- Не везде, - повысил голос белобрысый.
- Везде, - отрезал Алексей Иванович. - Потому надо действовать вместе и…
- И идти в Сколково, - перебил Мишка. - А если кто-то не способен, то пусть перестанет корчить из себя главнокомандующего.
Он снова обвел взглядом людей, ища поддержки. Не знаю, нашел ли он ее, но совершенно точно заметил нас с Борисом.
Я почувствовал, как меня оценивают. Словно просвечивают рентгеном.
- Новенькие?
- Нет, - подал голос Борис. - Мы уйдем.
- А куртец знакомый, - проигнорировав брата, сообщил белобрысый Мишка. - Видите, что ваш благодетель творит? Пока мы горбатимся, он наше последнее разбазаривает.
По остаткам толпы пробежал ропоток. Алексей Иванович поджал губы, круглое лицо его приобрело угловатость, усы воинственно встопорщились. Он был зол. На Мишку, пытающегося перетянуть на себя одеяло. На нас с Борисом, подвернувшихся так некстати. На себя.
- Мы должны помогать людям, иначе станем скотами, - проговорил он медленно, давя злость.
- Это кто тебе сказал, Иваныч? - Мишка хохотнул и снова оглядел толпу. - Кто тебе сказал, что мы должны сдохнуть, чтобы кто-то мог пожрать? Знаешь, что. Мне кажется, с тобой все ясно. Теперь мы будем делать так, как скажу я.
- Миша, - вмешался знакомый голос, и я заметил стоящего по другую сторону толпы Павла. - Перестань.
- А ты молчи, стручок. Не суйся, дольше проживешь.
- Прекрати, - с тихой угрозой проговорил Алексей Иванович.
Он стоял, как скала. Неколебимый, вечный. За таким, кажется, действительно можно было чувствовать себя как за каменной стеной. Но людям, видимо, этого уже было мало.
- Алексей, - вступился кто-то из толпы, - а Миша прав.
Эта невинная, с первого взгляда, реплика переломила ситуацию. Горстка людей будто взорвалась: загалдела, швыряясь взаимными упреками и выплескивая напряжение. Я тронул пальцами футляр с очками. Захотелось вырваться отсюда и сбежать.
В голове чехардой поскакали мысли. Куртку, кажется, придется оставить. Лишь бы самих отпустили. А то сейчас нас перемолотят и станут жить дальше. Может, как раньше, может иначе - нам-то с Борисом будет уже не важно.
Борис!
Стоявший у меня за плечом, он грубо отодвинул меня в сторону и шагнул вперед, в круг. В руке сверкнул топор.
Сердце пропустило удар.
Братец, да ты спятил…
- Эй ты, фраер, - хрипло сказал Борис, обращаясь к белобрысому Мишке.
Он произнес это тихо, но гомон мгновенно стих. Толпа пришла в движение, расколовшись на части. Кто-то остался на стороне Алексея Ивановича. Кто-то переметнулся к белобрысому. Большая часть народа отпрянула. Кажется, только я и остался на месте. Как истукан.
- Хочешь что-то сказать? - спросил Борис в тишине. - Пойдем, поговорим. А воду мутить не надо.
Мишка смотрел на брата зло. Глазки его стали крохотными и колючими. Он был крупнее Бориса и мог заломать того в два счета. Но Бориса, а не Мишку звали Борзым. А может, дело было в том, что брат уже стал убийцей, а Мишка им пока не был?
- Думаешь, я топора твоего испугался? - спросил белобрысый, но по голосу чувствовалось, что угроза наиграна, а топора он в самом деле боится.
И почувствовал это не только я.
- Всё, хватит, - уверенно сказал Алексей Иванович, осознав, что сегодня смены власти не произойдет. - Поножовщины я не допущу.
- Ничего, Иваныч, - огрызнулся белобрысый. - Они уйдут, а мы с тобой останемся.
- Я еще вернусь, - пообещал Борис.
Алексей Иванович глянул на него с оттенком благодарности. Сказал уже спокойно:
- Миша, займись делом. А вы идите со мной.
Он кивнул мне, Борису и зашагал обратно к синему зданию. Ошметки толпы привычно расступились перед своим вожаком. Сегодня власть не поменялась, но что будет в этом месте завтра?
Я думал, что мы вернемся в кабинет для продолжения разговора. Ошибся.
Алексей Иванович провел нас обратно в торговый зал. Отошел подальше, чтоб не слышали его бойцы на входе, сунул мне фонарик и обронил:
- У вас пятнадцать минут. Берите всё, что нужно. Только не наглейте.
И вышел. Я стоял озадаченный: такого поворота, честно говоря, не ожидал. Борис бесцеремонно выдрал у меня из рук фонарик.
- Чего стоишь? Идем. Пока дают - бери, побьют - беги.
Он двинулся вдоль полок. Я молча поплелся сзади. В отличие от брата, я в темноте почти не ориентировался. А Борис, видимо, бывал здесь раньше, еще до катастрофы. Ну, или ему везло на находки…
Вскоре мы обзавелись еще какой-то одеждой, крепкой обувью, парой рюкзаков и палаткой. Следом пошла всякая полезная мелочевка, потом брата унесло в продовольственные ряды, и я вовсе перестал понимать, что мы тащим.
Фактически я исполнял роль носильщика. Что нужно, что не нужно - брат решал сам. Не советовался, не озвучивал свой выбор. Как обычно. С тем же успехом он мог использовать вместо меня тележку.
Пробежав по рядам, мы вернулись к стене с окнами и выходом. Здесь можно было что-то разглядеть и без фонаря. Брат остановился, велел разложить все, что я тащил, и стал упаковывать рюкзаки.
- Скажи спасибо Мишке, - впервые с того момента, как мы остались одни, заговорил он. - Если б не этот обалдуй, хрен бы мы еще что-то получили.
Я кивнул.
- А Иваныч этот все равно обречен, - добавил Борис, затягивая тесемку рюкзака. - Он мыслит правильно, но делает неверно. Рано или поздно Мишка его сожрет.
- Ты, правда, решил вернуться? - спросил я.
- Дурак, что ли? - искренне удивился брат. - Я под Иваныча не встану. Скорее свою команду соберу. С блэкджеком и шлюхами.
Я поморщился. Брат не заметил. Распрямился, закинул рюкзак на плечи, мне кивнул на второй.
- Бери, идем.
Алексей Иванович ждал нас у входа и поглядывал на небо с таким раздраженным видом, с каким прождавший лишние полчаса глядит на часы.
- Это все, что вам надо?
Борис кивнул.
- Хорошо, - сказал Алексей Иванович. - Я даже смотреть не буду, чего вы там набрали. Забирайте и уходите. Только с одним условием.
Вот оно как. Я потер глаза, все еще щурясь от света. Борис красноречиво фыркнул: мол, говорил же я тебе, что этот хрен просто так ничего не сделает.
- С каким условием? - осторожно спросил я, понимая, что Алексей Иванович ждет риторического вопроса.
Ждет, потому что вопрос этот уже можно считать согласием.
Ждет, потому что, как он сам выразился, его совесть болит за всех.
- Ее зовут Ольга, - сказал Алексей Иванович улыбнувшись.
И стало ясно: болеть совесть стала меньше. На один пункт.
ГЛАВА 5
Трудные пассажиры
На самом деле совести усатого благодетеля стало легче аж на два пункта.
Ольге было лет тридцать, ее дочери - около десяти. Женщина ехала с девчонкой от родителей, проводивших лето на даче, и отключилась в автобусе. Когда пришла в себя, решила, что угодила в аварию. Вытащила дочь из прогнившего салона и едва не попала под раздачу. Неизвестно, что вообразил с перепуга шофер, но Ольге пришлось бежать, чтобы не получить по голове ржавой монтировкой. На шоссе, возле гипермаркета, их с девчонкой перехватил белобрысый Мишка. Отвел к людям, одел, накормил. И, со слов Ольги, положил на нее глаз.
- А у меня муж, - объяснила женщина, когда мы вышли на трассу и терпеливо выслушали ее историю. Легкомысленно пожала плечами и добавила: - Да и какие тут отношения, когда неизвестно что творится.
- Ма, - сердито одернула ее девчонка, поправляя рюкзачок за спиной. - Мишка этот злой. Сама говорила, что злой.
- Злой, - нахмурилась Ольга. И резко сменила тему: - Батя твой дурак, дочь. Он котлет-то пожарить не умеет, а теперь и вообще загнется, если не найдем его.
Ольга была простой, без зауми. Такие остаются серыми в жизни, а когда ситуация выходит из-под контроля, словно бы обнаруживают скрытые резервы.
Такие выживают.
Ольга не была красавицей. Обычная провинциалка, понаехавшая на рубеже тысячелетий в столицу за пристойной жизнью. Практичная, без кукольности и желания понравиться каждому встречному мужчине.
Я покосился на нее. Русые волосы, выбивающиеся из-под оранжевой банданы, славянское лицо, бледноватое и унылое без косметики, щуплая фигурка под синим комбинезоном.
Наряженная в эти дурацкие шмотки из гипермаркета, женщина напоминала рабочую из какого-то старого советского фильма.
А вот девчонка уже была коренной москвичкой - это чувствовалось в ее поведении и манере держаться. Она бодро вышагивала рядом с матерью - держа за руку, но в любой момент готовая отпустить. Пигалица выглядела так, словно не провела сутки в исковерканном неведомым катаклизмом мире, а только что вышла погулять во двор после школы. Временами, правда, из-под напускной уверенности пробивался детский страх, но менялся при этом только взгляд.
Она не боялась того, что творилось вокруг. То ли еще не успела испугаться, то ли не понимала, что все поменялось. Раз и навсегда.
Мне стало не по себе, и я отвел взгляд от шагающей девчонки.
Было в этой парочке что-то потустороннее. Словно они все еще жили там, в минувшем, за невидимой гранью, преломившей время. Вот, идут вроде бы рядом, разговаривают, а протяни руку и поймаешь воздух, потому что между нами - десятилетия…
Ну и мысли лезут.
Небо затянули облака, но жара не спадала. Ноги невыносимо прели в грубых походных ботинках на высокой подошве. Куртку я скинул и затолкал под клапан рюкзака, оставшись в синтетической безрукавке и камуфляжных штанах. Разношенные джинсы пришлось выбросить: места для лишних вещей у нас не было. А вот мобилу выкидывать не стал, сунул в карман. Может, и глупо, но с этим осколком прошлого расставаться не хотелось.
- Значит, муж в городе, и ты к нему топаешь? - поинтересовался Борис, оценивающе поглядывая на Ольгу.
- Ага, - согласилась та не оборачиваясь. - Он же неумеха, пропадет. Только со мной никто не хотел идти, пока вы не появились. Спасибо.
- Еще заходи, - привычно обронил Борис.
Ольга сбилась с шага, повернулась и удивленно посмотрела на него. Не обиделась, просто не поняла.
- Это у него такая присказка, - пояснил я останавливаясь. - Вместо "пожалуйста".
- А, - кивнула Ольга и зашагала дальше.
Борис задержался, провожая ее взглядом и будто бы что-то прикидывая про себя. Мне это сразу не понравилось. Прекрасно знаю такое оценивающее зырканье, брат еще в детстве так на приглянувшиеся игрушки в "Детском мире" смотрел.
- Ты чего задумал? - осторожно спросил я.
- Научить ее муженька котлеты жарить, - пробормотал он и поскреб рыжую щетину на щеке. - Побриться надо.
- Совсем сбрендил? - уточнил я, чувствуя, как холодок тревоги растекается в груди.
Борис, наконец, удостоил меня взглядом.
- Чего?
- Сбрендил, говорю?
- Меня длинная щетина напрягает. Тебя не?
- Да причем тут щетина! - разозлился я и тут же понизил голос, видя, что Ольга с девчонкой притормозили и ждут нас. - Ты чего так на нее пялишься?
- На кого? На эту колхозницу? - Губы Бориса растянулись в гадкую улыбку. - Меня такой наряд заводит. Представь себе.
Я даже не сразу нашелся, что сказать. В конце концов, выдавил:
- Она же с ребенком.
Борис перестал улыбаться. Наклонился к моему уху и шепнул:
- Ты пойми, брат, мне пофиг, с кем она. Я тридцать лет не трахался.
Меня словно ледяной водой окатили. От хриплого шепота, такого знакомого и одновременно очень далекого и чужого, по спине побежали мурашки. Близость этого человека ощущалась на физиологическом уровне, гипнотизировала, как едва слышимое дыхание хищника, подкравшегося к добыче на расстояние последнего прыжка.
В нас же одна кровь. Он дважды спас мне жизнь. Почему же мне так неуютно от его близости?
Борис хлопнул меня по плечу, заставив поморщиться: волчья царапина еще не зажила. Я машинально отступил на шаг и поправил рюкзак.
- Не напрягайся ты так, - подмигнул Борис.
- Не смей, - тихо начал я. - Есть черта, которую…
- Все будет ништяк, - бесцеремонно перебил он и пошел вперед. Театрально провел рукой перед Ольгой и девчонкой в сторону Москвы: - Добро пожаловать, москвичи и гости столицы.
Мы снова зашагали между ржавыми легковушками. В салоны старались не смотреть, но время от времени взгляд непроизвольно падал на истлевшие останки. Девчонку мать как-то умудрялась вести подальше от машин.
Метрах в ста, примерно с такой же скоростью двигались двое парней - я их давно приметил. Мы не мешали друг другу. Они не оборачивались, мы не стремились их догнать.
Навстречу тоже стали попадаться люди. Я окликнул одну из групп, хотел выяснить, что делается в Москве, но беженцы шарахнулись от нас и затерялись среди машин.
Вдалеке показалась эстакада.
- МКАД уже, - предположил я, помогая Ольге перебраться через завал из рассыпавшихся возле грузовика труб.
- Шустрый больно. Это другая развязка, - осадил меня Борис, подхватывая под мышки взбрыкнувшую девчонку. - Тихо ты, егоза! Как зовут?
- Мария. Можете Машей звать, - серьезно ответила та. Высвободилась из его рук, как только нащупала носками ботинок землю. - Сама могу, не маленькая.
- Дочь, веди себя прилично, - строго сказала Ольга, беря девчонку за руку и с благодарностью кивая Борису.
Я мрачно посмотрел брату в коротко стриженый затылок. Промолчал. Что ему сейчас ни говори - все без толку. Самец.
Сзади донеслось странное урчание, непохожее на звуки природы, к которым мы уже успели привыкнуть. Уркнуло басовито: казалось, что почва вот-вот дрогнет под ногами.
- Что это? - тихо спросила Ольга, обернувшись вслед за крутанувшейся дочерью.
Мы с Борисом уже вглядывались в просветы между застывшими остовами длинномеров и легковушек. В руке брат крепко сжимал топор - и когда только успел выхватить?
- Звук механический, - надевая очки, сказал я. - Может, кто машину на ход поставил?
- Нереально, - покачал головой Борис, продолжая щуриться от вновь выглянувшего солнца. - Все прогнило. Даже если в гараже стояла - покрышки в труху, бензин в мочу, электроника в хлам.
Звук повторился. В той же низкой тональности, но на этот раз урчало дольше.
- Дизель заводят? - выдвинул я следующую версию.
- Не похоже, - отозвался Борис.
Брат хотел добавить что-то еще, но его перебила девчонка:
- Да железяками скребут. Двигают. Как мебель, только железяки.
Борис приподнял брови и глянул на нее сверху вниз.
- А что, может быть, - хмыкнул он под нос. - Отодвигают какую-нибудь тачку с дороги, делов-то. А мы и обоср… - Борис осекся. Видимо, какой-то внутренний тормоз все-таки еще работал. Поправился: - Обознались мы.
- Глупо двигать убитые тачки по дороге, - с сомнением возразил я.
- Мало ли, фен-шуй чей-то нарушила, - пожал плечами Борис, убирая топор за пояс. - Вроде больше не гремит. Двинули.
Я перехватил его взгляд. Вздрогнул. Ни черта брат не верит, что кто-то где-то просто так машины двигает. Говорит одно, в мозгах - совсем другое. Напряжен, готов в любую минуту действовать по ситуации. Интересно, что у него на уме?
Борис развернулся и пошел, поглядывая через плечо каждый десяток метров. Ольга потянула дочь и двинулась следом за ним. Видимо, ее успокоили слова брата.
А вот девчонка что-то заподозрила. Она догнала Бориса, дернула за рукав и хитро поинтересовалась:
- Вы что, правда, поверили про железяки? Я же шутила.
- Да какая разница, железяки - не железяки, - отмахнулся он от нее. - Нас не трогают и хорошо.
- Дочь, - привычно одернула Ольга.
- Ма, он врет, - категорично заявила девчонка, обиженно косясь на Бориса, ритмично вбивающего ботинками пыль в асфальт. - Я ж пошутила, а он теперь врет.
- Да перестанешь ты так себя вести! - прикрикнула Ольга, некрасиво поджав губы. - Заладила. Один злой, другой врет. Иди и помалкивай.
Девчонка сдвинула бровки, раздула ноздри и покраснела. Реветь вроде не собралась, но набычилась капитально. Вырвала ладошку из руки матери и отстала, ровняясь со мной. Ольга хотела схватить ее обратно, но я сделал успокаивающий жест: мол, не волнуйтесь.
Так сам собой выстроился своеобразный походный порядок: Борис с Ольгой, я с девчонкой. Парами.
С минуту мы молча огибали машины и всматривались в приближающуюся полосу эстакады, разбивавшую густой лес по краям дороги, словно гигантский бетонный тесак.
Я слышал, как необычное урканье-лязганье еще пару раз повторялось где-то сзади. Борис настороженно оглядывался, но не останавливался. Тоже верно: если там опасность, то надо скорее уходить от нее.
- Вам куда в Москве надо? - спросила Ольга у брата, нарушая молчание. Уточнила: - Ну, территориально.
- Ему в центр, на Арбат, - ответил он, даже не посмотрев на меня. Снова оценивающе чиркнул по женщине взглядом. - А я приятелей навестить хотел, но не бросать же его. Доведу сначала, а там поглядим.
Опять преподнес все так, будто я несмышленыш, за которым следить надо.
- А нам поближе, в Чертаново, - поделилась Ольга, поправляя на ходу штанину. - Уф, жара какая…
- Неизвестно, что творится в городе, - сказал я ей в спину. - И Чертаново не так уж близко.
Ольга осуждающе посмотрела на меня через плечо. Так, будто именно я устроил апокалипсис и уложил всех в анабиоз на треть века. Обронила:
- Нечего ребенка пугать.
- Нечего прикидываться, что все в порядке, - неожиданно остро огрызнулся я.
- Да я не боюсь, - успокоила девчонка, пытаясь заглянуть в приоткрытую дверь прогнившей насквозь "девятки". Я поторопил ее. - Эй! Не толкайтесь!
- Дочь! - Ольга все-таки поймала девчонку за руку и с силой подтянула к себе. - Всё. Пойдешь рядом.
Та дернулась пару раз и притихла, продолжая хмуриться. Я обратил внимание, что Борис наблюдает за перепалкой с кривой ухмылкой. Он что, собирается в хороших-плохих полицейских сыграть?
На встречной полосе, за отбойником промелькнул человек - мужчина лет пятидесяти, лысый, в лохмотьях. Он бежал трусцой, сосредоточенно глядя под ноги, сипло дыша, не обращая ни на что вокруг внимания.
- Эй! - окрикнул я.
Мужчина встрепенулся и шарахнулся в сторону. Ударился спиной о борт маршрутки. Сыпанула ржавая труха. Мужчина стеганул по мне безумным взглядом и забормотал:
- Свет-свет-свет…
- Подождите, не бойтесь!
Я выставил вперед руки, показывая, что безоружен и не причиню ему вреда, но мужчина уже бочком сдвинулся вдоль микроавтобуса и побежал дальше.
Блестящая лысина пару раз мелькнула между машинами. И всё.
- Дядька испугался, - уже без бравады прошептала девчонка.
- Чего он там бурчал? - спросил Борис. - Свят-свят-свят, что ль?
Я ответил не сразу, перебирая в голове догадки и сопоставляя факты. В памяти всплыл суетливый мужичок Семеныч, пришедший в гипермаркет из Сколково…
- Нет, - медленно произнес я, глядя на Бориса. - Он сказал: свет-свет-свет.