- Протрезвел уж после вашего… хм… приветствия… - Кабанов прикоснулся ладонью к вспухшему кровоподтеку, сморщился и отдернул руку.
- Сам виноват! - отрубил Сандлер. - Давай подлечись, а после расскажешь, в чем проблема. Будем! - Немец выдохнул и одним движением закинул внутрь содержимое стопки. - Эх, хорошо пошла, зар-р-ра-за! - чисто по-русски выдохнул он и поспешил загасить пожар во рту хрустящим огурцом.
- Ну? Рассказывай, чем это тебя так жизнь приложила? Я думал, что тому, кто через уральский котел прошел, и море по колено.
- Я тоже думал… Тогда…
- А что изменилось с тех пор?
- Тебе не понравится… Хотя плевать! - Кабанов выпил свою рюмку даже не поморщившись, как простую воду. Затем отломил от ломтика хлеба маленький кусочек, понюхал его и отложил в сторону.
- Ты закусывай, - посоветовал ему Сандлер. - А то опять развезет.
Кабанов спорить не стал и проглотил кусочек хлеба, которым до этого занюхал горилку.
- Я скажу… А после этого можешь пристрелить меня - основания будут. Только придется начать издалека.
- У-у-у, давай, очень интересно послушать. - Сандлер отправил в рот порцию сала и, усердно жуя, уставился на полицая. - Мне, в общем-то, спешить некуда. Угощайся, - он протянул Иннокентию распечатанную пачку сигарет.
Кабанов вытащил из кармана зажигалку, дал прикурить Сандлеру, после чего прикурил сам.
- Отец мой, да и дед, зажиточными были до революции, - выпустив в потолок струю сизого дыма, начал рассказывать Кабанов.
- Кулаки, значит, - кивнув, затянулся Михаэль.
- Угу, - согласился полицай, - так нас рвань кабацкая голозадая прозвала. Не кулаки мы, а настоящие хозяева землицы русской… Были… Так-то… Хлебушек сеяли, растили, всю Рассею им кормили. А как только голытьба власть ухватила - враз всего нажитого непосильным трудом и лишили!
- Знакомая песня, - вновь кивнул немец, наполняя повторно стопки горилкой.
- Угу, хватает нашего брата… Батяньку мово когда раскулачили, я еще сопляком был… С мамкой остался да с бабкой старой. А батька в леса убег. Долго его краснопупые споймать не могли: много он им крови пустил. Я все с ним порывался, да не брал батька с собой… Наказал, значит: перед властью сермяжной от него, отца родного, откреститься… Мол, не в ответе сын за отца… Так и сделал. Но еще пуще прежнего завещал батька мой, что, если пошатнется ненавистный режим - посильней толкнуть, чтобы рухнул… Как только война началась, призвали меня в РККА… Воюй, мол, гражданин, за счастье свое… Да просчитались: при первой же возможности я к немцам перебег. Вместе с вашими глотки коммунякам с удовольствием у Каминского рвал, разве что не зубами. Думал, рассчитаюсь с ними за все хорошее… За все обиды семейства моего. После уральского котла комиссовали меня по ранению из регулярных частей. Но я рапорт подал, чтобы меня в тыловую антипартизанскую зондеркоманду перевели. Уважили, значит… Три года я по лесам еврейских комиссаров гонял…
- Я так и понял, - Сандлер затушил сигарету о край стола и бросил окурок в пустую тарелку из-под сала.
- А-а-а, видел? - Кабанов прикоснулся к серебряному овальному знаку с изображением клубка змей, пронзенных мечом. - Чуть-чуть до золотого не дотянул… Потом в госпиталях чуть не год… А потом уж и сюда… Почитай, после всего - на синекурную должность… Здесь-то курорт, только отморозков, ну подчиненных, - пояснил он, - осаживай время от времени, чтобы не борзели…
- Так и чего тебе не хватает? - Сандлер взял со стола наполненную стопку, поднес к глазам и в течение нескольких секунд смотрел сквозь нее на Кабанова. - Служба не в тягость: сам сказал, что настоящая синекура. Пенсию небось тоже получаешь, ордена и медали имеются. Я что-то не понимаю… - Сандлер выпил и сморщился. - Уф, знатная горилка! Что не так?
- Все не так! - угрюмо произнес полицай. - Я когда с коммуняками бился, знаешь о чем думал?
- Ну просвети.
- О свободе… Думал, вот поквитаюсь, со своей земли эту погань вычищу и заживу…
- Так живи! Кто тебе мешает?
- Извини, герр офицер, но ты, наверное, не расслышал: я сказал со СВОЕЙ земли. А оказалось, что никакой своей земли нет и в помине - ВАША она. И никакой свободы нет, а уважением и не пахнет. Все: мы русские, украинцы, белорусы - славяне, одним словом, - звери и недочеловеки! Унтерменш! Выродки собачьи! А вчера у меня сына единственного отняли! Сам сколько раз по директиве вашей поганой детишек собирал… Вот и меня, иуду, эта участь постигла! Вот и задумался я: а какая разница? Что коммуняки, что фрицы - не один ли хер? Только краснопупые хоть детишек у мамки с папкой не отымали… А ваши - подлинные нехристи! Даром что на прягах "с нами Бог" писано! Нету с вами Бога… Нету! И с нами его тоже нет! - Полицай хватил бутылку и приложился к горлышку. - Ну вот, - выхлестав за несколько больших глотков почти половину бутыли, прохрипел он обожженным горилкой горлом, - теперича и помирать не страшно! Ничего у меня не осталось в этой жизни… Давай, - он рванул китель на груди, - стреляй, твое арийское величество! Стреляй уже, мочи нет терпеть все это дерьмо!!! - Из глаз Иннокентия неожиданно брызнули слезы.
- Заткнись! - рявкнул Сандлер, хлестко стеганув Иннокентия по лицу ладонью. - Раскис, как баба! Соберись! Ничего у него не осталось… А жена? Жена-то у тебя есть?
- Есть, - кивнул Кабанов, судорожно вытирая кулаками слезящиеся глаза. - Утром из петли вынул - не смогла пережить потери сына… Сейчас в госпитале… Выживет или нет - не знаю…
- Вот что я тебе скажу, Иннокентий, - произнес Сандлер, кладя руку на вздрагивающие плечи полицая, - беда имеет свойство приходить, когда её не ждешь… Дерьмо случается гораздо чаще, чем мы этого хотим. Иди домой, проспись, а после найдешь меня в "Псарне". Знаешь, где это?
Кабанов кивнул.
- Есть у меня одна идейка, как помочь твоему горю… Я постараюсь вернуть твоего сына.
- Как? - вскинулся уже потерявший всякую надежду Иннокентий.
- Завтра расскажу. На трезвую голову. А сейчас иди домой. И молись, чтобы супруга выжила.
- Да-да, иду… герр… офицер…
- Как доберешься до школы, спросишь мастера-наставника Михаэля Сандлера. Это мое имя.
- Да, я все сделаю, герр Сандлер! - В потухшем взгляде Иннокентия появился проблеск надежды.
Полицай поднялся из-за стола и направился к дверям.
- И вот еще что, Кеша, - остановил его немец, - маленький совет: держи язык за зубами! А лучше вообще забудь о том, что ты сейчас мне говорил. В гестапо тоже не дремлют: за такие разговоры я тоже головой могу поплатиться… Ну ты понял, о чем я?
- Да, понял, - послушно произнес полицай. - Герр Сандлер… Да я за вас…
- Не говори гоп, Кеша! Я сказал, что попытаюсь помочь… А вот выйдет или нет… Ладно, иди, завтра поговорим.
Когда Кабанов, накинув шинель, вышел из харчевни, Сандлер повернулся к мальчишкам:
- Ну что уши развесили?
- Да мы и не слышали ничего, герр Сандлер, - первым сообразил Вовка.
- Вот и хорошо, что не слышали, - удовлетворенно кивнул немец. - А то уши-то на раз можно отчекрыжить. Да и языки укоротить не проблема… Эй, хозяин, долго еще ждать?
- Не турбуйтесь - усе готово! - словно чертик из коробочки выскочил из кухни Волосюк, балансируя подносом, заставленным разнообразной снедью.
- Вот и здорово! - в предвкушении потер руки Сандлер. - Наконец-то поспел праздничный обед!
* * *
С утра зарядил мокрый снег. Дорога вмиг раскисла, превратив набитую машинами грунтовую колею в два канала, заполненных вязкой грязью. Кабанов аккуратно вел мотоцикл по центру дороги, стараясь не соскользнуть в колею. И все же грязью из-под колес забрызгало старую плащ-палатку, благоразумно прихваченную из дома. Иннокентий осторожно переехал глубокую лужу: не хватало еще объявиться на "Псарне" облитым грязью. Свернув на просеку, ведущую к старой барской усадьбе, в которой и располагалась военная спецшкола для неполноценных детей, Кабанов вздохнул с облегчением. Заросшая жухлой травой лесная дорога не раскисла, а лишь слегка подернулась выпавшим снегом. Иннокентий протер рукой залепленные снегом стекла мотоциклетных очков и прибавил скорость. Не обращая внимания на промозглый ветер, пробирающий до костей, Кабанов не переставал думать о поведении странного немца, вселившего в него некую надежду на будущее. Маленькую, убогую, но все-таки надежду. Заехав с утра в госпиталь, Кабанов узнал, что здоровье супруги вне опасности. "Жить будет", - сказал старый фельдшер, не первый год "пользующий" неполноценных. "Пока подержим её на снотворном, до полного выздоровления, - добавил он, принимая "само собой причитающуюся благодарность" в виде денежных знаков, - а дальше посмотрим".
Вскоре из-за поворота показалась высокая стена, обнесенная поверху колючей проволокой. Проехав вдоль нее пару сотен метров, Кабанов уперся в покрытый ледяными потеками полосатый шлагбаум. В качестве КПП руководство школы использовало большие арочные ворота усадьбы. Обветшавшую арку, некогда оформленную вычурной, ныне обвалившейся лепниной, украшала большая вывеска с нарисованным гербом школы: оскаленная собачья морда над скрещенными метлами - "Псарня". Из пристроенной сбоку деревянной будки выскочил мальчишка-караульный.
- Курсант Пахомов! - представился он Кабанову. - К кому следуете?
- К мастеру-наставнику Сандлеру, - произнес Иннокентий.
- Как доложить?
- Начальник городского отделения вспомогательной полиции - Иннокентий Кабанов.
- Ждите здесь, герр Кабанов! Я доложу!
Мальчишка убежал, а Иннокентий заглушил мотоцикл, поставил его на подножку и закурил. Ветер стих, снег разошелся, кружась в воздухе невесомыми пушистыми хлопьями. Здесь, за городской чертой, он практически не таял, засыпая землю, облетевшие деревья и кустарники рыхлой белой пеленой. Кабанов докурил, затоптал окурок заляпанными грязью сапогами и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух. От избытка кислорода закружилась голова, Кабанов покачнулся, но устоял на ногах, ухватившись за мотоциклетный руль. Когда схлынуло головокружение, Иннокентий, опомнившись, скинул с плеч замызганную плащ-палатку и бросил её на сиденье мотоцикла. Потом нагнулся, зачерпнул добрую пригоршню снега и принялся приводить в порядок сапоги, счищая с них комья грязи. Критически оценив результаты своего труда, Кабанов хмыкнул и произнес:
- С пивом потянет! Куда же этот гонец запропастился?
Мальчишка появился минут через пятнадцать:
- Герр Кабанов, идите за мной.
Караульный довел Иннокентия до школьной канцелярии, на крыльце которой начальника полиции ждал мастер-наставник.
- Рад видеть тебя, Иннокентий! - приветливо произнес Михаэль. - Как здоровье супруги?
- Спасибо, герр Сандлер, все обошлось! Доктор сказал - жить будет.
- Отлично! - кивнул Михаэль. - Ну и молодец, что приехал.
- Вы сказали, что можете попытаться помочь… - осторожно прозондировал почву полицай.
- Обещал, что попробую, - значит, так и будет, - подтвердил Сандлер. - Я тут вчера запросил твое личное дело, - неожиданно перевел он разговор в другую колею, - что ж ты не сказал, что обучался в диверсионной школе Абвера?
- Да как-то не пришлось… - пожал плечами Кабанов. - А это важно?
- Для тебя - да. Хочу предложить тебе место наставника в нашей школе.
- А как это может мне помочь?
- Я уже говорил, есть у меня одна идейка… Главное, чтобы твою кандидатуру одобрило начальство. Пойдем, поговорим.
Они вошли в канцелярию. В приемной Сандлер остановился возле секретарского стола.
- Герр оберстлёйтнант на месте? - осведомился он.
- А вам назначено? - томно произнес женоподобный секретарь-адъютант Ноймана Анхельм.
- Да, я договаривался о встрече.
- Тогда проходите, господа, - растягивая гласные, почти пропел секретарь.
Сандлер постучал в дверь начальника школы, а затем, распахнув её, спросил:
- Герр оберстлёйтнант, разрешите?
- Заходи, Михаэль. Показывай своего протеже.
- Герр Нойман, разрешите вам представить: Иннокентий Кабанов, начальник городского отделения вспомогательной полиции…
- Знаю-знаю, личное дело проглядел. Думаешь, стоящее приобретение для нашей школы?
- Так точно, герр Нойман. Наставников у нас не хватает, а из тех, что есть, никто не обладает реальным опытом антипартизанской борьбы, диверсионными навыками…
- Да-да, я читал дело, - напомнил Нойман. - Славянин? - обратился к Кабанову Бургарт.
- Так точно, герр оберстлёйтнант! Русский.
- Женат?
- Так точно!
- Ладно, оформляй бумаги на перевод. Жилья на территории школы навалом. Перевози семью - и за работу!
- Есть, герр оберстлёйтнант! - отчеканил Кабанов, взглянув непонимающим взглядом на Сандлера.
- Иди, Иннокентий, - произнес Михаэль. Дождавшись, когда полицай покинет кабинет директора, Сандлер произнес: - Герр Нойман…
- Что еще, Михаэль?
- У меня есть одна просьба, вернее предложение…
- Я слушаю.
- У Кабанова есть сын. Поспособствуйте его переводу в нашу спецшколу.
- Сколько лет? - поинтересовался Бургарт.
- Скоро восемь.
- Объясни, для чего?
- Хочу попробовать в виде эксперимента: может быть, стоит брать в обучение детей с более раннего возраста. Если получится…
- Я понял тебя, Михаэль, - кивнул Нойман. - Что ж, попробуй…
- Спасибо, герр Нойман! - поблагодарил директора Михаэль.
- Иди уже! - махнул рукой оберстлёйтнант. - И так работать некому!
Глава 11
24.12.1948
Рейхскомиссариат "Украина".
"Псарня" - первый детский военизированный интернат для неполноценных.
Во второй половине декабря неожиданно ударили жестокие морозы, не свойственные для мягкого украинского климата. Столбик термометра в ночное время частенько опускался ниже отрицательной тридцатиградусной отметки. В связи с наступившими холодами оберстлёйтнант Нойман распорядился не гонять мальчишек на улицу - слишком многие курсанты обморозились за последнее время. Временно были прекращены уже вошедшие в привычку утренние пробежки с полной выкладкой, лыжные кроссы, полоса препятствий и прочие "развлечения" на свежем воздухе. Выстроенный незадолго до наступления холодов просторный спортивный зал не мог вместить всех "желающих". Поэтому для мальчишек наступила настоящая лафа: только регулярные занятия в классе и редкие - в спортзале. Появилось больше сводного времени: мастера-наставники слегка ослабили туго натянутые поводки, разрешив воспитанникам даже валяться на нарах до наступления отбоя. Вовка же, к своему удивлению, сошелся накоротке с бывшим начальником полиции Кабановым и его семьёй, у которых и проводил львиную долю своего свободного времени. Иннокентий, до безумия любивший свою жену и сына, оказался человеком со сложным, порой даже тяжелым характером. Но то, с каким трепетом он относился к своим близким, Вовка заметил в первые дни после переезда семьи Кабанова из города в преподавательский корпус на территории школы. Сын бывшего полицая Ромка, с молчаливого одобрения Ноймана, был зачислен в первое отделение первого взвода. Так уж вышло, что с первых дней пребывания малолетнего отпрыска Кабанова на "Псарне", Вовка взял над Ромкой негласное шефство: быстренько отвадил пинками и подзатыльниками от пацаненка любителей злобных и безответных шуток, чем заработал горячую благодарность от матери опекаемого мальчишки. Екатерина Кабанова - мать Ромки, бывшая учительница русского языка и литературы, привезла с собой из города шикарную библиотеку. Пригласив в знак благодарности Вовку к себе на ужин, она почти силой навязала ему одну из многочисленных книжек. По всей видимости, фрау Кабанова знала, чем заинтересовать ершистого подростка: первой книжкой, которую из вежливости пришлось прочитать Вовке, оказался "Морской волчонок" Майн Рида. Книга о мальчишке, заживо замурованном в трюме корабля, но не опустившем от отчаяния руки и проложившем дорогу к свободе ногтями и зубами, потрясла Вовку до глубины души. "Я буду таким же!" - решил он, перевернув последнюю страницу. Идти до конца и не сдаваться! С тех пор он все свободное время проводил за чтением книг, которые открывали ему ранее не известные миры: он воевал рука об руку с Натаниэлем Бампо и Чингачгуком в американских лесах; вместе с Джимом Хоккинсом вдыхал соленый морской воздух на палубе корабля в погоне за несметными пиратскими сокровищами; грабил испанские галеоны вместе с капитаном Бладом; прошел двадцать тысяч лье под водой вместе с капитаном Немо; и даже путешествовал на Луну и к центру Земли… Окружающий мир, оказывается, мог быть расписан совсем другими, радужными красками, в противовес окружающей мальчишку кровавой, наполненной болью и страданием действительности. Нет, крови в книгах тоже хватало, но там все оканчивалось благополучно и счастливо, чего нельзя было сказать о реальной жизни.
- А, Путилов, вот ты где! - В бытовую комнату первого взвода, где, впившись взглядом в очередную книжку, проводил свободное время Вовка, заглянул мастер-наставник Сандлер. - Опять читаешь?