- О! - воскликнул Вильгельм в ответ на не слишком распространенное приветствие. - Вы родом из Австрии?
- Нет, Швабия, Гогенцоллерн. Слышал о таком?
- О! Я! - кивнул Грабб. - Моя тетя проживает в Штутгарте…
- Земляк, значит…
- Не совсем, - признался Вильгельм. - Я в Прибалтике вырос. В Эстонии…
- Понятно, довелось и при комиссарах пожить?
- Довелось, - не стал скрывать Грабб.
- И что, даже в лагеря не загнали?
- Повезло, наверное. Я даже преподавателем в школе работал.
- Хм, действительно повезло, - хмыкнул мужичок. - Постой, мы тут треплемся, а имен не знаем.
- Вильгельм Грабб, буду преподавать историю Рейха в вашей школе.
- Максимилиан Мейер, комендант "Псарни", - представился мужичок. - Если что по хозяйственной части нужно - это ко мне.
- Так я тогда к вам, - обрадовался Грабб.
- Давай по-простому, на "ты", - предложил Мейер. - Я мужик простой - две войны за плечами, да и какие между настоящими немцами могут быть счеты? Согласен?
- Конечно, о чем разговор?
- Ты женат? - спросил Мейер.
- Да как-то Бог миловал…
- Вот и здорово! Тогда я тебя в общежитии поселю. Свободных комнат хватает. А насчет этого дела - так у нас здесь недалеко есть отличный бордель! Девочки на любой вкус: хочешь - немки, хочешь - русские, украинки… Даже пару-тройку азиаток недавно завезли, - "просвещал" нового сослуживца комендант. - Экзотика! В общем, расслабиться есть где. Ты, кстати, перекусить не хочешь?
- Какой же солдат от еды откажется? - усмехнулся Вильгельм. - Слона съем!
- Тогда подожди немного, я тебя на довольствие поставлю. А после вместе сходим в столовую - я ведь тоже с утра ничего не ел. За этими охламонами, - он указал на мальчишек, таскающих матрасы, - глаз да глаз нужен!
- Понял, я тогда на улице покурю.
- Отлично! Я быстро.
Грабб вышел из склада и уселся на лавочку, пристроенную к стене барака. Распечатал последнюю пачку папирос и с наслаждением закурил, привалившись спиной к подгнившим доскам хозяйственной постройки. Непривычная тыловая тишина странно действовала на Вильгельма - ему словно чего-то не хватало. Не хватало орудийной стрельбы, трескотни автоматов, разрывов бомб и снарядов. За длительную службу он сроднился с этими звуками, перестал обращать на них внимание. И лишь теперь, лишившись привычного фона, понял, что его жизнь, возможно, изменилась к лучшему. Вместе со звуками боевых действий исчезла неопределенность: сумеешь ли ты выжить после очередной атаки или тебя зароют в общей могиле?
- Эй, солдат! Ты чего это, уснул с дороги? - оторвал Вильгельма от радужных мыслей скрипучий голос коменданта. - Давай, спать будешь после обеда. Я вот и ключи от комнаты прихватил. Держи. - Комендант всунул в руку учителя небольшой ключик. - Обитать будешь вон в том двухэтажном здании.
Отставник взглянул туда, куда указывал костистый палец коменданта: на небольшом пригорке высился старый особняк с колоннами, поддерживающими классический портик. К особняку вела широкая белокаменная лестница, по обеим сторонам которой стояли изваяния, выполненные в виде оскаленных львов. За строением расстилался обширный яблоневый сад.
- Настоящее русское поместье! - присвистнул Грабб.
- Здесь до революции усадьба помещичья была, - пояснял по ходу движения Мейер. - Комиссары развалить не успели - глубинка. Даже мебель от старых хозяев осталась…
- Райский уголок! - произнес Вильгельм.
- Еще бы! - согласился комендант. - Это ты еще весной здесь не был, когда яблони цвели… Ну ничего, успеешь еще насладиться. А климат какой! - не переставал восторгаться Максимилиан. - Рай, настоящий рай!
- Это точно - не Сибирь! - согласился Грабб. - Вот где мрак!
- Понимаю. Пять лет за Сибирь бодались. Хлебнул, наверное, через край?
- И не спрашивай, - передернул плечами Грабб, вспоминая лютые сибирские зимы, когда пальцы примерзали к спусковому крючку автомата.
- Ладно, теперь отдохнешь, - философски заметил комендант. - Заслужил. По ранению списали?
- Контузия. Зрение село. Стал слепым как крот.
- Ну это ничего. Отдохнешь, подлечишься, глядишь, и зрение восстановится… - оптимистически заявил Мейер. - Как говорят, все болезни от нервов, а у нас тут тихо, спокойно.
- Хочется верить, - кивнул Грабб.
Здание школьной столовой, спрятавшееся за новенькими, недавно отстроенными школьными казармами, сверкающими свежетесаным брусом, было под стать особняку - старое каменное, выстроенное на века. Через распахнутые высокие окна на улицу вырывались чудесные ароматы, от которых у голодного Вильгельма рот мигом наполнился слюной, а в животе утробно заурчало.
- У! - принюхался Мейер. - Пахнет жареными колбасками.
- Что, эту мелюзгу колбасками жареными кормят? - не поверил Грабб.
- Ну это ты перегнул! - рассмеялся комендант. - Колбаски только для комсостава и администрации. Хотя и малолеткам кое-чего перепадает…
- Ну это ни в какие ворота не лезет! - возмутился Вильгельм, прибавляя шаг. - Нас на фронте такой иногда дрянью потчевали…
- Ну за этим проектом из самого Берлина наблюдают. У фюрера далеко идущие планы…
- Не понимаю я, - признался Грабб, - для чего ему эти славянские ублюдки? Неужели у нас не хватает своих солдат?
- Это, мой друг, не нашего ума дело! - произнес Мейер. - Им там, - он ткнул пальцем в небо, - виднее. Ты лучше радуйся, что на фронте не загнулся. Что будешь жив-здоров, сыт, одет и обут. А начальство само разберется, что, кому и как.
- Согласен, - кивнул Грабб, останавливаясь у массивных дверей столовой, так же, как и окна, распахнутых настежь.
- Проходи, что встал у дверей, как не родной! - подтолкнул Мейер учителя.
Грабб вошел внутрь и остановился на пороге. Помещение столовой было огромным, а высокие потолки и широкие стрельчатые окна добавляли объема.
- Эрмочка, золотце! - закричал комендант с порога. - Мы пришли!
- Кого это принесло? - раздался низкий грудной голос из кухни. - А? Герр комендант наконец-то соизволили покушать? - Следом за голосом в столовую вплыла необъятных размеров женщина.
- Точно так, душечка моя! - Максимилиан, похотливо ухмыльнувшись, игриво шлепнул повариху по мясистой заднице.
- Ах ты черт плешивый! - делано возмутилась повариха, но Вильгельм заметил, что ей нравится такое "внимание" коменданта. - Чего ж ты меня перед людьми позоришь? Что он о нас подумает?
- Ой-ой-ой! Какие мы нежные! - Мейер сгреб толстушку в охапку и звонко поцеловал её в щеку. - Так и съел бы сладенькую пышечку…
- Садись уж, едок! - Повариха легонько толкнула коменданта тяжелым задом - субтильный Мейер покачнулся, едва не свалившись.
- Ах, какая женщина! - с чувством произнес он.
"А наш комендант еще тот "ходок", - понял Грабб, вспомнив, с какой страстью расписывал Максимилиан прелести местного борделя. - Значит, будет с кем наверстать упущенное на фронте!"
- Познакомься, Эрма, - произнес Мейер, - это - Вильгельм Грабб, наш новый учитель.
- Ой, какой худенький! - всплеснула руками повариха. - Недавно с фронта?
- Недавно, - ответил Грабб.
- Ничего, я вами займусь, - загадочно пообещала Эрма, тряхнув мощными телесами.
- А мной когда займешься, фрау Херманн? - усаживаясь за стол, спросил Мейер.
- На тебя только добро переводить! - прыснула в кулачок Эрма. - Кормишь тебя, кормишь - и все коту под хвост!
- Под хвост, говоришь? - Маленькие глазки коменданта маслянисто заблестели. - Тогда я зайду вечерком, моя булочка? - Он вновь игриво хлопнул кухарку по попе.
- Отстань, паразит! - по самые уши залилась краской Эрма. - Герр Грабб, вы не обращайте на него внимания. Герр Мейер у нас известный весельчак.
- Да я уже это понял, - ответил Вильгельм.
- Ой, а что же это я стою? - всплеснула руками кухарка. - Вы же голодные! Сейчас все принесут… - Она с необычной для столь грузного тела резвостью исчезла на кухне.
Через минуту она появилась, держа наперевес поднос, нагруженный парящими тарелками с супом.
- Ну вот, - едва слышно произнес Грабб, - жизнь-то налаживается.
Глава 5
12.06.1948
Рейхскомиссариат "Украина".
"Псарня" - первый детский военизированный интернат для неполноценных.
Слегка дребезжащий звук натертой до зеркального блеска морской рынды, заменяющей школьный звонок, возвестил о конце занятий.
- Die Stunde ist beendet, - произнес Вильгельм, убирая методическое пособие в стол.
Услышав долгожданную фразу, дежурный по взводу подскочил с места, словно его подбросило мощной пружиной.
- Der Zug! Stillgestanden! - проорал он зазубренную наизусть команду.
Курсанты, громыхнув стульями, поднялись на ноги.
- Ruehrt euch! Abtreten! - объявил учитель.
- Свободны все, кроме курсанта Путилова! - добавил заглянувший в класс мастер-наставник Сандлер.
- Михаэль, я вам не нужен? - спросил Грабб. - Может, чем-то помочь?
- Нет, Вильгельм, спасибо! - качнул головой наставник. - Только Путилов. Weggetreten! - произнес он, повысив голос.
Сандлер терпеливо ждал, когда курсанты покинут класс. Вовка тем временем стоял возле парты с отсутствующим выражением лица. Оставшись с Путиловым наедине, мастер-наставник уселся на уголок учительского стола и произнес:
- Садись, Путилов. Разговор у нас с тобой будет серьезный…
Если мальчишка и удивился, то вида не подал. Михаэль по достоинству оценил Вовкину выдержку, когда малец уселся за парту с тем же отсутствующим выражением лица, как и минутой ранее. Сандлер достал сигарету, прикурил и пустил в потолок струю табачного дыма. Затем он задумчиво посмотрел на курсанта, продолжающего сидеть с неестественно прямой спиной, словно по команде "смирно".
- Расслабься, Путилов, - добродушно усмехаясь, посоветовал Михаэль. - Разговор у нас с тобой хоть и серьезный будет, но неофициальный… Так сказать, "по душам".
- А о чем мне с тобой говорить, - подал голос Вовка, - да еще "по душам"?
- О тебе.
- Обо мне?
- Да, о тебе, - повторил Сандлер. - И о твоей дальнейшей судьбе.
- А чего в моей судьбе такого особенного? - с вызовом спросил мальчишка. - Она абсолютно такая же, как и у любого другого курсанта… Пса, - после небольшой паузы добавил он.
- Такая, да не такая, - покачал головой наставник-воспитатель. - Можешь мне не верить, но твоя дальнейшая судьба меня очень заботит… Есть у меня свой интерес. Куришь? - неожиданно спросил он Вовку.
- Когда табак есть - курю, - ответил пацан.
- Держи! - Сандлер кинул на стол перед курсантом распечатанную пачку "Das Reich" и зажигалку.
- "Für den Deutschen Soldaten", - прочитал Вовка надпись на сигаретной пачке, выполненную красивым готическим шрифтом. - Для немецкого солдата, - перевел он, криво усмехаясь. - Такие не курю!
- Ну, что ты гордый, я уже понял…
- Ненавижу я вас всех! - прошипел мальчишка, неожиданно теряя самообладание. Его лицо исказилось гримасой гнева. - Ничего от тебя мне не надо! Ни сигарет твоих паршивых…
- Ну-ну-ну! - примирительно поднял руки Сандлер. - Не кипятись. Я тебя понимаю…
- Что ты понимаешь? - шмыгнул носом Вовка. - У меня… вы, фашисты… мамку с папкой… Я даже не знаю, что с ними… Живы ли они?
- А у меня, думаешь, все в радужном свете? - Сандлер нервно затянулся и достал из пачки еще одну сигарету, которую прикурил от сотлевшего окурка. - Чтоб ты знал, мои родители сгинули в Сибири, в советских лагерях… Еще до войны. Их посадили только за то, что они были чистокровными немцами! Я тоже ничего о них не знаю. Скорее всего - их уже нет в живых. Несмотря ни на что, у нас много общего, курсант.
- Я не знал, - вновь шмыгнул носом Вовка, теряя "боевой запал".
- Закуривай, не стесняйся! - Сандлер подвинул сигареты поближе к мальчишке. - Пока я разрешаю, - Михаэль подмигнул Вовке.
- А то я буду спрашивать! - огрызнулся пацан.
- Будешь, - тоном, не терпящим возражений, заявил воспитатель. - Рановато пока тебе… Настоящий Пес должен вырасти здоровым и выносливым. А табак здоровью - плохой помощник!
- Мы для вас всего лишь псы, - угрюмо буркнул Вовка. - Недочеловеки, бесправные рабы…
- Может быть, я тебя удивлю, курсант, но не все немцы согласны с этим утверждением, хотя это и официальная политика Берлина. Ну и не забывай, что в любых, даже детских, играх всегда есть победители и побежденные. А правила устанавливают победители, не так ли?
Вовка кивнул, невольно признавая правоту мастера-наставника.
- Стань сильнее всех, умнее всех, и ты станешь диктовать условия, - поучал Сандлер мальчишку. - История знает массу примеров, когда бесправные рабы становились полководцами и императорами. А из тех, кто считал, что рожден повелевать, но ничего не делал для этого, получались отличные рабы.
- Для чего вы мне все это рассказываете?
- Для того, чтобы ты понял, что у тебя есть шанс… Даже несмотря на то, что ты - унтерменш, у тебя есть возможность стать кем-то большим, чем просто удовольствоваться ролью тупого быдла, разговаривающего скота…
- Это невозможно…
- Невозможно, говоришь? Тогда сделай невозможное! К тому же один раз тебе удалось провернуть нечто подобное…
- Это когда? - удивился мальчишка.
- А ты что же, так ничего и не понял? - не поверил своим ушам Сандлер.
- Но я же не смог побить вас…
- Да это было невозможно в принципе. Но ты не побоялся, верно рассчитал свои силы и момент нападения, и, если бы не досадная случайность с майкой, ты реально мог меня вырубить! То есть - сделать невозможное!
- Но ведь не сделал!
- Можешь считать, что сделал. Мне просто повезло. Так что, Вольф, все в твоих руках!
- Я не Вольф, я - Владимир!
- А что тебе не нравится? Вольф - это Владимир по-немецки. Переводится как волк. Да и по-русски волка в большинстве случаев зовут Вовой. Да, кстати, ты как себя чувствуешь? Голова не болит? Слабость там, недомогания?
- Нет, все хорошо, - произнес Вовка, бросая окурок в урну. - А здорово вы меня приложили! Научите?
- Удар я тебе поставлю. А ты тоже хорош, - подмигнул курсанту мастер-наставник, закуривая очередную сигарету. - Готов биться об заклад, что ты уже проворачивал подобную комбинацию со взрослыми мужиками.
- Было дело, - не без гордости ответил Вовка. - Был один деятель… Воспитатель из интерната. Но он не боец - толстый, рыхлый слизень!
- А людей в отряде убивать приходилось?
- Не, - тряхнул головой мальчишка, - мне оружия не давали… - Втянувшийся в беседу Вовка понял, что проговорился. После небольшой заминки он решительно взглянул в светлые глаза наставника и твердо произнес, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе: - Меня теперь расстреляют?
- Почему ты так решил? - удивленно приподнял одну бровь Сандлер.
- Ну… Вы же теперь знаете, что я партизанил… А всех партизан расстреливают или вешают.
- Ты думаешь, что я узнал об этом только что?
- А когда?
- Я вычислил тебя почти сразу же, - признался Михаэль. - Слишком уж ты выделялся из толпы. А сегодня я лишь подтвердил свои догадки.
- Тогда почему вы меня не сдали в гестапо?
- А зачем? Чтобы потешить свое самолюбие? Вот, дескать, какой я умный: вычислил мальчишку? Нюжно бистро вьешайть партизанен?
- Ну… Да.
- Боюсь тебя огорчить, - усмехнулся Михаэль, - но ничего подобного я делать не собираюсь. Более того - я собираюсь сделать тебя своим заместителем.
Вовка на секунду даже дар речи потерял от такого неожиданного предложения.
- Не понимаешь? - спросил мастер-наставник.
Вовка лишь молча качнул головой.
- Объясняю: поставленная руководством задача - вырастить из вас настоящих бойцов, готовых воевать в любых условиях. На данный момент во всем нашем взводе, да и во всей школе, напрочь отсутствует боевой дух. Сказывается воспитание в интернатах: курсанты запуганы, трусливы, неактивны. Ты же воспитывался в других условиях, и это сразу бросается в глаза. Вырос в партизанском отряде?
- Угу, - кивнул Вовка.
- Я так и думал. И из этой аморфной массы "шавок", которой по сути являются твои приятели, - продолжил Сандлер, - мы должны вылепить настоящих "псов"! Сильных, смелых, бесстрашных…
- Мы?
- Мы, Вольф, мы. Не буду скрывать - мне нужна твоя помощь, - "раскрыл карты" Михаэль. - Если мы объединим усилия, то добиться поставленной задачи будет во много раз легче. Мы должны стать лучшим подразделением школы! Понимаешь, у меня в этом свой интерес. Проект курируется на самом верху, у меня тоже появляется шанс, что я буду замечен руководством. Другого случая выделиться из общей массы у ветерана-инвалида может больше не представится никогда в жизни.
Вовка слушал наставника, одновременно пытаясь привести свои мысли в порядок. Его ошеломило известие о том, что наставник, зная о его партизанском прошлом, не собирается ничего предпринимать. Более того, собирается назначить его, Вовку, открыто сопротивляющегося местным порядкам, перечившего мастерам-наставникам, уже успевшего побывать и в карцере, и в лазарете, своим заместителем. Все это никак не хотело укладываться в мальчишеской голове. Все это шло вразрез с информацией о враге, полученной в партизанском отряде. Мастер-наставник Сандлер вел себя неправильно, не так, как подобает настоящему фашисту, врагу, которого стоит уничтожить любой ценой. Мало того, наказывая мальчишку плетью, Сандлер не испытывал того морального удовлетворения, которое, по мнению мальчишки, должен испытывать настоящий садист-ариец, так он еще и разговаривал с ним как с ровней! Как с настоящим взрослым мужиком! А этого просто не могло быть в принципе… Так с Вовкой общались только в партизанском отряде. А здесь, в "Псарне"…
- Ты меня слышишь, Вольф? - заметив "потерянный" взгляд курсанта, спросил Михаэль.
- А? Да, слышу, - ответил Вовка.
- Тогда держи. - Сандлер бросил на стол перед мальчишкой несколько треугольных суконных нашивок.
- Что это? - спросил мальчишка, разглядывая зеленые треугольники с алюминиевыми галунами в виде метел.
- Нарукавные нашивки, - ответил Сандлер. - Двойной галун - твой как моего заместителя.
- Обергефрайтер?
- Да, равный общевойсковому обергефрайтеру, но только в ранге "Псарни".
- А остальные кому? - Вовка вертел в руках треугольники с одинарными галунами.
- Это твое первое задание в чине обергефрайтера, - пояснил Михаэль. - Назначишь четырех самых смышленых и сильных на должности командиров отделений. Лычки пришьете на левый рукав. Чуть выше локтя.
- Я знаю, - кивнул Вовка.