Горбун приносит сосуд с притертой пробкой - настойка листьев местного "подорожника" на спирту, примитивное и повсеместное дезинфицирующее и ранозаживляющее средство. Я лью воду, а Н-До отмывает Лью от крови, и мне всё время кажется, что вода, всё-таки, холодновата. Наверное, я прав: у Лью начались боли в пояснице и животе. Подозреваю, пока не самые сильные, но уже вполне достаточные, чтобы совсем её измучить. Н-До помогает ей надеть чистую рубашку, я меняю покрывало и простыни и мы снова укладываем Лью в постель - постель представляет собой широкий волосяной тюфяк на низенькой тахте, она достаточно удобна, но Лью никак не устроиться. Её знобит. Я помогаю Н-До наскоро отмыться, потом он укутывает Лью пледом, прижимает к себе - и у неё начинается жар. Лью не может спать. Ей всё время хочется пить, но пить надо как можно меньше; есть тоже лучше как можно меньше, но бедняжку тошнит, так что еда - не проблема. Н-До держит чашку, Лью смачивает губы, облизывает влагу… Честно говоря, я вообще не понимаю, как они переживают эту метаморфозу - с чисто физиологической точки зрения, об этом даже думать жутковато. Это, значит, сперва - травматическая ампутация половины наружных половых органов, потом - взлом внутренних, потом раскрывается матка и раздвигаются тазовые кости, набухают молочные железы… И всё это - без наркоза, в течение уймы времени, от двух недель до месяца.
Никакие млекопитающие этого мира так не выламываются: дикая боль - обычная плата гуманоидов за прямохождение. Лошади, несколько напоминающие земных с поправкой на местный колорит, лихо бегают уже на второй день после спариванья. У коров, коз и оленей всё ещё проще - их скелет почти не изменяется. К тому же копытные-травоядные друг у друга ничего не откусывают: лишняя деталь проигравшего просто атрофируется и отваливается перед родами без особых проблем. Драматичные хищники переживают тяжелее, но и они страдают меньше и короче. Люди, как и на Земле, выглядят отщепенцами, пасынками природы - хоть и разумными пасынками. Большой мозг младенца требует широких родовых путей - и будущая мать платит за разум собственного ребенка такими муками, что хочется заплакать от жалости.
Несколько облегчает положение выброс гормонов от близости и запаха партнёра. Когда Н-До сидит рядом, Лью держит его за руки, уткнувшись лицом в его ладони - и её, кажется, чуть-чуть отпускает. Кодекс чести велит молчать, принимать страдания, как испытание на прочность - и Лью молчит, когда ей совершенно нестерпимо, и пытается болтать, когда может разжать зубы. Н-До проводит с ней столько времени, сколько может. Я тоже; я сижу с ней, когда Н-До засыпает - её лицо в полудрёме-полубреду приобретает болезненное очарование усталого ангела.
Я ожидаю, что чета Л-Та попортит моей дурёшке крови, сколько сможет - слишком уж они агрессивно приняли само известие о поединке Н-До - но они обманывают мои ожидания. В первую ночь нашего с Лью пребывания в их замке они, похоже, тоже не спят. Утром в комнате, где Лью и Н-До ночевали, появляется ледяная Госпожа Л-Та, вылитая Снежная Королева в бледно-голубом шёлке - и я поражённо отмечаю, что она оттаяла. Она подходит к постели Лью с некоторой даже улыбкой. Н-До следит за ней настороженно.
- Ты вела себя тихо, - говорит Госпожа Л-Та. - Ты чувствуешь себя хорошо?
Лью пытается улыбнуться.
- Конечно, Уважаемая Госпожа, - говорит она. - Я вчера была недостаточно учтива… так вышло… Простите меня. Честное слово, я не из тех, кто льёт слёзы дни напролёт.
- Ну, - Госпожа Л-Та в ответ улыбается заметнее, - тот небывалый человек, кто не оплакивал поражения в поединке.
- Мне надо радоваться, - говорит Лью. - Мне нечего оплакивать. Н-До… добр ко мне.
- Любит тебя, - говорит Н-До и смотрит на мать.
Госпожа Л-Та кивает.
- Да, ты аристократка… Вот что, осенняя звезда, не смей называть меня Госпожой. Это дурное обращение к Матери. Возможно, я была дурной Матерью, когда вчера пожалела о твоей метаморфозе… Так вышло, - передразнивает она Лью и смеётся. - Этого больше не будет. Ты голодна?
- Нет, - отвечает Лью, опуская ресницы. - Меня…
Госпожа Л-Та бросает на неё быстрый цепкий взгляд.
- Мутит? Интересно. Я послала за твоей матерью, сентябрьская радуга. Она прибудет к обеду, мы побеседуем.
Она выходит из комнаты, высоко неся голову.
- Меня больше не зовут Сходу-Подружкой, - говорит Лью. В её улыбке и тоне появляется тень иронии.
- Мать уважает мужество, - отвечает Н-До, облегченно вздыхая.
Мне кажется, дело не только в этом. Госпоже Л-Та хочется, чтобы всё выглядело пристойно. Мне с первого взгляда стало ясно, что Госпожа Л-Та главнее Господина на порядок - именно она принимает основные решения, будто кровь Л-Та, авантюристов, гордецов и смутьянов течет именно в ней. Она всегда думает о том, как любое событие и поступок будут выглядеть со стороны. Очевидно, всю ночь просчитывала варианты и решила, что для доброго имени Семьи будет гораздо полезнее болтовня о внезапной роковой влюблённости двух юных аристократов, а не сплетни о ком-то, подлым образом лишённом добродетели. Конечно, степень влиятельности и богатства Семей А-Нор и Эу-Рэ не сравнить - но, похоже, для Снежной Королевы это и не главное.
Там, в поместье Эу-Рэ, она побрезговала и Лью - бедолажкой с обтрепанным подолом, и самими Эу-Рэ, у которых не хватило похвальной выдержки и которые вели себя отнюдь не подобающим образом. А здесь, у себя дома, она поговорила с чистой, выдержанной и аристократичной Юной Госпожой А-Нор, проявляющей похвальную гордость - и Эу-Рэ на контрасте стали куда гаже, чем раньше.
Госпожа А-Нор прибывает к обеду. Она очень тщательно одета, церемониально причёсана и бледна, как полотно. Ей очевидно, что возможный союз Лью и парня из Семьи Л-Та - просто неописуемый мезальянс - и она очень логично решает, что недобор средств и влияния надо компенсировать избытком аристократизма.
Я успеваю сказать ей несколько слов.
- С девочкой всё хорошо, - говорю как можно убедительнее, пока устраиваю её лошадь. - Их старший сын с ней всю ночь просидел, а хозяйка утром мило побеседовала. Лью - чудесная, они её полюбят. Не терзайте себя, Госпожа.
- Ты ведь останешься с ней? - говорит Госпожа А-Нор, сплетя руки, чтобы избежать искушения нервно и неаристократично теребить бахрому накидки. - Надо, чтобы рядом с ней была хоть одна верная душа.
В ответ я отвешиваю глубокий поклон. Госпожа А-Нор касается моего плеча кончиками пальцев - немыслимо нежная ласка и сверхъестественная барская милость.
Я её слегка утешил.
Провожаю Госпожу А-Нор в гостиную. Там происходит длинный и тяжёлый разговор. Господин Л-Та изображает ледяную статую, Госпожа Л-Та говорит, рассматривая Госпожу А-Нор с видом ювелира, выискивающего изъяны в алмазе.
Очень непростая ситуация: А-Нор - чужие подданные, отношения с Эу-Рэ у их Семьи рушатся, защиты, похоже, больше нет. Нищая аристократка, вдова, вот-вот по миру пойдет, двое детишек непризывного возраста, в послужном списке если не скандал, то авантюра сумасшедшего старшего сына - ныне дочери…
Госпожа А-Нор держится изо всех сил. Её лицо - такая же светская маска, как у Госпожи Л-Та, она почти так же искусно делает вид, что её занимает только доброе имя своей и княжеской Семьи. Демонстративно ничего не требует и не просит, говорит только о том, что Старший Сын Л-Та, по-видимому, достойный человек, если её дочь доверилась ему сразу и настолько. Что Госпоже А-Нор хотелось бы убедиться в этом, чтобы в разговорах с другими людьми иметь возможность нелицемерно проявлять уважение к княжескому дому.
Идеальная линия защиты. Даже Господина Л-Та пробивает.
Лёд ломается. Господа Л-Та решают считать Госпожу А-Нор своей родственницей со всеми вытекающими из этого последствиями. У неё принимают присягу. Малышей Госпожа Л-Та милостиво соглашается учить при своем дворе. С Госпожой А-Нор обмениваются ритуальными подарками.
Госпожа А-Нор сделала всё возможное, чтобы сохранить лицо и тут. Она привезла не бочонок ягодного вина или ещё что-нибудь такое же из области натурального хозяйства, то есть, махрового мещанства, чего, разумеется, подсознательно ждали, а настоящее сокровище - старинную картину на шёлке, изображающую хищную птицу, парящую над горами. Картине лет двести, она помнит расцвет Семьи А-Нор и принадлежит кисти Господина Э-Кн из Семьи Хе-Я, знаменитого художника. Жест оценивают по достоинству.
Господин Л-Та восхищается, и разговор переходит на искусство и древние традиции. Госпоже А-Нор торжественно преподносят не менее древнюю книгу сказаний, в бронзовом переплете с аметистами. Я оставляю их на обсуждении тонких оттенков смысла в изображении Господином Э-Кн гор в тумане, как символа Вершины. Иду присмотреть, как во дворе слуги Семьи Л-Та снаряжают повозку, которую грузят всякой всячиной - копчёной свининой, свернутым шёлком, вином и "кукурузной" мукой. Это уже не следование ритуалу, а вполне бескорыстная помощь. Здешние хозяева так ценят аристократизм духа и выдержку, что готовы ради них плюнуть на деньги. Редкие дела.
Госпожа А-Нор навещает Лью, и Лью прилагает страшно много сил, чтобы не расплакаться при матери. Ей нельзя - на неё смотрят Господа Л-Та, она должна быть идеально аристократична, это залог будущего семейного счастья. Даже Н-До не поможет, хотя он болеет душой за Лью и её репутацию.
И Лью оправдывает ожидания. Она заставляет себя говорить, хотя ей, по-моему, хочется стиснуть зубы и молчать - и просит мать забрать у Н-До её меч. Просит прощения у Семьи Л-Та, выражает надежду на то, что почтенная Госпожа Л-Та одарит оружием её первенца, надеется, что меч Госпожи А-Нор передадут второму брату и он останется в Семье А-Нор. Улыбается, говорит, что любовь Н-До делает её счастливой, что Семья Л-Та известна, как пример всяческих добродетелей, что стать матерью детей из Семьи Л-Та - честь для неё. Отдает матери вместе с мечом откромсанный кусок себя, завернутый в отодранный от кафтана окровавленный рукав - чтобы его закопали в саду родного дома, на удачу потомков в бою и любви… Её выдержка вознаграждается - старшие благословляют её и уходят из комнаты раньше, чем Лью теряет сознание от дикой боли и усталости.
Я даю ей подышать ещё одним "семечком живи-травы", массирую её стопы, а Н-До - виски.
- Ник, скажи, это закончится скоро? - спрашивает Н-До, сам чуть не плача. - Я хочу сказать, эта её… пытка?
- Не очень, - сознаюсь я. - Но ей немного легче от твоих прикосновений. Чем больше будешь рядом, тем легче ей будет.
Н-До кивает, гладит её руки. На его лице - выстраданное понимание. Земляне чувствуют нечто подобное, поприсутствовав при родах.
Как бы там ни было, на сопереживание аборигены вполне способны.
* * *
Из всей свиты Ра лучше всего раздобывал интересные новости Крошка Ие.
Он умел сидеть или подойти так тихо, что взрослые его попросту не замечали, а поэтому ухитрялся весьма редко слышать обращённые к нему слова, вроде: "Этот разговор - не для твоих ушей, Дитя". За это ценное качество Ра не удалял Крошку Ие от себя, хотя сейчас ощущал его совсем малышом.
Время Любви разверзает пропасть между Мальчиком и Юношей, а Крошка Ие казался совсем маленьким Мальчиком. Тем удивительнее выглядела его способность открыто говорить о совершенно непроизносимых вещах.
В день Праздника Листопада, когда Ра проводил старших родственников и играл в саду с собачонкой, Крошка Ие его окликнул:
- Хорошо, что ты не поехал, Младший Господин.
- Хок! - отозвался Ра. - Ты хочешь покататься на моей лошади? Я скажу конюху…
Крошка Ие подошёл ближе.
- Знаешь, о чем Господин К-Тар беседовал со Старшими Господами?
- Отец думает, продавать ли зерно сейчас или подождать холодов, - сказал Ра безмятежно. - Позвал гадальщика спросить, что силы Земли и Неба говорят о ценах на урожай ближе к зиме.
Крошка Ие мотнул головой и, округлив глаза, прижал к щеке указательный палец - "ужас":
- Нет, благорожденный, они договаривались о помолвке твоего Старшего Брата. Знаешь, с кем? С сыном Всегда-Господина!
Ра отшвырнул щепку - пестрая деревенская шавка радостно полетела за ней.
- Врёшь!
Крошка Ие поцеловал рукоять своего меча для тренировок.
- Клянусь честной сталью.
Собачонка юлила у ног и тыкала щепкой в руку. Ра с досадой отпихнул её коленом.
- Мне не сказали… это никуда не годится!
- Старшему тоже не сказали, - Крошка Ие взял щепку и снова её бросил. - Старшие Господа решили, что, возможно, они сумеют подружиться, если увидятся.
- Ты веришь в справедливость Небес? - спросил Ра. - Скажи, может ли быть, чтобы Старший убил Ди, а сына этого… у которого клинок к ножнам приржавел - признает Официальным Партнёром?
Крошка Ие пожал плечами.
- Говорят, он красивый и отлично фехтует. И подходит твоему Старшему Брату по пяти знакам, говорят.
Ра щелкнул его по носу:
- По четырем. Не сравнивай моего Отца и Всегда-Господина, гнусно!
Крошка Ие покладисто улыбнулся.
- Я этого не говорил, а ты не слышал. Пойдем в конюшню?
- Мне не хочется, - буркнул Ра, чей день был отравлен смертельным ядом. - Развлекайся со свитой, я не в настроении. Я отправляюсь читать Наставления Чистосердечным.
- Сегодня же праздник! - начал Крошка Ие, но Ра, не дослушав, ушёл из сада в свои покои.
Он взял книгу, накинул на плечи широкий шерстяной шарф и поднялся на башню. Бесконечная винтовая лестница вела на круглую площадку, с которой открывался потрясающий вид на сжатые поля, деревню, далекий золотой и лиловый лес в солнечной дымке и ленточку дороги, ведущую к ещё более далекому городу. Ра уселся между балками, поддерживающими шпиль, положил толстый, переплетённый в кожу том на колени и стал смотреть вдаль.
Но на этот раз долгое созерцание горизонта Ра не успокоило, хоть он и сидел, пока не продрог. Потом весь день всё валилось из рук: Ра не пошёл обедать, читать не получалось - глаза бездумно скользили по строчкам, развлекаться не хотелось… Тянуло вытряхнуть мешок с новостями к ногам Третьего и послушать, что он скажет, но жаль было огорчать и расстраивать того, кого мучает озноб и болит грудь. Хотелось поговорить со Старшим, хотя в последнее время он вел себя до обидного снисходительно.
Дико было думать, что Отец и Мать могли согласиться с гадальщиком, поехать праздновать в богатое и ничтожное семейство, позвать Старшего - и не сказать ему о своих планах… Ра снова злился на подлый взрослый мир, смутно осознавая, что окончательно теряет ускользающую детскую веру в справедливость, всеблагость и всемогущество родителей.
Ра расправлял ладонью потертые страницы Наставлений. На фоне душевной смуты и тяжёлых мыслей их строки, знакомые с детства, звучали необычно весомо: "Честь дороже жизни". "Семейная честь дороже личной". "Чистосердечный верит в справедливость Небес, поддерживая её на земле словом и сталью". "Благорожденный живет во имя отваги, искренности, понимания и милосердия". "Брызги грязи пятнают белизну навсегда".
Я намерен следовать Наставлениям в любой тьме, думал Ра, чуть не плача от незнакомой боли в душе. Брызги грязи пятнают белизну навсегда. Я намерен следовать слову Учителя Ю, даже если слова Отца и Мамы будут ему противоречить. Я - Младший, но я - Господин Л-Та, Господин Головная-Боль-Государей, Боец-за-Честь. Кажется, я становлюсь взрослым не только телом.
Или - это тоже детская блажь? Интересно, когда-нибудь наступит такой ужасный момент, когда на Наставления Учителя Ю нельзя будет опереться, как теперь на слова родителей? А вдруг единственная опора - это только своя собственная вера в Честь и Любовь?
Насколько это надёжно?
До вечера непривычные мысли утомили Ра, он почти дремал, но не позволял себе пойти спать, не дождавшись известий. Чтобы не пропустить возвращения Н-До, он перебрался с башни в коморку привратника. Мужчина Эл-Т, добродушный краснолицый плебей, принял Ра радушно и даже послал за горячим отваром цветов чок. В маленькой коморке у парковых ворот горел масляный фонарик за розовыми стеклышками, тут было неожиданно уютно - и Ра почти развеселился. Он сидел на низеньком табурете возле крохотного чугунного камелька, слушал, как привратник рассказывает о ловле рыбы на сушеных кузнечиков, и чувствовал, как вся муть во взбаламученной душе постепенно укладывается на дно.
Впрочем, стук копыт, лязг сбруи и голоса мгновенно обо всем напомнили. Ра выскочил из каморки навстречу вернувшимся - и остановился.
Старшего с ними не было.
- Ясный полдень, немедленно отправляйся домой! - сказала Мать, спрыгивая с коня. - Что ты тут делаешь?!
Её усталое лицо с опасной складкой у губ выглядело совсем не празднично, и Отец обжег Ра неодобрительным взглядом сверху вниз.
- Я огорчил вас ожиданием?! - возмутился Ра. - Тем, что хотел скорей вас увидеть?!
- Устраивай лошадей! - приказала Мать конюшему, а Ра кивнула. - Вот что, я устала сегодня. Не затевай ссор, просто сделай, как я прошу.
Отец и Мать ушли по саду пешком. Ра ещё расслышал, как Отец говорил Матери вполголоса:
- Мне кажется, ты слишком строга, И-Вэ. Не помнишь ли, как один взбалмошный юноша, не признающий правил, рассказывал своему Официальному Партнёру, как паж учил его поцелуям?
- Я лгала, - сказала Мать с нервным смешком. - И ещё - я не дралась с пажами, поставив на карту тело, статус и доброе имя Семьи.
Ра придержал за узду лошадь Второго:
- О, ты слышал? - сказал он вполголоса. - Когда взрослые забываются, мы можем узнать, что их юность не была безоблачной.
Второй тоже спешился. Он глядел хмуро - и не ответил на улыбку Ра.
- Прогуляемся. Слушай, Ли, - сказал он конюшему, - Ты не забыл распорядиться, чтобы в имение Эу-Рэ прислали повозку? Сейчас же!
- Да что случилось, во имя Небес?! - взмолился Ра. - Вы напугали меня! Я хочу видеть Старшего! Он ведь жив?!
- О чем ты думаешь, Дитя? - Второй взъерошил Ра волосы. - Все живы. Старший женится.
- На отродье Всегда-Господина?! - прошептал Ра с отвращением и досадой. - Земля, разверзнись!
Второй невесело усмехнулся.
- Отродье мертво. А кто невеста, я не понял. Только - аристократка. Вроде бы…
Кто бы смог спать после этого!
Пока Госпожа Лью переживала Время Боли, Ра простил Старшего Брата.
Ра понял его лучше всех, лучше Второго и лучше родителей. Ра тоже казалось, что в этой загорелой плотной юной женщине с короткими волосами цвета ореха и открытым благородным лицом есть явственное сходство с погибшим Ди. С тех пор, как он увидел истинный трофей Старшего, в крови, грязи, поту - и с глазами, светящимися, как роса под луной, Ра был слегка одержим трагической любовью.