка три-четыре изб, была бы церковь, называлась бы селом. Из подворий рыцари добычу тащат в узлах. Повезло, что не в конном строю рыцари, излюбленной "свиньёй".
– Бей проклятых! – закричал Лукьян. Конный над пешим всегда преимущество имеет. В мобильности, в силе удара – сверху, с высоты коня. Бой сразу разбился на отдельные схватки. Первого ливонца Саша сразил быстро. Рыцарь вышел из ворот с узлом, к коню. Саша налетел, ливонец узел в него швырнул, выхватил меч. Александр обрушил на рыцаря град ударов. Щит рыцарский к седлу коня приторочен, ливонец под удары едва меч свой успевает подставлять. Трудно без щита всаднику противостоять. Рыцарь пропустил два рубящих удара от Саши. Броня выдержала, но смялась сильно. Рыцарь отступать к воротам начал, медленно, по шажку. Саша сильный удар краем щита нанёс, следом с размаху удар мечом по шлему. Бам-м-м! Рыцарь упал. Саша с коня спрыгнул, рубанул мечом по шее, кровь брызнула. Этот готов! Саша свой меч в ножны определил, схватил рыцарский. Он такой же почти, как у тамплиеров, с заострённым концом клинка. Рядом бьётся с рыцарем Лукьян. Саша на коня, подскочил и с ходу остриё под шлем рыцарю, над нагрудником. И этот готов. Но рыцари, кто уже увидел псковских дружинников, на коней уселись. Но вразнобой, в разных концах деревни. Строя сомкнутого нет, чем ливонские рыцари сильны. И никто из ливонцев о бегстве не мыслит, к дружинникам торопятся. Ещё повезло, что псковские воины успели в такой момент застать, сразить их пешими, с конными справиться сложнее. Битва пошла ярая, звон мечей, удары железа о железо – кольчуги, латы, о дерево щитов. Саше попался ливонец опытный, все удары на щит принимал, да сам пытался из-за щита уколоть. Саша осторожничал. У рыцарей открытых участков тела нет, наручи, поножи, а у него ниже кольчуги всё открыто. Одним из ударов зацепил его рыцарь, по бедру порты рассечены, кровь идёт, но не сильно. Рыцарь обрадовался, активнее атаковать стал. Саша исхитрился концом меча в узкую прорезь шлема попасть. Вскричал рыцарь, из-под шлема на нагрудник лат кровь закапала. А Саша удар за ударом по шлему сверху молотит, железо вмял, уже войлочный подшлемник не помогает, не пружинит. Свалился рыцарь с лошади. Саша спрыгнул с седла да обеими ногами, всем весом на стальной нагрудник. Заскрипело-затрещало сминаемое железо. В броне и одежде Саша килограммов сто весит, да с высоты коня спрыгнул, какая защита выдержит? Рёбра хрустнули у ливонца, хекнул он напоследок и дух испустил. Саша осмотрелся. В двух местах ещё бой идёт, но помощь не требуется. Два дружинника на ливонца нападают, и держится рыцарь из последних сил. В другом месте дружинник топором-клевцом своего противника добивает. Удар за ударом наносит, и после каждого в броне рыцаря дыры рваные. Несколько минут – и бой стих. Два дружинника кнехтов побили, пленных освободили. Деревенские к своим избам бегут, не веря счастью. Дружинники трофеи стали собирать. Кто кого из рыцарей одолел, забирает оружие, броню, коня. На телах рыцарей разрезают кожаные ремни, броню стаскивают. Хоть никому не нужны, их индивидуально по размерам делают. Но сталь хорошая, кузнецам в Пскове продать можно, всё приварок к жалованью. Лукьян задумался. Можно и тела рыцарей на подводы погрузить, в Псков отвезти. За убитых рыцарей орден деньги платил и выкупал, увозил в Ливонию, хоронил по католическому обряду. Не стал, пусть деревенские в овраг или болото сбросят либо сами продадут. Надо в Псков возвращаться, там только караулы остались и городская стража. Лукьян скомандовал.
– По коням!
У каждого дружинника трофеи – полны чрезседельные сумки, железом гремят. Назад в Псков уже не гнали, жалели лошадей. Лукьян обернулся, Саше рукой призывно махнул. Подъехал Александр.
– Бился ты хорошо, поглядывал я за тобой. Князю, как приедет, обязательно обскажу. А бьёшься ты всё-таки как рыцарь!
– Как научили, – развёл руками Саша.
Ливонский орден был отделением Тевтонского ордена в Ливонии, на землях современных Латвии и Эстонии. Образовался в 1237 году и просуществовал до 1561 года, когда в ходе Ливонской войны с Иваном Грозным был фактически уничтожен. Резиденцией магистра служил Венденский замок. В 1283 году ландмейстер ордена Виллентин фон Ниндорф обосновал город Феллин (ныне Вильянди), который быстро стал главным городом ордена. Своеобразной униформой ливонских рыцарей стала белая накидка с красным крестом по щиту вверху и ниже его красный меч. Во время пребывания Александра в Пскове ландмейстером был Генрих фон Динклаге. Орден то воевал с жемайтами на литовских землях, то с Великим Новгородом. В союзе с тевтонцами в 1242 году произошла известная битва при Чудском озере с войском Александра Невского, где орден потерпел сокрушительное поражение. Ливонцы воевали со всеми соседями – с Псковом, с Литвой. Литва отделяла земли Ливонии от Пруссии, и ордену бы очень хотелось объединиться с пруссами.
Въехали в Псков, сразу к хоромам князя, к воинской избе. Дружинники потерь не понесли, но ранены были, им требовалась помощь.
Саша спрыгнул с лошади, подошёл к Лукьяну.
– Мне снова в поруб?
– Слово дай, что не сбежишь, и можешь занимать свободное место в воинской избе. Пётр, покажи денник в конюшне и свободный топчан в воинской избе.
Саша снял в конюшне седло и упряжь, задал корм коню. В воинской избе на него дружинники косились, но никто дурного слова не сказал. Саша почистил мечи – Егора и ливонский – и спать улёгся. Сказывалось утомление после бессонной ночи и боя. А ещё нервное напряжение. И Лукьян не обидел, не в поруб вернул, а в воинскую избу. Но не он здесь главный, а князь. Вернётся, и ещё неизвестно, как воспримет освобождение Александра из поруба. Впрочем, Саша и в воинской избе всё время под приглядом дружинников, а у ворот караул стоит круглосуточно. Караул несли все поочерёдно, кроме Саши, остерегался сотник всё-таки. Как говорится – бережёного Бог бережёт. Князь приехал со свитой и частью дружины через седмицу. Во дворе и в воинской избе моментально многолюдно стало. Князь сразу увидел Сашу во дворе, да в полной амуниции. Удивился, Лукьяна подозвал. Александр далеко стоял, не слышал, о чём разговор шёл. Но в конце князь кивнул удовлетворённо. Саша дух перевёл, князь не огневался, в поруб его не вернул, уже обнадёживает. Видимо, дел у князя за период отсутствия накопилось много, потому что сотник вызвал Сашу к исходу второго дня после возвращения Довмонта.
– Князь к себе призывает.
Шли вместе. В хоромах княжеских Саша впервые оказался. Обстановка добротная, но скромная. Он полагал – позолоту увидит, мебель изысканную, всё же Европа рядом, выписать можно. Князь сидел в большой комнате за столом, читал свиток пергамента. Саша и Лукьян зашли, замерли на месте. Князь предложил сесть. Оба на лавку у стены уселись.
– Ох, не прост ты, ратник! В ополчении в самом деле был. Тысяцкий Андреян Олферьевич подтвердил, что был ты в походе и сражался отважно, не прятался за чужими спинами. А только появился ты в Господине Великом Новгороде недавно, с полгода как.
– Я же сказывал, княже, во Владимире проживал.
– Помню я. Объясни теперь, почему из Новгорода бежал? Не уехал, как обычно люди уезжают, а бежал.
– Враг мой там появился.
– Не Егор ли сотник? Его убитым на дороге во Псков нашли. Твоих рук дело?
– Моих, княже, – повинился Александр.
Князь нахмурился, и Саша подумал – всё! Сейчас или в поруб вернёт, или хуже того, прикажет заковать в железа и отправить в Новгород.
– Повинную голову меч не сечёт, – молвил князь. – Мне уже и меч Егора-сотника описали, подозрительно на тот похож, с каким ты явился.
– Он самый и есть, трофей. В честном бою я его сразил.
– Изволь объяснить, за что?
– Верный пёс он Андрея Александровича. Я его ещё в Муроме встречал прошлой зимой, когда он охочих людей набирал против законного князя Дмитрия Александровича воевать.
Знал Саша, что Довмонт зять князя Дмитрия и обидчика его, князя Андрея Городецкого, не любит.
– Он исполнял волю князя.
– Брат на брата единоутробного войной пошёл. Беда не велика, кабы он не привёл на Русь Дюденеву рать. Людишек множество в полон басурманский попало к нехристям, города и веси разорены. Разве так братья поступают?
– Не твоего ума дело князей обсуждать, был бы хотя бы боярином столбовым или путным.
Князь помолчал, размышляя.
Саша замер, боясь шелохнуться. Что удумает князь? Саша сейчас всецело в его власти.
– Лукьян сказал, с ливонцами ты воевал храбро, не трусил и не убёг, хотя возможность имел. Подозрения в отношении тебя, что лазутчик ливонский, снимаю, а больше тебя судить не за что. В княжестве Псковском ты ничего предосудительного не совершил, а что касаемо других земель, так пусть их князья тебя судят. Ступай и служи в дружине честно. Вот и Лукьян за тебя вступился, а я ему верю.
Саша встал, приложил руку к сердцу, голову склонил, вышел из комнаты. Уже в коридоре пот со лба отёр, выдохнул. Вернувшись в воинскую избу, положил на топчан оба меча. Двух клинков для одного много. Был бы он обеерукий, есть такие ратники, он слышал, хоть и не встречал. Вместо щита у них второй меч. И удары на себя им принимает, и рубить можно. Однако обеерукие – вершина воинского мастерства, которого Саша не достиг. Свой уровень он оценивал реально, завышенная самооценка в реальном деле плохо кончается, гибелью. После размышлений решил меч Егора продать. Это его трофей, и он сам вправе им распоряжаться. В город на торг идти к оружейникам? Задумавшись, не заметил, как Лукьян подошёл.
– Этот меч Егора?
Лукьян меч в руки взял, сделал несколько взмахов, потом клинок рассматривать стал.
– Хорош меч-то! Продавать будешь?
– А зачем мне два? Ливонский оставлю.
– Дело твоё.
Сотник неожиданно крикнул.
– Меч продаётся славный. Кто купить желает?
Сразу нашлись любопытные. Кто просто посмотреть подошёл, а кто и купить. Один дружинник после осмотра спросил.
– Сколько хочешь?
Вопрос Сашу в тупик поставил, цены он не знал.
– А сколь предложишь?
– Монету серебром.
Лукьян едва заметно кивнул. Саша сказал:
– Давай денгу и владей.
Уж коли князь взял его в дружину, поруб отменяется. Саша – к Лукьяну, поблагодарил за помощь в продаже меча.
– Пустое, не благодари.
– В город бы мне, на постоялом дворе кое-какие вещи остались. Уж не знаю, сохранил ли хозяин?
Лукьян себя ладонью по лбу хлопнул.
– Хорошо, что напомнил. Пойдём со мной.
У сотника в воинской избе свой закуток, всё же не рядовой дружинник он. Из-под топчана Лукьян саблю достал и мошны, аж две. Одна Егора, вторая Сашина.
– Твоё?
– Моё.
– Сабля хороша, продай.
– Не могу, память.
Саша свою мошну открыл, хотел туда монету определить, вырученную за продажу меча. Лукьян понял по-своему:
– Обижаешь! Ни одного медяка не пропало, даже не открывал.
– Я серебро определить. Думал – ни денег, ни сабли не увижу. Так ты, выходит, комнату на постоялом дворе обыскал?
– А если бы лазутчиком оказался?
Саше крыть нечем. А может, оно и к лучшему? По крайней мере, сохранилось всё в целости.
И стал Саша службу дружинника нести наравне со всеми – в караул ходить на стены городские, у ворот княжеского детинца стоять. Служба мёдом не показалась, потому как то ливонцы нападут, то новгородцы шалят. Время такое, каждое княжество чужой землицы прибрать себе хочет. Швеция – новгородских, ливонцы – и литовской, и псковской, Москва – Коломну рязанскую. Главное богатство любого правителя – земля. Она и хлеб даёт, и овощи, и рыбу, а леса – строительный материал и дичь. Почти все города и сёла деревянные, каменные строения редки. Лес – рядом, дёшев, изба возводится в несколько дней.
С Новгородом у Пскова отношения натянутые. Новгородцы простить не могут, что псковичи в 1242 году выступили союзниками ливонцев в походе на Новгород. А псковичи недовольны новгородцами из-за притязаний на главенство, из-за разбоев ушкуйников новгородских.
Уже по поздней весне, когда деревья зацвели, примчался верхом на тягловой лошади селянин с сообщением, что ливонцы снова напали у Изборска. В Изборске крепость деревянная, хорошо укреплена, но гарнизон в ней невелик. Саму крепость оборонит, но в открытый бой вступить – сил мало, тем более почти все пешцы.
Собрали по тревоге сотню Лукьяна, пустились вскачь, Довмонт в Пскове остался, поскольку из Литвы тревожные вести приходят. От Пскова до Изборска по нынешним меркам тридцать километров. Это сейчас Изборск – деревня, а тогда городом был, и крепость стояла на Рижской дороге, прикрывая псковские земли с запада.
Три часа бешеной скачки, и крепость на горе показалась. Остановились, дав коням отдышаться. Со стороны Изборска слышен набат. Такой сигнал подают для жителей близлежащих сёл и деревень, чтобы в Изборск шли или прятались в лесах. Издревле это земли кривичей, людей лесных. Такие лес хорошо знают, не пропадут, ягоды есть будут, съедобные коренья. А только по весне в лесу съедобного нет ничего. Лукьян распорядился две пары дружинников для разведки выслать. Нельзя дуром переть, сначала выведать надо – где ливонцы, сколько их?