- Все понимайт, как надо? - Ланге тряхнул обмякшим тельцем, из которого еще продолжала сочиться кровь.
- Яволь, - вразнобой ответили курсанты.
- Гут! Ты есть первый! - Ланге указал окровавленным лезвием на побледневшего Буханкина. - Драй кура, ферштейн?
- Ферштейн, - пролепетал Каравай, вышедший вперед на негнущихся ногах.
Ланге с брезгливой ухмылкой сунул в руки Толика тесак, и отошел в сторону:
- Драй кура. Hau den Kopf ab! Бистро, бистро!
- Я… воль… - прошептал пересохшими губами Каравай и кулем осел на усыпанный сухим куриным пометом земляной пол сарая.
- Was… Was es für die Scheiße?! - попинав носком сапога лежащего пластом Буханкина, по-немецки выругался Ланге. - Er dass, in der Ohnmacht? - не поверил своим глазам завстоловой.
- Вовка, а Каравай вырубился, - произнес Петька, присев на корточки возле Буханкина. - Сомлел, как баба… Буханкин, ты чего? Вставай! - Незнанский похлопал курсанта по щекам.
Каравай не подавал никаких признаков жизни.
- Тащите его на улицу, пацаны! - распорядился Вовка, наблюдая, как наливается багрянцем костлявая морда Ланге. - Можно его вывести на улицу, герр кантиненляйтер? - запоздало осведомился он у немца.
Ланге согласно кивнул и повелительно взмахнул рукой, как будто стряхивал с ладони какую-то грязь:
- Hundedreck!
Подхватив незадачливого товарища под руки и ноги, мальчишки оттащили его на свежий воздух. Положив Буханкина на влажную от росы траву, курсанты поспешили вернуться в сарай.
- Герр кантиненляйтер, можно? - Вовка протянул раскрытую ладонь, в которую Ланге скинул окровавленный нож.
Путилов крепко стиснул в кулаке еще теплую рукоять ножа, решительно распахнул клетку с курами. Выдернул из нее подрагивающий перьевой комок и швырнул его на колоду. Выбрал удачный момент, когда курица вытянула шею… Чвяк! - Нож, легко срубив голову птице, завяз в измочаленной древесине. Отрубленная голова, сверкнув глянцевым зрачком, вмиг затянувшимся матовой пленкой, упала под ноги мальчишке. Обезглавленная птица забила крыльями, Вовка вытянул руку, чтобы его не забрызгало кровью.
- Гут! - кивнул немец. - Карашо! Теперь делайт так, - когда птица затихла, Ланге подвесил тушку за ногу на специальный крюк, вбитый в бревенчатую стену сарая, и выдернул клок перьев, - ощипайт. Голый птица - на кухню. Ферштейн?
- Яволь!
- Гут! Как закончить - du wirst mir sofort berichten.
- Э… Нихт ферштеен! - Вовка не понял, что от него хочет немец.
- О, майн Готт! Думкопф! Дурной голова! Доложить в тот же момент!
- Яволь!
Ланге удовлетворенно кивнул и вышел из сарая.
- Так, пацаны, - Вовка тут же взял инициативу в свои руки, - кто еще крови боится? Есть еще такие, как Буханкин? Лучше сразу скажите, - попросил он, - а то потом поздно будет!
- Да уже, наверное, поздно, - фыркнул Петька, - этот индюк надутый всяко наставнику сообщит.
- Разберемся! - отрезал Вовка. - Значит, никто больше не боится курей резать? А?
- Да вроде бы… - с какой-то неуверенностью в голосе произнес Семка Вахромеев. - Только противно…
- Ишь, какой чистюля выискался! - презрительно сморщил нос Петька. - Вот с тебя и начнем.
Незнанский выдернул нож из колоды и сунул его Семке:
- Держи! Пацаны, куру дайте, - попросил он своих подчиненных.
Кто-то из мальчишек достал птицу из клетки и, придерживая руками, распластал её на колоде.
- Башку, башку ей держите - чтобы не крутила! - посоветовал Вовка.
- Руби! - скомандовал Петька, когда один из курсантов зафиксировал куриную голову петлей из куска веревки, найденной на полу сарая.
Семка слегка покраснел и тяжело сглотнул тягучую слюну, заполнившую рот. Затем он громко выдохнул, взмахнул острым лезвием и закрыл глаза. Нож пошел вниз, но остановился у самой колоды:
- Не могу!
- Можешь! - жестко произнес Вовка. - Можешь, я тебе говорю!
- Не могу!
- Сопли подбери! - рявкнул Путилов. - Нож поднял! На раз-два… Понял?
Семка судорожно кивнул, сжимая в потных ладонях деревянную ручку тесака.
- Раз! - отчетливо произнес Вовка. - Два!!!
Вахромеев, зажмурившись, в очередной раз с силой опустил нож, который, перерубив хрупкую птичью шею, глубоко завяз в колоде.
Пацаны радостно загомонили, хлопая Семку по плечам.
- Молодец, Семен! - похвалил мальчишку Петька. - Так и надо! Ты настоящий мужик.
- Я сделал это, пацаны! Сделал… - дрожащим голосом бубнил Вахромеев.
- Молодец, курсант! - произнес Вовка. - Теперь нужно закрепить: еще куру давай! - крикнул Путилов, выдергивая нож из колоды и вкладывая его в ходившие ходуном руки пацана.
Курицу опять распяли на "жертвенном" пне.
- Раз! Два! - вновь скомандовал Вовка, и Семка опять махнул зажатой в руке острой сталью.
- Молоток! - похвалил мальчишку Вовка. - Следующую давай!
На этот раз все прошло без сучка без задоринки - Семка даже зажмуриваться не стал.
- Раз… - только и успел произнести Путилов, как куриная голова была отрублена. - Вот это другое дело! - облегченно выдохнул обергефрайтер. - Давай, пацаны, по очереди. Нам еще их и ощипать надо успеть.
Курсанты быстро выстроились в некоторое подобие очереди и принялись споро отрубать головы птицам. В обморок больше никто не падал, только у некоторых мальчишек нет-нет да и подрагивали руки.
- Во, посмотрите, кто к нам вернулся! - весело воскликнул Петька, заметив появившегося в дверном проеме Буханкина.
Выглядел Каравай нелучшим образом: промокшая гимнастерка была испачкана какой-то грязью, бледное лицо заляпано зеленой жижей, в ежике волос застряли сухие прошлогодние листья.
- Красавец, нечего сказать! - развел руками Незнанский.
- Это… хлопцы, а чего приключилось-то? - хлопая ресницами, поинтересовался Буханкин.
- Ты посмотри, Вовка, он еще и спрашивает? - рассерженно зашипел Петька. - Да нам из-за тебя…
- Подожди, Петька, - Путилов дернул друга за рукав, - пока ничего не случилось.
- Ну так случится! Думаешь, что Жердяй это так просто оставит?
- Не гони коней, Петька! А ты, Каравай, совсем ничего не помнишь?
- Ну… так… немного… - начал заикаться Толик, наткнувшись взглядом на пирамидку куриных голов, лежащую подле колоды.
- Братцы, да он крови боится! - закричал Прохор Кузьмин - крепкий и горластый пацан. - Накось, держи! - И он сунул в руки Караваю обезглавленную куриную тушку прямо в лицо.
Буханкин отшатнулся, побледнел еще сильнее, хотя, казалось бы, больше некуда, конвульсивно содрогнулся и сложился пополам. Его вырвало желчью прямо на кучу куриных голов.
- Ты чего творишь-то? - возмущенно завопил Прохор, которого слегка забрызгало рвотой. - Форму мне облевал!
- Да ты сам хорош! - неожиданно вступился за Буханкина Семка Вахромеев. - Ты зачем ему в морду куру толкал? Он еще от обморока не очухался!
- А я откуда знал, что он еще и облюется, гад такой! Вернемся в расположение - постираешь! - брезгливо протирая испачканную гимнастерку пучком перьев, процедил сквозь сжатые зубы Кузьмин.
- Сам постираешь свои тряпки! - безапелляционно заявил Вовка, сверля глазами Прохора. - Семка прав - нечего было ему в харю курой тыкать!
- Да ты кто такой, чтобы мне указывать? - выпятив грудь колесом, со злостью в голосе произнес Кузьмин. - Этот дундук мне форму изговнял, он же и постирает!
- Ты офонарел, что ли, Кузьмин?! - Петька сильно толкнул Прохора кулаком в грудь. - Ты как со старшим по званию разговариваешь?
- Тоже мне, нашлись старшие! - презрительно сплюнул на пол Кузьмин. - Че вы мне сделаете?
- Ах, вот ты как? - Петька неожиданно прыгнул на Прохора, и они покатились по земляному полу сарая, сметая с него старый куриный помет.
- Давай, Петька, дай ему как следует! - загомонили мальчишки, которым заносчивый Прохор тоже успел насолить. - Пусть не думает…
- А ну-ка прекратить!!! - заорал Вовка во все горло. - Встать!!!
Но дерущиеся мальчишки не обратили на приказ обергефрайтера никакого внимания, продолжая воодушевленно мутузить друг друга.
- Хлопцы, давайте разнимем их! - крикнул Семка. - Вдруг Ланге сейчас воротится - то всем влетит!
Совместными усилиями драчунов удалось оттащить друг от друга. Сейчас они стояли, тяжело дыша, перед Вовкой со скрученными за спиной руками.
- Значит, так, - совершенно спокойно произнес Путилов. - Кузьмину - неделя карцера, Незнанскому - два дня…
- За что, Вовка? - пылая праведным гневом, воскликнул Петька. - Я ж его, падлу, - мальчишка попытался пнуть недруга в колено, но у него ничего не вышло - слишком далеко друг от друга их держали, - на место хотел поставить!
- За драку, за неподчинение приказу, - тоном, не терпящим возражений, ответил Вовка, - чтобы и остальным стало ясно, что никакие дружеские отношения не помогут, если ты провинился. - Три дня карцера, - накинув еще денек, "подвел черту" Путилов. Командование отделением пока примет на себя… - Вовка оглядел цепким взглядом мальчишек. - Семен Вахромеев.
- Я? - удивился мальчишка. - Вов, да я же это… Я ведь даже куру с первой попытки как следует убить не смог.
- Не я, а так точно… Вернее, яволь!
- А? Да! Яволь, герр обергефрайтер! - поправился Вахромеев.
- А насчет куры не переживай, - приободрил пацана Путилов, - самое главное - ты сумел с собой справиться! А это - дорогого стоит, - добавил он, вспомнив, что говорил в таких случаях Митрофан Петрович. - Ладно, парни, тащите провинившихся в холодную. Сдавайте караульному и быстро сюда! Вахромеев!
- Яволь!
- Сообщишь обо всем происшедшем мастеру-наставнику Сандлеру.
- Слушаюсь!
- Пацаны, обратно бегом! - напомнил Вовка курсантам. - А то Жердяй нас точно всем скопом закопает!
- Хорошо, командир! - ответил за всех Семка. - Мы быстро.
- А ты, Петька, не обижайся, - обращаясь к другу, произнес Путилов. - Так надо, поверь.
- Да я и не обижаюсь, - тряхнул головой Незнанский. - Я-то дурак, что повелся… Пацаны, отпустите. Не надо меня держать - я сам дойду.
Вовка кивнул, мальчишки отпустили Петьку.
- Кузьмин, тебя тоже отпустить? Дергаться не будешь?
- Да пошел ты…
- Опять начинаешь? - Вовка едва сдержался, чтобы не взорваться.
- Я вам еще припомню! - мрачно пообещал Кузьмин.
- Ладно, пацаны, не хочет по-хорошему - волоките так, - распорядился Путилов. - Ему же хуже.
- Давай топай! - Семка толкнул нарушителя спокойствия в спину и вслед за мальчишками вышел из сарая.
- Каравай, ты как, живой? - оставшись наедине с Буханкиным, спросил Вовка.
- Почти, - просипел Толик.
- Слушай, но с тобой нужно что-то делать, - задумчиво произнес Путилов. - Ты всегда так?
- В смысле крови боюсь?
- Да.
- С детства. Сколько себя помню - только увижу хоть каплю крови - и неважно, своя она или чужая, так и падаю.
- Да уж, - Вовка усмехнулся и почесал затылок, - задачка! Ты понимаешь, что с такой проблемой тебе настоящим солдатом никогда не стать?
- А то? - Каравай изобразил на лице некое подобие улыбки. - Только поделать с собой ничего не могу. Я пробовал уже. - Глаза мальчишки предательски заблестели, наполнившись слезами. Он шмыгнул носом, а затем потер глаза рукавом, размазывая грязь по лицу.
- Ты это, сырость-то не разводи! - посоветовал Вовка. - Этим все равно делу не поможешь. Лучше давай мы с тобой еще разок попробуем… Да вон хотя бы курицу ощиплем.
- Угу, - обреченно кивнул головой Толик. - Давай попробуем.
Но едва Вовка снял с крюка одну тушку, к горлу Буханкина вновь подкатил ком, а рот заполнился кислой, тягучей слюной.
- Все, закончили! - Заметив, как посерел Каравай, воскликнул Вовка. - Иди лучше на улицу. Для первого раза хватит.
Буханкин промычал нечто нечленораздельное и выскочил на свежий воздух. Вовка в очередной раз тяжело вздохнул и принялся в одиночестве ощипывать зарубленных курсантами кур.
Мальчишки вернулись минут через двадцать и с энтузиазмом включились в работу. Однако такое на первый взгляд простое задание, как ощип кур, оказалось довольно-таки трудоемким делом - с непривычки мальчишки возились с каждой тушкой чуть не по часу.
- Пацаны, да мы тут до вечера провозимся! - в сердцах бросил Вахромеев.
- Ага, - согласился Колька Печкин, - тогда нам Ланге, как этим курям, бошки-то поотвинтит!
- Кипяток нужен! - Вовка неожиданно вспомнил, как однажды в отряде они ощипывали рябчиков. - Если куру ошпарить - перья сами слезут! Колька, гони на кухню, притащи ведро кипятка.
Когда "гонец" вернулся - дело пошло веселее: вскоре все тушки были ощипаны.
- Ну что, идем сдаваться? - весело поинтересовался Вовка.
- Конечно! - поддержали его мальчишки. - Завтрак скоро.
Они похватали по нескольку штук в руки еще теплые птичьи тельца и побежали в сторону школьной столовой. Вовка промыл остатком воды птичьи головы, затем собрал их в ведро и кинулся догонять ушедших вперед мальчишек. Буханкин уныло плелся позади всех, размазывая по щекам грязь, сопли и слезы. Вовка обернулся, хотел было прикрикнуть на незадачливого курсанта, чтобы тот поторопился, но затем передумал. Судьба Каравая была сейчас под вопросом: едва только об этом случае узнает старший мастер-наставник Роберт Франц (с Сандлером, возможно, можно было бы договориться), Каравая мгновенно вышвырнут с территории школы. И еще неизвестно, как это будет сделано. Может, выведут Буханкина за периметр "Псарни", да и пустят в "расход"? Хотя нет, немцы народ рачительный, бережливый, они просто так даже старую вещь не выкинут, а тут здоровый молодой раб. Не-е, не убьют. Отправят в ближайший интернат, делов-то! А там, по сравнению с "Псарней", - расслабуха полная: ни тебе учебы, ни тебе физзанятий на износ, ни рукопашки… Хотя за прошедший месяц Вовка втянулся в режим "Псарни", ему (в этом он боялся признаться даже себе) неожиданно понравилась такая жизнь. В школе можно было стать по-настоящему сильным мужчиной и умелым воином. После памятного разговора с Сандлером Вовка тоже понял это. А вот что он потом распорядится своим воинским умением на благо Рейха - это бабка надвое сказала. В этом герр мастер-наставник просчитался. Вовка еще рассчитается с проклятыми фрицами сполна! Дайте только вырасти!
Ланге поджидал свою "убойную команду", по привычке стоя на крыльце и покуривая папиросу. Сплюнув на землю желтую никотиновую слюну, Альберт, недовольно наморщив нос, просипел:
- Где так долго ходить? Я же sagte… э-э-э, говорить: нюжно бистро, snell! Sie werden bestraft sein! Schlecht! Ошень плёхо! Ферштейн?
- Яволь, герр кантиненляйтер! - отрапортовал Вовка. - Готовы понести заслуженное наказание!
- Сейчас помогать фрау Херманн, - распорядился Ланге. - Она говорить, что machen… э-э-э, делайт. Выполняйт!
- Слушаюсь! - ответил Путилов.
Парни за Вовкиной спиной едва слышно зашушукались:
- Вов, про завтрак спроси.
- Герр Ланге, - окликнул Вовка уже собравшего уходить кантиненляйтера, - вопрос можно?
- Ja, - заинтересованно пошевелил бровями немец.
- Герр Ланге, а как насчет завтрака?
- Завтрак? - переспросил Ланге. - A? Frühstück. Кушайт будете после всех.
- Понятно. Парни, за мной!
- Вот урюк! И чего он на нас взъелся? - прошипел Семка на ухо Вовке. - Других дежурных раньше, чем остальных, кормили… Правда, Каравай?
- Не знаю, - пожал плечами Буханкин, у которого после утренних событий напрочь пропал аппетит. - Мне все равно.
- Тебе все равно? - не поверил Вахромеев. - Ты же всегда первый с ложкой к столу бежал!
- Не приставай ты к нему, - попросил Путилов. - Ему и без того тошно…
- А? Ну да, - кивнул Семка. - Извини, Каравай, я не по злобе.
- Мне все равно, - замогильным голосом повторил "потухший" Буханкин.
Оставив в покое своего расстроенного и грязного сослуживца, курсанты вошли в столовую. В помещении царила возбужденная суета - курсанты, оставленные в помощь кухарке, словно угорелые носились между столов и стульев, раскладывая на накрахмаленных скатертях тарелки, ложки и кружки. Стоявшая на пороге кухни пожилая сухощавая немка-кухарка Гретхен, помощница и правая рука толстой фрау Герхард, на чистейшем русском распекала мальчишек: времени до прихода первой очереди курсантов оставалось совсем чуть-чуть.
- А вы куда, засранцы? - увидев растрепанных мальчишек, закричала она, присовокупив еще и крепкое соленое словцо, от которого у мальчишек запылали уши. Происходила Гретхен из семьи поволжских немцев, но большую часть жизни (так уж сложились обстоятельства) она проработала посудомойкой, а позже кухаркой в одном из советских лагерей. Тесное общение с заключенными обогатило её знание русского языка до такой степени, что иногда даже взрослые мужики диву давались от заковыристых и многогранных ругательств. - Вы чего, из жопы вылезли или в нужнике купались? Живо приводите себя в порядок, иначе на кухню не пущу!
- А курей куда девать? - поинтересовался Вовка.
- Заносите на кухню, - распорядилась Гретхен. - Только с черного хода! Нечего здесь у меня топтаться!
- Ну что за день такой? - всплеснул руками Семка. - И здесь от ворот поворот. По-моему, пожрать нам сегодня не светит.
- Ладно, выходите уж! - произнес Вовка. - А то еще и кухарка начальству нажалуется.