Десантники разомкнули круг, пропуская к столам Раскина, Конрада Шнайдера и тяжеловесного технического консультанта. Раскин бегло осмотрел инвентарь, затем бросил взгляд на народ. Похоже, собравшиеся испытывали живейший интерес к его персоне и не собирались пропускать ни одной детали из приготовлений к высадке. Краснокожий Картер подмигнул ему и показал кулак с оттопыренным большим пальцем. Мол, мы с тобой.
Раскин мысленно сплюнул. Негодование, которое начало было кипеть у него под грудиной, нехотя улеглось.
"Эти молодые люди не имеют в виду ничего плохого, - успокоил он сам себя, - просто им интересно посмотреть, какие повадки у последнего, случайно не вымершего динозавра".
Неумело насвистывая мотивчик, который привязался к нему еще на Земле, в Ганновере, Раскин снял с себя внепогодник, сбросил ботинки. Пусть любуются, если ничего более интересного для себя они не нашли… Вновь молодежь зашепталась и заскрипела зубами (любопытно от чего: от омерзения? удивления? или зависти?), когда им представилась возможность рассмотреть серое тело, измененное до неестественности, даже - до уродства.
В то же время он четко и без лишней суеты нацепил на себя пахнущее свежестью белье. Облачился в мягкий комбинезон. Затем, при помощи двух техников, влез в раскрытую раковину скафандра. Забился, как рак-отшельник. Зафиксировал шлем.
Тик-тик-тик… - тут же услышал он. Пришлось скосить глаза: на внутренней стороне шлема в верхней части поблескивал крохотный циферблат. Словно на антикварных наручных часах. Интересно зачем?
Раскин поднял руки, позволяя закрепить на спине блок жизнеобеспечения.
Прошелся туда-сюда, оценил ладный скафандр. Быстро проделал несколько базовых упражнений из гимнастики в скафандре. В свое время с него семь потов сгоняли такой зарядкой… Теперь он уже не был живым анатомическим экспонатом. Он шагал по кругу, распрямив плечи и подняв закрытую шлемом голову. Он видел восхищение на лицах молодых коллег. Впрочем, не на всех: кто-то перешептывался, скривив рот; кто-то сплевывал, поигрывая бицепсами. Но таких было раз, два - и обчелся. В основном на него глядели с блеском глазах, раскрыв белозубые рты. Разве что попкорн не жевали.
Их он идет спасать. О них он будет думать на Забвении. Не о Земле-для-себя, не о бескомпромиссной борьбе с инопланетными захватчиками - с Грибницей и Обигуровскими спорами. Он выполнит свою миссию только затем, чтобы эти два десятка не легли костьми в угрюмой пустыне планеты-убийцы. Чтобы они смогли вернуться, пусть не на Землю, пусть на холодную, но вполне обустроенную Восьмую станцию, и наплодить таких же мускулистых и белозубых потомков.
Была - не была!
Если развлекать людей, то так, чтоб на всю жизнь запомнили…
Раскин прыгнул вверх, подтянул колени к груди и, сгруппировавшись, перевернулся через голову. Под грохот аплодисментов он по-кошачьи приземлился на ноги.
- Вот это отец зажигает! Поразительно! - смеясь, развел руками Картер.
Раскин повернул к нему открытое забрало шлема.
- Поразительно то, что мне давно за пятьдесят, а простатита нет, - сказал он, тяжело дыша. - Вот это удивляет. Даже чувствуешь себя каким-то, мать вашу, неполноценным.
Добрая часть десантников согнулась от хохота. Даже Шнайдер издал несколько кашляющих звуков: мину на его лице трудно было назвать веселой, очевидно, он не испытывал тех же затруднений, что и Раскин.
- Вам удобно в скафандре? - спросил ушельца технический консультант.
- Вполне, - подтвердил Раскин, сжимая и разжимая перед своим лицом обтянутые белыми перчатками руки. - Из какого он материала, майор? Это ведь не металл.
- Совершенно верно, - кивнул технический консультант, - керамика.
- Эту новую серию готовили для испытаний на Забвении, но, так как программу исследований заморозили, скафандры остались пылиться на складах, - пояснил Шнайдер.
- В скафандре нет ни единого прибора, который бы нуждался в источнике питания, - продолжил розовощекий майор. - Минимум того, что пришло бы в негодность при взаимодействии со "смещением". Отсутствует система обогрева; керамическая оболочка образует вокруг пользователя надежный термос. Уверен, на холод вам жаловаться не придется. Отсутствует компьютерная регуляция жизнеобеспечения…
Раскин недоверчиво сунул руку за спину и нащупал сбоку ранца с баллонами рельефные диски кранов. Это было так допотопно и трогательно, что на Глаза сами собой наворачивались слезы.
- …на газовых смесителях стоят позиционные переключатели, - технический консультант вошел во вкус, - я расскажу вам, как работать с ними в зависимости от показаний на индикаторах…
С наружной стороны к керамическим запястьям обеих рук крепились массивные щитки из черного эластичного материала - они напоминали рыцарские наручи. В наручах были проделаны отверстия, сквозь которые виднелись глазки циферблатов.
"Вот так индикаторы!" - изумился Раскин, читая надписи под делениями: "О2", "N2", "СО2", "давление", "температура"…
Его собираются сбросить на самую опасную планету солнечных окрестностей в керамическом скафандре без обогрева! Ему придется вручную регулировать состав газовой смеси при помощи кранов за спиной; следить за давлением, присматривая сквозь щиток шлема за стрелочками на циферблатах!
На душе вновь стало сумрачно. Раскин усилием воли подавил желание завыть от ощущения нереальности и абсурдности происходящего. Впервые за много лет работы в Большом Космосе он испытал приступ медвежьей болезни.
- Обратите внимание на этот рычажок на левом бедре! - услышал он голос майора.
Какой еще рычажок? Зачем здесь рычажок? Что за бред!..
Раскин мысленно взялся за голову.
- Здесь встроен пьезомеханизм, - ответил на немой вопрос Раскина технический консультант, - при помощи него вы сможете обеспечить электроэнергией рацию, как только "смещение" сойдет на нет… Считается, что его расположение на бедре очень удобно для пользователя. Индикатор на левом нарукавнике начинает светиться, когда электричества достаточно. Там же - две верньеры. Это - "громкость" и "частота".
- А что это за секундомер у меня возле лба? - Раскин потребовал ответ на мучающий его вопрос. Скосил глаза на циферблат: стрелки показывали без четверти восемь. - Это чтобы я не опоздал на обратный рейс шаттла?
Майор хитро улыбнулся. На его розовых щеках появились задорные ямочки.
- Эти часики - самый главный прибор в скафандре…
- Еще один хронодатчик, - с обреченностью догадался Раскин.
- Совершенно верно, - майор обрадовался догадливости своего подопечного. - Механические часы - самый надежный и простой инструмент для определения границ темпорального смещения. Можно ориентироваться по скорости движения стрелок, но лучше всего - по звуку. Как вы заметили, механизм, несмотря на размеры, имеет довольно громкий ход…
- Я заметил, - поморщился Раскин.
- По той же причине в комплект скафандра не входят наушники. Радиосвязь - это важно, микрофон и динамик вмонтированы в основание шеи, но имейте в виду, что ваш слух должен быть занят исключительно ходом хронодатчика.
- Не волнуйтесь, майор. В отличие от ваших механизмов, я наделен инстинктом самосохранения.
Глава 5
Когда пришло время, они обошлись без прощаний, пожеланий и прочих "чайных" церемоний.
Десантный корабль плыл, помигивая бортовыми огнями, над ночной стороной пустынной планеты. В нужный час его черный корпус сотрясла вибрация: под покатым брюхом показалась стартовая платформа. На ней при помощи решетчатых ферм и откидных мачт был зафиксирован посадочный шаттл.
Раскин чувствовал себя подвешенным вверх ногами.
По сути, так и было.
Шаттл находился в одновекторном гравитационном поле "десантника", и ощущения людей на борту челнока никто не назвал бы приятными. Впрочем, и смертельными их тоже никто бы не назвал.
То ли еще ждет впереди.
Оглушительно тикали под шлемом часы. Этот прибор, понял ушелец, будет его персональным палачом в течение всей операции.
Тик-тик-тик… Сводящее с ума, бесконечное, механическое, холодное "тик-тик-тик"!
Пока у него не было возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Он - заключен в скафандр, а скафандр, в свою очередь, - в металлические крепления. Справа и слева от надежно загерметизированного шлема светили красным светом дежурные лампы. Такие же тусклые, как и 61-я Лебедя. Впрочем, смотреть в одноместном десантном шлюзе было не на что. Вот эта рифленая панель в миг, когда шаттл соприкоснется с грунтом, откинется вниз, превращаясь в трап. В распоряжении Раскина тогда будет около десяти секунд на то, чтобы убрать крепления и выскользнуть наружу. Десять-пятнадцать секунд - большего Скарлетт не обещала. Она не имела права рисковать посадочным модулем. Так, по крайней мере, объяснили Федору.
Не имеет так не имеет. Ей нужно было умудриться попасть в окно между двумя "смещениями". Успех этого маневра определит скорее удача, нежели ее умение.
Сейчас у Раскина еще была возможность пользоваться качественной связью со Скарлетт и с командной рубкой десантного корабля. Но ему казалось, что какие-либо разговоры сейчас ни к месту. Поэтому он просто молчал и слушал.
- Закончен второй цикл диагностики, - сообщила Скарлетт кому-то на "десантнике". - Все системы "зеленые".
- Подтверждаю, - послышался вкрадчивый голос бортового компьютера.
- Даю запрос на разблокировку первого уровня… - вновь голос валькирии.
"Ну, валькирия, не посрами прозвища! - улыбнулся сам себе Раскин. - Интересно, называет ли тебя так кто-нибудь, кроме меня?"
- Подтверждаю! - это уже ответил ей Козловский. Слышалось позвякивание ложечки о края фарфоровой чашечки. Седоусый капитан опять пьет кофе.
Большая часть ферм и мачт разошлась.
- Отключаю внешнее питание, - объявила Скарлетт. - Вывожу плоскости в летное положение.
Крылья, до этого момента сложенные домиком над клиновидным центропланом шаттла, разошлись в стороны.
- Ну вот и все, - вдруг не по-уставному сказала женщина. - Включаю последний круг диагностики.
В баллонах за спиной Раскина была смесь азота и кислорода; ее должно хватить ни много ни мало на час размеренного дыхания, и эти минутки уже бежали. Там же, в ранце, глухо плескался галлон аминокислотного сиропа. Уже не "курица", а "лейцин-изолейцин-лизин" с добавлением аспарагиновой кислоты - новейшее, наиболее эффективное "топливо" для поддержания модифицированного организма в режиме форсированного метаболизма. Еще был комплект сигнальных ракет в сумке на левом бедре, - для обратного пути, чтобы его, ушельца, в ночной пустыне отыскал второй шаттл. Челнок пилотировать будет уже не Скарлетт, а кто-то из асов Козловского. Полковники решили, что этой женщине не стоит играть со смертью дважды.
- Что там у нас внизу? - Голос валькирии был спокоен. - Темно?
- Хронодатчики поют! - весело ответил Козловский. - У микрофона сегодня дежурит капитан "Ретивого", госпожа Родригес! От рассвета до рассвета она крутит в эфире ваши любимые песни. Записывайтесь в очередь! Вот сейчас, например, по заказу полковника Шнайдера звучит Бетховен - Соната № 8 в до-миноре… Хотите послушать?
В динамике захрипело. Раскин втянул голову в плечи, прищурился. Поначалу он решил, что Козловский решил над ними подшутить. Он подумал что-то вроде: "Ну и падла же! Сидит в рубке и пьет кофе. Сюда бы его и вниз головой, чтоб кофе из ноздрей вытек…"; но не успел этот мысленный поток набрать стремительности, как среди шума и треска статики все-таки прорезались фортепьянные ноты.
Четкие, правильные ноты. В меру напыщенности, в меру героизма, в меру лирики. То, что как раз соответствовало ситуации.
Раскину вновь захотелось улыбаться: под такое музыкальное сопровождение нежеланное приключение приобретало романтические оттенки. Он даже пожалел, что в свое время не уделял внимания классической музыке: настолько, оказывается, она может попадать "в десятку".
Вдруг звуков не стало. Музыка погибла внезапно, до обидного внезапно. Забвение решило напомнить им о себе: место их предстоящей высадки накрыло "смещение".
- Ладно, - сдержанно отозвался Козловский через какое-то время. - Просим прощения за неполадки в эфире…
- Диагностика закончена, - вернулась "с небес на землю" Скарлетт. - Запрашиваю разрешение расстыковаться.
- Расстыковаться разрешаю. Стартую отсчет.
- Девяносто девять… - с готовностью отозвался компьютер.
- Ти-Рекс? - окликнула Раскина Скарлетт.
- Все в порядке. Я готов, - ответил он, ерзая в скафандре. Неожиданно эта керамическая скорлупа показалась ему чертовски неудобной. - Можешь, кстати, называть меня Ушельцем.
- Ты уже знаешь? - спросила она после заминки.
- Знаю. Все правда в порядке, - повторил он, - кто-то приходит, кто-то уходит; люди меняются, меняются прозвища…
- Говорят, ты собирался осесть на Земле, но тебя вынудили снова податься в космос.
- Было дело. Только я не подался. Я сбежал.
- И мы сейчас над планетой, с которой у тебя все начиналось. Призадумаешься…
- Ну, надеюсь, на ней все и закончится. Полковник выделит мне земельный пай на вашей буферной планете поближе к теплому вулкану, я займусь мемуарами и разведением модифицированных кроликов.
- Отличный настрой, Ушелец! - Раскину показалось, что Скарлетт не сказала ему того, что собиралась. - Держись, начинаю отрыв…
Шаттл вздрогнул. На секунду Раскин почувствовал, что его сердце готово вырваться наружу, разорвав грудь и крепчайшую оболочку скафандра, подобно мифическому инопланетному чудовищу: они падали головой вниз в черный колодец ночного Забвения. Но уже в следующий миг кровь отхлынула от мозга и свободно разошлась по тканям. Шаттл вышел за пределы искусственной гравитации десантного корабля. На борту воцарилась невесомость.
- Три… два… один! - честно отсчитала Скарлетт и только после этого запустила маршевые двигатели.
Раскин зажмурился. Дышать стало тяжело. Глазные яблоки налились свинцом, мышцы на лице затрепетали, заставляя его непроизвольно гримасничать собственному отражению на внутренней части забрала шлема.
Челнок пронесся рядом с висящим на геостационарной орбите "скаутом" "Ретивый". Пламя из его дюз озарило развернутые зонтики параболических антенн, что неустанно вслушивались в тишину на поверхности планеты-убийцы. Но едва ли кто-то из экипажа корабля близкой разведки успел разглядеть через иллюминатор вираж искусственного болида.
Через миг и "Ретивый" превратился в звезду - одну из многих, сияющих в зените.
Корпус челнока вновь вздрогнул: сработали контрольные двигатели. Скарлетт вывела шаттл на посадочную траекторию. Уверенно положила машину на первый виток. Под короткими, но широкими плоскостями развернулось пыльное, словно когда-то завалившееся за шкаф и всеми забытое полотенце, полотно безрадостных земель. Сейсмическая активность на Забвении давным-давно угасла, метеориты и ветер оставались здесь единственными рельефообразующими факторами. Мелькали невысокие горы, равнины, изрытые оспинами воронок; тянулись покрытые щебнем пустоши.
А затем они оказались над Кратером. Тем самым, что отличал Забвение от остальных пустынных миров.
Этот Кратер не выглядел ни воронкой, ни чашей. Создавалось впечатление, будто кто-то вынул целый сегмент планеты и развеял его на солнечном ветру. Под шаттлом сгустилась тьма. Безмолвная и непроглядная, в то же время хищная, истекающая слюной, словно притаившийся в засаде зверь. Из Кратера разило опасностью. То невидимое и необъяснимое, что вызывало это ощущение, хлестало из его необозримой кальдеры, словно лава из действующего вулкана. Казалось, что за завесой черноты притаилось нечто, со злобой глядящее в космос, ненавидящее любые проявления жизни, будь то органика, будь то плазма - электрический импульс в кремниевом процессоре робота.
Перегрузки не уменьшались. Тик-тик-тик - стучали часы внутри шлема. Тик-тик-тик - пульсировало в голове ушельца. Сидя в десантном шлюзе, он не мог видеть Кратер. Но он ощущал его. Точно так же, как в годы молодости. Поэтому, когда это образование исчезло за кормой, он вздохнул с облегчением.
Далее они достигли терминатора. Кабину челнока залило кармином чужого рассвета. Солнце Земли с такого расстояния слизнуло бы шаттл, не почувствовав вкуса, превратило корпус в металлический пар, но все, на что оказалась способной 61-я Лебедя, - это радиоактивные плевки и вялый расстрел фотонами. В пространстве колыхалось пунцовое щупальце протуберанца. До него было очень далеко, однако даже невооруженным глазом можно было увидеть, что оно оканчивается петлей. Плазменное лассо, брошенное агонизирующей звездой в безнадежной попытке достать их крошечный кораблик.
- Выходим на дневную сторону, - послышался голос Скарлетт.
Раскин не страдал излишним самомнением и понимал, что пилот докладывает не ему, а тем, кто следит сейчас за их маневрами с мостиков "Микадо" и "Ретивого". В тот миг ушелец подумал, что если бы у него было время, оптический прибор и, самое главное, - желание, то он смог бы отыскать место своей предыдущей высадки. Они как раз пролетали над тем районом, где когда-то проходило испытание экспериментальной группы мутантов.
- Радиомолчание приблизительно четырнадцать минут, - вновь сказала Скарлетт. - Готовлюсь к торможению и входу в атмосферу.
Ответить ей не успели - корабли загородил шар Забвения.
"И вот наконец мы наедине", - сказал бы Раскин Скарлетт, если бы сам был моложе, а обстоятельства, желательно, - более мирными. То есть не сегодня. И, уж точно, не завтра. Сейчас нужно было думать только о миссии. Он - миссия; миссия - он… Бред. Наоборот, хорошо бы расслабиться, а то колени трясутся так, что суставы скафандра скоро разболтаются. Чему быть, того не миновать, можно хмуриться своему отражению внутри шлема, медитировать, глубоко вдыхая баллонный воздух, да только не сделает это его форсированный метаболизм еще более форсированным. К тому же, возможно, женщина в кабине пилота - последний человек, с которым он может поговорить (то, что рация с пьезомеханизмом будет работать на Забвении, - вилами по воде писано).
Каково было его удивление, когда валькирия сама нарушила молчание.
- Ушелец, пока нас никто не слышит…
- Да, Скарлетт?
- Я была бы тебе признательна, если бы ты вернулся невредимым.
Раскин хмыкнул.
- Спасибо, Скарлетт. Но думаю, что не обо мне ты печешься.
- На девяносто процентов… - она запнулась.
- Что - "на девяносто"?
- На девяносто - ты прав, - честно ответила она. - Шнайдер - одержимый. Он не отступит, пока не перевернет Забвение вверх дном. Мне бы не хотелось лететь на эту планету в еще один рейс.
- Знаешь, - с напускной развязностью проговорил Раскин, - когда речь идет о Забвении, слишком заносчиво давать какие-либо обещания. Скажу просто: сделаю все, чтобы твоему Картеру не пришлось повторять наш маршрут. Я сказал то, что ты хотела услышать? - закончил он с нажимом в голосе.
- Наверное. Я не права. Извини, Ушелец. Просто, сделай так, чтобы ты вернулся.
- Не бери в голову. Лучше посади нас нежно!
- Будь спокоен!